До Нового года один шаг…
На вокзал ее провожал дядя. Прощаясь, он пригласил племянницу приехать летом.
– Странно, но наш избалованный отрок ведет себя сносно, или ты на него так влияешь? Будущий мужик все-таки, понял, что перед ним красивая девчонка. Приезжай!
Занося вещи в купе, он поздоровался с «Мышкиным» и, пожелав счастливого пути, вышел из вагона. Юлька побежала следом. Поезд тронулся. Юлька привстала на цыпочки за широкой спиной проводницы, стоящей с флажком у самого края тамбура. Она увидела, как дядя помахал ей рукой и, крикнув: «С Новым годом!», быстро пошел обратно.
Проводница закрыла дверь вагона. Юлька, глубоко вздохнув, прильнула к холодному стеклу.
За окном мелькали составы, заснувшие возле вокзального депо, а за ними город, пригород… Поезд, набирая ход, торжественно и нехотя прощался с Ленинградом, благородно позволяя пассажирам запечатлеть в памяти последний свой росчерк.
- Юль, что ты стоишь здесь? Холодно, пойдем в купе.
- Подожди. Этот «Мышкин» мне в Ленинграде надоел, и снова двое суток с ним рядом ехать! Он же руководитель, как он мог девчонок одних оставить? В училище ему попадет.
- Давай тогда немного постоим возле купе, – предложила Лида. - Тоже мне, детки. Бабы! Тем более, на свои деньги остались. Нинка, старшая! А мы, маленькие. Вернее, ты!
Они остановились у окна, думая каждая о своем, предвкушая радость встречи с дорогими сердцу людьми…
- Действительно. Мне-то что! - подумала Юлька. - В конце концов, он отвечает за нас. Обнявшись, девушки вошли в купе. Педагог лежал на верхней полке.
После поездки в Лисий нос на душе был тяжелый осадок. Она все чаще и чаще вспоминала Бориса, его нежные, сильные руки, черты лица. От предвкушения скорой встречи сердце ее забилось, потом запрыгало как зайчик, пробираясь радостью в каждую клеточку тела. «Ура! Новый год мы будем вместе! А где мы будем его встречать?»
Ей срочно захотелось домой, увидеть счастливые глаза родителей, Наденьки, Сашки и, конечно, Рекса, носившего в себе бесконечную любовь и преданность. Она представила его возле себя, положившего лапы ей на плечи…
Если бы ей сказали: хочешь, оставайся в Ленинграде. Здесь у тебя будет все, о чем мечтаешь, но, откажись от Бориса, она бы ответила:
- Никогда! Ни за какие коврижки! Ни-за-что!
Юля чувствовала себя совершенно счастливой. Сколько любви выпало на ее долю! Несмотря ни на какие ситуации. Разве может она сетовать на судьбу, которая так к ней благосклонна? Ей улыбаются люди, ее обожают сверстники, уважают и отмечают ее способности педагоги, даже этот вот, «Мышкин». А что уж она такого сделала?
Мысли девушки мчались по прошлому, перепрыгивая грусть и печаль, отмечая только светлые яркие моменты ее недолгой жизни и приближая блестящее будущее. Юля искала в нем свой путь и шла к нему уверенно, с открытым влюбленным в мир сердцем и чистой душой…
- Молодые люди, вы чай пить будете? Сразу готовьте деньги. Скока стаканов? – заглянула проводница, прервав, Юлькины размышления.
– Юлька улыбнулась. Глядя на эту простую женщину, с открытым лицом и наивным выражением широко поставленных глаз, она спросила:
- Скажите, пожалуйста, а скоро будет остановка, где можно мороженое купить?
- Не успела сесть, уж, морожку подавай! Чо, мороженое любишь? И я. Знаешь, приедем сюда, приберу быстренько в вагоне и за мороженкой. Ты какое любишь?
- Ленинградское эскимо.
- И я, толстенькое такое, в блестящей бумаге, на палочке. Смотри в окно. Иногда на остановках носят. Везде стоим!
- Где ее нашли? Смех! «Чо», ну и разговорчик! – переглянувшись с Владиславом Павловичем, засмеялась Лида.
- Зато она искренняя и добрая. Домашняя какая-то, -подметила Юлька.
Вскоре в купе постучали:
- Девонька, сщас станция будет, «Лисий нос». Тут часто носят. Городских много живет, дачники. Три минуты стоим! Вот-вот чай скипит.
На остановке, не успела Лида и глазом моргнуть, как увидела в окне Юльку, мчавшуюся по перрону в брючках и тоненькой нейлоновой водолазке. Через несколько минут запыхавшаяся Юлька уже протягивала ей и Владиславу Павловичу по большому сливочному эскимо в шоколадной глазури:
- Я себе две купила! Вам по одной.
