Smokie

               

    Я знала, сколько ему осталось. Он просто знал. Мы продолжали вести привычный образ жизни. Мы никогда не говорили об этом напрямую. Мне иногда казалось, что у меня внутри что-нибудь лопнет, и от меня останется клякса где-нибудь на кухне, на полу. Было бы легче, если бы мы говорили, но он молчал, а я, зная его, подыгрывала, изображая обычную жизнь, полную забот, одной из которых было лечение чего-то чуть посерьезнее чем, ну разве что, простуды. Однажды я застала его лежащим на кровати и смотревшим в потолок. Я стояла и смотрела на него, а он и головы не повернул, а обычно сразу принимал беззаботный вид-  сходи туда- не знаю куда. Я молча подошла к кровати, улеглась рядом и тоже уперлась глазами в потолок. Мы взялись за руки. Два распластанных тела на кровати в одежде молча рассматривают потолок. Сколько мы так лежали, трудно сказать. Я просто спросила,- а как я без тебя тут буду? А он просто ответил,- ты привыкнешь. И после паузы добавил,- постепенно. Лежали, не шевелились и больше ни слова. Это был первый раз, когда мы хоть что-то проговорили вслух. Был и второй раз. Я убирала квартиру, а он работал с чьей-то диссертацией, защита была на носу, а он был научным руководителем. И вдруг, глядя в бумаги, не отрывая от них глаз, - Подойди на минуточку. Я сразу начала оправдываться, что ничего на столе не трогала, пыль не вытерала, бумаги не перекладывала. - Да я о другом, вот возьми, спрячь. И протянул мне листочек.- Напиши это стихотворение и больше ничего не надо. Я развернула листочек и прочитала. После этого я знаю, что такое «окаменеть».
   
    Я перестала спать, почти не ела, и однажды они с сыном сказали, что я уезжаю в пансионат на десять дней отдохнуть. - «Если ты не поедешь, мы тебя свяжем и силой отправим! Ты стала похожа на ветошь! Завтра чтобы тебя уже не было тут!»  - « Не поеду. Я там спячу одна!» - « А с тобой едет Таня, она уже готова.»- « Нормально вы все провернули за моей спиной». Внутренний голос мне говорил, что они правы, я была на грани нервного срыва, а потом, я могла вернуться в любую минуту, хотя знала, что подруженька моя Таня, вцепится и будет меня держать мертвой хваткой, как бульдог.

   Перемена места сделала свое дело: солнце, беззаботные отдыхающие, речка, пляж, сосны, птички поют, у нас в даче Вакарчук по утрам « я не сдамся без бою». Иногда картинка до того размывалась, что мне казалось, а не привиделся  ли мне весь этот ужас, даже надежда появлялась на «а вдруг». И вот однажды мы услышали по радио песню, заспорили, кто поет. - Smokie,- я голос Криса Нормана знаю, точно Smokie. - Лелик, позвони Мишане, ведь будем мучаться, спроси,- сказала Таня. Я набрала номер,- Мишань, мы тут спорим, кто поет (называю песню), Крис Норман? - Он: Зачем вы это слушаете? Иди и выключи. Слушайте шум ветра.

    «Слушайте шум ветра.» Убил. Мишка- прагматик, ироничный зачастую  до цинизма, лишенный, как мне всегда казалось, каких либо сантиментов,- слушайте шум ветра. Что же ты переживаешь, Мишка, стоя на самом краю бездны, если говоришь о шуме ветра?   Я потащилась в дачу и рассказала все Тане. Мы молча уселись по разные стороны стола. Таня плакала. - «Леля, ты представляешь, что творится у него в душе? Лелечка, у меня сейчас сердце разорвется...  Умный, с чувством юмора, эрудит, так рок любил, «Иисуса Христа» всего наизусть  но, чтобы так... Другой человек... Выходит, я и не знала ... ». - «Я тоже. Не плачь, Таня. Никто не знает, каким он будет, стоя на краю... И Миша не знал, что когда-нибудь шум ветра..." Я не смогла договорить. Замолчала, махнув рукой.

         В том листочке было написано:
 
     А стоит ли уж так печалиться,
     Прощаясь с миром дорогим?
     Ничто на свете не кончается,
     Лишь поручается другим...