Конкурс Копирайта -К2
***
Эта неугомонная и странная женщина впервые серьёзно заболела в свои семьдесят пять.
Она лежала одна в старом родительском доме на той же кровати, на которой когда-то поочередно отошли в мир иной её отец, а потом и мать.
Я работала в соцзащите, поэтому мне пришлось навестить больную.
Хотя, если честно сказать, она не была моей подопечной, но обслуживающий её соцработник отказался идти к больной одинокой Вере Ивановне Шупенюк, не объяснив причины.
Все в селе эту женщину звали просто Верка, потом Верка-газета, а позже - Шупеня.
Больная и одинокая, она почему-то меня, совершенно постороннего человека, выбрала для рассказа о своей жизни. В течение недели я навещала больную, а она мне рассказывала о себе. Я ничего не уточняла, не переспрашивала, я просто слушала...
Шупеня поменяла много профессий на своём жизненном пути, угомонилась к пятидесяти и, наконец-то, осела в родительском доме, на своей малой родине, в небольшом селе.
Село раскинулось среди живописной равнины, окаймленной смешанным лесом. Через село протекала говорливая речка, неширокая, но глубокая, порожистая.
При коммунистах здесь был колхоз. Почти всё население было занято сельским хозяйством: богато не жили, но и не бедствовали.
Верка испробовала себя во всех мыслимых на селе профессиях: доила коров на ферме, помогала отцу в бригаде на выездных покосах, работала птичницей.
Позже пристроилась на почту разносить письма и газеты.
Всё бы ничего с Веркиным желанием совершенствоваться и менять профессии, ища лучшей доли, если бы ни её странные поступки, калечащие и судьбы людей, и собственную жизнь.
Дояркой на ферме она осталась подменить заболевшую работницу.
Доильные аппараты "Ёлочка" были исправны. Наладчик дядя Степан, хоть и выпивал, но бурёнок жалел: отлаживал старенькую "Ёлочку" по всем правилам! Коровы, как в соседнем хозяйстве, не шарахались от неё, а продолжали спокойно жевать жвачку, когда умелые руки доярки натягивали аппарат на соски!
Верка помогала пожилой доярке тётке Варваре, приглядывалась к работе, сама уже довольно сноровисто пользовалась доильным агрегатом, поэтому Варвара не стала вызывать сменщицу, положилась на Верку и с вечера уехала в районную больницу полечить разболевшийся зуб.
Верке тогда была семнадцать. Это была высокая, довольно симпатичная деревенская девушка. У неё были густые светлые волосы, зеленоватые с чертовщинкой глаза, крепкие белые зубы и смеющийся рот. Она носила длинные платья, хорошо скрывающие её сильные, но ужасно кривые и толстые ноги.
Верка не печалилась о толстых, кривых ногах, парни этого тоже не замечали, зато уважали её за высокую грудь и смешливость. Смеялась Верка часто и без причины. Парни сами со смеху покатывались, глядя на заразительно смеющуюся девчонку. А между собой шутили: " Верке палец покажи - обхохочется!"
Но год назад она вынуждена была с позором уйти из школы, потому что к концу 8 класса оказалась беременной!
Для села такой поступок ученицы обсуждался на педсоветах всех школ района.
Директор школы получил выговор по партийной линии, молодая классная руководительница пролила много горьких слёз, поскольку сама была ещё ни разу не целованная и берегла честь педагога на селе пуще ока.
Верка, кое-как закончив 8 классов в вечерке, больше в школу не пошла. Зиму просидела дома, а к лету надо было устраиваться на работу.
Она пришла на ферму доить коров, оставив двухмесячного сынишку на попечении матери.
Верка заверила тётку Варвару, что справится с вечерней дойкой и не проспит утреннюю, что всё будет хорошо.
Но в том-то и дело, что молодая мамаша давно притягивала к себе многих деревенских парней, которым не терпелось покувыркаться с хохотушкой Веркой в стогах далёкой от села ферме.
Самым прытким оказался киномеханик Фёдор. Он первым в селе стал носить фетровую шляпу пирожком и модные тоненькие усики.
Насмотревшись бесплатно фильмов из своей кинобудки, он прослыл умным и выгодным женихом со свободной копеечкой в кармане, потому что и билеты в сельский клуб продавал сам.
