Завещание

Евгения Козачок
Наш двор образовался из двух стоящих друг напротив друга двухэтажных 16-квартирных домов. Двор, как двор. Разве только отличался от других множеством цветов и тремя деревьями, посаженными посредине его. Среди них платан, самое высокое дерево в нашем микрорайоне. Под ним поставили большой стол, скамейки, где и собирались мы по вечерам поделиться новостями, переброситься в карты, домино. Жизнь наша протекала тихо и размеренно.

Но вот в конце апреля с однокомнатной квартиры нашего дома уехала жить к детям в город Мария Николаевна. С сожалением проводили. Увидимся ли?

Уезжая, она сообщила, что в её квартире будет жить такая же старушка.

Где-то через две недели во двор въехал грузовик с мебелью и вещами. Наши мужчины помогли перенести и установить мебель в комнате и на кухне. А через два дня незнакомый мужчина привез и хозяйку – небольшого роста женщину лет семидесяти. Он помог ей обустроить квартиру и уехал.

Женщина знакомиться с нами не торопилась. И мы, несмотря на огромное любопытство, не шли первыми, чтобы не показаться навязчивыми. Она же несколько раз за две недели выходила в магазин за продуктами, проходя мимо нас, говорила: «Доброе утро или добрый день» и уходила к себе.

В один из вечеров, когда мужчины играли в домино, Пётр заметил:

- Что-то наша соседка не включила свет, как обычно, ранним утром, и вот вечером тоже темно.

Только тогда и мы, женщины, обратили внимание на тёмные окна. Валентина, я и Дуся подошли к двери и позвонили. Никто не откликнулся. Дуся взялась за дверную ручку, чтобы постучать ею, а она легко повернулась и дверь открылась. Вошли в квартиру, включили прихожей свет и (о, Боже!) - около дивана лежала без сознания наша новая соседка. Подняли её, положили на диван. Валентина побежала к себе звонить, чтобы вызвать «скорую». Хорошо, что «скорая» действительно оказалась скорой. Приехав, медики сделали укол женщине и увезли её в больницу. С ними поехал и Ваня, муж Валентины. Валентина корила себя что не обратила внимания на непривычную тишину в квартире. Пришли ещё женщины узнать, что да как. Уселись кто куда, и стали рассматривать комнату. Всех словно ветром сдуло со стульев. Мы от удивления, как открыли рты, так и не закрыли их до тех пор, пока Анна не сказала:

- Девоньки, мы что в музей попали? Все стены, закрыты вышитыми картинами. Посмотрите , какие иконы! Они что бисером вышиты? Откуда же у неё такая красота?

Рассматривали портреты и пейзажи, идя гуськом по кругу, как на экскурсии в музее. А на кухне увидели коллекцию расписных разделочных досок, тарелочек и вышитых рушников. Прервал наш удивительный экскурс Иван, возвратившийся из больницы. Успокоил.

- Слава богу всё обошлось. Врачи сказали, что она скоро придёт в сознание, спросили у меня её фамилию, имя и отчество, а я, к своему стыду, даже имени не знаю. Вы, знаете?
- Нет.
- Ну, вы, девоньки, меня удивили! Ищите документы. И вот ещё эти вещи, что написала медсестра. А я пойду покупать лекарства.

- Да не надо ничего искать. Вот на столе лежит записка и ключи на ней от квартиры, сказала Лена, и начала читать записку вслух:

«Дорогие мои соседи, если вы читаете эту записку, моё сердце, снова решило «отдохнуть» в больнице. Я, зная это, никогда не закрываю на ключ входную дверь. Вы уж простите меня, что не предупредила вас об этом.  Постеснялась беспокоить.  У меня к вам просьба. Поливайте, пожалуйста, цветы в моё отсутствие. Валя, возьмите к себе ключ от квартиры. Деньги на лекарство в шкатулке на журнальном столике. Ещё раз извините, пожалуйста, меня за беспокойство.
Заранее благодарю за помощь. Кравцова Людмила Антоновна».

Антоновна пробыла в больнице полмесяца. Навещали каждый день, принося ей свежие супы, фрукты.
По возвращении из больницы, она теперь каждый день выходила к нам на посиделки под платан.

Людмила Антоновна оказалась очень интересным человеком с истинно золотыми руками. Часто читала нам вслух небольшие рассказы и повести, стихи. Рассказывала интересные ситуации из жизни композиторов, поэтов, писателей. И очень любила классическую музыку. Но больше своего времени она уделяла детям нашего двора. И они тянулись к ней, как подсолнухи к солнцу, поворачивая головки за его ходом. Ходили за Антоновной по пятам. Она учила их рисовать, вышивать, делать поделки из бисера и природного материала. А в мае к празднику организовали во дворе выставку детских работ и всех вышитых картин Людмилы Антоновны. Мужчины потрудились на славу, сделали щиты для картин и рушников. Никто и предположить не мог, что будет столько посетителей. В их числе и журналист с фотографом районной газеты и работник дома культуры. Так, что слава о нашем дворе и Людмиле Антоновне пошла по всей округе. И купались мы в этой славе два года.

Вскоре Людмила Антоновна стала быстро уставать, похудела, чаще вызывала «скорую» и провела в больнице почти два месяца. Дети совсем приуныли, каждый день ходили к ней в определённое для посещений время. И были несказанно рады, когда наконец-то Антоновна возвратилась домой. Она тоже души в них не чаяла. Радостно светились её глаза, когда они окружали её и словно птенчики щебетали. Когда дети были на занятиях в школе, Антоновна стала чаще выходить из дома. В руках постоянно были какие-то бумаги в файле. Мы не решались спросить, куда она ходит, и она нам не говорила.

