ГЛАВА 3.
ГЛАВНЫЙ ЭКЗАМЕН ЖИЗНИ.
Жизнь не стояла на месте.
Клиника жила своей, размеренной и распланированной, сталкиваясь с неизбежными трудностями и перестройками, как самого здания, так и методов руководства; менялся персонал и врачи, оставляя неизменным лишь костяк, образовавшийся с первых дней её образования. Специализация расширялась, что требовало и разноплановых специалистов. Они приезжали, работали, обучались и опять уезжали в поисках чего-то, только им самим понятного.
Серж пропадал на работе сутками, всё улаживал, созванивался, договаривался и привозил делегации медиков с различных конгрессов, совещаний, форумов.
Бывая в клинике, гости часто останавливались и наблюдали за трогательной парой в саду клиники: девочка и мужчина в инвалидной коляске.
Они стояли на огороженной площадке на возвышении и смотрели на большой пруд, в котором цвели розовые лотосы. Не однажды гостящим удавалось увидеть, как, постояв возле коляски, девочка сбрасывала с себя одежду и прямо с перил ограждения ныряла в воду, вскоре вернувшись с чудесным распустившимся розовым цветком, который дарила мужчине. Наклонившись, целовала, он прижимал её голову к своей груди. Она становилась на колени и так замирала надолго. Больной гладил рукой её волосы, целовал руки, прижимал к своему лицу.
На все вопросы гостей, кто это, персонал отводил глаза и отвечал однообразно:
– Пациент с дочерью.
Однажды, понаблюдав за очередным нырком Ланы, Серж не выдержал и, дождавшись отъезда гостей, пригласил дочь в кабинет.
– Я запрещаю тебе приходить в клинику. Со дня на день Энтони выпишут. Жди его дома. Это не приказ отца – требование врача. Тебе надо следить за здоровьем, если собираешься ещё иметь детей. Отныне у тебя будет новый бодигард. Из той же конторы. Его зовут Жан-Франсуа Летье. «Чистокровный канадец, француз без примесей», – отрекомендовался так. Ты больше не можешь ездить только с сотрудниками – у них свои обязанности. Тем более, тебе предстоят несколько поездок по Канаде и Штатам, – тяжело вздохнул, видя, как затихла дочь – плохой признак. – Энтони его знает – одобрил. Ему показали несколько фото – выбрал Жана. Не противься, родная. Выставки прошли – надо их «прокатать» и показать. Последний рывок перед финишем. Его не оставим без внимания, понимаешь ведь. Девочки очередь расписали – по двое будут дежурить. Дети в восторге – у Тони сад большой, им раздолье и его отвлекут.
Понимая, что не слышит его, встал на колени возле кресла, обнял тёплыми родными руками, целуя непокорную голову дочери.
– Ты ведь умная и должна понимать: ему трудно видеть тебя, красивую и здоровую, возле своей инвалидной коляски. Он хочет, чтобы ты не видела, когда немощен, хочет показать, когда будет стоять на ногах. Подари ему эту возможность – уезжай. Позволь в одиночку поплакать, пережить, пострадать и стать злым, отчаявшимся! Только тогда сможет пробить психологический барьер и сдвинет тело самостоятельно. Злость для воина – лучшее лекарство. Не сочувствие и любовь – не в этом случае, поверь мне. Пускай материться, рычит на всех, кричит на весь дом – это ему пойдёт на пользу. Мэнниген встанет.
Встал на ноги, сверху посмотрел непонятно и… протянул руку:
– Пари?
– Если ты проиграешь?
– Нет.
– А если проиграю я, то что?..
– Ты выйдешь замуж, но не за Тони. Дашь клятву, что расстанешься с ним навсегда.
– А если… ты?..
– Ты станешь женой инвалида, – уже на русском.
Жёстко и холодно смотрел в глаза. Словами сильно ранил, но пора было встряхнуть упрямицу.
