Анечка

Станислав Дит
Где-то в половине девятого вечера Матвей остановился на заправке. Накинув куртку, он устремился к кассе, стараясь сделать всё быстрее, чтобы вновь оказаться в тепле автомобиля.
— Холода, как всегда, наступили неожиданно? — небрежно бросил пожилой кассир.
— Пошевеливайся! — огрызнулся Матвей, переминаясь с ноги на ногу. Он не хотел выслушивать очередного болтуна, сетующего на погоду. За время путешествия, подобные встречались в каждом городе. Словно вампиры, они пытались поглотить бесценное время. А его оставалось всё меньше.
Старик не обиделся. Он лишь пожал плечами и отсчитал сдачу.
— Простите, вы сейчас едите на запад? — раздался женский голосок.
Матвей обернулся и увидел невысокую стройную девушку в коротком сером пальто. Ей около шестнадцати лет, возможно меньше. Она улыбнулась и смущённо опустила глаза, очаровав его яркой мимикой.  Это лицо не было красивым, но в нём имелась загадочная привлекательность.
— В ближайший город, — подтвердил Матвей. — Тебя подвести?
По-прежнему, глядя на землю, девушка кивнула. Он проводил её к машине, а сам заправил полный бак и вернулся на место водителя.
— Автобусы перестали ездить. Я хотела позвонить тёте, сказать, что задержусь, но телефон разрядился.
— Позвони с моего. — Матвей протянул мобильник, но девушка не шелохнулась. Она лишь напряжённо перебирала пальцами. — Что-то не так?
— Уже поздно. Я пыталась на заправке. Пока ветер не стихнет, связи не будет. У нас так всегда: не работают ни домашние, ни сотовые. Надо было мне подумать об этом сразу, когда батарея села. Теперь тётя волнуется.
— Тогда поторопимся, — подмигнул он, заводя мотор.
Загорелись фары. Машина двинулась в путь.
— А у вас здесь людей совсем нет, — вновь заговорил Матвей.
— Если сейчас кого-то и можно застать, то только на объездной. Через лес никто не ездит.
— Почему?
— Плохая дорога. Если что-то сломается, никто не поможет.
— Ну, нам нечего беспокоится. Я занимаюсь ремонтом машин.
 Они разговорились. Девушку звали Аня. Матвей не сказал ей о цели поездки, ограничившись фразой «еду по делам». Он не любил рассказывать о себе незнакомым людям. Ни к чему ей знать, что он проехал тысячу километров, чтобы побывать на свадьбе Влада, старшего брата, поселившегося в этом несчастном захолустье. Аня вроде бы это понимала и не стремилась расспрашивать.
Хотя Матвей мог рассказать многое. Влад всегда спасал его. Однажды он пинком отбросил выскользнувшую из-под бревна гадюку. Мерзкая, чешуйчатая тварь плюхнулась на перекошенный пень и юркнула в густую траву. Матвею тогда показалось, что змея успела кое-что сделать: она смерила их чёрными глазами-свёрлами, словно пытаясь запомнить наглецов.
Этот взгляд возвращался в кошмарах. И, опять-таки, Влад оказывался рядом. Кто как не он, мог проснуться в час ночи, чтобы заверить Матвея, что жуткое пресмыкающееся не заползло к нему в кровать. Для этого, не раз приходилось пройтись палкой по скомканному одеялу, пока Матвей прятался позади.
Через год Влад снова пришёл на помощь. Матвей забрался на середину реки. Дно резко исчезло. Он попытался крикнуть, но вода хлынула в рот. Ноги уходили на глубину. Солнечный свет оставался где-то наверху. В какой-то момент Матвей уже не сопротивлялся: он посмотрел на вытянутую руку и понял, что не достигнет поверхности. Смерть дышала мальчику в затылок. Он решил, что сейчас окажется в раю, и смирился с этой мыслью. Резкий рывок вернул его к жизни.
Крепкое плечо Влада всегда оказывалось рядом. Он заступался во дворе, защищал в школе, помогал с девушками. Возможно поэтому, Матвей вырос излишне самоуверенным. Его хамоватая натура не могла никого оставить равнодушным: родные, друзья, продавцы в киосках — казалось, нет существа, не вызывающего у Матвея желания выдать язвительную остроту.
Он посмотрел на Аню. Эта девушка, первая за долгое время, с кем не хотелось вести себя вызывающе. Матвей стал собой, хотя и не мог найти причины. Он не испытывал к ней ничего больше симпатии. Аня расстегнула пальто, и он видел, что она не могла похвастать ни выдающимися формами, ни красивым лицом. Её ножки, пожалуй слишком тонкие, не вызывали желания. С тем же успехом он мог бы сидеть рядом с сестрой, монашкой или сошедшим с неба ангелом — пусть даже самыми прекрасными на свете, но чуждыми для вожделения созданиями.
Она заметила его взгляд и одёрнула юбку. Матвей смутился. Он не хотел показаться маньяком или извращенцем, а потому уставился на дорогу.
Лес обступил их. Кривые ветви срослись, образуя бесконечный тоннель, уходящий вдаль. В приоткрытое окно проникал ночной воздух. Он имел особый, неповторимый аромат. Матвей улавливал его ещё с детства, но не мог описать. Он не напоминал цветы или морскую свежесть. Не чувствовалось в нём и ароматов восточных благовоний или церковного ладана. Больше всего он походил на запах, остающийся после дождя. Что-то родное, проникающее сквозь годы, жило в этом благоухании. В такие минуты верилось, что где-то рядом, за колонами деревьев кроется другой мир, полный чудес и загадок. В этом поэтическом великолепии скрывалась такая гармония, что Матвей зажмурился от удовольствия.
— Ты выглядишь таким счастливым, как ребёнок. — Она перешла на «ты» немного ранее, но он никак не привыкал к этому. Не столь большая разница в возрасте — около пятнадцати лет — однако, слыша «ты» он невольно скривился.
— Поздно быть ребёнком, когда есть свои.
— У тебя есть дети? — оживилась она. — Так ты женат?
— У меня сын. Он сейчас с бабушкой. А жена погибла год назад.
— Сочувствую. — Аня погрустнела. Она казалась такой искренней, что Матвей поразился. Его всегда удивляла способность некоторых людей так глубоко проникаться чьим-то горем. Казалось бы, для неё он — чужой человек. Его жену и сына она не видела никогда, но девушка не притворялась. На её глазах выступили слёзы.
Матвей пожалел Аню. Он почувствовал себя виноватым. В тот момент её состояние так его огорчило, что возникло чувство вины. Матвей злился на себя, что завёл эту тему, на язык, осмелившийся произнести эти звуки, даже на жену за то, что она умерла. Чистота и невинность девушки превратилась в яркий контраст злу и невежеству, творящимся в остальном мире.
Глядя на Аню, Матвей почувствовал, что возникла какая-то искра, и захотел, чтобы их путь не кончался. В какой-то момент он словно затосковал по чему-то утерянному, но очень знакомому. Всё это, сама того не зная, давала ему хрупкая маленькая девушка, сидящая рядом. Только здесь, в машине, несущейся среди ночного леса, он ощутил себя счастливым.
