Маленький, рыжий, из шерсти, сладко посапывающий клубочек
лежал в липких от съеденной карамели руках лохматой
девчонки, заснувшeй с минуту назад и счастливой. Как она
попала сюда, в этот дом с высокими потолками, на этот диван,
неизвестно, вероятно, влезла в окно. Потом обнаружила
вазочку с конфетами и толстого соню на ковре, не
проснувшегося даже от громкого возгласа изумления по его же,
сониному, поводу. Одна детская ручонка выудила из вазочки
всю карамель в блестящих обертках, другая сгребла животное с
пола. Вскоре утомленный поеданием сладкого и бесплодными
попытками разбудить соню ребенок заснул.
В дом вошли взрослые и началась настоящая бессмыслица. Нет,
они не пытались незаметно засунуть в рот и прожевать горсть
не разоблаченных от оберток конфет или же удивится спящему
ребенку, они ссорились из-за вчерашних пустяков.
- А кто же по-твоему тогда виноват?
- Папа Карло!
- Вечно ты говоришь глупости.
- Сам дурак!
Пробавляясь подобными обоснованиями взрослым иногда
удавалось выходить из ссор победителями. Но, ощутив себя
таковыми, им оставалось только разбрестись по комнате,
чувствуя небывалое одиночество.
Ребенок всхрюкнул и перевалился на другой бок, окончательно
придавив даже теперь не проснувшегося соню. Синее платице
задралось, оголив разбитые коленки. Невысокая светлая
женщина из взрослых, проходя мимо девочки, машинально
наклонилась, чтобы рассмотреть ссадины, сходила за йодом и,
ласково приговаривая, осторожно разрисовала детские коленки.
Думая о непогоде за окном, о ветре, хлеставшем по стеклу
мокрыми ветвями груши, дотянувшейся за лето до их второго
этажа и теперь в каждое ненастье напоминавшей о себе,
мужчина подул на болячки, рассудив, что появились они дня
два назад и сразу же остались без надлежащего внимания.
Привлеченные запахом согретой еды взрослые отправились на
кухню, чтобы, смеясь и перепираясь, разделить на двоих
теплый ужин. Снова поссориться. Выпить чая. Обнаружив пропажу конфет,
укоризненно друг на друга посмотреть, покачать сокрушенно
головами - что ж, видно мышка съела. Все понимать, ничего не
замечая, даже счастья своего, во сне от счастья ногой
подергивающего, обнимая так и не проснувшегося соню.