– И не поедешь вообще никогда к Стасику – поклянёшься в этом при нескольких свидетелях!
– Это нечестно! Даже в случае твоего выигрыша, я остаюсь в проигрыше по всем статьям!
– Пари! Ну?! – рука так и висела перед возмущённым пунцовым лицом. – Струсила, Светка?
– Пари.
Всё-таки пожала руку Сержу, ставшему таким чужим и невыносимым в этот момент!
– Он встанет, я знаю. И не только встанет, но и займёт место за моей спиной, или я в мужчинах ничего не понимаю.
– Боюсь, так и есть, – всё также непонятно смотрел. – Светочка, у меня есть просьба, – заметив негодующее движение плечом, вздохнул. – Не с ним связанное.
Недолго подумала, кивнула.
Помедлил, собираясь с духом. Заговорил опять на английском:
– Оставь в покое Стивена.
– Я не даю ему ни малейшего повода, клянусь, – тихо и твёрдо, но глаз не могла поднять.
– Умоляю, отступись от парня. Погубишь. Я всё понимаю: тебе одиноко, а он голову потерял! Прошу, только деловые контакты. Всеми святыми заклинаю – Стив на грани.
– Я уже ответила. Он свободен.
– Значит, разговора не получилось. Жаль парня. Не опомнится, уволю.
– Твоё право. Я в ваши дела не вмешиваюсь. Мне пора.
Встала, мягко поцеловав отца в щёку, беззвучно вышла, оставив его стоять соляным столбом и смотреть сквозь стену кабинета.
Через три дня у г-жи Ланы Вайт начался рекламный проект, связанный с двумя последними выставками из цикла «По Америке».
Он вызвал фурор и волну кривотолков: сразу вспомнили исчезновение девушки и странную амнезию по возвращении. Но чем больше слухов и домыслов курсировало вокруг неё и семьи, тем популярнее была художница: выставки, интервью на самых популярных телешоу и каналах телевидения, фотосессии в глянцевых журналах, не сходящее со страниц прессы имя и лицо…
Тони уже был дома и наблюдал за её успехами по телевизору, грустно улыбаясь.
«Как сработаются моя неистовая девочка и Жан? Ох, чует моя душа, что задаст она ему жару! Когда Лане что-то не по нраву – жди беды. Почему ей так не пришёлся по нутру напарник? Спокойный, компетентный, прошёл несколько серьёзных работ – справился с честью. Выдержка колоссальная. Нервы – канаты. Воспитан, галантен, приятен в общении. Красив, чёрт подери! Что не устроило?»
Отвлёкся, осмотрел сад со ступенек задней веранды, с трудом поднял сведённую руку, откинул плед с ног.
«Молчат, негодные. Мёртвые. Ни пальца, ни мышцы живой. Что же не так пошло этот раз? Понимаю, кровь разлилась и заблокировала сгустками участки мозга, но время идёт, продукты распада и мёртвые клетки выносятся прочь, так почему нет подвижек? – покачал головой. – Да, и затылок почти мёртвый, словно битой по нему ударили. Плохо дело. Похоже, Мэнниген, ты отработался. La commedia e' finita.* Отлюбил, откричал, отцеловал, отплакал. Хотя, слёз на всю оставшуюся жизнь тебе хватит. Правильно поступил Серж. Давно надо было оторвать её от инвалида. Каждому своё. Живому – живого, а не полумертвеца. Всё верно».
Отчаяние затопило горечью сердце так, что дико закричал на весь сад.
– Опять? – дети шёпотом разговаривали, выглядывая из-за угла беседки. – Опять…
Курс выживания в жестокой неласковой жизни для Энтони начался.
…Месяц спустя, прилетев внезапно в Торонто и не сообщив никому, Лана вышла из терминала аэропорта, порадовавшись, что удалось ускользнуть от цербера – Жана.
«Ну-ну, солдафон, мы ещё повоюем!» – усмехнулась.
Низко склонив голову, пошла к заказанной машине.
