Степной Орёл вскочил на коня. Всё позади, впереди только трудная дорога домой. Перед собой на седле он держал самую ценную ношу – спасённую селянку, девушку с мелодичным именем Аипа.
(Иван Савельев, неопубликованная рукопись.)
- Дедушка, а почему мы так долго едем? А зачем трамвай останавливается? А почему мне нельзя стоять в трамвае? А почему на деревьях гнёздышек больше, чем скворечников? – подобная болтовня трёхлетнего ребёнка обычно привлекает внимание всех окружающих и смущает того, кто должен непосредственно поддерживать беседу.
Устав от моих бесконечных вопросов, дед решил озадачить меня, то есть занять каким-нибудь делом. Он предложил считать скворечники и гнёздышки, расположенные на тополях и других деревьях, несущих свою бессменную вахту по обеим сторонам дороги. Считал, конечно, он, а я, то и дело, отвлекаясь и запинаясь на сложных названиях чисел, старалась повторять их за дедушкой. В следующий раз, чтобы не утомлять меня упражнениями в устном счёте, он рассказывал мне сказку, потом другую, и так далее. Когда был полностью исчерпан запас известных взрослым и детям сказок всех народов мира, а я подросла настолько, чтобы уметь внимательно слушать, дедушка стал рассказывать мне истории из собственной жизни, богатой событиями и приключениями. Тогда же я обнаружила, что если смотреть на проползающие за окном деревья, то что-то происходит. Что именно, я поняла лишь года через два.
Мы снова и снова ездили первым маршрутом трамвая от центра города до конечной остановки, где сразу за трамвайными путями начиналась территория городского кладбища. Сойдя с подножки, мы снова и снова пешком пересекали скорбную землю, на что уходило не меньше часа. Потом ещё час шли по полям, над которыми с оглушительным грохотом взлетали МИГи с военного аэродрома. И, наконец, достигали лесополосы, за которой начинался дачный посёлок с расположенной в нём целью нашего ежедневного летнего путешествия. Эти походы вовсе не утомляли меня лет примерно с четырёх, потому что в этом возрасте я научилась мечтать, а просторы и время способствовали упражнениям воображения. Тяготила меня только поездка в трамвае, пока я не научилась скользить по многомерной спирали волшебных миров.
Весна 1969 года была поздней и долгожданной после зимних бурь. Истосковавшиеся по земле дачники эшелонами тянулись к окраинам города. Согласно книжным инструкциям и народной мудрости время сева свято почиталось всеми приверженцами дачно-огородного культа. В трамвае было душно из-за избытка перевозимых тел, несмотря на утреннюю весеннюю прохладу. Нам с дедушкой и бабушкой удалось в самом начале маршрута примоститься у окна по обыкновению на двойное сидение, а набившийся позже народ начисто лишил возможности передвижения по вагону входящих на остановках пассажиров. Примерно через пять остановок от «нового рынка» я заёрзала, и дед по обыкновению затянул свой рассказ о былом. На этот раз мне довелось услышать историю о Степном орле, совершавшем подвиги во времена гражданской войны. Я отвлеклась от монотонного голоса только на мгновение, как мне показалось, и сосредоточила свой взгляд на проплывающих мимо тополях с вороньими гнёздами и редкими скворечниками, которые я пыталась считать параллельно в два ряда чисел.
Неожиданно для меня пространство вытянулось вдоль придорожных деревьев, увлекая моё сознание далеко в перспективу. Реальность вокруг меня преобразовалась в причудливые узоры, похожие на круги от брошенного в воду камня и одновременно на втягивающую воронку, которые продолжили процесс перемещения. В первый раз я не смогла сориентироваться и совершенно не поняла, что же произошло. Вместо дрожащего трамвайного сидения подо мной было кожаное седло, которое мерно покачивалось в такт цокоту конских копыт. Держась за густую гриву, я неслась по широкому степному простору в составе казачьего разъезда. Слева и справа от меня скакали всадники, размахивая шашками наголо. Наш отряд с пронзительными криками преследовал разобщенную группу наездников, пытаясь сбить их в кучу и зажать в кольцо. Через полчаса бешеной гонки нам это удалось. Они устали и были полностью деморализованы, так как потеряли своих лидеров километров за пять до этого поля.
