Конкурс Копирайта -К2
***
- Лен-ка, выходи!
Сергей Николаевич, вздрогнув и очнувшись от дремоты, неодобрительно покосился в сторону задравшего голову смешного пацана на велосипеде.
- После обеда! - на балконе второго этажа показалась строгая девочка лет восьми. - Сорокин, а ты гербарий собрал, который задали?
- Вот дура… - пробормотал пацан, поправляя забранную бельевой прищепкой штанину. - Какой гербарий? Ещё целая неделя каникул!
- Выйду - собирать будем, имей в виду!
Сергей Николаевич, кашлянув, поднял выпавшую из рук газету и принялся с любопытством рассматривать свои ботинки. Чтоб не расстроить столь знакомый диалог невольной улыбкой.
***
- Лен-ка, выходи!
В окне, расплющивая о стекло нос и губы, появилась бледная Ленкина физиономия.
- Выходи! - обрадовано повторил Серёжка, ловким шлепком уничтожая комара, успевшего присосаться к коленке. Это мама заставила надеть шорты, ядовито заметив, что если летние каникулы будут проистекать в заданном темпе, то перспектива разориться на одних только штанах не за горами. Подумаешь, там дырочка-то всего ничего, в два пальца… А в шортах всю ногу бы ободрал.
Ленка грустно покачала головой. Что, опять нет? Вот дура…
Серёжка обиженно вздохнул и уселся на приподъездную лавочку, обозревая воскресно-утренний двор. Двор как двор, таковых пруд пруди. В кольце трёхэтажных домов, построенных ужасно давно и не кем-то, а немцами, как сказала мама, навечно зажат детский сад. Серёжкин детский сад. Когда после унизительных маминых челобитных "дошкольным секторам" Серёжку всё же записали, он долго не мог понять, отчего нельзя уйти домой, когда хочется, ведь дом - вот, рукой подать, сразу за забором. Но потом привык, порядок есть порядок. И, выходя гулять с одногруппниками на участок, звонко кричал сквозь штакетниковую ограду "ма-а-ама!", а потом махал ей, выглянувшей в окно, рукой. Дескать, я здесь, всё в порядке, можешь спокойно продолжать заниматься своими делами.
- Сережа, иди завтракать! - мамин голос из окна. Как всё же удобно, когда первый этаж. - Гля-ка чё, сидит. Вылитая старушка. На лавочке…
- Так нету никого… - пробормотал Серёжка, меланхолично ковыряя вилкой огурцово-помидорный салат. - Как дурак, один в целом дворе. Даже Ленка не выходит…
- Лена болеет… - внимательно посмотрев на Серёжку, сказала мама. - Потерпи, через неделю в лагерь поедешь. Ты готов?
В лагере, как ни крути, гораздо лучше, чем слоняться по пыльному городскому двору в гордом одиночестве. Раньше хоть Ленка составляла компанию. Кстати, она старше Серёжки аж на три года. Не поверите, но именно Ленка немыслимое количество дней нянчилась с сопливым Серёжкой, порой заменяя ему и маму и папу, между делом обучив его читать, считать, вырезать рогатки, лазать по деревьям и кататься на взрослом велосипеде "под рамой". А однажды напинала второкласснику Синицыну, когда тот вознамерился оттачивать на крутом Серёжкином лбу умение выдавать "фофаны". Да, ещё Серёжка периодически ночевал у Ленки, поскольку отец всё чаще и чаще проваливался в беспробудные запои. Угумс, вы не ослышались, когда-то и у Серёжки был отец. Был да сплыл. Ленкины же родители, геологи, не вылезали из бесконечных экспедиций, поэтому Ленка жила с бабушкой... Так вот, они лежали на широченном диване, чуть не до рассвета шёпотом рассказывая друг другу холодящие кровь страшилки. Именно тогда Ленка и брякнула, что Серёжка своими глазами скоро девчонок с ума сводить будет. Брякнула и тут же смутилась, покраснев и отвернувшись...
Одним словом, Ленка была стопроцентно "своим парнем", умудряясь при этом оставаться дурой, как все девчонки... Хы, а разве не так? Болеет она, ага. Главное - не кашляет, не чихает и шарфом не обмотана, как нормальные больные. Да что ж за хворь такая?
Серёжка так ждал этого лета… Началось... Тьфу!
Дверь открыла Ленкина бабушка. Сама "больная" лежала в кровати, читая книгу.
- Ле-е-ен, - заканючил Серёжка ещё в дверях, - да-ай велика покататься.
- Бери, - коротко ответила Ленка, откладывая книжку, - до вечера. Только на дорогу не выезжай, как в прошлый раз.
- Ладно…. - буркнул Серёжка. Лишь бы покомандовать. Дура.
- Нет, пообещай.
- Обещаю.