Журналисты толкались в терминале и на выезде, но её не узнали в цветастом платке, больших очках и странной азиатской одежде – у Люн стащила национальное платье.
Едва машина въехала в город, на развязке попросила остановить и вышла, отпустив её обратно. Как только лимузин скрылся из зоны видимости, подъехала серебристая машина, куда девушка и села. Лишь успела устроиться на сиденье, водитель нежно притянул к себе, целуя, потом быстро уехал в сторону пригорода.
– Как тебе удалось, любимая? – Стив сиял счастьем и горел в нетерпении. – Я снял домик, как ты просила. В глуши.
– Хорошо. Хочу потеряться на несколько дней. Пропасть…
– Это я пропал… Окончательно…
Через полчаса, в безлюдном пригороде среди заброшенных полей, возле маленького домика машина остановилась, пассажирка быстро прошла внутрь.
Автомобиль загнали в просторный сарай, оборудованный под временный гараж. Высокий крупный мужчина вышел, закрыл его, внимательно осмотрелся вокруг и, лишь убедившись, что в окрестности царит тишина и покой, вошёл в дом.
Стивен Оуэн дождался своего короткого счастья – Лана стала его возлюбленной.
Спустя пять дней, появилась дома, таща «полевую» холщовую сумку с блокнотами, эскизами и мольбертом. Как ни в чём не бывало, прошла мимо прохладных серых глаз Жана-Франсуа Летье, встретившего у ворот и молча раскрывшего их подопечной, и вошла в особняк. На все негодующие вопросы родителей коротко буркнула привычное «пленэр» и ушла в комнату.
Воздев руки горе, мать и отец тяжело вздохнули и смирились:
– Ну, накатило – художница.
Только бодигард не разделял их спокойствия.
«Я не первый год работаю в этой системе и понял сразу, куда могла “слиться” клиентка – ищи мужчину. Учитывая последние дни, знаю, кто это может быть. Только, что с этим знанием делать? Не в моей компетенции выслеживать её любовников. Моё дело – сопровождать и охранять. Но, если ещё раз выкинет такой фортель, испорчу девочке любовь, выдернув из-под парня. Больше не провести меня, – приняв решение, спокойно встал в стойку возле двери особняка. – Папарацци что-то пронюхали: уже кучка стоит. Шакалы-падальщики, – скривил тонкие губы в саркастической усмешке. – Они отвечают мне такой же нелюбовью, прозвав “Марабу”. Почему, кто их знает? У прессы своё мерило симпатий и антипатий. Бог с ними. Пока не лезут, и на том спасибо».
Утром разразился скандал!
Кто-то заснял целующихся в машине г-жу Лану и Стива Оуэна и опубликовал горячий материал во всех «жёлтых» газетёнках.
Посмотрев на снимки, она только презрительно фыркнула и посоветовала отцу поднять своего адвоката:
– Ничего общего со мной эта женщина на фото не имеет, нечего и имя «полоскать»! Фейк!
Так и поступили: таблоид суд проиграл с треском, выплатив мисс Вайт кругленькую сумму, ещё и оскандалившись в сфере масс-медиа, прослыв «фабрикой фальшивок». Фото были сделаны с большого расстояния, и лиц было не разобрать. Виден только цветастый платок, который Лана никогда не носила – вообще головные уборы терпеть не могла – известный факт!
С той встречи находилось время и место, где влюблённые могли встретиться.
Таковым местом оказался парк на побережье Онтарио, куда семьями сотрудники клиники выбирались тёплыми днями, радуясь национальному празднику и выходным.
Тони, находясь в жуткой депрессии, отказывался принимать участие в вылазках. С ним оставляли беременную третьим месяцем Николь Эме с парой-тройкой захворавших малышей и помощницей по дому и ехали без Энтони.