Он взял её за руку, желая успокоить. Всё, о чём он просил Бога в этот момент — чтобы Аня не заплакала.
— Мне так обидно за тебя, — сказала она, вытирая глаза платком.
— Ничего страшного, — он попытался сделать голос максимально спокойным, хотя слышал, что тот всё равно дрожал.
Аня замерла и посмотрела на Матвея с некой опаской. От этого взгляда он заволновался. Она словно собиралась произнести что-то и никак не могла решиться. 
— Можно я высморкаюсь? — неуверенно выдавила она.
Матвей облегчённо выдохнул. Её скромность пленяла. Он выпустил руку девушки и ответил:
— Конечно.
Дорога становилась всё хуже. Пришлось сбавить скорость. Некоторые деревья накренились и скребли ветвями крышу автомобиля, словно кошки, стремящиеся попасть внутрь. За окном всё растворилось в темноте. Лишь впереди фары освещали пунктирную линию асфальта. Лес опустел, будто в нём не находился никто, кроме них. И это успокаивало. В этот холодный час страшно даже представить, что кто-то бродит в бескрайних зарослях. Матвей окаменел бы там от страха. Он почувствовал, как подходит комок к горлу, и отогнал прочь тревожные мысли. Не столь же он глуп, чтобы добровольно покинуть машину и бродить ночью в чаще.
Поймав на себе его взгляд, Аня виновато улыбнулась и сунула платок в карман. Её большие глаза восхитили Матвея. Прежде он не замечал их, но теперь, приглядевшись, понял, что тонет в их гипнотической глубине.
— Что-то не так? — забеспокоилась Аня.
— Нет, ну что ты, всё хорошо.
Она усмехнулась и призналась:
— Быть может, это выглядит нелепо. Ты просто такой мужественный. Я теряюсь. Боюсь показаться глупой.
Матвей сделал вид, что не заметил комплимент, хотя внутри светился от радости. Все другие мысли исчезли. Осталась одна: он ей нравился.
— Не переживай, всё отлично. — Он чуть не сказал «всё идёт как надо». Вдруг заговорила совесть, напомнив, что Аня слишком молода для него. Матвей и сам понимал это, но природное обаяние девушки сыграло злую шутку. Он слишком проникся, чтобы обращать внимание на такие мелочи как возраст.
Аня вынула гигиеническую помаду и хотела намазать губы. Машина подпрыгнула на кочке, помада выпала и покатилась под сидение Матвея.
— Я подниму, — сказал он, но девушка не слушала. Она скользнула к его ногам. Её близость заставила Матвея покраснеть. Пальцы крепко сжали руль. Он пытался не замечать девушку.
В голове заиграли фантазии. Он представлял, как раздевает и ласкает Аню. Видел их, занимающихся сексом на капоте. Эти мысли пугали и притягивали. Разум говорил: «нельзя», но всё реже и тише, а что-то другое, более настойчивое, призывало быстрей овладеть девушкой.
Наконец, она с помадой в руке вернулась на место. Наивная улыбка вернула Матвея к реальности.
— Постой, — сказал он. — Ты же не будешь каждый раз краситься, глядя в зеркало заднего вида. У меня для тебя кое-что есть.
Матвей открыл бардачок и вынул складное зеркальце с ажурным узором. Он протянул его Ане, но девушка не шелохнулось.
— Это зачем? — недоумённо спросила она.
— Раньше оно принадлежало особому человеку — моей жене. Я носил её на руках, проводил с ней ночи под звёздами. Она стала матерью моего сына. Никогда и ни с кем я не испытывал ничего подобного, но сегодня, встретив тебя, я снова почувствовал радость.
— Я всё равно не понимаю. — Она отодвинулась.
— Не бойся. Я не пристаю к тебе, — успокоил её Матвей. — Напротив, я просто хочу выразить восхищение. Я хранил её зеркало как память, но мне оно ни к чему. Повторюсь: оно принадлежало особому человеку, и так должно быть снова. Я дарю его тебе, потому, что ты именно такая.
У Ани заблестели глаза. Она расплакалась и взяла подарок. В этот миг девушка напоминала ребёнка, рассматривающего новую игрушку.
Матвей подумал, что у Ани почти наверняка никогда не было такого дорого зеркала. Она выглядела как ребёнок из бедной семьи, выросший в лишении. Теперь он испытывал к ней отцовские чувства. Нахлынул неописуемый порыв щедрости. Хотелось сказать Ане, что все её беды закончены. Что он никогда её не оставит и обеспечит всем, что она только захочет. А прошлое навсегда останется позади и никогда не вернётся.
Но она посмотрела на него и сухо сказала:
— Спасибо. — В этой фразе чувствовалась какая-то завершённость. Аня будто отстранилась от него. У Матвея защемило в сердце, но девушка продолжила: — Только обещай, если когда-нибудь мы переживём всё, что ты описал, я буду иметь право вернуть его.
Он не совсем понял её просьбу, но кивнул. Аня улыбнулась краешком губ.
— Всё, что ты попросишь, — произнёс Матвей.
 Порыв ветра впереди накренил толстое дерево. Раздались треск и лязг тормозов; могучий ствол обрушился на автомобиль.
Они погрузились в темноту.
Первым пришёл в себя Матвей. Он лежал на сыром асфальте, окружённый сотнями мелких осколков. Последние секунды аварии исчезли из головы, как всегда бывает в критические ситуации.
Он шевельнул рукой. Она непослушно отъехала в сторону. По телу прошла судорога.
Матвей приподнял исцарапанное лицо над землёй и посмотрел вдаль, но не увидел ничего кроме беспросветного мрака. Он зажмурился и потерял сознание.
Во сне длинные чёрные змеи сплелись в клубок под белоснежным одеялом. В центре лежал потрескавшийся череп. Тонкая как червь гадюка выползала из глазницы, осторожно поглядывая в сторону наблюдателя. Вместе с тем, она словно ухмылялась.
Раздался стон. Он привёл Матвея в чувство. Это стонала Аня. Её голос придал сил, и Матвей привстал на четвереньки. Он выбрался из-под упавшего ствола и, взявшись за ручку двери, опёрся на ноги. Тело онемело от холода. Ветер, словно нож, резал кожу.
Аня неподвижно лежала в машине. В голову пришли самые страшные предположения. Забыв о боли, он открыл дверцу. Девушка дышала. Она приподняла голову с прищуренными, полными страданий глазами. От былой жизнерадостности не осталось и следа.
— Не двигайся и не разговаривай, — сказал Матвей. Он произнёс это уверенно, будто знал, что нужно делать, хотя, это единственное, что он мог придумать. За жизнь он запомнил множество бесполезной информации: имена друзей, марки машин, названия фильмов и сериалов, но ни в одном уголке памяти не нашлось инструкции, что делать в случае, если перед вами раненая девушка.
Подчиняясь интуиции, он схватил её за подмышки.
— Я тебя вытащу. Возможно, будет больно, но я должен убедиться, что ты цела.
Она не ответила, а лишь опустила голову.
Окровавленными пальцами, он потащил Аню из салона. Она мычала как раненое животное, но терпела. Наконец, он смог взять её на руки и опустить на землю.
— Прости, я знаю, холодно, но я должен тебя осмотреть. Потом я верну тебя обратно.
