В последнее время я часто вспоминаю послевоенное лето. Оно выдалось жарким и голодным. Люди выживали, как могли. Снова засевались поля, отстраивались дома. После долгой разлуки возвращались домой фронтовики. Вокруг витало приподнятое настроение и надежда, что все буде лучше прежнего.
Однако нам с братом ничего хорошего ждать не приходилось. Нет, мы радовались тому, что война закончилась, что к людям вернулась надежда, что перестали летать над головой боевые самолеты, что не нужно постоянно прятаться и бояться, что наш народ одержал победу. Только вот ушла война и унесла с собой все до последнего зернышка, пришел мир и появился голод. Я тогда был совсем мальчишкой, но то лето отпечаталось памяти навсегда…
- Эй, Гришка, чего сидишь такой задумчивый?
Я вздрогнул от неожиданности.
- А, это ты Ванька. Да, так ничего…
Я посмотрел на своего старшего брата и улыбнулся. Только он у меня и остался. Отца забрали еще до войны - раскулачили. Ванька рассказывал, что когда-то у нас была мельница. Жили мы хорошо, сытно, но и работали много. Денег хватало и на еду, и на одежду, и даже на сладости к празднику! Эх, только я этого не помню, маленький еще был! Это сейчас я уже большой, восемь лет как никак, а брат так и вообще взрослый: четырнадцатый год пошел.
- Гришка, вставай, чего нос повесил?
- Штаны опять порвал, – объяснил я, показывая очередную дыру.
Ванька ее осмотрел:
- Тоже мне, нашел от чего расстраиваться, она ж на коленке, а не на заднице. Ходить можно. Вон, у Васьки, штаны вообще скоро прямо на нем развалятся.
- Угу.
Сам он был одет не лучше: короткие латанные перелатанные штаны, державшиеся на бечевке, да холщовая безрукавка. Штаны с каждым днем затягивалась все туже и туже, хотя туже уже и не куда: брат так исхудал, что скорее походил на скелет. Я однажды видел такой, когда бомба на кладбище упала. Жутковато, конечно, было, но не страшно. Брат мне тогда объяснил, что нужно бояться живых, в особенности тех, что с автоматами и пистолетами ходят. Вот они пострашнее любого скелета будут.
Я и сам одет был точно так же, но у меня хотя бы рубаха была. Это Ванька мне свою отдал - ему она уже совсем мала стала. Пока лето стоит, еще можно с этим мириться, а там может добрые люди помогут. Только если у самих и есть разве что рубаха на теле, доброте взяться не от куда. Вот у председателя еще что-то есть, хотя тот вряд ли даст: вредный, собака, жуть! Эх, жрать-то как хочется, аж внутренности сводит!
- Ванька, а у тебя случайно, ничего поесть нету?
- Откуда?
Я тяжело вздохнул.
- А пошли попросим?
- Ага, попросим… - грустно усмехнулся тот. – Сейчас таких попрошаек пруд пруди.
- А мы песню споем!
- Да кому она нужна?!
- На работу попросимся!
- А то мы еще не просились? Худые мы с тобой, маленькие, от нас больше забот, чем пользы. Сам знаешь: никуда нас не возьмут.
- Ванька, я так есть хочу… Пошли с поля зерен порвем, а?
- Ты что? Хочешь, чтобы тебя поймали и завтра на площади расстреляли? Помнишь деда Егора?
Деда Егора я помнил хорошо. До сих пор перед глазами стояла страшная картина, которую я увидел неделю назад.
Весь народ собрался на деревенской площади, где еще совсем недавно казнили народ полицаи, теперь же казнили свои. Дед Егор старенький совсем был, один остался, оголодал совсем, вот и пошел на поле, сорвал пару колосков. Его увидела, поймали, судили и приговорили к расстрелу за хищение народного имущества. Я тогда сильно плакал, вспомнил как дед весной мне из коряги и бечевки самый настоящий лук сделал! Брат мне тогда объяснил, что нынче по-другому нельзя: суровые времена требуют суровых мер, иначе все на поле пойдут, и от урожая ничего не останется.
Он у меня с виду такой маленький и щуплый, а на самом деле понимает побольше взрослых мужиков. Даже читать умеет! Меня иногда учит, только в последнее время все реже. Он вообще стал как-то меньше говорить, ходит медленно, а когда бегал и вовсе не помню. Говорит, что силы бережет.
- Ну тебя! Сиди здесь тогда, силы береги! А я пойду попрошу тетку Настю, может чего даст!
