После прочтения книги Натальи Шмельковой «Во чреве мачехи, или жизнь – диктатура красного» (воспоминание о Леониде Губанове, Венедикте Ерофееве, Анатолии Звереве) Издательство Лимбус-Пресс 1999г.
На фотографии: Виктор Михайлов-Романов - первый с бородой, слева
Лично основных персонажей этой удивительной книги я никогда не знала. Но я была знакома с одним необычным человеком, с которым дружила и автор книги, и те люди, о которых она в своей книге рассказала.
Звали его - Виктор Михайлов, но все знакомые именовали его не иначе, как – ВиктОр. Именно - с ударением на последний слог - по-французски, либо по-испански, в общем, на западный манер.
Остоженка. Когда я бываю на этой улице, сразу же для себя обозначаю – по ней ходили Веня Ерофеев, Леонид Губанов, Анатолий Зверев. И еще по этой улице ходил ВиктОр.
В конце 80х - когда я с шумными компаниями ездила на Остоженку, посещая местную церковь, местные винные магазины; когда мы там куролесили, непременно навещая искусствоведа Сергея Кускова, его отца, художника Ивана Кускова, и, конечно же, ВиктОра - Венечка Ерофеев уже умирал от рака, а Губанов уже умер, и Зверев тоже ушел в небытие. Но незримое «Я» этих людей - это живое и настоящее «Я» - перемещалось тогда с нами по Остоженке, по Обыденскому, по Зачатьевскому переулкам. Оно заходило с нами в церковь, в винные магазины, охраняя нас и благословляя на новые свершения. И все это – во многом - благодаря Михайлову – странному человеку, добровольному хранителю этих мест, ставшему теперь уже настоящей Легендой.
Из тех, о ком написала Наталья Шмелькова, я была знакома лично только с Виктором Михайловым, но оказалось, что через него, я познакомилась с удивительным миром Большого Современного Искусства.
ВиктОр был живой человеческой теплой нитью, соединяющей меня с культовыми персонажами того самого настоящего андеграунда из «Чрева мачехи». Михайлов всех этих мощных людей знал лично, был их другом – другом Анатолия Зверева, Венечки Ерофеева, Леонида Губанова.
Михайлов никогда не хвастался этой дружбой, он рассказывал об этих людях тепло, и без мертвого пиетета, как о живых.
Почему-то, мне иногда казалось, что Михайлов сочиняет про них. Но он не сочинял. Для меня они были культовыми фигурами, а он был вот тут – рядышком. ВиктОр сидел на своей скрипучей кровати, среди постеров, картин, чайников, электроплиток и подсвечников, он веселился с нами, излучая неимоверную Любовь и постоянное гостеприимство. И культовые фигуры обретали вместе с ним родную ауру и становились в доску своими.
Михайлов был сложен и прост одновременно. Он был доступен и загадочен.
ВиктОр жил в так называемом домике Шаляпина, на Остоженке...
Заброшенный дом, без водопровода и прочих удобств. Он сторожил этот исторический объект, охранял его от разорения.
Михайлов – милый, часто пьющий, но при этом, не теряющий самообладания и головы, наш Ангел Хранитель, наш внимательный и строгий ценитель.
Виктор Михайлов. В те самые застойные годы, этот человек был самым необычным и самым, что ни на есть маргинальным покровителем искусств. Он покровительствовал талантливым людям – поэтам, художникам, музыкантам и артистам. Он держал свой салон в полном порядке, в соответствии с возможностями данного места обитания. Пусть без водопровода, но в ведро дамы ходили, не находя в этом неудобств. У ВиктОра было чисто.
Такое ощущение было абсолютно у всех - ВиктОр принимал художественный народ у себя во дворце, в домике Шаляпина, по-царски. В этом месте творческая богема столовалась, выпивала и выступала перед ограниченным числом слушателей, находя поддержку и понимание. Многие могли пожить у Михайлова, разругавшись с женой, приехав из другого города, из другой страны по-делам, либо просто на экскурсию. ВиктОр – что поразительно - мог найти денег, чтобы дать возможность продержаться на плаву, потерявшим статус и работу. Он умел дружить и умел помогать вовремя, когда человек на краю. Многие художники и мастера имели шанс через него продать свои работы и найти халтуру. У Михайлова так же были знакомые коллекционеры и меценаты. Они знали о том, что у Михайлова среди друзей есть истинные таланты и периодически навещали домик Шаляпина тоже.