Затрещало второе дерево. Оно накренилось и с грохотом рухнуло на крышу автомобиля.
Руки Матвея покрылись потом. Он ощутил, как кровь отхлынула от лица. Если бы он промедлил несколько секунд, то Аня бы погибла. Впрочем, в её нынешнем состоянии он не мог сказать наверняка, что у неё есть шанс выжить.
— Я замёрзла, — простонала она.
— Солнышко, но мне некуда тебя положить. Машины больше нет, — в отчаянии произнёс он. Прошу тебя, не умирай. Мы дождёмся помощи. Обещаю.
Её рот беспомощно открылся, зрачки закатились, но она нашла силы для ещё одной фразы:
— Никто не приедет. Все едут по объездной. Холод убьёт нас.
Матвей снял кофту, приподнял Аню и обернул её. Она остывала.
— Ты ждёшь от меня решения, я знаю, но понятия не имею, как спастись. Мы не можем оставаться на месте. Но и идти было бы безумием.
— Ты должен попробовать. — Она приоткрыла глаз. Казалось, зрачок дрожит от напряжения.
— У меня не хватит сил. До города ещё очень далеко.
— Через лес гораздо короче. — Она указала направление. — Не заставляй уговаривать. Мне тяжело.
Матвей кивнул. Он понимал: на счету минуты. С трудом удержав Аню на руках, он вошёл в лес. Словно древние стражи окружили их высокие стволы деревьев. Кривой сук вцепился в плечо, но Матвей отдёрнул его и начал спускаться с возвышения. Путь пролегал внизу, где очертания кустарников растворялись в полутьме.
Каждый шаг давался с трудом. Ноги не желали подниматься. Тело Ани тяжелело, из-за чего Матвей чувствовал себя спортсменом, удерживающим рекордный вес. Несколько раз он останавливался проверить, дышит ли Аня. Его пугала перспектива нести на руках труп, теряя силы. Аня дышала. Она словно уснула. Это успокаивало: во сне люди набираются сил, а они ей сейчас очень нужны.
Ближе к концу спуска он ощутил, как ноги разъезжаются. Правый кроссовок заскользил по грязи вперёд, угрожая стать причиной их падения. Матвей оттолкнулся и, пробежав несколько шагов, очутился на ровной поверхности.
Колени заныли от боли. Суставы отказывались слушаться. Всё, чего хотел сейчас Матвей — это десять минут отдыха, но режущий ветер привёл его в чувство. По спине пробежали мурашки.
Правая нога отказалась подниматься для следующего шага. Он стоял на месте, среди скрюченных деревьев и ждал, когда изнеможение заставит его сесть. Он мог сдаться прямо сейчас, но желал бороться до конца. Пусть он не сможет идти, но останется на ногах, пока на то будет возможность.
Аня застонала. Матвей представил её одну, посиневшую от холода у корней старого дуба. Увидел, как по изодранному лицу девушки ползают муравьи. Змеи огибали белоснежные руки. И тут  он осознал, что видел во сне её череп.
«Нет, — подумал он. — Я не позволю ей умереть».
Он перехватил скатывающееся тело и двинулся дальше. Отчаяние придавало сил. Он видел, как беспомощно болтается рука девушки, и знал, что должен, во что бы то ни стало, добраться до города.
Над головой пролетел ухающий филин — первое существо, встреченное в лесу. Он забрался в круглое зияющее дупло и сверкнул выпученными глазами.
Впереди раздался шум. Сначала Матвею показалось, что это звук мотора, но, прислушавшись, он понял, что так шелестит ручей. Вскоре он оказался перед бегущей струёй воды. Она переливалась, отражая луну и звёзды, совершенно не беспокоясь о людях, их проблемах и переживаниях.
В другой момент ручей стал бы для Матвея поводом восхититься красотой природы, но сейчас он оказался существенной преградой. Чтобы преодолеть её, требовался прыжок. На него Матвей уже не способен. А шагнуть же в ледяную воду означало отморозить конечности и не выйти из леса.
Он мог бы выбрать третий путь: оставить на земле бессознательную Аню и преодолеть ручей самостоятельно. Но Матвей оставил эту идею. Его ужасало то, что такая мысль вообще могла прийти в голову. Как можно предать такого доброго, непорочного человека как Аня? Это безумие. Он поискал переправу. Взгляд зацепился за несколько гладких камней, возвышающихся над потоком. Если удастся по ним пройти, то он не намочит обувь.
Матвей встал на первый камень, слишком маленький, чтобы уместить ногу. Он с трудом удержал равновесие и переставил вторую ногу. Теперь он раскачивался на двух опорах, казавшихся крошечными. До берега оставался ещё один крошечный камень. Тёмным островком возвышаясь над журчащей водой, он будто бросал вызов незваному ночному гостю, посмевшему потревожить его.
Взяв себя в руки, Матвей ускорился. Подошва оттолкнулась от последней опоры, и левый кроссовок достиг берега. Правый приземлился чуть позади. Земля под ним обвалилась и нога окунулась в воду. Проклиная всё на свете, он выбрался из ручья, оставляя мокрые следы.
Скоро сотни  игл вопьются в ступню. И рядом не будет брата, как в тот раз, когда лёд треснул и Матвей провалился в реку. Влад растёр ему ноги, спиртом, взятым на такой случай. Он всегда поражал Матвея предусмотрительностью. Будь сейчас в лесу он, то наверняка знал бы как поступить правильно. Но его нет.
Матвей понимал: они не дойдут. Ещё немного, и он сдастся. Даже если по пути не возникнет болото, стая волков или пропасть, он не найдёт в себе силы.
Ступня промёрзла до костей. Он не чувствовал пальцев.
Сколько ещё: пять минут, десять, двадцать? — Он не мог предугадать.
Заныла спина. Казалось, позвонки сместились вбок и вот-вот треснут от напряжения.
Внизу что-то хрустнуло. Нога потеряла опору, и Матвей упал. Он выронил Аню, не проронившую ни звука, и скатился вдоль уклона. Заныло бедро.
Он попытался встать и понял, что не может — ноги не слушались. На локтях он подполз к уклону и, цепляясь, за корни дерева, выбрался к Ане. Она лежала на каменистой поверхности, пустым взглядом обращённая к небу. Матвей осторожно толкнул её в бок.
— Аня?
Она простонала.
— Я не смогу вытащить нас. Ты тоже должна идти.
— Но я не смогу.
Он знал, что она не сможет, но не видел другого выхода. Если она не сделает это, им придётся умереть.
— Попробуй встать, — упрашивал он. — Я помогу.
Матвей приподнялся на ноги, держась за ствол ближайшего дерева, и протянул Ане руку.
Она вложила в неё ладонь. Подчиняясь его силе, девушка поднялась на колено. Он присел рядом.
— Теперь попробуй обхватить меня за шею, и мы пойдём. Не спеша, но пойдём.
Податливая рука обняла его. Пальцы Матвея впились в сук на дереве, и он потянул на себя. Они встали.
— Моя нога, — пожаловалась Аня. — Кажется, она сломана.
— Тебе только кажется, — успокоил её Матвей. Вот увидишь, как дойдём и проверим, всё с ней хорошо.
