Пришла сказка издалека, и коснулась она опять человека на втором сеансе…
-И что же у тебя теперь вместо меча? Авторучка?
-Нет, я ещё ничего не написал.
-Тебя ещё не убили? Ты ещё не умер с голоду?
-Я давно смотрел на мир широко открытыми глазами. Многие люди – большинство – хоть и просты в своих помыслах, эмоциях и желаниях, всё же намного сильнее меня. Возможно, у них нет той саморазрушающей экзистенциальной составляющей. Возможно, их энергетика более расходуется на витальную составляющую, недопитывая любопытство и исследовательские сомнения. Не суть важно. Да и физически они сильнее, даже психологически более напористы и бесстрашны.
Но вступая во взаимодействие с любым из них, я не испытываю логичного страха. Я, субтильного телосложения и не уверенный в себе, тем не менее смело с ними вступаю в любые взаимодействия. Так как знаю, что пока я представляю как я могу дать им отпор, я для них не уязвим… Они меня боятся… Как я могу своим представлением изменить реальность?
Учитель резко выбросил вперёд правую маленькую лапку, и на стол шлёпнулась брошурка с ярким названием: «В жарких объятиях страха экзистенциальности» Церковь темпорального единения.
-Всё таки ты что-то уже пробовал писать, - Учитель нервно прошёлся туда обратно.
-Да… Сказку про цветок… Придумал, но ещё не написал, - голос Человека дрогнул от неуверенности. – Там будет про то, как между рельсов электрички вырос Цветок. И он общается с другими цветами, которые в стороне. И так будет написано, одними диалогами, чтобы не понятно было, что это цветы разговаривают. И каждые 10 минут что-то обрушивается сверху с лязгом и грохотом, пытаясь уничтожить. Он стал сильным и крепким. Но ужасно некрасивым. Грязным и маленьким. А другие не понимают, не могут понять его. У них нет ТАКИХ проблем. А он видит, что жизнь у других может быть и другой, и не понимает почему так с ним, и от этого ещё больше страдает. И только в самом конце читатель узнаёт, что это всё про цветы, а не про людей. И даже сам Цветок почти уже догадался о том, кто он и где он. Но до самого истинного положения вещей ему не даёт добраться сама сущность мыслительного процесса. Ведь тогда придётся признать, что существует некий Сеятель, который поместил его в межрельсовый промежуток, и ещё бОльшая обида за то, что Он с ним сделал… А то что вся ничтожность цветкового мироздания кроется в том, что во всём виноват ветер, который занёс между шпал семя, и ветер не подчиняется цветочным богам. И вообще: Сеятели иногда сеют цветы, и даже выращивают их, но рельсы с грохотом и лязгом для них гораздо важнее. И гораздо чаще Они не обращают на цветы никакого внимания…
После долгой паузы Учитель сказал:
-Даа… Не нова эта идея. Это всё уже было, было. – Сильно зажмурившись на миг и подняв к стальному потолку мордочку, Учитель в упор посмотрел на человека и продолжил, словно отгоняя видение: -Там было про кривую карельскую берёзку. А про цветы – это лётчик писал.
Человек вновь поразился всеохватности знаний Учителя.
-Скажи, Учитель, Зачем ты мне это сказал? Чтобы я не написал эту сказку? Ведь я искренен с тобой!
-А почему ты решил, что я буду искренен с тобой?
-Ну, я же плачу тебе деньги, - сказал Человек смущённо.
-И поэтому?.. – Учитель улыбнулся. Так могла бы улыбаться зелёная жаба. – Обычно искренним бывает тот, кто платит деньги. А тот, кто получает, наоборот – нет. Вот так. Все хотят быть богатыми. Поэтому искренность драгоценный дар.