Верка уже засыпала, накрутив будильник на 3 часа ночи на утреннюю дойку.
Намазав лицо и руки жирной сметаной, она пошла на лежанку, где в большой матрасовке , набитой душистым сеном, шелестели призывные сны.
Фёдор видел, как тётка Варвара вернулась домой уже после обеда и, спешно накормив домашнюю скотину, уселась в кузов грузовичка, курсировавшего по району
Он жил в соседях с тёткой Варварой и слышал, как та жаловалась его матери, что мочи нет терпеть, как зуб болит, что поедет в район зуб дёргать!
Он понял, что Верка на ферме одна, и решил попытать счастья.
Дождавшись темноты, он навострился по просёлочной дороге к молочной ферме.
Как любой местный житель , он хорошо знал устройство незамысловатых аппартаментов фермы, в которых отдыхали уставшие за день доярки. Он быстро нашёл лежанку, а на ней Верку, пахнущую свежими сливками.
Та без особых ужимок и отговорок отдалась жадному до любовных утех Фёдору.
Для семнадцатилетней Верки Фёдор оказался вторым мужчиной.
Она и не знала, как ждало её тело любовных утех, которых она всего единожды попробовала от случайно встреченного мужчины.
В прошлом августе, когда школьники старших классов поехали в соседний колхоз убирать капустное поле, она задержалась на озере, куда после работы бегали купаться всей гурьбой.
Верка была романтичной натурой: любила смотреть на закаты и рассветы, на рябь воды, а лунными ночами не могла уснуть, ворочаясь и глядя на таинственную луну.
Она долго сидела на берегу озера, бездумно уставившись на плескавшуюся у берега воду, прислушивалась к шорохам в камышах, вдыхала упоительный воздух, пахнущий знакомыми травами, приближающейся осенью, и вдруг услышала: » Девушка, а не хотите на островок прокатиться?»
Слева, совсем неслышно, подплыла лодчонка, а в ней молодой мужчина при бородке и усах.
«Хочу!» - незамедлительно ответила ничего не подозревавшая девушка и, засмеявшись, прыгнула в лодку.
Через несколько минут они причалили к маленькому островку, утопающему в камышах.
Незнакомец протянул девушке руку, помогая выбраться из лодки, представился: « Константин,- и добавил: Ах, какая тут у вас экзотика! А как Вас звать-величать, милая красавица?»
Верка сроду ещё не знакомилась ни с кем из мужчин, но видела однажды в кино, как женщины подавали руку при знакомстве и называли имя.
«Верой меня называют, » - и протянула руку, безвольную, сразу вспотевшую. А про себя повторила красивое, незнакомое слово: «Экзотика!»
Константин провёл девушку вглубь островка и галантно усадил на расстеленный дождевик. Из лодки он достал рыбу, объяснив: «Люблю ваше Камышовое озеро, Верочка! Маленькое, а рыбка водится...» - и как-то многозначительно посмотрел на девушку.
Верка тоже любила это озеро за шуршащие камыши, покойную воду и парочку журавлей, обитающих неподалёку.
В густом кустарнике был устроен шалаш, где отыскался котелок.
Константин раздул нагоревшие угли, запалил костёр и быстро сварил уху, задавая при этом несложные вопросики о жизни Верки.
Та, как-то совсем незаметно, рассказала о себе, о том, что, в семье ещё двое младших, отец трудится в колхозе разнорабочим, а мать сидит дома с ребятишками, иногда подменяя в сельских яслях няничек.
Не упомянула Верка только о своём возрасте: рядом со взрослым Константином ей хотелось выглядеть взрослой и самостоятельной девушкой, благо внешне она выглядела года на три старше своих шестнадцати.
Константин предложил выпить за знакомство.
" Чуть-чуть, чтобы согреться ,» - и плеснул в кружку какой-то напиток.
Верка никогда в жизни не пробовала спиртного. Отец никогда не пил. Пьяных на селе в те времена почти не водилось, поэтому она не почувствовала никакой угрозы, а , очарованная случайным знакомым, как под гипнозом, опрокинула предложенную жидкость в рот.
Захлебнувшись, она кашляла, а Константин хлопал ладошками по её спине и смеялся.
Затем он принёс воды из озера, заставил выпить несколько глотков и побрызгал в разгорячённое лицо девушки, приговаривая:
- Сейчас тебе будет хорошо-хорошо!