— Нет, я не смогу идти.
— Давай же. — Он терял терпение.
Девушка подчинилась. Шагнула, но не удержалась и повалила их на землю. Она заплакала. Матвей погрустнел. Он принял решение.
— Послушай меня. Оставайся здесь, а я приведу помощь.
— Нет, я замёрзну.
— Я разожгу тебе костёр.
— Я не смогу одна, не бросай меня!
Её мольбы пугали Матвея. Он и сам понимал, что у него нет шансов дойти. Даже если бы это случилось, Аня наверняка бы уже скончалась. Но оставаться на месте он не мог. Это верная гибель для обоих.
— Аня, у нас нет другого выхода! Я не донесу тебя, пойми. Как только я встречу людей, то скажу где ты. Тебя заберут. Пока мы здесь припираемся, силы оставляют меня. Дорога каждая минута. Я разожгу костёр и уйду.
Её глаза округлились от отчаяния. Губы задрожали. Она умоляюще взглянула на него:
— Не оставляй меня, прошу. Ты же знаешь, я без тебя погибну.
Сердце Матвея рвалось на части. Он не хотел её оставлять. Будь у него выбор, он променял бы свою жизнь на её, но он не мог. Он понял, что даже если им надлежит умереть, то лучше сделать это здесь, вдвоём, обнявшись, чем в одиночестве: она — у корней старого дерева, а он — в нескольких километрах от города, посреди леса.
Жалость взяла верх. Матвей приблизился и обнял её дрожащее тело.
— Я не уйду. Останусь с тобой, даже если мы погибнем.
— Спасибо.
Он взял её руки и подышал на них, надеясь, что дыхание ещё горячо и сможет согреть её.
Вдруг в голове возник яркий образ: его маленький сын, растущий без отца и матери, лишь потому, что отец погиб, не желая выпускать из объятий какую-то сумасшедшую. До города осталось не много. Если поторопиться, он спасёт жизни всем.
Матвей вырвался из объятий.
— Прости, я ухожу. — Он старался не смотреть ей в глаза.
— Стой, я с тобой! — сказала Аня и попыталась ползти. Лицо исказилось от боли.
— Ты не сможешь! Останься.
— Нет, я не хочу умирать. — Её голос охрип.
«Если я её брошу, а она выживет, то каждый узнает про это» — подумал Матвей.
Он понял, что желает Ане смерти. Иначе она расскажет, как он бросил её умирать. И тогда у него отнимут всё: друзей, свободу, сына. Даже если сохранить ей жизнь, она никогда не простит, что он пытался её оставить.
Рука девушки вцепились в его ногу. Взгляд, переполненный страдания, поднялся к глазам. Колени подкосились, и Матвей опустился на землю. Аня потянулась к нему. Она хотела его обнять, но Матвей расценил это иначе. Быть может, так влияло место, но ему показалось, что девушка приближается в порыве ярости. Пальцы сжали тяжёлый камень и он, не отдавая себе отчёт, ударил Аню по голове.
Подбородок девушки запрокинулся, и она упала на спину. Отступать поздно. Матвей запрыгнул на неё и стукнул ещё несколько раз, чтобы убедиться, что Аня не поднимется. Она не сопротивлялась, а лишь лежала, молча, получая удары. Когда он встал с неё, Аня ещё дышала. Он не отважился убить.
Она умрёт сама — Матвей не считал это убийством. По крайней мере столь суровым, как если бы он забил её камнем. Он не испытывал к Ане ненависти. Напротив, она нравилась Матвею. Если бы он мог вернуть время, то никогда бы не ударил её. Но теперь, если она выживет, то никогда не простит его, и об этом узнают.
Матвей стащил тело девушки вниз уклона и забросал ветками. Когда он уходил, она ещё дышала, хотя оставалось не долго.
Он шёл, постоянно оборачиваясь, чтобы убедиться, что его не преследует призрак девушки. Руки дрожали от перевозбуждения. Теперь все лесные чудовища казались наивными детёнышами по сравнению с ужасающим монстром, сидящим внутри.
Но, что сделано, то сделано. Если за жизнь уплачена столь высокая цена, то он должен оправдать её и выбраться отсюда. Лес больше не казался таким тёмным. Возможно, на небе появилось больше звёзд, а может, он посветлел в контрасте с душой Матвея.
Он презирал себя, но мысли текли в другом направлении. Матвей оценивал, не слишком ли мало положил веток, чтобы скрыть труп, и не рано ли покинул Аню. Вдруг она поднимется. И что тогда? Арест? Нужно вернуться и проверить. Он пресёк рассуждения. Никто не смог бы в её состоянии пролежать столько времени на промёрзлой земле и выжить. Даже если она ещё жива, это её последние минуты.
Откуда-то взялись новые силы. И боль в ступне уже не беспокоила. Очевидно, шок придал сил. Матвей слышал о таком. Он не сомневался, что, если не будет останавливаться, то доберётся до города.
И что он скажет?
Что попал в аварию. Прошёл сквозь лес и никого не встречал по дороге.
А если спросят детали?
Какие в чаще могут быть детали? Толщина деревьев, встреченных на пути? Нет, всё идеально.
Он думал, что самое страшное позади, но что-то щёлкнуло, и дикая боль пронзила ногу. Крик Матвея вспугнул с дерева птиц. Он попался в капкан и не смог его снять. Ослабшее тело опустилось на землю.
«Если сейчас рядом окажутся хищники, что ж, я это заслужил» — подумал Матвей.
Так он просидел несколько минут, не замечая, как кровь сочиться из раны. Чувства притупились. Наступила апатия. Смерть уже не казалась чем-то пугающим, а, напротив, — единственным избавлением от переживаний.
Поблизости раздались шаги. Из тени осторожно показалась фигура человека. Он направил ружьё на Матвея. Суровый мужской голос произнёс:
— Кто здесь?
Матвей провалился в пустоту. Сон вышел долгим и прерывистым. Несколько раз, открывая глаза, он видел сменяющие друг друга картинки: мужчину с длинной седой бородкой, раскрывающего капкан; тропу, уходящую вдаль; яркий свет помещения; нового знакомого, лечащего его.
Очнувшись, Матвей осмотрелся: небольшая комната с деревянными стенами освещалась масляной лампой. Напротив, возле окна, висели иконы. Он узнал Николая Чудотворца и Богородицу. Изображения остальных расплывались. Из мебели Матвей разглядел стол с чёрной скатертью и несколько стульев. На одном сидел хозяин дома. Он кивнул и сказал:
— Тебе повезло, что я услышал. Обычно я не выхожу ночью, но твой крик, признаюсь, напугал меня до дрожи.
Матвей попытался подняться с кровати, но мужчина подскочил к нему и уложил обратно.
— Нет, не надо, — сказал он. — Ты должен лежать, пока не придёшь в норму.
— Кто вы такой?
Ответ вышел долгий и утомительный. Хозяин много и назойливо болтал, но обладал одним хорошим качеством — не утруждался, чтобы его слушали. Он оказался лесником, живущим на кордоне многие годы. Здесь, в одиночестве, он сильно скучал, а потому поведал собеседнику о многом: то об уходе жены, забравшей детей, то о пуле, попавшей в живот во время службы в армии. Наконец, лесник выговорился и попросил рассказать о себе.