- Спасибо, - сердито бросила Лида и ткнула Юльку в лоб ладонью, – Юля, голова у тебя на месте или в Ленинграде осталась? Хоть теплую кофту можно было надеть?! На улице минусовая температура, около двадцати, наверное, а ты в одной капроновой блузке помчалась. Ничего не соображаешь?! Не совсем поправилась, еще покашливаешь. Куда тебе две?
- Я и три съем! – увидев, что учитель не высказывает особого восторга и не берет мороженое, заявила упрямица.
Она села на свое место и с наслаждением съела одно, запивая горячим чаем, потом другое. Вздохнув, девушка посмотрела на третье, которое начало оседать в обертке.
- Не будете принципиально, да? - спросила она своих попутчиков.
- Нет, Юленька. Я не буду рисковать перед Новым годом. В вагоне жарко, из окна сквозит, чуть что, заболею.
- А вы, Олег Павлович?
- Не хочу. Спасибо. И тебе не советую.
- Ну и ладно! Передохну немного и съем, одну проводнице отдам.
В купе она вернулась, облизывая мороженое, которое не удалось подарить.
- Ушла куда-то.
- Юль, да выбрось ты его! Ведь треснешь! – рассмеялась Лидушка. И, подумав, взяла со столика тарелочку с четвертым мороженым, напоминавшим развалившийся сугроб.
- Ладно, пожалею тебя…
Когда в купе вошла проводница за пустыми стаканами, пассажиры спали. Она поставила поднос на край стола, подняла с пола журнал, упавший с полки учителя. Затем переложила четыре деревянные палочки от мороженого в пустые стаканы и вышла, осторожно прикрыв дверь. В купе стоял сливочно-шоколадный запах …
Поезд все дальше и дальше шел на Восток.
К удовольствию девушек четвертый пассажир так и не появился. Отгадывание кроссвордов девчонкам быстро надоело и утомило. Незаметно для себя они рассказали не одну смешную историю из жизни своего курса, о поступлении и чуточку, о себе. Лидушка открыла тайну своих родителей и рассказала, как ее мама вышла замуж за человека, с которым познакомилась в самолете. Они летели из Новосибирска в Москву, места оказались рядом. Прощаясь в аэропорту, мужчина сказал своей попутчице: «Мне так было легко и спокойно рядом с вами, хоть беги сейчас в ЗАГС». - «Я не возражаю», - ответила мама. В тот же день там, в Москве, под Новый год они расписались, - засмеялась Лида. - И четверть века любят друг друга, словно вчера встретились.
- Это судьба, - задумчиво произнес Олег Павлович и, посмотрев на Юльку, рассказал историю о своих братьях. Тогда, в восемь лет, они натворили такое, что отцу пришлось взять ремень. Но мальчишки обнялись мертвой хваткой и загорланили на всю их огромную коммунальную квартиру: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», что у отца выпал ремень и брызнули слезы…
Темы менялись. Вспоминали свои концерты и новых друзей. Потрясающее впечатление осталось в душе девчонок от Исаакиевского собора, от прогулок по Невскому проспекту и от здания «Мариинки». На спектакль они не попали, но их пустили пройтись по театру днем. И вообще, о Ленинграде можно говорить долго и восторженно.
Вечером Юля больше слушала, чем говорила. И только кивала головой и куталась в мамину шаль.
К ночи, изнывая от жары и удушья, она пыталась встать, но снова легла на постель, плохо соображая, что с ней происходит. При слабом свете ночника она нашла таблетку аспирина, но не смогла ее проглотить.
- Юлечка, повтори, что ты сказала. Тебе плохо, да? У тебя такая голова горячая. – Лидушка склонялась над Юлькой и целовала ее в лоб. - Вот что ты наделала! Жалко тебе было выкинуть эту морожку. Теперь, если не найдут врача, тебя на большой станции «скорая» снимет с поезда и увезет в больницу. Совсем одна останешься в чужом городе. Выпей молочка тепленького, с маслом. Олег Павлович где-то раздобыл у пассажиров. Пей, пей маленькими глотками.
- Я не могу, не глотается, – с трудом прошептала Юлька.
- А ты через силу. «Мышкин» с проводницей пошли к начальнику поезда. Принесут лекарства. Должна же у них быть аптечка? Может врача найдут.
Почти сутки Юлька была под наблюдением доктора, перешедшего из другого вагона на свободную полку.