И, действительно, Верке стало хорошо.
Она почувствовала, каким лёгким и радостным стало её тело, как заискрились глаза Константина. Он показался ей в те минуты добрым волшебником.
Из котелка ели уху.
Верку поразил вкус лаврового листа в ухе. В их селе о лавровом листе ещё не слышали!
Константин снова наливал девушке, она пила и уже не задыхалась, а только хохотала, откидывая назад голову и показывая крепкие, белые зубы.
Он смешил её какими-то забавными историями, подкладывая хворост в жаркий костёр. А когда костёр погас, повёл Верку в шалаш.
Потом она плохо помнит, что с ней было : боль пронзила её тело, чьи-то руки крепко сжимали её, твёрдые мужские губы до боли и крови кусали её губы, мяли упругие груди.
Затем она куда-то, как ей вспоминалось, плыла, а над её головой качалось небо, голова кружилась, и звёзды кружились, а потом она провалилась в пьяную темноту.
Проснулась Верка от холода на берегу знакомого озера со стороны села.
Солнце задержалось в то утро. Накрапывал дождь. Сквозь кисею дождя она пыталась разглядеть берег островка, надеясь увидеть дымок от костра или лодку, но островок был пуст.
Так же пусто было на душе у обиженной девушки. Болело всё тело и голова, ныло внизу живота.
Она поднялась и пошла в остывшую за ночь воду озера.
Кое-как помывшись и прибрав на голове разлохматившиеся волосы, она побрела в летний лагерь, где спокойно досматривали сны её школьные подружки. Пробравшись на своё место, она закуталась в одеяло, но заснуть так и не смогла: её долго трясло в ознобе, бросало в жар.
Подружка спросила:
- Ты чё так поздно пришла?
Не получив ответа и вглядевшись в Верку, у которой под глазами были синяки, она поинтересовалась:
- Заболела чё ли?
- Угу! - буркнула та и закрыла глаза.
С утра она не пошла на капустное поле, а ближе к вечеру отпросилась домой, сославшись на нездоровье.
О случившемся Верка никому не рассказала, да и рассказывать было некому. Всё, что случилось в тот вечер на озере, произошло, вроде бы, и не с ней...
Через некоторое время она попыталась расспросить у девчонок из соседнего села о приезжих, те ответили , что на озеро часто приезжают рыбаки из города, но они никого из них не знают.
Да и не хотелось Верке об этом вспоминать, если бы через некоторое время она не почувствовала в себе другую жизнь, жизнь своего ребёнка.
Замотанная детьми и работой, мать поздно заметила беременность дочери.
Та всегда была крупная, много ела, и мать насторожило только то, что Верка отказалась ходить с ней в баню.
Мать выспрашивала, от кого забрюхатила дочь, но та молчала, а по ночам плакала в подушку и засыпала иногда под утро. Звонкий Веркин смех куда-то исчез, она смотрела заплаканными глазами на родных и часто не понимала, что ей говорит мать или младшие братья.
Верка никуда не выходила из дома, а к маю, в домашней бане, родила мальчика.
Нарекла она сына, здорового краснощёкого малыша, неслыханным для села именем Роллан.
В селе долго обсуждали эту историю, но поскольку Верка никому ничего не рассказала о встрече с заезжим рыбаком, решили, что Верка – шалава, и от неё надо держаться подальше! Вот если бы узнали, от кого малец - позубоскалили бы вволю! Имя малыша склоняли и так и эдак, но объяснений не нашли.
"Шалава, одним словом, потому и имя у пацана такое!" - вынесла решение сельская молва.
Фёдор даже и предположить не мог, какой ненасытной любовницей оказалась Верка! Всё, что говорили о ней досужие языки, подтвердилось в эту ночь. Совершенно осовевший от немыслимых ласк, Фёдор после двух часов ночи оставил сладко спящую молодку и по темноте вернулся в село, предвкушая удовольствие от того, как поделится с дружками впечатлениями о ночи, проведённой с Веркой!
А Верка, уставшая от работы и нечаянно свалившихся любовных ласк Фёдора, уснула таким богатырским сном, что не слышала ни будильника, ни того, как к рассвету, приученные к дойке коровы, начали мычать, призывая доярку.
В их вымени скопилось молоко, оно просилось наружу.