Матвей ждал этого вопроса и успел, пока новый знакомый болтал, решить не упоминать об Ане. Вряд ли она жива, но даже если это так, и удастся её спасти, вряд ли это оправдает его. Подумав так, он вновь предал её смерти. О возвращении он больше не задумается. Гость рассказал об аварии, долгом пути среди деревьев и капкане, едва не лишившем его жизни. Исключить Аню из истории оказалось так просто, что он и сам поразился, сколь убедительно она прозвучала.
Время от времени кивая и хмурясь, лесник успел осушить пару стаканов некой мутной жидкости, взятой им из ящика стола. Судя по запаху, он пил самогон. Дослушав, хозяин перекрестился и воскликнул:
— Ты отважный человек. Даже я, живя здесь, не решился бы ночью отправиться в самые глухие места леса.
— Это почему? — заинтересовался Матвей. Неожиданно его одолело некое странное предчувствие. Он словно ожидал вспомнить о какой-то важной детали, вроде телефона, забытого возле тела Ани, но так и не смог.
— Ты ничего не видел? — Этот вопрос прозвучал столь устрашающе, что заставил  Матвея поёжиться. Невольно он посмотрел на окно за спиной собеседника и почувствовал себя неуютно. Вглядываясь во тьму, он словно ожидал там кого-то увидеть, и это пугало Матвея.
—  Нет, а что?
Лесник прищурился и понизил голос:
— Очень страшно.
Холодок пробежал по спине у Матвея. Его собеседник не пытался специально нагнать жути. Он искренне боялся того, о чём говорил.
— Это нечистые места, — продолжил он. — Здесь многое происходит. Однажды ко мне приезжал друг. Мы пообедали. Потом вышли покурить, а когда вернулись, он спросил, куда делись мои гости. Я изумился, так как всё это время мы были вдвоём, но он рассказал, что только что за столом, помимо нас, сидели ещё два человека.
В ужасе Матвей обвёл комнату глазами, надеясь, что не наткнётся на этих загадочных посетителей. Никого. Только чёрный квадрат окна и пустые стулья.
Лесник поведал следующую историю:
— Как-то раз я бродил там же, где ты сегодня, Запозднился и возвращался, когда стемнело. Если долго живёшь в лесу, глаз привыкает улавливать всякие мелочи, вроде примятой травы, следов на ней и малого движения. Но тогда я уже прошёл мимо, как вдруг некое чувство заставило меня обернуться. Я увидел человека с непомерно длинным носом. Он стоял в десяти шагах от меня и кивал в пустоту, словно с кем-то разговаривал. Сказать, что я испугался — не сказать ничего. Никогда прежде я не добирался до дому так быстро. И всё это время казалось, что кто-то следит за мной.
Он снова перекрестился и выпил. Взгляд лесника помутнел, но тут же прояснился. Он будто пытался опьянеть, но трезвел с каждой секундой.
Матвей с удовольствием нашёл бы рациональные объяснения описанным событиям, но что-то в глубине, не давало подвергнуть эти рассказы сомнению. Почему-то он верил, что бросил сегодня Аню в месте, где бродили загадочные существа, непонятно что делающие, среди ночного леса. К горлу подступал ком, когда он представлял как она, истекая кровью, с остывающим телом, умирает в проклятом месте.
— Теперь я редко выхожу из дома после заката, но и здесь не чувствую себя в безопасности. Порой накатывается необъяснимая тревога, аж пальцы холодеют. Ты знаешь, я никогда не встаю сразу. Проснувшись, я долго лежу и дрожу от мысли застать кого-то на пороге. Я громко прокашливаюсь, чтобы вселить в себя уверенность. Мне кажется, что, предупреждая о своём появлении звуком, я даю им возможность скрыться из вида.
Нависла тишина. Лесник осушал очередную кружку. Матвей думал.
— Это так… — Он замялся, выбирая слово: — Дико.
— Я зашторю окна.
Когда лес исчез за плотной тканью, Матвей немного успокоился. С одной стороны он понимал абсурдность своего страха, с другой — боялся как ребёнок. Хотя, нет. Никогда прежде он не испытывал такой неподдельной беспомощности перед сверхъестественным. Здесь, в одиноком домишке, он не чувствовал себя защищённым. Затравленный взгляд лесника говорил о том, что может стать с мужеством человека, предоставленного самому себе на долгое время. Быть может, он и сам придумал призраков, но от этого они не стали менее пугающими.
— Завтра я отвезу тебя в город. А сейчас давай спать. — Он принялся молиться
Матвей ожидал, что всю ночь его будут мучить кошмары, но ошибся. Уснул он быстро и крепко, снов не запомнил, а утром застал лесника храпящим за столом. При первых звуках, хозяин открыл глаза и потянулся. Через двадцать минут они покинули лес, миновали кладбище и въехали в город. Старый «УАЗ» остановился во дворе Влада.
— Вот и добрался, — выдохнул Матвей. Он попрощался с лесником, вышел из машины и направился в подъезд под утихающий рёв мотора. До свадьбы оставалось два дня. Матвей собирался прожить их здесь, помогая с приготовлениями. Он поднялся по ступенькам, кривясь от сводящей ноги усталости. На лестничной клетке расположился длинный пластиковый стол, очевидно, вытесненный из квартиры, для экономии пространства.
Матвей нажал на звонок. Раздался пронзительный режущий звук.
— Открыто! — донёсся из квартиры голос брата.
Матвей взялся за ручку и переступил порог. На стене в длинном коридоре он заметил большое зеркало, отражающее его от макушки до пояса. Он впервые увидел себя с момента столкновения с деревом. Лицо покрывала сеть глубоких порезов от осколков. Изорванная грязная одежда лохмотьями обвисала вдоль тела.
— О, Господи, что с тобой? — воскликнул Влад, вышедший его встретить.
— Долгая история, — отмахнулся Матвей. — Мне бы помыться и переодеться.
Влад кивнул и указал в сторону ванной.
Вода подействовала на Матвея оживляюще. Тело распарилось и налилось силами. Он расцвёл, словно цветок после дождя. Выходя из ванной, Матвей первым делом спросил:
— Где будущая супруга?
— У родителей. Вернётся завтра.
— Отлично. Я могу где-нибудь отдохнуть?
— Пока в комнате Анечки.
— Анечки? — Внутри у Матвея всё похолодело. Кровь отхлынула от лица. Возникла страшная догадка. Всё сложилось в полную картину: его брат с супругой ждут домой Анечку, а та, в это время, лежит в лесу окоченевшим трупом. Она не придёт домой по его вине.
— Племянница Насти. Ах да, я не говорил тебе. Её родители погибли в аварии. Мы забрали девочку к себе. Пока её нет, но когда вернётся, мы что-нибудь придумаем. Уверен, она готовит сюрприз на свадьбу.
Влад провёл его в комнату. Солнце ещё не попадало в окно, отчего стены казались чёрно-белыми и безжизненными. Здесь чувствовался слабый, едва уловимый запах духов. Ещё вчера, перед тем, как уйти, она пользовалась ими. Несколько рамок с фотографиями выстроились в ряд на трюмо. На них, с сияющими глазами, улыбалась Анечка — та самая, милая девушка, убитая им. Дуновение ветра, шевелило занавески, создавая впечатление, будто комната дышит. Она пульсировала, подобно сердцу, хотя должна была умереть, лишившись главного жизненного органа — своей юной непорочной души.