- Я думала воспаление легких, - сказала женщина-врач, хотя с ангиной тоже шутки плохи, но снимать девочку с поезда в чужом городе нельзя. Попробую облегчить ее состояние. - Весь следующий день, женщина не отходила от Юли.
Олега Павловича не покидало чувство собственной вины. – Наверное, там, в Лисьем носу она простудилась, когда ходила по перрону в распахнутом пальто. Градусов двенадцать было. Не вылечилась, как следует. Еще, конечно, мороженого наелась. - Он смотрел на бледное лицо девушки, погружаясь в ранее неведомое чувство, чувство страха. Вдруг она не справится, вдруг она?..
Лида, не отрывая глаз, смотрела на Юльку, то и дело, прикасаясь губами к ее лбу.
- Юлечка, выпей молочка тепленького, - ласково просила она. – Хорошо, что я одно съела! С ума можно сойти, как тебе «везет»!..
Ночь. 28 декабря.
Около трех часов ночи по местному времени поезд прибыл в Пермь. Юлю, как ребенка, закутали поверх пальто в пуховый платок, закрыв им и нос. Температура немного спала, и девушка могла идти.
Олег Павлович, подхватив вещи, торопливо направился к привокзальной площади.
- Лида, идите осторожно. Я поищу транспорт.
Город встретил их недружелюбно. На улице бесилась метель. Она слепила глаза и больно хлестала по лицу колючим, сухим снегом. Метель, будто нарочно бросала под ноги тяжелые сугробы и снова поднимала их вверх, размахивая старой метлой.
Спускаясь по лестницам на площадь, девушки увидели, что она пуста. Пассажиры разбежались по своим машинам и скрылись за снежной пеленой. Справа, возле высокой железнодорожной насыпи одиноко стояла маленькая военная машина. Юлька называла такие машины «козлик». Вернее, ее все так называли.
Олег Павлович, нагруженный сумками, настойчиво стучал в переднее стекло и что-то кричал. Дверца долго не открывалась. Наконец, весь облепленный снегом, учитель вернулся к девушкам.
- Побежали быстрей. Еле уговорил. Ему надо снова сюда вернуться, встречает поезд, который опаздывает. Лида, рассказывай куда ехать. Тебя довезем, потом Юлю. Нам с ней в одном направлении и от тебя совсем недалеко.
Высадив Лидушку у подъезда, водитель прибавил скорость, но у поворота на Юлькину улицу, резко затормозил и остановился.
- Я дальше не поеду. Тут же нет дороги, одни сугробы и колдобины. Мне голову снесут, если опоздаю. Пешком пройдете. Быстро, быстро вытряхивайтесь!
- Ты с ума сошел! Смотри, девчонка горит вся! Каждая минута дорога.
- Надо было сразу в больницу везти. Я сказал, не поеду! На руках машину носить не умею, - молодой лейтенант взял в руки Юлькин чемодан.
- Эй, парень, поставь обратно! Подожди минутку. Юля, д-давайте поедем ко мне. Я у соседа переночую. Не погибать же в сугробах! Хорошо? Утром решим по состоянию, домой или в больницу.
Юлька кивнула.
- Поехали! По тракту. Мира 109, угловой дом. В сторону ипподрома…
Возле подъезда они отпустили машину и вошли в дом.
- Лучше бы я умерла в сугробе, - думала девушка, войдя в подъезд. – Не смогу подняться на пятый этаж.
Словно угадав ее мысли, Олег Павлович повернулся к Юле, спрятал ей под платок мокрую прядь выбившихся волос и тихо произнес:
- Стой. Я быстро отнесу вещи и вернусь. Помогу тебе подняться.
Он взял в обе руки чемодан и сумку и, не оглядываясь, пошел по лестнице. Следом за ним, держась за перила, медленно стала подниматься Юлька. Войдя в комнату, она присела на краешек стула возле маленького кухонного стола и огляделась.
- Юля, ты раздевайся, а я сделаю горячий слабенький кофе. У меня чая нет. Лекарство не оставила в вагоне? - Он бросил на раскладной диван пальто и шапку, выдвинул ящичек стола и протянул девушке градусник:
- Измеряй пока температуру. Вот еще, - он достал из встроенного шкафа махровое желтое полотенце и протянул девушке.
- Вытри голову, волосы мокрые. И не снимай пока платок. Я на кухню.
Войдя в комнату, Олег Павлович обнаружил Юльку сидящей на диване, плотно закутанную поверх полотенца в шаль. Он поставил кофе, подошел к девушке и ласково заглянул в глаза.
- Как дела? Есть температура?
Юля отдала зажатый в руке термометр. Руки ее дрожали.
- Ого! 39,8! Сейчас я постель расправлю, лекарство выпьешь и спать, а утром врача вызовем.