Самая озорная корова по кличке Машка снесла рогами ветхую загородку и повела очумевшее без утренней дойки стадо на колхозные луга.
Верка проспала почти до обеда и спала ещё бы, если бы не тётка Варвара, вернувшаяся на ферму.
Ещё издалека доярка услышала мычание вверенного ей стада и увидела сваленный плетень.
Варвара забежала на ферму и кое-как растолкала разомлевшую ото сна Верку.
Она, ругая непутёвую помощницу, побежала собирать стадо.
Верка включилась в гонку за коровами.
К вечеру почти всё стадо собрали. К поимке коров подключились механизаторы и колхозная детвора.
Бурёнок подоили, те мало-помалу успокоились и улеглись в привычном месте.
Раскрасневшаяся, с всклокоченными волосами, Верка, наконец-то, уселась за стол и услышала о себе столько " лестных отзывов" и " ласковых " слов и от Варвары, и от подоспевшего председателя колхоза, что впору было умереть от стыда и обиды на себя, на Фёдора, на всю свою маленькую, но уже такую беспутную жизнь!
Варвару лишили трудодней, Верку с фермы выгнали за нерадивость, председателя колхоза наказали по партийной линии за потерю двух дойных коров.
Коров отыскали дней через пять далеко в лесу. Молока в их вымени уже не было - перегорело. Коров пришлось забить на мясо.
Варвара при встрече с Веркой переходила на другую сторону улицы, а председатель грозил кулаком и обещал засудить нерадивую доярку.
Ещё тошнее жизнь девушке показалась, когда до неё дошли рассказы Фёдора о том, как принимала его Верка на ферме, какие у неё пышные формы и какая она, на всё согласная...
Дома доставала разносами мать, а отец стыдился дочери и уехал на дальние покосы, чтобы не слышать намёков мужиков о своей непутёвой дочери.
Всё проходит, и эта история постепенно забылась.
Кто-то из деревенских парней попытался заигрывать с Веркой, но та так дала своим увесистым кулаком по носу соискателя, что всю охотку отбила!
Она перестала смеяться. Занималась хозяйством по дому, ухаживала за скотиной, приглядывала за младшими братьями.
На Роллана внимания почти не обращал. Покормив, укладывала в люльку и, казалось, больше любила младшего братишку, чем собственного сына.
Когда Роллан подрос, он бегал за бабушкой, ласкался к ней, а мать часто называл просто Веркой.
Сынишке исполнилось два года. Верка решила уехать в город, где можно было найти работу и жильё. Заботу о Роллане - в семье его звали Ролем - родители взяли на себя.
Верке надоела жизнь в родном селе, где она пережила свои две совсем не детские трагедии, поэтому она решила попытать счастья в городе.
В городе сравнительно быстро устроилась на "мяску", так называли местный мясокомбинат.
Сразу дали место в общежитии, и началась городская полоса жизни нашей героини.
У Верки появилась трудовая книжка, куда вписали её первую настоящую специальность: " Помощница по упаковке в меланжевый цех".
В меланжевом били и сушили куриные яйца, превращая белки и желтки в порошок.
Многие её новые знакомые женщины и девчонки были, как и она, из деревень, поэтому для них провели экскурсию по нескольким цехам мясокомбината, рассказывая про разные аппараты и показывая продукцию.
Продукцию можно было пробовать. Всем понравилась колбаса и пирожки с ливером.
В комнате общежития на четыре койки Верка выбрала кровать у окна. Выдали белые простыни, подушку и шерстяное покрывало.
Все девчонки чувствовали себя в первые дни королевами, были на седьмом небе от свалившегося счастья! На работе вдоволь наедались и колбасой, и жареной на огромном противне яичницей, и пирожками!
Работа была несложная, но ужасно монотонная: весь день разбивали о специальный нож яйца...
Многие притерпелись, а Верка сразу решила, что работать здесь долго не будет! Её тянуло на улицу, в город, в городской парк, где по вечерам гремела музыка и кружились пары. Она снова научилась смеяться, но смех был короткий, натужный, отдававший фальшью.
Девчонку с крупными, аппетитными формами быстро заприметили, и совсем скоро она оказалась в невестах.
Плечистый, рукастый Иван из убойного цеха (в цехе забивали на мясо крупный рогатый скот) на вторую неделю знакомства с Веркой предложил ей выйти за него.
