11
Они не сразу поняли, что произошло. Сначала стало прохладней, куда-то исчезло солнце, хотя небо и оставалось светлым. Потом оно стало стремительно синеть, прямо на глазах, и вот уже синева стала сиреневой, затем фиолетовой. И вдруг, словно кто-то махнул волшебной палочкой, зажглись все звезды одновременно! Густо засеяв небесное поле, они замигали, и небо стало празднично нарядным. Молодой рожок месяца повис, притягивая к себе завороженные людские взгляды. И ночь заговорила множеством голосов, ожила – запела, забормотала, засмеялась.
– Красота какая! – восхитилась Саша.
– Похоже, о нас просто забыли, – ответил Игорь. Я же говорил: сначала уйдут на обед, потом на ужин. Все перекуры у рабочего народа кончаются пьянкой. Сволочи, гады! А ты последнее яблоко отдала.
– Ты лучше кругом посмотри, Игорь! Ну, прямо «Лунная ночь на Днепре» Куинджи! А звезды нам подмигивают, глянь! Утешают. И между большими – маленькие звездочки… Интересно, они действительно меньше или просто дальше от нас? И луна в этом хороводе!
– Не надо строить из себя бодрячку, – раздраженно ответил Игорь. – Если бы твой Куинджи малевал Днепр, сидя на нашем месте, у него бы ужастик получился вместо картины. Уж лучше стихи читай, если не передумала. Только не про Демона, а что-то повеселей. Я вижу – ты подкована…во всем понемножку. А кто нас ковал? Не Фира ли Моисеевна?
Он не слышал своего голоса, но тут же понял, до чего зло все получилось. Бес раздражения точно выключил его разум.
Саша молчала, а Игорь не мог разглядеть выражения ее глаз. В свете звезд и луны лицо девушки казалось по-русалочьи красивым и загадочным.
– «Но вот исчезла дрожь в руках, теперь наверх, – заговорила Саша громко, как со сцены. – Но вот сорвался в пропасть страх, навек, навек., для остановки нет причин, иду, скользя, и в мире нет таких вершин, что взять нельзя». Владимир Высоцкий
Кабинка с парнями взорвалась аплодисментами.
– Девушка, давай еще! – крикнул кто-то из них.
– Ну, ты даешь! Ха-ха-ха! Сам знаю, что Высоцкий. Прямо детский сад! Похоже, ты свою вершину взяла. Публика в восторге! Валяй дальше!
– «Провисли нервы, как веревки от белья», – послушно выдала Саша.
– Это – обо мне?
– Чего ты хочешь, Игорь?
– А ты чего?
– Я хочу домой. Если разговор не получается, лучше помолчим. Слышишь – все замолчали. Только шепчутся. А наша парочка целуется. Славные какие, не грызутся. И старики притихли, шепотом, наверное, ссорятся. Или уснули. – Она помолчала, потом продолжила. – Как хорошо, что он не попал в нашу ситуацию.
– Кто – он? Ты о ком?
– О Вадиме Валентиновиче.
– А этот при чем?
– Леночка маленькая еще для таких потрясений. . Представляю, как бы ему пришлось с нею повозиться… Столько часов…Слышишь, ребенок чей-то плачет. Бедные родители!
– Нет, ты ненормальная! Думать сейчас о каком-то сотруднике с дочкой! О ребеночке, который плачет… Ладно, признаюсь – в поэзии я так же плохо плаваю, как ты в реке. Но признайся: откуда нахваталась?
– Почему – нахваталась? Просто люблю стихи. А когда любишь, то запоминаешь. Зина больше меня знает наизусть. Фира Моисеевна очень ее хвалила.
– Так кто у тебя кумир – Вадик или Фира?
Саша не ответила. Игорю на секунду стало неловко, он понимал, что ведет себя не так, как хотелось бы Саше.
– Понимаешь, детка, в молодости, – тут он чмокнул Сашу в щечку и привлек к себе, – в молодости всегда тянешься к какой-нибудь звезде. А потом вырастаешь, и вдруг осознаешь, что твоя звезда, или как там назвать… идеал – совершенно рядовой человек.
– А у тебя тоже был кумир? Плохо верится.
– Почему же? – Игорь сделал вид, что обиделся. – Я тоже кому-то подражал, хотел на кого-то походить, но…
– Ясно. Не было у тебя кумира. Иначе сразу бы назвал.
