Байка о Всеукраинском обществе нудистов

Ирина Гончарова
Байка и есть байка. Что-то типа того, что сейчас называют «баяном».

В былые времена мы с мужем открывали пляжный сезон задолго до его начала – в марте. Как солнышко выглянет, так мы на Днепр. В основном, на Гидропарк. Топчаны еще были заперты за забором, где, как и прежде ютились работники пляжа с «давних-давен», с котами, собаками, симпатичными дворнягами, коих они спасали от неминуемой живодерни. Завсегдатаи их подкармливали, и собаки узнавали «своих». Коты тоже. Если чуяли опасность, бежали за забор или в гущу парка.

Был среди этой живности один кот, без лапы. Был у него брат-близнец. Эти жили на деревьях…. Когда и при каких обстоятельствах кот потерял лапу, никто не знал. Можно было только догадаться – в неравном бою с противником, т.е. с человеком. Потом здоровый кот пропал, а безлапый совсем одичал. Здоровенный стал, но по-прежнему из чащи не выходил. Так как-то и сгинул, бесследно. О нем всякие легенды рассказывали потом детям….

Весной и осенью на пляж приходили постоянные посетители – молодые и не очень. В холод, ветреную погоду они сидели на деревянных ступеньках бывшего гардероба и загорали, потому что гардероб закрывал спины с востока, откуда чаще всего дул холодный ветер. А загореть можно было отменно, как на горном курорте.

Тут же рядом суетились коты и собаки в ожидании подаяния. Кто-то из них бегал с закрученным баранкой хвостом у воды, кто-то терся о ноги «своих»….

Чокнутая Маша, «підстаркувата» размалеванная крашенная блондинка подкармливала их и одного алкоголика тем, что удавалось принести из еврейской столовой, что была на левом берегу.

Кое-кто из завсегдатаев занимался промыслом. Нет, не подумайте ничего плохого. Прочесывали граблями песок в поисках денег и т.п. И находили! Самым удачливым был безработный юрист.

Один парень, тощий как дервиш, черный как смоль Андрей с цыганской курчавой шевелюрой, вечно сидел на верхних ступеньках Гардероба, в одних плавках. Он не греб граблями, не играл в волейбол. Один только раз, незадолго перед тем, как исчез…. Когда я спросила кого-то о нем, мне сказали: - Нет его больше. Рак….

Летом пляж бывал просто каким-то ульем. Если с утра не успевал занять топчан, да еще такой, на который падала тень от старого осокора, приходилось стелить подстилки, желательно, поближе к воде, так как народ ходил толпами туда-сюда по верху – песок был не ровный, а на скос к воде.

Кафе «Эдем» не давало умереть от жажды и с голода. Готовили там мало чего, но вполне съедобное. Да еще мороженного было всякого, - немыслимо много по тем временам.

«Лучший» топчан в тени занимал пожилой массажист, хромой и весь скособоченный – бывший борец или боксер, подрабатывал на пляже массажем. Клиенты были, но не густо. Один раз и меня промассировал, за так, за бесплатно – не хотел брать с меня денег. Или это был рекламный ход, кто его знает….

Тут же в стороне играли в волейбол, даже устраивали соревнования. Летом – официальные, на площадке платного пляжа, что был устроен рядом, за забором, с кафе, бассейном, кортами и площадкой для волейбола, с ночным рестораном, где напивались нардепы первого созыва.

Это было неожиданно и непонятно в начале 90-х. Охранниками там работали преподаватели института физкультуры, оставшиеся без зарплат. Начальник их был зав. какой-то борцовской кафедры. Работали от охранной фирмы.

Как-то я попала на этот пляж уже в середине октября. Вход был свободный. Пляжный сезон закончился, но пляж еще не закрыли окончательно. Пару удобных новых топчанов у бассейна оставили для охраны. Я прилегла, получив разрешение у начальника, и он мне рассказал о нравах пляжа. Я слушала остолбенев.

Никто из работников за весь сезон не получил ни копейки, тощих, голодных мальчишек и девчонок, что нанимали подносить питье и прочее нардепам и т.п., увольняли каждые три недели с формулировкой «не справился». Бывало, пьяный хам выбьет ногой поднос из рук бедняги – и тот бежит за новым питьем «с закусоном». При этом,за все платили из своего тощего кошелька или неначисленной зарплаты.