Иван жил в городе в маленькой квартирке с больной матерью и младшей сестрой.
Верка почему-то сразу согласилась и, забрав немудрящие вещички, перебралась к Ивану.
Пришлось ухаживать за больной свекровью, ходить в магазины за покупками, слушать болтовню младшей сестрёнки Ивана. Такая жизнь быстро наскучила Верке, она и сама не понимала, чего она хочет.
Через месяц-другой она сбежала от Ивана, ничего ему не объяснив, к себе в колхоз.
Мать глянула на Верку и ахнула:
- Никак опять беременная!
- Ага! - с вызовом ответила та, и через полгода родила девчонку, дав ей ещё более непонятное для деревни имя - Агнессия.
Летом Верка работала с отцом в бригаде сенозаготовителей на далёких лугах. Мужики к молодой женщине не приставали, отец ни днём, ни ночью не спускал с дочери глаз.
Долгой зимой работы в колхозе было мало, наверное, поэтому Верка пристрастилась к чтению. Она почти каждый день ходила в сельскую библиотеку и брала читать всё, что стояло на полках: романы иностранных авторов, классику: прочитала "Анну Каренину", всего Тургенева, стихи Некрасова, дольше продержала у себя маленькие повести Пушкина.
Она изменила свою внешность: коротко постриглась, стала надевать юбки и блузки вместо длинных деревенских платьев.
Агнессу и Роля растила бабушка. Верка, изредка лаская дочку, к Роллану оставалась равнодушной.
Часто хмурая, чем-то недовольная, она и в селе ни с кем не общалась, ни разу не вспомнила об Иване и не пожалела, что рассталась с городской жизнью.
Иван её тоже не искал. Как-то пришёл в общежитие и спросил о Верке у девчонок по комнате, но те назвали товарку чумовой.
На этом Веркина характеристика завершилась.
Вскоре в селе подвернулась работа почтальонки. Верку взяли, потому что на такую работу сильно никто не рвался, о её несуразном поведении на ферме давно забыли.
На почтовой работе Верке ожила: болтала со всеми сельскими кумушками, снова смеялась и принимала заигрывания сельских парней. На почте ей сразу приклеили кличку "газета".
- Вон, газета известия на хвосте принесла!
Верка-газета, казалось, знала все новости не только своего колхоза, но и всего района, поэтому жители, прежде чем прочитать районную газетёнку с оптимистическим названием "Вперёд", слушали Верку. Правда та, как обычно, привирала и добавляла от себя, но её слушали.
Газета могла болтать с кем угодно и по какому угодно поводу целыми часами. Часто за эту болтовню, смахивающую на сплетни, Верке попадало от отчаянных сельских бабёнок. Верка, отбрехавшись выдуманной историей о своей непричастности к сплетням, скоро оказывалась в центре какой-нибудь новой истории.
Что повлияло на прорезавшуюся болтливость в Верке? То ли бессистемно прочитанные книги, то ли недолгая городская жизнь и обретение за столь короткое время уже двух детей... А, возможно, судьба у неё такая была на небесах прописана...
Верка-газета, скорее всего, сама умела найти себе приключения на одно место.
На почте она проработала не больше года.
Однажды она не успела разнести всю почту до ночи, пересказывая новости района и сплетни кумушек.
Она забрала сумку с письмами, газетами и почтовыми уведомлениями домой, вместо того, чтобы занести их на охраняемую почту и положить в сейф.
На дворе стоял ноябрь.
Почтальонша переходила по мосту через бурную речушку, готовящуюся к зиме. Остановилась, засмотревшись на тёмную, холодную воду, потом сняла варежки, чтобы потереть закоченевшие руки. Сумка соскользнула с плеча и булькнула в воду.
Верка закричала и готова была прыгнуть вослед, но поняла, что сумку не найдёт и сама утопнет.
Бросилась к участковому, но пока добежала и сумбурно пересказала историю, прошло около получаса.
Совсем стемнело. Участковый развёл руками, но по телефону куда-то сообщил. Нерадивую почтальонку до утра отпустили домой, а утром отвезли в район.
Был суд. Верку не посадили только потому, что на её иждивении находились маленькие дети и не поступило заявлений от потерпевших, зато начальницу почты уволили с работы и осудили на два года.
