Алексею было 25 лет, когда он переехал в уютный дворик недалеко от метро "Чёрная речка". Район, бывший некода пригородом, утопал в зелени, а маленькие уютные дворики с лавочками, решительно отличались от тех гулких "колодцев", к которым он привык в центре.
В первый же день, когда они с другом перекуривали, после таскания в квартиру нехитрой утвари, выделенной родителями, для спартанского, по первости, благоустройства дома, Алексей увидел Анюту, входящую в соседний подъезд. Нет, конечно тогда он не знал что она Анюта, что ей 16, и что в его жизни она оставит странный след. Но что-то во всей этой девушке, показалось ему таким знакомым, словно даже родственным. Вроде бы и не так близко она мелькнула, что б рассмотреть было можно, но вот так резко ухнуло внутри, словно бы давно потерянную в прошлой жизни книгу, вдруг нашёл на столе лежащей.
Новая жизнь, новые заботы, самостоятельность давала Алексею прикурить не раз. Но он научился получать для себя внутренний отдых, развалившись на скамейке во дворе, и наблюдая за Анютой.
В нём не возникало к ней плотского стремления, которое бывало к другим девушкам. Он просто смотрел зачарованно, и всё то ему нравилось. И когда она с подружками листала журналы, несла сущий бред, стараясь показаться перед ними более сведущей в любых модных течениях, последних новостях кино, или ином гламурном наполнении девичьих голов. И когда она спесиво выкрикивала резкости родителям, отстаивая свой авторитет у подростковой тусовки. И когда она кривлялась с парнем, тянущим на гопника, уверенная в том, что изысканно флиртует. Но когда она плакала от разочарований, стоя у окна, и тайком от родителей куря, ему становилось так горько на душе, словно бы это его полу-детские грёзы, рушили бездушные наглецы.
Конечно, она видела Алексея не раз, слишком узок был их микроклимат двора. Но возможности познакомится, да и желания, у неё очевидно не возникало. Анюта жила своей юной жизнью, падала, вставала, осознавала свои ошибки, и умнела. Вскоре её подростковый период сменился на юношество, она перестала ругаться с родителями, превратилась в спешащую всегда студентку.
Алексей к тому времени встретил свою любимую девушку, и планировал женитьбу. Но всё так же, находил время, что-б оторваться от своей жизни, и смотреть на Анюту. Конечно, большую часть происходящего в её жизни он додумывал, ведь не общаясь с ней, он не мог знать как она себя чувствует, что мыслит. Он лишь мог представлять, фантазировать её суть, опираясь на свои наблюдения.
Может и хотелось большего в плане знаний о ней, но чёткое понимание, что это ни к чему, удерживало от всяких попыток знакомства. Алексей любил сгусток энергии, сконцентрированный в юной девушке, этот сотканный из тысяч мелочей гобелен. Любил как нечто, что никогда не будет частью его личной жизни.
Его девушка, сначала хмурилась на эту часть жизни Алексея, в которой, казалось, она не играла никакой значимости. Её неизмеримо раздражала эта странность в Алексее, хотя он вполне мог вместе с ней наблюдать за Анютой. Она ревновала, сама не понимая к чему именно... к кому именно... к привычке или к чувствам?
Потом пыталась убедить познакомится, и сдружиться с Анютой, по соседски. Ей хотелось проверки, убеждённости, что появись у жениха возможность, он не захочет юную соседку в ином качестве. Но тот не делал никаких попыток к сближению. Ему вполне хватало любить.. вот так... издали.
Анюта не могла за столько лет не заметить, что он так часто смотрит на неё. Ох, сколько шуток о маньяке соседе, было ею, в своё время, брошено слишком громким шёпотом. Где-то в глубине души гордая вниманием к себе, и напуганная им одновременно, Анюта попеременно то боялась, то насмехалась, то смущалась этого внимательного и любящего взгляда в свою сторону.
Но шли года, и она настолько привыкла к Алексею, что уже и перестала замечать его сидящего вечером на скамейке, напротив её окон. Только иногда, когда в жизни был очередной сумбур, и казалось что никому нет дела до её проблем, она ипскала глазами его фигуру. И находя, успокаивалась, обретая в этом некое постоянство, дающее ей уверенность.
В скорости после свадьбы, у Алексея появилось пополнение в семье. И гулять во двор, они уже ходили втроём. Малыш Алексея рос, жена рано вернулась на рабочее место, страшась потерять его, жизнь бурлила и забот постоянно прибавлялось. Всё менялось и приносило новые впечатления. И всё же... Вечером хоть на пять минут, но Алексей выбегал посмотреть как там его Анюта сегодня.
Жена давно перестала ревновать, поняв разницу тех чувств, что муж питает к ней, к их ребёнку, и к этой девушке. Кроме очевидной доброты, больше ничего эти чувства не объединяло. И когда она по приходу, обнимая продрогшего мужа, спрашивала "Ну как она?", то лишь внимание было в её интонации. И он делился с ней впечатлениями.
Как ни странно, но оказалось что делить свои чувства к Анюте с любимой женщиной, было совсем не сложно. Это не было тайной, которую хотелось держать в клетке. Эти чувства были птицей, песней, чистотой, потому что совершенно ничего не брали взамен от источника. Если б Анюте было нужным, он был бы ей другом, братом, поддержкой. Но ей не требовалось... и Алексей не навязывал себя. Но и не отнимал возможность. Просто был рядом. Негласно.
Только раз, когда в жизни Анюты произошло горе, и мужчина в лицо которого она заглядывала как в бога, оставил её, небрежно, грубо, тогда как у девушки образовался уже весьма заметный животик, в Алексее бушевали эмоции, и он с огромным трудом удержал себя, что б не приблизится к будущей матери. Но найдя выплеск в поиске гада, и тупом мордобое, усмирил себя. Что случилось не изменить. И пользоваться горем девушки, что б втираться в друзья, казалось ему непозволительным эгоизмом.
Узнав, что родилась дочка Анюты, Алексей принёс в её дом сумки полные детских вещей, что сохранилась от их малыша, и огромный букет белых роз. Родители благодарно приняли, попили чай с соседом, и поставили цветы в комнату непутёвой дочери. Когда Анюта вернулась из больницы, то вечером показала Алексею в окошко дочурку так, как не пришлось показать отцу малютки, в окно роддома. Они никогда не говорили ни о чём. Он не был ей нужен. У него была своя жизнь. Но их объединяла эта, иная любовь, одного человека к другому.