Он у меня очень нежный, - сказала она. – Давайте чай пить.
Я самовар поставлю. Они пили чай, болтали о пустяках,
а где-то в глубине квартиры, изредка слышались кашель
и стоны старшего геолога. И Логинов позабыл, о безотрадном
виде посёлка. Ему было хорошо. Когда он попрощался, наконец, с Елизаветой Фёдоровной и пошёл искать себе ночёвку.
Он чувствовал себя превосходно.
Он думал о Елизавете, о том, какое у неё красивое лицо, голубые
глаза, с загнутыми ресницами.
Деревянные стандартные дома и фанерные бараки, грязь, в которой
тонули грузовики, и какие-то ямы, вырытые как раз поперёк
тропинки, так что приходилось сворачивать в грязь, хлюпающие доски тротуаров, и криво, на скорую руку поставленные телеграфные
столбы - это и была Калата, и выглядела она безотрадно. В институте,
в Свердловске, она представлялась ему другой. Он шёл, не замечая
весенней сырости, дождя, луж под сапогами. Куртка его была
расстёгнута, кепку он сдвинул на затылок, и мелкая дождевая
пыль, садилась на его лицо. Он прошёл мимо, водоразборной
будке, обогнул коновязь и станок для ковки лошадей.
Посёлок кончался, дальше начинался лес. Тогда он побрёл
обратно. Прохожих не видно, спросить, где помещается
Геологоразведка, было не у кого. Мелкий дождь, грязь,
унылый посёлок с улицами, опустевшему к двенадцатому часу,
скоро вытеснили приятные ощущения вечера, проведённого
с женой Ходуса, и Логинов помрачнел. Он задумался о своей
профессии, о своей судьбе и вспомнил профессора Иванщенко,
у которого, учился в Свердловске. Он был странный и обаятельный
старик. Жил он с женой, в пятикомнатной квартире. Дети выросли
и жили в других городах, но часто навещали, своих родителей.
У него было четверо внучат, которые были частыми гостями
у стариков. Первый в городе, профессор установил в своём
кабинете радио, и студенты иногда заходили к нему слушать
сигналы времени с Эйфелевой башни. Он был философом,
музыкантом, лингвистом. Он занимался также фотографией,
черчением. Увлёкшись чтением лекции, он не слышал звонков
на перерыв, и слушатели его тоже забывали об этом. Он читал
подряд, без перемен, три часа, и когда староста решался его
прервать, потому что студентам предстояла другая лекция,
старик кричал, что астроном Пиаццо, не отходил сорок один
день от телескопа, в результате чего открыл Цереру.
Он был тучный, старый и любил говорить – «Душа рвётся, а тело
дряхлеет». Студенты на его лекциях чувствовали себя
преобразователями земли, авангардным отрядом советской промышленности. И вот один из этих преобразователей
шлёпает по непролазной грязи, под мелким, нудным дождём,
в поисках барака геологоразведки. Впервые у Логинова возникла
мысль – Знал ли профессор жизнь, - жизнь такую, какая есть, -
с дождём, с грязью, с унылыми домами, из подъездов которых,
воняет клопиной жидкостью. Ведь из Свердловска всё это
представлялось иным.