Быстро соорудив несколько скатертей-самобранок, сидели на сухой горячей земле, поедали домашнюю снедь и покупные блюда разных народных кухонь, заглядывали друг другу в тарелки, выискивая приглянувшиеся кусочки, с ехидными визгами воровали – веселились.
Ребятня сходила с ума от нового места и возможностей, старательно исследовала сначала законные развлечения, потом условно разрешённые, а потом принялись за опасные.
Пришлось выставлять дозор из взрослых, надзирающих за неутомимыми, неистощимыми на выдумки и проделки проказниками.
Им же всё было интересно: как такса гоняется за чёрной белкой, как зверёк, обманув преследователя, заскочил на дерево, как обиженная собака негодующе и возмущённо тявкала и требовала спустить объект с ветки немедленно и отдать ей на растерзание. Неописуемый восторг вызывал и большой каскадный фонтан со ступенями и секторами в виде лепестков – радость брызгательная, купальная и ныряльная. Визги, хохот, возмущённые крики и разочарованный плач, когда малышей водворяли опять на площадку.
К часу дня сооружали им настоящий индейский вигвам и всех укладывали спать.
Только тогда у взрослых появлялась возможность искупаться и понырять с аквалангами. Смеясь и ворча, что тут смотреть нечего, кроме мутной воды и мусора, тем не менее, многие всё же влезали в гидрокостюмы и лезли в ту самую ославленную воду.
Лана уходила за излучину, отговариваясь более прозрачной водой.
Предупредив, что там скалы, оставляли в покое – пусть побудет в одиночестве.
Её там ожидал Стив.
Едва сворачивала за утёс, подхватывал на руки, тут же раздевал со стоном, осыпая жадными нетерпеливыми поцелуями. Не мыслил жизни без неё! Понимал, что ходит по краю – Серж пригрозил увольнением, а забыть не мог. Мог только любить сильно и страстно, неистово и отчаянно, и пусть это случалось редко, был благодарен и за эти несколько минут счастья. Знал – никогда не быть вместе. Просто безоглядно любил. Отлюбив любимую, продолжал целовать, медленно одевая, преодолевая её сопротивление.
Заслышав голоса, одевал быстрее – рядом могли показаться люди. Едва успевал.
– …Нет, мне никогда его не застегнуть! – громко захохотал, заметив издалека приближающихся сотрудников. – О, помощь! Ура!
– Нет, Стиви, ты перекосил молнию! – Кэрис поправила застёжку, метнув на пару возмущённый взгляд: «Идиоты!» – Вот так. Всё, ныряй!
Когда Лана скрылась под водой, постучала украдкой кулаком по лбу, вызывая жаркий румянец смущения у мужчины.
Быстро надев гидрокостюм, бросился в воду следом.
Вскоре неспешно подошли остальные, выйдя из-за скал, продолжая над чем-то громко смеяться.
– Эй, рыбы, всплывайте! Уже полчаса ныряете! – кричали, бросали мелкую гальку в пузырьки воздуха на поверхности озера. – Амфибии нашлись. Не вытащишь из воды. Сущие дети!
Кэрис краснела и отворачивалась в сторону, словно разглядывая оставшихся на поляне.
«Идиоты, а не амфибии! Устала покрывать и выискивать по углам. Давно б уже попались, если бы не я! Что же делать? Как её до осени уберечь от беременности? Давать таблетки нельзя. Убеждать пользоваться контрацептивом – глухой номер. Вот отчаянная! Понимаю: опасность и тайна их “заводит”, но игра становится слишком опасной. Пора Стива останавливать, и срочно. Силой. Значит, надо ему привезти жену».
Крепко подумала, помучилась несколько минут, вспомнила что-то и просветлела лицом.
«Элен! Полная противоположность Ланы: статная, стройная, белокурая, зеленоглазая и нордически спокойная. Пришла пора и её роли в этой истории. Лану не оторвать, займёмся Стивеном».
Через месяц на дне рождения Николь Стиву представили милую девушку Элен Гуд.