- Иди… - Совсем не обидевшись на мой выпад, грустно ответил брат. – Может чего и даст.
Я направился к тетке Насте. Она и правда приходилась нам какой-то дальней родственницей. Когда мамке совсем плохо стало прошлой зимой, она попросила ее за нами приглядывать. Потом мамки не стало. Тетка поначалу взяла нас к себе, зима больно лютая была, могли без нее и замерзнуть насмерть. Да только у нее самой двое детей, даже их прокормить трудно. Поэтому, как только начал сходить снег, мы от нее ушли. Я, правда, иногда, прихожу, прошу чего-нибудь. Ванька тот не ходит. Даже не знаю почему.
Некоторое время я шел по улице. Потом увидел курицу бабки Марьи и припустил, чтобы ее напугать. Та испуганно закудахтала и бросилась к дому. Я расхохотался и сам бросился бежать, мелькая босыми пятками, пока меня бабка не заметила и не показала кулак.
А вот и дом тетки Насти. Только, как погляжу, на месте ее нет. Наверное, на работу в колхоз ушла. Тут я увидел маленькую Раю. Она копошилась в земле около яблони. Яблоки были еще совсем зелеными, но когда они поспеют, все равно мне не достанутся.
- Райка, привет!
- Привет, – улыбнулась она.
- Слушай, у тебя есть что поесть?
- Не-а, – грустно ответила та.
Как же есть-то хочется! И как Ванька терпит?
- Рай, слушай, а можно мне одно яблочко сорвать?
- Ты что? Мамка меня убьет, если узнает! Она ж меня сюда охранять их посадила.
- Рай, ну пожалуйста! Жуть как есть хочется! – взмолился я.
- Ну, ладно. – Она воровато огляделась. – Только мамке не говори – отлупит!
- Спасибо тебе, Райка!
И я тут же подпрыгнул и сорвать ближайшее яблоко, но на этом не остановился и сорвал еще одно.
- Эй, ты чего?! – возмутилась девочка.
- Рай, я Ваньке отнесу. Он голодный – жуть, но сам в жизни не попросит! Спасибо тебе! - прокричал, со всех ног улепетывая прочь, пока она не передумала и не подняла крик.
“Ух ты! Целых два яблока! Это же настоящее богатство! Надо срочно найти Ваньку и угостить. Вот радости-то будет!”- Я потер о штаны то, что побольше и откусил маленький кусочек. Кисло! Жуть! Но как вкусно! Я тут же откусил снова и не успокоился пока не съел все, даже хвостик проглотил! Тем временем я подошел к месту, где расстался с братом, но того там не оказалось. - “Где ж его теперь искать-то?” – Второе яблоко так и жгло мою ладонь. Так хотелось его съесть, что даже желудок, казалось, сводило еще больше, чем прежде! - “Нет, я ему вечером отдам. Он всегда со мной делится!” - и с сожалением засунул его за пазуху.
Вдруг, я увидел за углом своего друга Ваську и побежал к нему навстречу. Остаток дня мы провели слоняясь по деревне в поисках еды.
Когда солнце начало клониться к закату я пошел искать Ваньку. Облазил всю деревню и все равно не нашел.
“Куда же он мог подеваться-то?”
Размышляя таким образом, я вышел за деревню и поплелся вдоль поля полного спелеющих колосьев - еды, которая оставалась для меня не доступной. Вдруг, впереди я увидел несколько мужиков, которые стояли кружком вокруг чего-то, что привлекло их внимание. Я тоже решил посмотреть на это и протолкался между ними.
Сначала даже чуть не рассмеялся. Что это Ванька решил на земле полежать? Заснул что ли? Тогда почему эти мужики вокруг толпятся? Я встал на колени и потряс его за плечо.
- Эй, Вань, вставай! Чего разлегся?
Однако, мне никто не ответил. Брат все также продолжал лежать с закрытыми глазами на голой земле и не отвечал на мои вопросы.
- Вань, ты чего? Ваня! Ваня! Ванька!
Мной овладела дикая паника. Я изо всех сил тряс его бездыханное тело и не мог поверить, что мой старший брат, единственный, кто еще оставался у меня на этом свете, умер.
- Ванька, нет! Ванька! – Мой голос сорвался, и слезы брызнули из глаз.
- Эй, малец, ну все, будет тебе… - Услышал я голос за своей спиной. Но не обратил на него никакого внимания.
Я тогда много чего слышал, только не придавал никакого значения.