У ВиктОра была внешность взрослого мальчика - светлая борода, веселые глаза. Он был даже модным. На нем болталась кургузая, но стильная одежонка. Он был джентльменом. В его хозяйстве водилась живность. Например, любимая собачка – дворняжка, которая его охраняла. ВиктОр радовался, когда мы приносили собачке что-нибудь типа косточки либо колбасы. К сожалению, собачку сбила машина, и мы, помниться, жутко напились на ее похоронах. И, надо сказать, позже, когда навещали нашего друга, всегда подходили к большому дереву рядом с домом на ее незаметную могилку и пьяно там плакали, иногда вместе с хозяином.
К Михайлову стекались разные люди – не только поэты и художники, но и бомжи, а также местная пьянь. Но все эти униженные, потерявшие себя люди, были добрыми и внимательными. Плохих и злых людей я там не встречала. Кто только не заходил на огонек к Михайлову – и офтальмолог, работающий у Федорова и редактор неофициальной газеты, впоследствии ставшей рупором перестройки, и студентки литинститута, и какие-то пьющие тетки, бывшие любовницы Губанова и Зверева. Например, там же я познакомилась с якобы последней любовницей Зверева – Асей, которая, по легенде, якобы его и погубила. Она была с подружкой, и подружку эту тут же за внешность художники прозвали «картофелиной». Ну и, естественно, встречала я у Михайлова иностранцев, которых туда приводили на экскурсию знакомить с тайной жизнью богемной Москвы 80х.
Надо сказать, никто из "приходящих", особо не выпячивал свой статус и профессию. Все были какими-то своими и родными – и какой-нибудь профессор, и какой-нибудь бомж. Их, порой даже невозможно было друг от друга отличить. Половина культурного андеграунда Москвы побывала у «ВиктОра» - так называли его Знаменитый Салон Богемы тех лет.
Михайлов рассказывал нам, как он очутился в Домике Шаляпина. Власти выселили его из его собственной квартиры. Выселили с милицией. У Михайлова на Кропоткинской ранее имелась огромная квартира. Это был самый первый его Салон - салон ВиктОра. Там я побывать не успела, но Михайлов и его друзья мне о нем много рассказывали. Это был его личный дом, с пропиской и всеми атрибутами личного жилья. Но первый салон приказал долго жить. По рассказам его друзей, это было огромное многокомнатное помещение, забитое произведениями современного искусства и старинной мебелью. Там крутилась и вертелась культурная жизнь, там так же находили приют многие. Но дом на Кропоткинской кому-то понадобился. Власти стали выселять и разорять квартирки в Центре. Да-да, это началось уже в начале 80х годов. И дело дошло до квартиры Михайлова. ВиктОр сопротивлялся, но не победил. Вещи ВиктОра выбросили прямо во двор. Тогда съехались знакомые ВиктОра. При этом присутствовал и Венечка Ерофеев. Приехали друзья и все видели, как представители городской власти небрежно выкидывают полотна известных художников прямо на землю, как топчет и разоряет культуру своей страны, ни капли при этом не рефлексируя, бездушный зверь-обыватель. Это за документировано. Вот как описывает это в своих мемуарах Наталья Шмелькова: «Наступил момент, когда Михайлов остался во всем доме один и, не желая выселяться, забаррикадировал входную дверь своей квартиры. В один из дней к нему все же ворвались истомившаяся от долгих ожиданий общественность. Сопротивление было бесполезно. Незатейливый скарб художника выволакивался во двор, где складывался в специальный контейнер, а то, что было полегче, например картины Зверева, с улюлюканьем и гиканьем просто выбрасывались из окна. В ответ на наше возмущение слышался хохот: «И эта мазня называется картинами?»
Вот после этой трагедии Михайлов и стал хранителем Дома Шаляпина в 3-ем Зачатьевском переулке. Он даже повесил на наружной стене табличку: «Дом Шаляпина. Охраняется В.С. Михайловым-Романовым»
Виктор рассказывал, что в каком-то райончике Москвы ему дали однокомнатную квартиру, но туда невозможно зайти, Вещи из контейнера забили маленькую площадь и он даже не хочет туда ездить и заходить, и потому остался на Остоженки навсегда. На родной Остоженке. И куда бы он поехал отсюда? В спальный район? Если человек врос в это место, если он стал частью этого места, душой и сердцем этого места? Как оторвать сердце, как вынуть душу?
Мы стали бывать у Михайлова в году 85-86...
Нам было лет по двадцать-двадцать пять. В Москве тогда с выбором мест для общения у молодежи было туго. Тогда было мало кафе, и в них невозможно было попасть; тогда не было Культурных центров. Тогда в Москве пойти было некуда - только на квартиру к кому-нибудь, либо в мастерскую знакомого художника.