Мисс Вайт неожиданно вызвали в столицу в выставочный центр, где она надолго задержалась, и парень заскучал.
Новая знакомая была остроумна, мила и так скромна, терпелива, деликатна и забавна, что он отвлёкся.
С того дня их сводили вдвоём часто.
…В июле Мэнниген встретил Лану на ногах!
Она приехала из турне по городкам Канады и попала в объятия Энтони на пороге собственного дома – стоял в проёме двери! Сам. Даже без трости. Сильно похудевший, побледневший, с синими подглазниками. Увидев, дико вскрикнула, бросилась в объятия, залилась радостными слезами.
Так и стояли, обнявшись на пороге и рыдая, а папарацци снимали трогательную сцену и упивались предчувствием: «Это настоящая сенсация!»
Серж поздно опомнился, недоумевая в гостиной: «Куда вышел Тони так надолго?»
Выскочил, ахнул, затащил вцепившихся ребят в холл, захлопнув двери.
– Господи! С ума сошли? Да теперь пресса взвоет! – взвился.
Молодые же были глухи ко всему, со стоном осев на пол и жадно целуясь.
– Вовремя вас втащил, – грустно проворчал и наклонился к уху обезумевшей дочери. – Ты проиграла. Не забывай об этом, девочка, – заговорил вполголоса на русском.
Вздрогнув, опомнилась, подняла возмущённые заплаканные глаза, но он упрямо покачал головой.
– Пари. Ты приняла. Вставай и выполняй уговор. Знаешь, что должна сделать.
– Нет!
– Хочешь во всеуслышание заявить, что ты не человек слова? Трепло и лгунья? Что отныне с тобой небезопасно иметь дело? Кому с таким набором ценностей ты будешь нужна в жизни?..
– Ты не имеешь права требовать этого от меня! – обезумев, зарыдав, закричала на весь холл.
– Имею. Ты сама дала мне это право, протянув тогда руку, скрепляя пари. Ты проиграла, – жёстко смотря в глаза, не отступал.
– Серж, я могу узнать, что происходит?..
Энтони опомнился, с трудом встал на ноги, бережно поднял Лану, прижал к себе, ощутив, как сильно дрожит.
– Прошу, объясните, пожалуйста.
– Она и объяснит. За порогом этого дома, – отец вернулся к английской речи, холодно и непреклонно смотря на дочь.
Опустив глаза на плачущую девочку, парень стал что-то понимать.
– Нет. Это, вероятно, только наше, мужское дело.
Спокойно отстранив её от себя, мягко подтолкнул к лестнице наверх.
– Иди, прими душ и переоденься. Мы поговорим с твоим отцом.
Постояв в нерешительности, утёрла слёзы и… безмолвно ушла.
Удивившись такой покорности дочери, Серж смутился, в замешательстве нервно провёл руками по коротким седым волосам, опомнился и пригласил охранника порывистым жестом руки в кабинет.
Войдя, сели возле стеклянных дверей на кресла.
Внимательно посмотрев в лицо хозяина, Энтони взял ситуацию в свои руки.
– Скажите просто. В нескольких словах. Я пойму.
– Ты уволен, – тихие и жестокие слова выстрелили в тишине кабинета разрывной пулей.
Серж глаз не поднимал, упорно смотря на столик между ними.
Тони замер, резко побледнел, постарался сдержать взорвавшиеся чувства в узде: «Спокойно, парень. Это не спонтанное решение. Что-то назревало давно. Просто твоя болезнь отодвинула наказание за побег. Но почему теперь? Я уже на ногах, могу работать. Значит, причина в другом».
– Объяснение, – поднял серо-золотые глаза.
Присмотревшись к уставшему и какому-то нездоровому мужчине, тайком вздохнул: «Плохо выглядит последнее время». Дождался, когда он посмотрит в лицо.
– Его не будет, – прямо в глаза, не дрогнув и веком.