Но в один из вечеров она пригласила женщин двора на чай. Мы, естественно, взяли с собой сладкое, что у кого было и пришли в гости. Чаепитие оказалось грустным. Антоновна собрала нас для того, чтобы попрощаться.

- Простите, дорогие мои соседушки, что снова обращаюсь с просьбой к вам. Мне необходимо уехать на какое время, и я хочу попросить вас снова поухаживать за моими цветами. Валя, возьми деньги и закажи, пожалуйста, на утро мне такси. Закажи сегодня. Ведь завтра выходной, может быть проблема с заказом. И напишите мне номера телефонов. Позвоню вам.
Деньги не взяли, такси не заказывали. Ваня, я, Валя, Дуся поехали с Антоновной.
По пути она сказала, что обязательно должна заехать в её родное село. В самом центре села подъехали к дому, двор которого был весь в многолетних цветах и с великолепным садом.

Антоновна открыла калитку. И огромный пёс, вместо того чтобы залаять на неё, начал вилять хвостом, скулить и рваться с цепи. Она подошла к нему, обняла за шею и стала успокаивать:

- Ах ты Рыцарь, мой дорогой. Не забыл меня? Скучал? И я по тебе очень скучала. Как новые хозяева, не обижают, хорошо кормят? Я снова уеду, и вероятно, с тобой больше не увидимся. Так, что ты постарайся слушаться тех, с кем живёшь.

Пёс понимал каждое её слово. Перестал радостно вилять хвостом, прислонился к её ногам, словно прилип, и жалобно заскулил, когда она отошла от него и направилась к двери дома. Постучала. Вышла молодая женщина и пригласила её в дом. Антоновна пробыла в нем не больше десяти минут. Женщина срезала, как мы догадались, посаженные Антоновной, цветы и отдала их нам и три банки с водой. По просьбе Антоновны, подъехали к зданиям детского садика, школе, конторе, дому культуры и на кладбище. Пошли с Антоновной. Увидели, что на двух надгробьях у мужа и дочери дата смерти одинаковая, а у сына на три года позже. Помогли поставить цветы и возвратились к машине, оставив Антоновну один на один с прощанием с теми, в ком души не чаяла.

Видели, как тяжело она шла к нам, словно несла на хрупких плечах камень.

- Вот, и всё. Попрощалась. Теперь можем ехать по указанному адресу, - сказала нам Антоновна.

Больше двух часов ехали до места назначения. Подъехали к небольшому зданию с вывеской, обозначающей, что это хоспис.

- Дорогие мои, спасибо, что привезли. Не хотела раньше говорить вам, но врач сказал, что мне осталось не очень долго ходить по земле.

Сердце сжалось от боли, жалости и беспомощности. Слёз не сдержали, хотя и старались не показать своё отчаяние. Обняли Антоновну и пожелали скорейшего выздоровления. Ваня отнёс вещи в здание, а мы никак не могли отпустить Антоновну от себя, чувствуя, что видим её  живой, может быть, в последний раз.

На улицу вышла медсестра и увела от нас Антоновну. Та перед открытой дверью оглянулась и помахала нам на прощанье рукой.

… Так и не успели позвонить ни мы Антоновной, ни она нам. В конце недели Валентине из хосписа и сообщили, что Кравцова Людмила Антоновна умерла в шесть часов утра, а перед смертью просила, чтобы похоронили её около мужа и детей. Все другие распоряжения она написала вам в письме.

Собрали деньги на все ритуальные услуги. Похоронили в селе, как просила Антоновна. Позже поставили надгробный памятник. Ухаживали за четырьмя могилами и бывали там каждый год в поминальный день.
В конверте, переданном нам, были письмо, завещание и дневник. Из дневника мы узнали, что в аварии погибли муж и дочь, а сын лежал в больнице год. Делали несколько операций, в том числе и по пересадке почки. Почку ему отдала Антоновна. Но он прожил всего три года. И Антоновна, потеряв всех, не хотела жить, дышать, работать. Пыталась уйти из жизни. Спасли. После этого она уехала из своего дома,
в котором всё напоминало о её семье.

«…Продолжилась моя долгая, мучительная жизнь, как паралич. Каждую минуту возвращалась в мучительные воспоминания и рвала на мелкие части сердце поездками к могилам дорогих мне людей, оставивших меня одну на Земле. И я хожу по кругу и не могу выйти из начертанного мне судьбой, горя. Душа выключилась, как свет в доме. Хожу, как неприкаянная, ни почитать, ни телевизор посмотреть, ни спать не хочется. Но Бог подарил мне счастье, утешение и свет в лице моих соседей и их детей!»

В завещании Людмила Анатольевна определила каждой семье картины и другие работы. Несколько картин, расписных досок, тарелок и рушник просила передать в дом культуры для их постоянно действующей выставки. Многодетной семье из одиннадцати человек, проживающей в трёхкомнатной квартире, завещала свою квартиру. У нотариуса было завещание на имя Леонида Николаевича Самойлова, старшего сына, который имел свою семью – жену и дочь.

Нам же, кроме своих картин, Людмила Анатольевна завещала лучшие человеческие качества - любовь, щедрость души, взаимопонимание, бескорыстие и ощущение счастья, объединив тридцать две семьи нашего двора в одну дружную.

***
Мои работы вышитые крестиком, бисером, гобеленовым швом.