- Миленький, ты слышал? - Ленка снова взяла книжку. - Храни его, пожалуйста.
"Миленький" - очередная и несусветная бабская глупость, обращение к кому-то неведомому. Невидимому и, скорее всего, несуществующему. Ленка довольно часто просила у "миленького" помощи. И иногда здоровья. Для родителей и бабушки. Смехота, да и только...
Объехав двор раз пятнадцать, Серёжка, кряхтя, затащил велик домой. Скучно одному. Да и…
Развлечения развлечениями, но пора и полезностями заняться.
Это нетрудно. Ходили когда-нибудь за грибами? Во-от.
И здесь почти то же самое - сканируешь взглядом опущенной головы рельеф под ногами. Только если гриб виден издалека, монетку замечаешь в последний момент. Но сначала надо определиться с сектором поиска. Бывает, конечно, что находишь в совершенно неожиданных местах, но лучше действовать по системе.
Самые денежные участки - магазины. Если протолкаться к прилавку, будто что-то там рассматриваешь, а потом, охнув, сделать вид, будто что-то выронил, из недосягаемых для швабры мест всегда можно извлечь немножко мелочи, очередь - субстанция жёсткая, ловить ворон и жевать сопли, размышляя, не позволит, упала монетка - забудь о ней и уматывай. Но в магазине можно нарваться на неприятности. И даже схлопотать по шее. Гораздо безопаснее исследовать "полянку" - участок в углу двора, где вкопан стол для домино, а чуть правее стола, в зарослях колючего боярышника, расположилась притащенная откуда-то мужиками скамейка и гарнитур из тарных ящиков.
Образовалось что-то вроде комнаты, скрытой от праздных глаз. Мужики почтительно именовали это место "дворцом", конечно же, от "двор"а бабы презрительно - "гадюшником".
- Колька! - блажила с балкона чья-нибудь разъярённая супружница, часа полтора назад снарядившая благоверного в магазин за хлебушком. - Глянь-ка, паразит этот не в гадюшнике ли?
Странный вопрос. А где же ещё? Здесь, где вершатся немаловажные дела: турниры по картам и домино "на вылет", обсуждение политики партии и правительства в доходчивой анекдотичной форме, разработка стратегий по обведению вокруг пальца прекрасной половины человечества, деление горем-радостью, а также недовольством, после которого, как правило, следовало "в репу" - всё это бурлящим водоворотом закручивалось во "дворце". Здесь, где в случае чего можно и переночевать. Нетрезво завалившись на лавку и роняя из брючных карманов ту самую мелочь.
Серёжка, высоко поднимая ноги в высокой траве, ёжась и шипя от холодной росы, пробрался во "дворец". Никого. И порядок, что удивительно после субботы-то. Серёжка поднял глаза, рассмотрев пару дежурных стаканов, нанизанных на сучки, а потом принялся исследовать пространство, раздвигая траву. Повезло. Через несколько минут он выбрался из "дворца" с зажатым в кулаке двугривенным.
Продравшись сквозь шипастый боярышник, Серёжка весело запрыгал по асфальту к ближайшему продуктовому магазину, прозываемому жителями двора просто и коротко - "наш".
В магазине почти никого. Потому что рано и по воскресеньям дефицит не выбрасывают.
Серёжка машинально тормознул у аппаратов с газированной водой, миновать их с ходу было выше мальчишеских сил. Он улыбнулся, вспомнив, как недоумок Синицын на прошлой неделе запихнул в монетоприёмник двадцатчик, доселе бережно сохраняемый ради пары билетов на скорую премьеру "Отроков во Вселенной". Такой же, как у Серёжки сейчас. Запихнул просто так, ради интереса, надеясь, что аппарат его незамедлительно выплюнет. Не тут-то было. Хрюкая, полилась вода с сиропом. Синицын побледнел, торопливо хватая дополнительный стакан из соседнего автомата. Он учился во втором классе и сумел прикинуть, что на двадцать-то копеек ему положено шесть стаканов газировки. И ещё сдача!
Ха-ха-ха, размечтался...
Автомат выдал стакан и отключился, Синицын же до посинения жал кнопку возврата монеты, да где там…
- Мне кисель… Вот тот, с вишенками, за четырнадцать. И какао брикет.
- Двадцать одна копейка! - продавщица, подав какао и кисель, взяла Серёжкин двугривенный и вопросительно уставилась на мальчишку.
Серёжка молча пожал плечами, подумав - ну чего, жалко, что ли, ведь там, под кассой точно пара-тройка лишних копеек валяется?
- Потом отдашь.
- Спасибо, тётенька!
Серёжка, засунув брикетированный кисель в карман - для Ленки, та обожает грызть эту кислятину, развернул аккуратный кубик с какао. Твёрдый, коричневый и квадратный, с блестючими вкраплениями сахара, тот прям-таки просился на зуб.