Матвей сел на кровать, терзаемый совестью. Ему хотелось прямо сейчас всё рассказать Владу, а потом поехать туда, где всё случилось, хоть это и не могло её спасти. Но он бы попытался. Поторопился.
«Если бы это был сон, — подумал Матвей. — Я больше ни о чём никогда не буду мечтать. Лишь бы проснуться».
Но ничего не изменилось. Он по-прежнему находился на кровати, где недавно спала Анечка.
«Что же я наделал» — прозвучало в голове.
Влад не заметил его настроения. Вручив брату свежее постельное бельё, он вышел. Дверь в комнату закрылась, оставляя Матвея одного. Тишина заволокла его. Неожиданно для себя он оказался внутри жизни своей жертвы. Её мир окружал его. Овил кольцами, словно удав, и навис бездонной пропастью клыкастой пасти. Идеальная чистота, где мелкие пылинки сверкали подобно снежинкам или звёздам, выглядела пустой и чуждой. Здесь Матвей чувствовал себя карточным тузом в шахматной партии — ни к месту и ни ко времени.
Вместе с тем, к отчаянию примешалось какое-то странное возбуждение. Он проник в цитадель, хранившей тайны столь понравившейся ему девушки. Матвей мог узнать о ней всё: заглянуть на каждую полку, порыться в любом из шкафов или ящиков. Эта мысль подействовала согревающе.
Как только пальцы коснулись первой вещи, — потрёпанной книжки, с аккуратно заклеенными краями, лежащей на тумбочке, — рука задрожала. Он осознал, что трогает вещи покойницы. Её больше нет, так кому принадлежит всё это? Пустоте? Как-то не по себе.
Будто с укором, фотографии покосились на Матвея — это играли тени, но он не выдержал и пошёл в коридор, решив не возвращаться, пока сон не одолеет его.
В аптечке нашлось всё, чтобы обработать раны. Пока он приводил себя в порядок, появился Влад. Он попросил рассказать, что произошло.
Матвей понял: нужно говорить осторожно, чтобы не вызвать подозрений. Он повторил придуманную историю медленно, взвешивая слова.
— Страшное место этот лес, — согласился Влад, когда он закончил. — Сколько не езжу мимо, а каждый раз жутко. Боюсь, как бы Анечка не попала в такую же передрягу. Она до сих пор не звонила, и телефон выключен.
Глаза Матвея налились злобой. Он встревожился, поняв, что брат, не дождавшись Аню, может решить прочесать окрестности. И тогда станет очевидно, что она лежит там, где шёл Матвей — почти по ровной линии от разбитой машины до одинокого кордона. Он быстро изменил выражение лица на дружелюбное и выкрутился:
— Не волнуйся. Уверен, она с друзьями. А в лесу я никого не видел. Там пусто. Если что-то случиться, лесник сразу сообщит. Он ежедневно всё обходит.
Эти доводы немного успокоили Влада. Он согласился, что не стоит паниковать раньше времени, и дал Ане ещё сутки.
«А главное, никто не обнаружит труп, раньше, чем его съедят хищники» — подумал Матвей.
А вдруг нет? Что если вернуться и избавиться от него?
От одной только мысли об этом, кровь стыла в жилах.
Никто её не найдёт, лежащую под ветками, в стороне от возвышения. И всё же, Матвей не мог себя убедить, что надёжно спрятал тело. Может всё же посмотреть? Хотя бы издалека?
— Ты так побледнел, — удивился Влад. — Плохо?
— Нет, тебе показалось. — И они заговорили о матери. Здоровье не позволило ей приехать, но Влад намеривался, в ближайшее время, навестить её. Только бы сердце старушки не остановилось от радости. Она всегда принимала всё слишком близко.
Слишком добрая, чтобы жить как все, она часто испытывала сложности, общаясь с людьми. Она рано потеряла мужа и одна воспитала их, пусть не идеальных, но всё же любимых детей. Сколько же тёплых воспоминаний, казавшихся тогда мелочами, теперь щекотали что-то внутри, заставляя наворачиваться на глаза слёзы.
Матвей ощутил, как соскучился по матери. Если бы она только знала, как поступил её сын. Нет, он сделает всё, чтобы этого никогда не случилось.
Они говорили ещё долгое время. Матвей помог Владу с уборкой, а после они смотрели телевизор, пока Влад не захотел спать.
Он погасил свет и пожелал брату спокойной ночи.
Стрелки уже отмерили новый день, хотя оставалось семь часов до рассвета. Влад храпел в спальне, а Матвей не решался войти в комнату Ани. Он застыл перед запертой дверью, собираясь духом. Каждое мгновение он убеждал себя шагнуть внутрь, но тело не слушалось.
«Там никого нет, дружище, — подумал он. — Бояться нечего. Проведи там всего ночь. Войди и усни, а встанешь уже утром. Не стой столбом!».
Он толкнул дверь и осмотрел комнату: мелкие блики, отражались от предметов, кое-где угадывались очертания мебели, а справа, возле него, тянулась длинная и узкая как гроб кровать покойницы. Её покрывало белоснежное одеяло, столь напоминающее похоронный саван.
Горький привкус, — Матвей назвал его привкусом смерти, — возник на языке. Он встревожился и обернулся в коридор. Его встретила лишь всепроникающая тишина. Казалось, она поглотила все звуки в помещении, словно голодная хищная рыба, пожирающая мелких собратьев.
«Я не вынесу. Не выдержу здесь. Сойду с ума».
Как бы он хотел, чтобы кто-то живой в этот миг оказался рядом и ударом по щеке привёл в чувство.
Он закрыл за собой дверь, оставшись наедине с крохотным мирком, где обитала его жертва.
 — Всего одна ночь,  — прошептал он и прокашлялся, как делал лесник. Взгляд пробежал по помещению — никого.
Ободрившись таким образом, Матвей разделся и лёг. Прошло пять минут, но сон не приходил. Что-то внутри твердило бежать из этого места. Но он не послушал. Зачем-то он посмотрел на дверь, та оказалась раскрытой.
Анечка пришла.
Он увидел её стоящей на пороге и не поверил глазам.
Она пошла к нему. Луна осветила бледное лицо, кажущееся невероятно красивым. В ужасе Матвей не мог шелохнуться.
Холодная рука трупа взяла его за запястье.
Вдалеке, на улице, истошно завыли собаки.
Покойница повела Матвея к выходу. В страхе, он покорно переставлял ноги, вслед за её посиневшими мёртвыми ступнями. Они миновали коридор и оказались на лестничной клетке. Она отступила в сторону и распростёрлась как крест.
Скрюченные, похожие на корни, ветви поползли из стен. Словно змеи, они извивались к полу и потолку, заполняя пространство.