Засеменив вдоль антигравки и сложив руки за спиной, Учитель продолжил в лекторском тоне:
-Результат труда писателя подобен цветку орхидеи. Вырастает сей цветок из зловонной жижи и на расстоянии красив. Но недолговечен, и вблизи источает аромат тухлого мяса. Но когда множество людей входят в общественный резонанс поклонения, то они начинают восхищаться красотой растиражированных фотографий орхидей. Фотографии сохраняются гораздо дольше и от них не пахнет. И люди сами придумывают аромат. Эта их умственная работа и есть главный результат труда писателя.
Внезапно Учитель остановился, сгорбившись спиной к Человеку:
-Тебя уже не посещают ТЕ состояния?
-Когда я говорю с вами – всё обычно… А когда я один, я могу быть где угодно. Мне иногда кажется, что я живу в маленьком городке. Там кирпичные дома, всего в несколько этажей. Зелёные деревья, маленькие тропинки. Город называется Красносельск, я даже помню названия всех улиц, по которым ходил.
-Идея не новая и даже спекулятивная. Написать рассказ, в котором герой тоже пишет рассказ. Потом можно додуматься закрутить сюжет в кольцо. Например, герой рассказа пишет рассказ про автора. Живёт в кирпичном доме, с печкой и трубой на крыше, и пишет про то, как уставший от жизни пилот в далёком тысячелетнем будущем лежит на скрипучей антигравке на блайд станции три на приёме у мудреца… Как называется змея, которая пожирает свой хвост?
-Не знаю.
-И я не помню…
Молчание продлилось минуту.
-Мудрейший. Мне иногда кажется: может зеркало перед собой просто поставить? Нет я не из экономии, Вы не подумайте?
-Зачем? Эту часть нашего диалога обязательно вырежет редактор…
-Что?!
-Не что, а кто… Или ты сам.
Человек провёл сухой ладонью по сухому лбу. Получился звук шуршащей бумаги. Почти бесшумно включилась система аэррегенерации, и словно что-то вспомнив, Человек сказал:
-Я смотрел старые, раскопные видео. Ещё на плоских пластиковых дисках. Там был спектакль с живыми актёрами. «Звёздные войны». То ли три, то ли шесть серий. Смешно, конечно, выглядит и глупо, то, как представляли будущее в те времена. Но глупо скорее по форме. Траектории полётов, трассы сближений, собака говорящая. Но откуда автор узнал про лазерные мечи?! И про многие другие «мелочи», которые нельзя придумать? Такое ощущение, что он был очевидцем?
-А откуда берутся сказки? Что-то происходит, и этому что-то всегда есть очевидец. И всегда – дурак. Отсюда – неизбежные искажения по форме. А то что ничего нельзя придумать, ты сказал верно.
-Событиям на пятой Поллукса был очевидец?! – Быстро переспросил Человек. – Нет, просто мне показалось… что в третьей серии, это выглядело очень похоже. И на чём же он был?!
В глазах мудреца на миг вспыхнул желтоватый отсвет. Потом они потемнели, и он медленно сказал
-На чём… На майнлонджик – 23 с хелихроновым приводом. Старенькая модель, но надёжная…
Человек поднялся и тихо сказал:
-Я только что понял, что мне уже ничего не надо.
-Подожди! Ты просто ещё не успел ничего написать. Ты даже ещё не успел устать.
-Я понял, что мне ничего не надо, - произнёс Человек громче и увереннее.
-А раньше ты думал, что тебе нужно всё? – тихо прошептал Мудрец.
-…ничего…- прошептал Человек, закрыл лицо руками и шагнул к выходному люку.
-Но без людей, которые считают, что им надо всё, этот мир бы не вращался!
-Но это же прописные истины, - голос человека был тих и печален.
-Эти истины стали такими, только после того, как их кто-то прописал, - в голосе мудреца звучала уверенность.
Человек ушёл, но оставил сказку. Которую всё таки успел написать, но боялся в этом признаться. Мудрец распечатал её на древней целлюлозной бумаге, положил перед собой и принялся медленно читать.
Неделька.
Я пришёл в ночь с Воскресения. И совершенно не помнил те предутренние сумерки. Метались тени и звуки. В хаосе было холодно, и лишь когда забрезжил рассвет понедельника, я начал осознавать себя.