Ситуация радикально изменилась для банды после падения деревянного идола, простоявшего сотни веков на окраине калмыцкого аила. После удачного налёта на селение, вожак бандитов подрубил шашкой деревянное основание тотема, свалил его сильным ударом ноги и затоптал копытами своего скакуна. Из ближайшей сакли выбежала тоненькая и хрупкая калмычка и бросилась наперерез атаману, совсем не ожидавшему сопротивления. Девушка-селянка с отчаянием попыталась схватить одного из коней под уздцы, чтобы удержать от дальнейшего безумства, но наездник схватил её за руку и с лёгкостью перекинул через седло. Атаман шайки всё ещё чувствовал своё могущество и безнаказанность, даже когда услышал себе в след проклятия старого местного знахаря. Но дальше всё пошло не так, как обычно. Через пару километров от аила им на хвост сел отряд мстителей. Вожак петлял по степи как заяц, пытаясь увести банду в укрытие, чтобы передохнуть. Атаман понял окончательно, что удача отвернулась от него, когда узнал в нагнавшем его всаднике Степного орла. Последнее, что он успел подумать, касалось поруганного идола и окрика шамана: «Успел таки наколдовать, ведун проклятый!». Шашка Степного орла прервала мысль вожака вместе с жизнью.
Банде нечего было больше терять, и не на что было надеяться. Впереди ждет крутой берег реки, и только самоубийцы решатся направить своих лошадей туда. Парни в папахах стали неуверенно замедлять ход, давая нам возможность полностью окружить их. Совершенно остановившись, они побросали оружие в кучу и подняли руки. Степной орёл махнул рукой своему бойцу, чтобы тот спешился и собрал винтовки и шашки. Сам же он подъехал к одному из всадников и кивком приказал передать его ношу. Поперёк седла перед калмыком лежала ничком девушка. Оба спрыгнули с коней. Девушка была без чувств. Степной орёл принял её из рук похитителя и отдал бойцу. Тут же он лихо вскочил на круп своего коня, принял девушку и усадил боком на седло впереди себя, прислонив её голову к себе на грудь. Теперь нужно разобраться с обидчиками. Убивать их никто не собирался. Достаточно было того, что их разоружили и отобрали лошадей. Потоптавшись, те разбредались в разные стороны, оглядываясь и бормоча проклятия и белым, и красным.
Отряд развернулся, и мы пришпорили коней. Я несколько раз бросала внимательный испытующий взгляд на Степного орла, который нёсся слева от меня в авангарде. Из-под высокой каракулевой шапки торчал непокорный чёрный чуб, верхняя губа была закрыта такими же чёрными густыми усами, которые теперь принято называть «буденовскими». Мне очень хотелось уловить в его чертах что-то знакомое. Как только я поняла, что Степной орёл как две капли воды похож на моего деда с фотографии его молодости, я снова ощутила себя сидящей у него на коленях в трамвае. Мы подъезжали к предпоследней остановке маршрута. Вывеска «Гастроном», так безжалостно сорванная ветром во время февральской бури, снова висела над продовольственным магазином, расположенным в нижней части пятиэтажки. Дедушка завершил свой рассказ, и никто вокруг не заметил моего отсутствия на протяжении часа пути.
Я наслаждалась короткими путешествиями в иные реальности после этого случая ещё лет десять. Потом деда не стало. Дачу продали. И мы перестали ездить первым маршрутом трамвая.
Не знаю, зачем я решила снова проделать этот путь теперь. Он вызывает воспоминания, но не располагает больше к путешествиям. За пыльным окном трамвая проплывают тротуары с торчащими вдоль асфальта пирамидальными тополями. В моём детстве они были гораздо выше, а теперь врастают в землю, с трудом удерживая над дорогой свои массивные стволы и разреженные местами кроны. Трамвайный маршрут в очередной раз повторяет путь от центра города к конечной остановке.
(1998) (Из цикла "Однажды мне приснились волшебные миры"). ("Антология русской прозы 2018")