Матвей отстранённо наблюдал, как вокруг сплетается сеть. Она окружила их, не оставив шанса сбежать. В центре высился пластиковый стол. За ним сидели гости. Те, что казались сплетением рук или ног, походили на людей лишь немного. Другие и вовсе напоминали половину клюва или крыло. У одного росли из плеч ложки, а его сосед выглядел как чешуйчатая медуза с тысячей иголок на щупальцах. Матвей  насчитал двенадцать существ и главного во главе стола. Из длинной чашеобразной руки он поил чудовищ кровавой жидкостью. Другая его часть, похожая на близнеца-паразита, лежала на столе. Из её вспоротых рёбер, гости черпали ладонями внутренности и с жадностью их пожирали. В этой жертве Матвей узнал себя. Голова закружилась. Колени подогнулись, опуская тело к ногам покойницы.
Жуткий пир продолжался, но она повела его дальше. Толстые щупальца деревьев разошлись в стороны, пропуская покойницу. Их ноги опустились в липкую грязь кладбищенской земли. Вдоль широкого холма под лунным светом отбрасывали тени памятники. С западной стороны возвышалась остроугольная часовня. Матвей знал это место — совсем недалеко от жилища Влада. Он видел его по дороге из леса.
Труп поманил пальцем и указал на пространство между могилами. Матвей понял без слов: если он не хочет, чтобы сцена за столом произошла в действительности, он должен похоронить её тело здесь.
 Она зачерпнула горсть земли и вложила в ладонь Матвея. Луна скрылась за тучей, погружая их во мрак.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что лежит в комнате Анечки. Ночные кошмары не желали улетучиваться из памяти. Яркие, словно воспоминания о вчерашнем дне, они наводили ужас. Матвей не желал находиться здесь ни секунды. Он откинул одеяло, с облегчением обнаружив, что ноги чисты, а значит, он не бродил по улице.
Однако страшный сон был столь ярок, что не оставалось сомнений — душа девушки не успокоилась. Она хочет, чтобы тело похоронили.
Кое-что заставило спину покрыться мурашками: к руке присох комок грязи. Взятая с могилы она служила доказательством того, что случившееся хотя бы от части реально. Матвей не пытался найти рационального объяснения. Нечто другое тревожило его: нужно успеть до следующей ночи, иначе покойница вернётся.
Поспешно одевшись, Матвей выскочил в коридор, чем напугал проходящего брата. Запинаясь, он рассказал Владу сочинённую на ходу историю, о друге, якобы только что сообщившем о тяжёлом состоянии матери.
— Ехать нужно сейчас, — торопил его Матвей.
Влад взволновался. Поспешно он нашёл ключи от машины и отдал брату.
— Только не звони пока ей, — попросил Матвей, находясь на пороге. — Главное для мамы сейчас — покой.
Влад кивнул. Они попрощались. Матвей сбежал по лестнице и забрался в автомобиль. Взревел мотор. Он покинул двор.
День он провёл на окраине города, где приобрёл кусок белой ткани и лопату — всё, что нужно сегодня ночью.
Люди за окном куда-то спешили, погружённые в заботы, уже завтра потерявшие значимость под напором новых дел, столь же бесполезных и бессмысленных. Наконец, они умрут, уступив место потомкам, другим внешне, но такими же пустышкам внутри. Все станут совершать какие-то очень важные поступки, не меняющие ничего в мире. И так будет из года в год, из века в век, из жизни в жизнь. Устои останутся непоколебимы, если только однажды, сквозь стену рациональности не хлынет поток сверхъестественного. Речь не о призраках или вампирах, а обо всём, выходящем за рамки «естественного» для человека.
Но что делают люди? Хоронят труп истины в могиле шаблонов. И вот уже нет счастливой жизни. Куда-то ушла сказка, столь интересная в детстве. А с ней исчезла и способность удивляться, любить, сострадать. Всё что они могут — идти, бежать, торопиться. Неужели это всё, и та наивная искра не вернётся?
Иногда в земле она просыпается и выползает на поверхность. Тогда, подобно раскату грома, она врезается в обыденную жизнь, и если ты не готов к встрече, то будешь страдать, не в силах уравновесить левое и правое. Но нужно понимать: мертвецы иногда возвращаются.
Эти размышления и сравнения не нравились Матвею, но они не оставляли его до вечера. А когда солнце опустилось к горизонту, мотор заревел и автомобиль помчался из города.
Он вновь остановился в том месте. Об аварии напоминали лишь два косых пня, оставшиеся от сломанных деревьев.
Лес словно затаил дыхание, ожидая, когда человек решиться на поединок. Сегодня он готов раскрыть все тайны, срывающиеся в густой чаще.
Матвей не брал фонарик, так как считал, что луч света может привлечь того, кто напугал лесника.
Он приблизился к обочине и посмотрел вниз: бездонная пропасть казалась бесконечной. Холод ударил в лицо и обвил тело. Его шершавый язык осыпал мурашками кожу Матвея. Сверток ткани в руке задребезжал, будто пытался вырваться.
«Ещё не поздно отступить, — посоветовал внутренний голос. — Ты можешь просто взять и уехать. Никто никогда не узнает».
Но страх перед ещё одним визитом покойницы, оказался сильней. Отбросив сомнения, Матвей начал спускаться, осторожно, опасаясь оступиться и свернуть шею. В первый раз, он даже не заметил, насколько опасно здесь идти.
Чьё-то незримое присутствие ощущалось на затылке, но он не оборачивался. Матвей дал себе обещание: не отступать, кто бы ему не встретился.
Позади уже исчезла дорога.
Знакомый филин проводил путника взглядом и скрылся в дупле.
Прыгнув, Матвей преодолел ручей, после чего зашагал неуверенно. Он приближался. Это вселило тревогу.
Нога ударилась о тяжёлый булыжник — возможно, тот самый, хотя, здесь таких много.
Вот и уклон.
Матвей проглотил слюну.
«Она там, под ветками, — подумал Матвей. Ветер издевательски швырнул горсть песка в глаза, но он будто не заметил это. — Я смогу. Это всего лишь труп. Нет, «труп» — страшное слово. Это всего лишь тело — больше ничего».
Он подступил ближе. Затем ещё. Каждый шаг становился всё короче.
«За ветками кто-то есть. Справа. — Эта мысль возникла спонтанно, и он уловил движение. Почувствовал, но ничего не увидел. — Боже, не дай мне узнать, что это».
В голову лезли образы, описанные лесником. То и дело чудились силуэты людей, обступающих его.
Он уже почти приблизился, когда взгляд устремился к толстому дубу. Что-то большое отступило в тень.
Не в силах терпеть, Матвей устремился к трупу.
Она лежала и смотрела на него.
Потребовалась секунда, чтобы понять, что девушка просто умерла в такой позе. Эти глаза пугали: они смотрели, но уже не видели.
Матвей присел и, преодолевая отвращение, отбросил ветки. Он накрыл тело белой тканью и оглянулся, убедиться, что никто не выглядывает из-за деревьев.
Пусто.
Он попытался завернуть тело, но оно примерзло к земле. С усилием Матвей приподнял его, отчего раздался треск.
Поспешными движениями, он завернул труп и поднял на руки.
Осталось вернуться.
Держа мертвеца, закутанного как ребёнка, Матвей пошёл сквозь лес. Он переступал неизвестно откуда возникшие на пути коряги и озирался на каждый крик птицы, доносившейся с верхушек елей. Он прижимал ношу так бережно, словно беспокоился простудить её в столь холодную ночь. Она отвечала неподвижной взаимностью.