Вечером к пляжу подтягивались девочки. Всю  ночь гремела жуткая музыка, слышался визг голых девиц и мужиков, плескавшихся в воде и кувыркавшихся в песке. Под утро девицы с похмелья выползали из пляжа в синяках и без денег, часто, в разодранной одежде. К вечеру у входа появлялись новые. Их впускали бесплатно. Конвейер работал. И никто ни за что не отвечал. За весь сезон расплатились только с охранниками и кассиром.  Ясно, почему с ними, а не с уборщиками, официантами, барменами, и т.п. Охрана – фирма бандитская, а кассир – свой. Кто же чужого посадит на бабки? Правда, у этих «пацанов» и со своими не очень цацкаются.

Владельцем пляжа был тоже какой-то «депутат». История их богатств проста: загреби под себя территорию побольше – пляж, стадион, шахту, завод, колхоз. Деньги собирай и никому не плати. Помните, как Остап Сулейман Берта Мария Бендер брал деньги за проход к Великому Разлому? Классика жанра….

Так вот, в сезон мы с мужем обычно были на обычном, бесплатном пляже. Через пролив, на Довбычке расположился нудистский пляж. Мужа туда так и тянуло. Пловец он отменный, профи, можно сказать, но уже в возрасте. Однако поджарый, не растолстел. Вот он и переплыл пару раз на тот берег. А потом и меня потянул. И я смогла переплыть рукав Старика – так называют киевляне старое русло Днепра.

По неписанным правилам, дресскод на нудистском пляже надо соблюдать. Т.е. надо быть максимально обнаженным. Я себя чувствовала неловко, прилегла за кустиком, топлесс, как говорится, бикини спустила максимально допустимо. Муж разделся. Он оказывается уже не раз здесь проделывал эту процедуру, без меня.

- Ну и на здоровье, - сказала я, усмехнувшись.

По кромке воды фланировали парочки в обнимку и гордые в своем одиночестве обнаженные особи обоих полов. Мимо несколько раз прошла влюбленная пара молодых парня и девушки, в обнимку. Фигуры у них были точенные, бронзовые,  нет шоколадные от загара. Я на них смотрела как на произведения скульптора. Такие красивые, пропорционально сложенные люди встречаются редко. И провидение не оставило их в одиночестве, подарив им встречу с друг другом.

У берега суетился один из завсегдатаев «нашего» пляжа, сухопарый брюнет лет сорока – сорока пяти,  с проседью, обнаженный и вооруженный биноклем, который он все время вскидывал и внимательно смотрел на противоположный берег, что-то бормоча себе под нос. Видимо по привычке, как он с того берега смотрел на этот, «обнаженный» пляж.

- Может ему надоели голые филейные части на этом пляже? – с усмешкой спросила я мужа. – Или он просто извращенец, - проговорила я уже сама себе, так как муж пошел поплавать.

Он шел к воде, гордо неся свою наготу пловца без единого признака старения. Мышцы играли на солнце, но он их не напрягал. Он был таким…. Он завершил свой заплыв и подошел к нашему укрытию, взял полотенце и вдруг с восторгом проговорил:

- Вот, смотри, как должна выглядеть женщина!

Я посмотрела в сторону той, на которую он указывал как на образец женственности. Только что прошла та прекрасная парочка, по-прежнему у воды суетился «маньяк с биноклем» и дальше медленно переставляя тощие ноги с варикозными венами двигалось что-то долговязое, костлявое с уже хорошо созревшей кожей (знаете, как косметологи называют старую морщинистую кожу, - зрелой). Я бы сказала, с перезревшей кожей на всех частях тела. Существо это было бесполым: не наблюдалось ни бугорков персей, ни бугорков ягодиц, ни малейшей выпуклости живота и того, что должно быть под ним. Ничего. По берегу перемещалась живая, бесформенная мумия с жутко морщинистой кожей, бесцветными жалкими клочьями волос.

- Ты это серьезно? – спрашиваю я мужа. – А как ты догадался, что это женщина? По каким половым признакам? Ведь у нее нет ничего ни впереди, ни сзади, ни, извини между ног.

Муж начал что-то невразумительное мямлить. Я расхохоталась.

И вдруг это существо осипшим, прокуренным голосом старой б… как закричит на весь пляж:

- Хлопци, дівчата, збори починаються! Усі до головного!

И показывает в сторону голого толстого дядьки с огромным пузом, стоявшего в тени у кустов поодаль от берега. К нему начали подходить какие-то бесцветные голые личности. «Головний» прогремел хорошо поставленным партийным или профсоюзным голосом:

- Товариші, установчі збори Всеукраїнського товариства нудістів відкрито. На порядку денному Статут та інші організаційні питання.