А запах… Ах! Голова кругом...
- Серьга, а Лены нет. Её в больничку свезли, - Ленкина бабушка быстро утёрла кончиком платка глаза, - днём ишшо. Завтрева поеду, энто на Шиловке, скрозь город… Передать што али как?
- Нет… - пожал плечами Серёжка, убирая кисельный брикет обратно в карман. Что ж, подождём. Это за велосипед и так, вообще, по-дружески. - Я сейчас велик занесу, Вы не запира…
- Слышь-ко, Лена-то наказывала, штобы ты лисапед у себя схоронил покеда, вишь, како дело…
- Правда? - удивился Серёжка.
- Правда, - кивнула бабушка, - она-то рази ж смогёт ездить? Токмо… Молвить велено, дескать, ты чегой-то зарекался...
Зарекался? А, насчёт дороги? Серёжка готов был наобещать всё, что угодно, лишь бы новенький "Урал" с блестящими спицами и фарой ещё хоть пару дней побыл в его распоряжении.
- Мам, велик пока у нас постоит! - радостно воскликнул Серёжка, закатывая домой велосипед. - Ладно?
Мама как-то странно посмотрела на него. Но промолчала, кивнув. Серёжка же, встав на табуретку, убрал в высокий кухонный шкаф брикет вишнёвого киселя. До поры до времени.
Крайне велосипедированная неделя до пионерского лагеря пролетела незаметно. Потом навалились новые заботы - отряд, девиз, речёвки, смотры, конкурсы, соревнования, кружки…
Мама приехала за всю смену только один раз. Привезла печенья, конфет, лимонада и пушистых персиков, купленных на рынке. Пока Серёжка уплетал персики, мама рассказывала новости. О новых соседях, поселившихся сверху, о Синицыне, угодившем на учёт в детскую комнату милиции, о событиях детского сада и о школе, в которую Серёжка пойдёт осенью…
- Мам, - прервал её Серёжка, вытирая с подбородка сладкий персиковый сок, - а Ленка велик забрала?
- Нет… - мама помолчала, аккуратно сворачивая и неторопливо складывая в сумку пустые целлофановые мешочки. - Умерла Лена.
***
Сергей Николаевич, крякнув, с силой ударил себя по ноге свёрнутой в трубочку газетой. Ему было неловко и стыдно. До боли. До крика. До помутнения. До судорог от невозможности что-либо изменить... Стыдно перед самим собой, но стократ больше перед Ленкой, несомненно, наблюдающей за ним откуда-то сверху. Подумать только - он обрадовался тогда, что Ленку увезли в больницу! Обрадовался! Обрадовался, дурак... Он прекрасно осознавал, что с маминой зарплаты никакой велосипед ему не светит. А тут… Такое богатство! И старшие дворовые пацаны, наконец-то принявшие его в свою мобильную компанию, что с такой-то техникой немудрено…
"Пацаны… Компания… С-скотина! - в который раз обругал себя Сергей Николаевич, начиная задыхаться и улавливая знакомое стеснение в груди. - Боже, какой же я был сволочью… Даже "спасибо" не сказал... Прости меня, Лена..."
- А чем она болела? - шёпотом спросил Серёжка маму, которую цепко держал за руку.
- Белокровием… - ответила мама и остановилась.
- Это здесь?
- Здесь… - кивнула мама, пряча от Серёжки лицо.
Она плакала, это почувствовалось, как только вошли на кладбище. Могла и не прятать, Серёжка тоже давно глотал слёзы, то и дело шмыгая покрасневшим носом. А он мог бы и не спрашивать. Потому что с фотографии на него в упор смотрела Ленка.
На её могиле стоял крест. Не металлическая пирамида со звёздочкой, как вокруг, а крест. Деревянный и величественный.
- Разрешили ребёнку-то… - сказала мама, положив цветы. - Не могу я, пойду. А ты побудь ещё с ней.
Серёжка опустился на колени, подгрёб ладонями к холмику раскатывающиеся комочки подсохшей глины, а потом, спохватившись, вынул из кармана брикет с нарисованными вишенками.
- Это тебе… - Серёжка хотел сказать что-то ещё, то ли поблагодарить наконец, то ли зло обозвать дурой за столь внезапный уход, но не смог. Из-за комка в горле.
Он медленно поднимал взгляд по кресту всё выше и выше, мимо небрежно вырезанной цифири, мимо фотографии, от молчаливых стволов к кронам деревьев, от неуместно голосистых птиц к безучастным облакам, бегущим в голубом небе, и неожиданно даже для себя укоризненно-горько прошептал, захлёбываясь тоской и лихорадочно дрожа от сдерживаемых рыданий: - Что же ты… натворил... миленький?
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213073002232
рецензии
http://proza.ru/comments.html?2013/07/30/2232