Перед ним была чужая Саша – незнакомая, несмотря на милый, почти детский голосок. И даже неприятная. Что значит – не было кумира? Кто-то же ему нравился! Да, не было у него маяка, тем более Бога, он в этом и не нуждался. Ему хватало мамы-всезнайки, занудной сестры и образованных приятелей. Он не встретил на пути такого талантливого человека, чтобы им восхищаться. Он вообще – против всякого обожествления, идолопреклонения! Это женщинам свойственно фанатически привязываться ко всяким божкам или создавать их из ничего.
Как бы иллюстрируя эту мысль, он запел вслух:
– « Я тебя слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила!». Ха-ха-ха!
Саша отвернулась со вздохом и оперлась о перила. Темнота теперь не пела, а бредила человеческими голосами – истерически смеялась, плакала, нервно повизгивала, даже ругалась. Нервы у людей сдавали, как и физические силы, и до своего предела приближалось достоинство самых сильных.
Никто не думал сейчас о таких абстрактных понятиях как испытание на душевную прочность. Всем хотелось одного – оказаться на твердой земле, вернуться в родной дом, поесть и заснуть в родной постельке. Но каждый по-своему переносил это испытание Судьбы.
Парочка напротив превратилась в один монумент, который только менял положение время от времени, то садился, то поднимался на ноги, но всё – обнявшись…
Саша не сводила с них глаз. Игорь угрюмо молчал, сидя на полу и подтянув коленки под подбородок. Он понимал: надо что-то говорить бодрое, успокаивать притихшую Сашу. Все-таки женщина, высоты боится. Боялась. А слов не было.
Кабинка дернулась, потом снова – второй раз.
– Стой спокойно, – попросил Игорь Сашу, а то и меня затошнит.
Но тут общий вопль взорвал бредовую темноту – линия ожила, задвигалась и пошла, пошла…Заскрипели тросы.
Теперь ночь уже пьяно хохотала и пела над серебристым Днепром, словно сошла от радости с ума.
…Ноги не держали их, когда Саша с Игорем сошли на твердый асфальт Набережной. Вокруг возбужденно кричали, обнимались, громко рассказывая о себе, вспоминали всякие мелочи. Толпа любопытных давно разошлась по домам, а новая была из родителей, поджидавших своих взрослых детей, или перепуганных случившимся друзей. Ведь многих ждали именно с пляжа. Слух об аварии разлетелся по городу.
Игорь и Саша шли в этой толпе к троллейбусу – под руку, но молча, словно им не хотелось ни о чем вспоминать.
Вышли на проспект, и Саша вдруг сказала, освобождая руку:
– Ты иди домой. Я сама доберусь. Ты же устал. Вот мой троллейбус.
– Как это? – не понял Игорь. – За кого ты меня принимаешь?
– Я тебя прошу: не провожай меня. Я так хочу. Я позвоню завтра.
С этими словами Саша шагнула на ступеньку подошедшего троллейбуса, а Игорь, рассерженный этим « я так хочу», отступил назад.
Мать поджидала его у двери, словно ее сын впервые пришел так поздно.
– Что стряслось?! На тебе лица нет!
– Авария.
– Какая еще авария?
– Крупная авария, мама. – Губы его дрожали. – Но я целеньким остался, не переживай.
– Ты ничего себе не повредил? –повторяла она, ощупывая сына, но тот в ответ лишь пожал плечами.
*
* *
Саша не позвонила ни завтра, ни через день. И тогда Игорь, встревоженный и обиженный, позвонил сам, в нейрохирургию. Чей-то равнодушный голос сказал, тут же положив трубку:
– Уехала на неделю домой.
А через неделю он перезвонил опять. Трубку взял Вадим.
– Сашенька будет завтра на дежурстве, ночью. Что ей передать?
Игорь не ответил, вдруг представив себе, как Вадим обнимает его Сашку там, в кабинке. Теперь уже не обида накрыла его с головой, а боль – невыносимая, мешающая дышать. Он не понимал, что с ним происходит. Ведь там, в кабинке, ему показалось, что Саша – чужая! И нежность к ней сменилась раздражением. Он даже спросил себя, не ошибся ли в ней? Любит ли он ее или просто желает? Так откуда сейчас это чувство огромной потери, равной смерти? Не было этого после развода с Азой! Наоборот – досада сменилась тогда чувством свободы. А сейчас… Он эту Сашу знает полгода! Да кто она такая, чтобы вот так… вот так…
Игорь плакал, не замечая своих слез – маленький большой мальчик, впервые раненный любовью…
16.09.2013 г.