Мы с мужем так и прыснули. Я давлюсь смехом и сквозь слезы говорю мужу:

- Слушай, нам с тобой здорово повезло – попасть на такое собрание – это ж мечта идиота! – Слушай, у него такое брюхо, что, чтобы там ни было под ним, никто никогда не увидит. Может, он даже в плавках. Достойная парочка!

Дальше все пошло как по накатанному на профсоюзных собраниях: вибори голови, секретаря (выбрали эту тощую б…), заступників, помічників.

- А ведь она б… босса, еще со времен их партийно-профсоюзной юности, - говорю я мужу. – Так что смотри, глаз на нее не клади, а то нас больше сюда не пустят….

Муж хохочет.

К сборищу голых упырей и вурдулаков приближается мой соученик по школе, драматический актеришка провинциального театра, облезлый «Дон Жуан» с выцветшими глазами. Он еще не растолстел, но бесповоротно увял телом и тем, что называют «мужеским признаком». Он начинает что-то вещать «зборам» своим хорошо поставленным баритоном. Босс его слушает, но понимает, что инициатива уходит от него к другому. Это понимают остальные прихлебатели – и в массах начинается брожение. Кто-то старается перекричать актеришку, переходя на визг. Зачем, собственно говоря, было все это затевать, если какой-то облезлый «пришелец» вот так запросто, одним своим тембром голоса перехватит инициативу и все «хлебные должности» уйдут к другому?

Бардак начинается невообразимый. Еще немного – и голые старые  мужики накинуться на «пришельца» и начнут рвать последние жалкие клочья бесцветных волос. Оценив обстановку и вспомнив классиков, наш обиженный «благодетель товариства», не дожидаясь расправы, со словами:

- Не хотите, как хотите. Я хотел как лучше. У меня прекрасная есть база на случай непогоды… - удаляется в сторону от «стаи стервятников», как он мне их потом обозвал в телефонном разговоре, узнав, что мы с мужем все видели и слышали.

Он подходит к какой-то блеклой, как он сам, девице с кривыми ногами и своим поставленным баритоном говорит ей:

- Ах, Оленька, если бы они только знали, кого они потеряли в моем лице!

- О да, ВиктОр, если бы они знали! - говорит Оленька, глядя на старого болвана «с обожанием».

И ее акцент выдает в ней провинциалку, которую, возможно, ВиктОр привез с собой из своей «театральной столицы мира» где-то в Жмеренке, где он блистал на сцене на третьих ролях….

После изгнания непрошенного гостя, собрание еще взведенное, какое-то время пыталось угомониться. Но было слышно, что пыл остыл. Слишком много сил было потрачено на этого выскочку. Постановили, что секретарь подготовит бумаги к следующим «зборам». И вяло пережевывая новости, начали разбредаться….

Солнце уже совсем ушло с этого берега, зато на том все купались в его мягких заходящих лучах. «Маньяк с биноклем» куда-то исчез. Исчезла и прекрасная молодая пара. Осталась горстка бесполых активистов нудистского движения. Стало холодно и скучно.

Муж поплыл на тот берег за вещами, которые мы оставили под присмотром массажиста. Он вернулся, вплавь, держа мешочек над водой. Мы оделись и обратно в город возвращались через Труханов остров, минуя старый спортивный лагерь – там еще кто-то подавал признаки жизни – по Пешеходному мосту, далее по Парковой аллее и по Крещатику дошли до троллейбусной остановки. Очереди на наше счастье не было. Мы забежали в булочную тут же рядом, успели купить свежий хлеб. Подошел наш троллейбус, и мы сели, заняв удобные места: нам было ехать из конца в конец.

По дороге мы живо вспоминали смелых «нудистов», их общественный порыв новых демократов и старые замашки прожженных «совковых» бюрократов с голыми задами и прочими интимными местами….

Как-то в Крыму, приблизительно в те же годы я увидела прекрасно сложенного обнаженного мужчину, который загорал в стороне ото всех, высокий, загорелый с прекрасной скульптурой тела. Я еще тогда подумала, что да, таким можно и даже нужно загорать обнаженными. Но в это время проходили мимо двое работяг, и в грязных словах обругали парня, пообещав надругаться над его красотой. Слава Богу, они только говорили, а не действовали….

Да здравствует солнце, море и камни, и обнаженная красота красивых молодых тел!