Верка возненавидела жизнь и людей, ей казалось, что весь мир против неё!
Через месяц после суда она собралась и уехала, не сказав ни матери, ни отцу куда.
Детям на Новый год и то не всегда, Верка присылала дешёвенькие подарочки. Обратного адреса не было, но по почтовому штемпелю можно было распознать, что она обитает далеко от дома, где-то в Красноярском крае. И там она сменила пять или шесть работ, но везде, как она рассказывала, ей не везло...
Роллан, к которому в школе приклеили кличку " ролик ", закончил восемь классов и решил ехать на край света, во Владивосток, посмотреть на корабли, поработать на море.
- Хоть кем,- говорил он одноклассникам.
В нём тоже проглядывала какая-то несуразица в поступках и поведении.
Дед с бабушкой, желая добра внуку, снабдили его немудрящей суммой на дорогу, уговаривать не стали, чувствовали, что внук не послушает их.
Сначала он писал письма старикам, а потом письма стали приходить всё реже и реже.
Только через пятнадцать лет раздобревшая и разодетая Верка появилась у родителей с дочкой по имени Венера. Те обрадовались и подумали, что Верка остепенилась, нашла семью и работу, но послушав её рассказы о том, как она жила, приуныли!
Изменилась Верка внешне, но характер оставался такой же непредсказуемый и заполошный. Она курила, ругалась матом и была всем и всеми недовольна.
О Роллане она обмолвилась вскользь, и, узнав, что тот уехал во Владивосток, произнесла, фальшиво улыбаясь: " Пусть там и живёт, может, папашку своего сыщет!"
Агнессия, узнав о приезде матери, домой из школы не пришла, осталась у подружки.
Верка тоже не горела желанием увидеть повзрослевшую дочь. Переночевав в родительском доме, она заявила, что собирается устраивать свою личную жизнь, поэтому заберёт взрослую Агнессию и Венеру к себе через месяц-другой, а пока просила присмотреть за пятилетней дочкой.
Вечером того же дня она уехала от родителей, оставив Венерку и немного денег. Ни через месяц, ни через год Верка не приехала...
Так и выросли девчонки с необычными для села именами у бабушки с дедушкой.
Обе окончили школу, получили образование. Агнессия ездила проводником на поездах дальнего следования и перебралась жить на Украину.
Венера выучилась на зубного техника, удачно вышла замуж, и родила дочку, в которой души не чаяла.
Она оказалась замечательной мамой не в пример своей мамаши! Она чаще Агнески приезжала к старикам и радовала их подарками. Жила в ста двадцати километрах от родного села, в городе.
Мать- Верка , как всегда, не писала, не приезжала, никем не интересовалась.
Из Владивостока пришло грустное известие о судьбе Ролика, попавшего в шторм и погибшего во время путины. Он работал на рыболовецком судне.
Сходили в маленькую церквушку, поставили свечку за упокой души Роллана, испекли дома поминальные блины...
Казалось, не было на земле никогда Роллана - неприкаянного мальчишки со смешным и грустным прозвищем Ролик.
Вскоре заболел дед: он жалел Ролика, всё ждал его в гости и письмо, которое отписали друзья Роллана, доконало старика.
После смерти деда заболела бабушка. Она заговаривалась, не узнавала соседей и Венеру, и внучка решила разыскать свою непутёвую мать, чтобы напомнить, что её собственная мать нуждается в помощи и поддержке.
Забрать к себе в город больную бабушку Венера не могла. Муж не одобрял даже редкие поездки жены в деревню. Сам никогда не видел людей, вырастивших её жену, и запрещал Венере возить в деревню маленькую дочку.
Отыскалась Верка не очень быстро.
Судьбу свою, как водится, не устроила . За эти 17 лет, что она опять не появлялась в родительском доме, она всё-таки вышла официально замуж за такого же бедалагу, как и она, по фамилии Шупенюк. Муж пил, а потом стал распускать руки. Отчаянная Верка давала сдачи, а после заявила на мужа. Тому дали 15 суток, но он и там успел с кем-то подраться. Шупенюка посадили на год. Верка к тому времени ждала от него ребёнка. Муж в тюрьме скончался от скоротечного рака, и осталась Верка опять одна с ребёнком на руках.
После рождения Вениамина она занималась тем, что под руку подвернётся: мыла полы на вокзалах, подрабатывала на очистных сооружениях в городе N, успела поработать санитаркой в психбольнице.