- Хороший был парнишка…
- Ага, вежливый…
- А что случилось то?
- Да с голоду помер.
- Как?
- А как помирают? Гордый был очень и скромный, просить стеснялся. Считал, небось, что уже большой, а сам заработать еще не мог… Да и где здесь заработаешь?
- Ох-ох-хо. Шел, шел, да и помер…
-Жаль парнишку…
Горе, дикое горе и отчаяние захлестнули меня с головой. Я упал на тело брата и рыдал, пока были силы. Потом какой-то добрый дяденька подошел и взял меня за плечо.
- Полно тебе, малец. Похоронить его надо. Давай помогу.
Я на столько отупел от всего происходящего, что просто кивнул в знак согласия.
Ваньку мы похоронили быстро и тихо…
Поздно ночью я доковылял до сарая, в котором мы с ним все это время ютились и упал ничком на землю. Что-то неприятно уперлось в грудь. В недоумении засунул руку за пазуху и достал оттуда яблоко, которое сохранил утром для Ваньки. Рука, сжимавшая плод, затряслась.
Я со всей силы сжал его в руке, казалось, что сейчас в нем сосредоточилось все зло мира. Со всего маху кинул яблоко о землю и начал топтать голыми пятками. Не успокоился, пока от него почти ничего не осталось. Что было дальше, я не помню, знаю только, что очнулся к вечеру следующего дня, а в маленьком сарае до сих пор пахло растоптанным яблоком.
Перевернулся на другой бок, подтянул колени к груди и расплакался. Как снова заснул тоже не помню, но в следующий раз проснулся только утром.
Оно выдалось ярким и солнечным, буто в насмешку над тем, что творилось у меня в душе. Когда увели отца - я был еще совсем мал, когда не стало матери – меня утешал Ванька, а теперь… Теперь я остался совсем один.
Желудок мучительно сжался от голода. Я встал и пошел по деревне в поисках какой-нибудь еды. Со двора председателя меня прогнала злая собака, которая в очередной раз обгладывала одну и ту же кость. Сейчас я бы и от нее не отказался. Потом зашел во двор к тетке Насте, но на этот раз дома никого не оказалось. Вся деревня будто вымерла. Наверно, пошли на сенокос.
“Как же тяжело идти… И в голове отчего-то шумит.”
Сам не замечая, я вышел на ту же дорожку около поля пшеницы, на которой позавчера нашел тело брата. Идти становилось все тяжелее. Решил прилечь и отдохнуть.
“Ну и что, что прямо на дороге… Какая разница?”
И я лег на тропинку и начал смотреть в небо. Оно было голубым-голубым, лишь изредка белой ватой проплывали мимо облака.
Вдруг передо мной возникло лицо брата.
-Ванька, это ты? А я-то думал… - слезы сами собой потекли из глаз. Вдруг я увидел, что лицо брата стало очень серьезным, и он спросил:
- Ты чего это лежишь посреди дороги?
- Так ведь сил нету. Вот полежу немножко и встану.
- Ты когда в последний раз ел?
- Не помню…
- Эх, эх, эх. Ладно, тебе сейчас нужней.
И он достал из-за пазухи чекушку молока.
-На вот, малец, пей! – и приложил к моим губам чекушку.
Сначала я не поверил своему счастью: молоко! Настоящее молоко! Сколько же я его не пил?! Я с благодарностью закрыл глаза и начал пить самое вкусное в жизни молоко. Никогда больше ни до, ни после, я не пил ничего вкуснее.
Когда я снова открыл глаза, от Ваньки не осталось и следа. Передо мной стоял какой-то незнакомый мужчина в военной форме.
“Домой с войны идет.” – мелькнуло у меня в голове.
- Ну что? Полегче стало?
- Ага, а где Ванька?
- Какой Ванька, мы с тобой тут одни. А ты вставай, хватит умирать. И смотри: живи мне! ! Мы не для того в войне побеждали, чтобы пацанята вроде тебя в мирное время от голода помирали!
У меня на глазах опять навернулись слезы.
- Спасибо…
- Тебе есть куда идти-то?
Я немного подумал.
- К тетке Насте пойду, авось не прогонит.
- Ну, тогда бывай!
Прошло уже очень много лет с тех пор… А я до сих пор помню и раздавленное яблоко, и чекушку молока, а вот лицо того солдата навсегда стерлось из памяти. Знаю только, что этот безымянный человек не остался равнодушным: он подарил мне жизнь, которую я попытался прожить так, что бы не стыдно было перед Богом и людьми.