В понедельник уже с утра я начал быстро разбираться во всём и к вечеру всё понял. Мне по крайней мере стало так казаться. Тогда я ещё не знал причудливость времени и не мог догадываться, что понедельник станет самым длинным моим днём. И что потом я всегда буду его вспоминать, и память услужливо превратит его в лучший день, наполненный лишь счастьем. Он казался мне тогда очень сложным, полным проблем и огорчений и в то же время невиданных открытий. И боли. И страданий. И радости. И надежды.
И какое же горькое испытал я разочарование во Вторник, когда столкнулся с этой жизнью лицом к лицу и увидел этот звериный оскал и поразился: черты не изменились – каждая в отдельности – но вместо ласковой феи предо мною стоял монстр. И в страхе что я с ним не справлюсь, от того малодушия, в котором только и можно признаться перед самим собой лишь в мгновения полной интимной самоопределённости, я начал делать попытки забыться и ничего не видеть. Тогда я не знал ещё, что от этой жизни нельзя спрятаться. Просто уйти можно, а вот спрятаться – нет. Уже в полдень я был пьян в стельку и полный сил организм требовал ещё. Сердце стучало в задорной злобе, и я позабыл про календарь.
Похмелье в среду было страшным. В душе было не просто пусто, её наполнял лишь вакуум. А стенки души делали безумные усилия, чтобы не сомкнуться, полностью раздавив то Я, о наличии которого я впервые задумался. Ещё я с ужасом вдруг понял, что пол Среды уже прошла. И что сейчас действительно Среда! Не знаю что меня больше испугало, но этот страх быстро промыл меня. Вывернувшись наизнанку два раза я вновь ощутил некую гармонию себя с собой. Попробовал сделать перекличку и с лёгкой печалью обнаружил, что многих спутников по Вторнику и уж тем более по Понедельнику уже нет рядом. Но ещё к вечеру я почувствовал, что полон сил и спокойствия. И засыпая в сторону Четверга умиротворённо обнимал Её.
Четверг был насыщенным днём. Я крутился , как белка в колесе, отгоняя от себя мысли о том, что колесо крутится всё быстрее. И объективно я сделал больше всего именно в четверг. И весы на которых пребывали силы и опыт красиво покачивались напоминаяя об истинных радостях.
Однажды утром я проснулся и понял с лёгкой горечью и надеждой, что уже Пятница. И умножил усилия, чтобы успеть всё до вечера. Вечером я уже предвкушал заслуженное и долгожданное. Но вечер вышел скомканным. Хлопоты, хлопоты, и всё чаще и чаще неожиданные, но уже привычные и полные смирения пред неизбежностью.
В субботу утром было хорошо. Даже простое созерцание падающей из крана капли наполняло жизнь невиданным смыслом. Можно было стокойно пить чай на кухне, улыбаться домашним. И впервые полностью отдаться обдумыванию двух мыслей. Как же я оказался в этой квартире, и где она вообще находится? И ещё: ведь все эти люди, окружающие меня сейчас за столом, пришли сюда позже… Но потом мы гуляли все вместе и пели: «А – а – а ! И зелёный попугай!!»… Вечером тоже было хорошо, хотя и болело.
В воскресенье проснулся очень поздно. И даже не заметил этого. С отрешённостью попил чай и съел таблетки. Посмотрел в окно и понял, что сегодня быстро стемнеет. Поскорее оделся и вышел на улицу. Идти было тяжело, но за последние пару дней я уже свыкся с болью. И в те последние секунды, когда канувшее за горизонт солнце озаряло жизнь красивыми атомами света, я понял вдруг ту промытую кристальную сущность, которая всю жизнь отражалась во мне. Толкая меня вперёд, словно пущенную стрелу в мишень огромного диска закатного солнца над горизонтом.
Я ушёл ночью, после Воскресения.
Мудрец плотно сжал губы и пожевал ими. Покачал головой. «И зелёный попугай» – благоговейно подумал он.