Как бережный отец, он осторожно перехватывал свёрток, на самом деле беспокоясь о том, чтобы из него не выскользнула рука или нога покойницы.
«Интересно, как долго она пролежала, прежде чем умерла?» — не унимался внутренний голос.
«Замолчи!» — взмолился Матвей.
Он перебрался через ручей. Теперь девушка казалась намного легче.
Последний раз филин проводил их взглядом, полным недоумения, пока ему не наскучило. Мощные крылья ударились о сучья, и птица скрылась в кронах деревьев.
Матвей остановился поправить свёрток, как вдруг услышал странный гул, приближающийся к нему.
«Беги, не оглядывайся» — прогремело в голове подобно колоколу.
И он побежал.
Мигом вокруг встрепенулись листья. Острые когти стали цеплять одежду. Сзади кто-то хватал Матвея руками. Не решаясь повернуться, он выругался матом, как некогда советовал поступать в таких случаях дед. Его отпустили. Почувствовав свободу, Матвей домчался до подъёма и взобрался на обочину с проворностью, неожиданной для себя.
Он вскочил в машину и помчался прочь от шумящего леса.
Самое страшное позади. Он не верил, что пережил это и ещё долго колесил по городу, пытаясь успокоиться. Спустя час, сердце всё ещё колотилось в горле, а из носа текла ручьём кровь.
Труп Ани, или Анечки, как называл её Влад, лежал на кресле, где девушка провела один из последних часов. Матвей покосился туда, чтобы убедиться, что она не встанет, и вытер лоб. Затем опустил голову в ладони и перевёл дыхание.
По стеклу забарабанили первые капли.
Пора.
Он отравился к кладбищу и заглушил мотор в отдалении от усеянного памятниками холма. Матвей обошёл машину и открыл дверцу.
«Лишь бы никто меня не увидел. Больше ни о чём не прошу».
Ему предстояло пройти немного, но это надлежало сделать стремительно, чтобы не встретить запоздалых прохожих.
Матвей перекинул тело Ани через плечо и ощутил, что оно похолодело ещё больше. Затем он взял лопату из багажника и двинулся в путь.
Дождь усилился. Тяжёлые капли обрушились на Матвея. С трудом он приближался к калитке. Она поскрипывала, шатаясь под порывами ветра. За оградой возвышались освящённые луной надгробья. Стало жутко.
Нога по колено провалилась в грязь. Он попытался вытянуть её, но сильней увяз в земле.
Ветхая часовня ухмыльнулась чернотой  под  низкими сводами. Её длинные грубые доски отслоились как старая кожа. Густая трава штурмовала перекошенные стены, утопающие в илистой почве. Омываясь потоком воды, ветхий купол затрещал, и крест на вершине переломился. Перевернувшись в воздухе, он впился в тропу у ног Матвея.
Сверкнула молния, и посыпался град. Сильный удар сорвал кожу со щеки. Другой, попавший по голове, чуть не лишил его сознания. Спасаясь, Матвей вбежал в часовню.
Он бережно опустил труп на пол и огляделся, с трудом различая иконы. Обдуваемое ветром, здание пугающе поскрипывало. Град стучал о дырявую крышу.
Решимость идти дальше улетучилась. Матвей вздрагивал при каждом новом звуке. Ему мерещились образы из недавнего сна, где странное существо поило и кормило жутких чудовищ. От этого веяло чем-то знакомым.
«Сие есть тело Мое; сия чаша есть Новый Завет в Моей крови» — всплыло в памяти.
Сравнение привело его в дрожь. Он посмотрел на тело.
«А что, если она сейчас встанет? Что тогда?»
Покойница не шелохнулась, но кто-то зашагал наверху. Он спускался по лестнице.
Матвей схватил тело и выскочил на улицу. Размахивая лопатой, он побежал прочь от старой часовни вглубь кладбища.
Никто его не преследовал, но, подгоняемый страхом, Матвей добрался до нужного места. Мокрая надгробная плита послужила удобным постаментом, куда он положил труп.
Осталось самое главное.
Он начал копать. Грязь легко поддавалась, страх придал сил.
Когда он положил труп, рука выскользнула из-под ткани и повисла. Матвей постоянно поглядывал на неё, чтобы убедиться, что не движется.
«Ничего не случится, — успокаивал он себя. — Она оживала лишь во сне. А здесь всё реально. Похороню тело и забуду об этом».
Но мысли не помогали. Взгляд снова вернулся к синей ладони.
Она сжала пальцы.
Матвей завопил. Не отдавая себе отчёта, он метнулся к ней и швырнул в яму.
Свёрток зашевелился на дне. Анечка пыталась встать.
В ужасе, Матвей забрасывал могилу, глядя, как труп неуклюже извивается, пытаясь высвободиться из куска ткани.
Не возникло и мысли бросить всё это. Он знал, что не скроется от покойницы, пока она не будет погребена на освященном месте. Отбросив лопату, Матвей опустился на четвереньки и руками принялся загребать землю.
Наконец, всё закончилось. Он с облегчением выдохнул и покинул кладбище.
«Скорей домой, подальше от этого ужаса».
Сердце не унималось ещё час, после того, как машина миновала лес. Матвей несколько раз смотрел на задние сидения, ожидая увидеть там покойницу, смиряющую его горящим гипнотическим взором. Её не было.
Вскоре он уже думал, что вся история — самообман, сыгранный расшалившимися нервами. Он не убивал, не носил труп средь деревьев, никого не хоронил под звёздным небом. Быть может, просто сильно ударился головой в аварии — не больше. Шаг за шагом, реальность прощупывала дорогу к его разуму. Она двигалась осторожно, стараясь не провалиться под тонкую корочку аргументов, нарастающую над пропастью безумия.
Путь выдался долгим. Матвей уже верил придуманным доводам, но озадачился другой проблемой: как он объяснит матери столь ранее возвращение со свадьбы, оцарапанное лицо, чужую машину? Пожалуй, так и скажет, что врезался, заметил, что самочувствие ухудшается, и заботливый брат отправил его домой — версия не без изъянов, но вполне приемлемая на первое время.
Он добрался до дома в сумерках. Мать сидела в кресле на веранде и монотонно покачивалась. Затуманенные глаза старушки смотрели в пустоту. По подбородку стекала слюна. Кожа натянулась на кости. Она выглядела истощённой и измученной.
— Мама, что с тобой? — вскричал Матвей, выбегая из машины.
Её взгляд прояснился. Дребезжащим голосом она произнесла:
— Бледная женщина в доме. Она не входила, а просто появилась. Я не смогла её прогнать. Мне страшно.
Слёзы потекли по морщинистым щекам. Она выдохнула и замерла.
— Мама… — Он встряхнул мать. — Мама!
Сердце не билось. Она умерла.
Матвей вспомнил о сыне, оставшемся в доме. Чудовищная догадка озарила его. Ступени промелькнули под ногами. Пустые комнаты встретили Матвея. В детской он не нашёл ни Анечку, ни сына. Лишь маленькое ажурное зеркальце лежало на подушке.