Когда Венера разыскала её, Верка даже обрадовалась, как будто вспомнила, что у неё есть родительский дом, и её там ждут! Она бросила жалкие пожитки на съёмной квартире, где жила, забрала сына и вернулась в родное село.
Когда постаревшая Верка, одетая в какую-то хламиду и стоптанные сапоги, появилась в селе с семенящим рядом мальчишкой, перевязанным платком, понеслись слухи :
- Верка-газета объявилась! Настоящая бомжиха, а страшнАя, как атомная война! Опять с ребёнком, незнамо от кого!
Венера отстраненно приняла запоздалые объятья матери и ничего ей не сказала, кроме короткого: "Спасибо, что появилась".
Вениамин был поздним ребёнком. Болезненный, худенький. Мать повязывала его женским платком, везде таскала за собой и, казалось, любила.
Через год Вениамин должен был пойти в школу.
Когда Веник подрос и учился, он стеснялся матери: её все к этому времени стали называть Шупеней.
Эта кличка преследовала и Вениамина. Озорные деревенские мальчишки кликали его то веником, то метлой, то Шупеней.
Жили они на пенсию больной бабушки. Шупеня работы не искала. Да и какая работа на селе! В стране началась перестройка, и даже настоящие профессионалы остались без работы!
Через полгода соседи и Венера помогли похоронить бабушку. Младшие братья Венеры приехали позже, к девятинам. Оба жили к этому времени далеко от родительского дома со своими семьями.
Агнессия прислала денег и телеграмму-соболезнование. С Украины приехать было не просто.
Поплакав на могиле старушки, которая вырастила её, Венера подарила какие-то вещички вновь приобретённому брату Вениамину, и поспешно уехала.
К матери она больше не приезжала.
Вениамин старался учиться. Закончив девять классов, он поступил на курсы тепловозников. Жил он теперь в соседнем городе, в общежитии, недалеко от того района, где начинала свою трудовую биографию его мать. К матери приезжал редко, зато сдружился со старшей сестрой Венерой, живущей в этом же городе. Та, втайне от мужа, помогала младшему братишке. Шупеня, распознав адрес сына, стала наведываться к нему, просила денег и жаловалась на судьбу.
Время шло, Шупеня старилась, дети к ней не ездили.
Так пришла беспощадная старость.
Рассказывая о своей жизни, Шупеня не плакала, хотя, казалось временами, раскаивалась во многих своих поступках.
Она показала мне свою трудовую книжку, в которой всё было испещрено печатями и записями об увольнении по статье и увольнении по собственному желанию.
Вдобавок ко всему вкладыш из трудовой был потерян, как и паспорт с фамилией Шупенюк, и у Верки-Шупени к пенсионному возрасту не оказалось пенсии.
Только к шестидесяти ей выхлопатали добрые люди из соцзащиты и паспорт, и социальную пенсию.
Я смотрела на Шупеню и видела неряшливую, неухоженную старуху, родившую четверых детей, одного из которых уже не было в живых.
У неё выпали зубы, коротко стриженые волосы, выжженные перекисью, поредели до проплешин. Она курила дешёвые папиросы и от неё дурно пахло. Странным было только то, что она не научилась выпивать.
Мне она призналась, что первый её опыт знакомства со спиртным навсегда отбил охоту к зелью.
Она говорила, что ей часто снится несчастный Ролик. О дочерях говорить не хотела и ругала Вениамина. Она - то предполагала, что отдала ему всю душу!
О своих мужчинах Шупеня говорила, что они все подлецы и гады!
Я подумала о Константине, заезжем рыбаке, который, играючи, изломал всю жизнь наивной деревенской девчонке. Возможно, это он стал виновником всех её бед!
Я не оправдывала Шупеню и не обвиняла её : не суди да не судим будешь!
Многое, но, наверное, не всё рассказала мне эта больная и всеми забытая женщина. Мне её было жалко, и я взялась за устройство Шупени в дом престарелых.
Размышляя о судьбе женщины, я вспомнила другую мудрость:
"Время разбрасывать камни и время собирать камни". Для Шупени время собирать камни, видимо, наступило. А вот успеет ли?
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213090901593
рецензии
http://proza.ru/comments.html?2013/09/09/1593