В советском кино есть штамп, как какая-то молодежь приходит к какому-нибудь художнику в роскошную мастерскую и там оттягивается по - полной. У меня и моих друзей сроду не было таких мест, как в фильмах - с роскошными мастерскими, с шампанским, с эстетствующими гульбищами. У нас были вот такие мастерские - андеграунд, художественная, роскошная нищета старинных городских зданий, отбитая штукатурка, прокуренные обои и великие полотна на стенах. И одним из этих мест был Домик Шаляпина под охраной легендарного Михайлова-Романова
Михайлов нас за что-то любил. Считал, что мы должны писать и писать свои стихи, предлагал нам жить на его иждивении и писать. Это было забавно. Человек сам в заброшенном домике, где нет ни центрального отопления, ни ванны с туалетом, но при этом предлагает молодым балбесам содержание. Нам было смешно, мы не представляли ВиктОра в роли нашего кормильца, но наше детское тщеславие тешили его безумные предложения.
Мы угощали и угощались у Михайлова. Мы читали друг другу стихи, пели песни, и нам было хорошо. Нам было хорошо и зимой в маленькой комнатке, отапливаемой единственным калорифером, нам было хорошо и летом в огромной гостиной за большущим столом, где, когда было тепло - мы тоже выпивали и спорили об искусстве. Там всем было хорошо – и дамам и кавалерам. У ВиктОра знакомились и завязывали отношения. Помнится, мы устраивали фуршеты у огромной картины, которая занимала всю стену. На ней был изображен праздничный салют на фоне Кремлевских башен. Михайлов говорил, что картина на продажу, и это совместный труд нескольких художников. Не знаю, продана ли была эта работа, но на фоне ее нам несколько лет было хорошо. В ящиках у ВиктОра лежали старые плакаты. Такие, как « Болтун находка для шпиона», «Увеличим надои» и другое. Там было много интересного. Например, Михайлов всем демонстрировал обугленный камин, над которым висел какой-то странный холст с дырой. ВиктОр говорил, что это особо ценный холст, поскольку сам Антолий Зверев продырявил его в каком-то чудовищном опьянении. Михайлов хранил этот холст, как память о Мастере. Нам было хорошо возле этого холста, пробитого рукой Анатолия Зверева, нам было очень хорошо возле обугленного камина в доме Шаляпина. И не только потому, что мы были молоды. Мы понимали, что оказались в правильном месте.
Виктор Михайлов-Романов в те далекие годы, когда в Москве Современный художник ощущал себя маргиналом, сумел создать литературный салон, художественную мастерскую, приют, эстетское кафе, храм, исповедальню и концертную студию в одном флаконе. Для создания такого места необходимы были, как минимум - огромный человеческий талант и огромное человеческое сердце. А они были в наличии у ВиктОра.
Остоженка. Для меня до сих пор это место в Москве - нулевой градус. Здесь жил и выжил русский андеграунд, в самые для него неровные годы.
Отчасти, благодаря Виктору Михайлову-Романову - Хранителю Домика Шаляпина, покровителю Современного искусства и Благодетелю наших юных сердец.
Ps
Последний раз ВиктОра встретила случайно. Это было в метро, на станции Арбатская где-то в начале 90х. Мы обрадовались встрече. Я откуда-то ехала с приятелями. Один из приятелей - художник-карикатурист в шутку обменялся с Михайловым шапками. На Михайлове была смешная заячья шапка, на карикатуристе смешная разноцветная спортивная яркая шапочка, почти детская. Они, как дети, потешались друг над другом. Это было забавно. ВиктОр куда-то спешил и кинулся в отходящий поезд. Он смотрелся какой-то дивной птицей в этой разноцветной шапочке. Я подумала, что он в ней замерзнет у себя в жилище, окликнула. Карикатурист и ВиктОр снова поменялись шапками, и ВиктОр уехал на поезде.
Уже в середине двухтысячных я узнала, что Михайлов погиб - задохнулся в вагончике, в котором жил недалеко от домика Шаляпина, на какой-то стройке. Его выгнали из его Дворца и он устроился сторожить какую-то треклятую стройку, лишь бы не уезжать с Остоженки. ВиктОр задохнулся от дыма, оттого, что вагончик загорелся. Оказывается и туда к нему заходили компании, и там бурлила жизнь и даже там он не унывал. Как говорят - мечтал создать музей Анатолия Зверева.
Михайлова-Романова не стало в 1997 году.