Опять задумался: «Лане скоро ехать в Россию. Осталось три месяца. Только я её могу удержать от дальнейших романов на стороне. Не дурак, понял: Стивен своего добился – давно “ел” глазами. Нет, её не виню – страстная натура. Он влюбился по-настоящему: сияет и не может этого скрыть – яркий показатель опасности и сильный козырь мне. Тогда, на этом и сыграю».
– Серж, прошу Вас, выслушайте. Никогда ничего не просил за тридцать три года, – сев на край кресла, коротко вздохнул. – Я могу оторвать её от Стивена. Меня послушается. Позвольте остаться до того времени, когда решится проблема со Стасом. Есть предчувствие, что у них всё сложится хорошо. Чувства никогда не подводили. Ни разу. Опыт и профессионализм, – глубоко заглянул в глаза. – Позвольте передать девушку с рук на руки Стасу. Она оценит и поймёт правильно. Как только выйдут из церкви, я уеду из Торонто навсегда. Клянусь. Слово чести.
Держался твёрдо, спокойно, мужественно – стал прежним бодигардом.
Серж, подумав несколько минут, встал с кресла, походил по кабинету, в молчании постоял у распахнутой в благоухающий сад прозрачной двери. Сел за рабочий стол, облокотившись на столешницу локтями. Поднял покрасневшие и уставшие, какие-то просевшие в глазницах глаза.
– Как поступить со Стивом? Уволить? – увидел кивок. – Давно пора. Сам собирался, – вновь провёл рукой по волосам, откинулся на спинку кресла. – Чем собираешься её держать? Сексом?
– Семьей. Временной. Продолжим начатое. Она потому и сорвалась – не может забыть. И ей будет на пользу: помогу в работе, подскажу, напомню.
– Всё давно продумал?
– Нет, Вы знаете. Ситуация возникла только что, в холле. Просто люблю Лану по-настоящему, потому и понимаю. Я смогу удержать её от дальнейших выпадов из нормы. Довольно скандалов и сенсаций. Пусть будет один бодигард.
– Как быть с Жаном Летье?
– Не сработался с клиенткой. Бывает.
– Понял. Я позвоню в бюро.
Вечером, уже не скрываясь, Энтони привезла домой сама Лана, научившаяся за эти месяцы водить машину и сдавшая на права.
Папарацци сошли с ума, снимая такой материал!
Назавтра все таблоиды по эту и ту сторону океана давились-плевались сплетнями и смаковали главную новость дня, варьируя её на все лады. Мысль же оставалась одна: «Знаменитая художница и фотомодель мисс Лана Вайт сошлась со своим бодигардом Энтони Мэннигеном и живёт теперь в его доме!»
Молодым было начхать на ажиотаж.
«Выгружая объект» из машины, девочка радостно смеялась, придерживая Тони за похудевшую талию, целовала любимое лицо, сияла настоящим женским счастьем: «Наконец-то тот, о ком я так горевала, на ногах. Теперь нас никто не разлучит! Плевать на пари».
Дома стала полноценной хозяйкой, встав у плиты и вспомнив навыки готовки, знакомые с детства. Кормила мужа полноценными обедами, приглашала друзей, успевала и по дому похлопотать, и в мастерской постоять, ринувшись в творчество с остервенением, часто оглядываясь на Тони, спрашивая, вспоминая, уточняя, споря, ругаясь, сопя и смеясь.
Парень, радуясь временной жене, постепенно разрабатывал конечности, наняв для массажа… Стивена, которого уволили из клиники за многократные нарушения трудовой дисциплины.
Он не отказал друзьям и смог перебороть дикую боль и отчаяние после разрыва с Ланой. Понимал, что был лишь временной заменой итальянца – всегда это знал.
Зажав гордость, остался для них лучшим и надёжным другом, приходя на сеансы с Элен, милой чудесной девушкой.
Краснея нежным румянцем настоящей тёмной блондинки, помогала ему в массаже, переворачивала пациента, обтирала, держала гель, отирала пот с лица Стива и старалась угадать, что может понадобиться в ближайшую минуту. Почувствовав, что раздражён, исчезала на кухне и принималась за завтрак, обед или ужин – в зависимости от времени дня. Готовила великолепно!
Лана, приходя в дом из мастерской по запаху, хохотала, что за забором пяток малышей сошли с ума от аромата.
Тут же в саду накрывался маленький раскладной стол, и орава ребятишек садилась за него, стуча ложками. Родители через час с ужасом забегали во двор и, застав сытые довольные рожицы, облегчённо хохотали, прося хозяев следующий раз сообщать, где дитятя.
Уставший от крупного тела клиента, Стиви выходил на звук голосов в сад, обтираясь после душа полотенцем, а малыши расхваливали тётю Элен и просили его:
– Вам нужно жениться скорее – тогда и к вам станем приходить в гости, че сло!
Стивен краснел, не знал, куда девать глаза от любопытных требовательных разноцветных глазёнок, а дети упорно продолжали перечислять её достоинства.
Родители смеялись и полностью поддерживали в этом вопросе маленьких проныр-сводников.
Что повлияло на его решение – тайна.
В августе Стивен Оуэн и Элен Гуд внезапно поженились, и вся улица гуляла на их свадьбе.
Свидетелями были все сотрудники клиники, а по бокам от новобрачных среди других дружек сидели Энтони и Лана.
Она видела, что Стив так и не смирился с потерей. Как только оставался один, глаза грустнели, улыбка пропадала, плечи опускались. Улучив момент, увела в дальнюю аллею сада в глухой угол.
– Стив, тебя что, силой вынудили жениться?
Стояла в паре метров от него, теребя розу на кусте. Она сильно пахла, кружа голову.
– Почему ты так говоришь? – голос был глух и ровен, глаз так и не поднял, только побледнел сильно.
– Ты плохой актёр. Никудышный. И глупцу понятно, что ты не любишь девушку. Зачем делать её несчастной? Почему не сказал ей правды?..
– Сказал.
Всё-таки подняв измученные глаза, шагнул к любимой, нежно взял за плечи.
– Она согласилась дать мне время прийти в себя и попытаться полюбить её.
Гладя кожу пальцами, обожал ими, а глаза просто кричали о любви! Едва справлялся с голосом, стараясь не выдать того отчаяния, что бушевало огненным палом в душе.
– Мы оба понимаем, что будет трудно, но одному мне не справиться. Любовь к тебе оказалась не просто сильной – выжгла на сердце огромное клеймо. Нужно время, чтобы такая глубокая рана зарубцевалась.
– Стиви… ты меня простишь когда-нибудь?.. – прошелестела, борясь со слезами.
– Ты меня не обижала, Ланочка, а подарила новую жизнь. За этот дар только благодарят, единственная, – не сдержавшись, притянул и поцеловал нежно, совсем как невесту! – Спасибо, любовь моя. И прощай.
Отпустив, сделал два шага назад. Попыток поцеловать и обнять больше не предпринимал, лишь смотрел широко распахнутыми глазами в лицо той, которую никогда не сможет забыть. Держал себя в руках. Только гулко стучало сильное молодое сердце, едва сдавшее главный экзамен в жизни мужчины – любить женщину. Он его сдал.
То, что триумф обернулся тяжёлым страданием, которое предстоит пережить, стократно повысило ценность столь неоднозначной победы.
Перестрадав, став обычным любящим страстным мужчиной, Стивен смог создать настоящую семью. Не зря же так краснела в церкви его молодая жена Элен. Всем стало понятно: беременна. Значит, экзамен ещё и бонус принесёт – отцовство. Ребёнок окончательно смирит и научит жить полноценной жизнью. Был Стив-гей, стал обычный муж и отец. Отныне и навсегда.
* La commedia e' finita (итал.) – Комедия окончена.
Сентябрь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/09/18/194