Больше всего на свете Юльке хотелось спать. В поезде она была в каком-то туманном бреду, то просыпалась, то засыпала, не чувствуя облегчения. Она следила за его руками и ждала, когда он уйдёт.
- Я выйду, а ты ложись. Кофе немного остынет.
Девушка залезла под одеяло, сняв с себя только шерстяную кофту. Вернувшись, учитель налил кофе в стакан и высыпал в него порошок аспирина.
- Аспирин очень хорошо снижает температуру. Вообще-то, при высокой температуре рекомендуют обтирать тело раствором уксу… - Юлька поднялась.
- Лежи, лежи. Юля, тебе с-сколько сахара? Я к-капельку коньяка д-добавил, чтобы легче было пить. Горько, но выпить надо. Утром будешь к-как новенькая, - он передал девушке стакан. Отметив про себя, - Олег Павлович так переживает за нее, что снова стал заикаться, Юля отпила глоток и содрогнулась.
- Нет, это я пить не буду. Гадость какая! – еле прохрипела она. Голоса не было. - Вы где будете ночевать?
- Н-не волнуйся. Ночую у Василия Ивановича. Я же говорил, что здесь еще два наших педагога живут. Пей, быстрей, остывает. Через силу, но пей.
Юлька, давясь и захлебываясь, осторожно выпила жидкость до дна и залезла под одеяло. Последнее, что задержалось в ее памяти, был Олег Павлович, плотно прикрывающий дверь из коридора…
Утром она проснулась от холода. Ее бил озноб, дрожали руки и, казалось, что если она привстанет, то голова упадет на пол от головокружения. Болело и ныло все тело. Юлька была настолько слаба, что не могла поднять век, они были тяжелыми и еле открывались. Она попробовала сглотнуть слюну, но это причинило ей настоящие мучения. Взявшись за края одеяла, она стала подворачивать его под себя со всех сторон и вдруг, прикоснувшись к себе, поняла, что лежит совершенно голая. Она с трудом облокотилась на подушку и села на постели, пугливо озираясь по сторонам, как затравленный зверек, не понимая ничего и ничего не соображая. В комнате никого не было. Юлька лихорадочно шарила вокруг руками, в поисках своих вещей. – Как это случилось?! Когда я разделась? Зачем?! Неужели мне было так жарко? Ужас! А если войдет Олег Павлович?
Поднимая каждый уголок постели, заглядывая под диван, она заметила на большом круглом столе, стоящем в центре комнаты, сверкающий белизной машинописный лист бумаги.
Девушка обернула себя одеялом, и, пошатываясь, подошла к столу, Одеяло скользнуло на пол. Юля подняла один его угол и прижала к груди. Другой рукой она взяла лист.
Чужие слова расплывались и разбегались в разные стороны. Они никак не могли сложиться в ее сознании и определить истину: «Рыжик! Прости меня, мой любимый! Я – сволочь! Если хочешь, преступник! Делай со мной что хочешь. Хочешь, убей!» - Чье это письмо, кому? Кто этот Рыжик? – девушка снова начала перечитывать фразы, прыгающие перед глазами, то и дело поворачивая лист, в поисках подписи. Непонятно почему, ее вдруг обуял страх.
«Я воспользовался твоей беспомощностью и заслуживаю самого жестокого наказания». – У Юльки кружилась голова, давило внизу живота, лицо пылало, словно обожженное пламенем, и из глаз брызнули слезы. Она не могла поверить, что это обращение к ней и еле разбирала почерк:
«Ты сочтешь меня сумасшедшим. Без тебя мне не жить! От одной мысли об этом у меня перехватывает дыхание. Я все сделаю для нашего счастья. Мы созданы друг для друга. Прости меня и не оставляй! Иначе, я умру! Я всегда буду любить только тебя одну!»
От страшной догадки от кончиков пальцев ног Юленьки, выше и выше поднимался леденящий холод. Он все сильней и настойчивей сжимал ее прекрасное тело, как будто искал самый нежный кусочек, чтобы вонзить в него смертельное жало. Ей не хотелось жить! Зачем?! Кому она нужна – «такая»?! Теперь у нее ничего и никого нет – ни дома, ни семьи, ни Бориса!..
Блуждая взглядом по комнате в поисках предмета, который смог бы прекратить ее муки, она пошатнулась. В эту минуту горячие крепкие руки обхватили ее колени.
- П-прости, п-прости меня Рыженький, - шептал Олег Павлович. – Я, я н-никогда в жизни н-не и-исп-пытывал т-таких чувств, - он покрывал поцелуями Юлькино тело и нежно укутывал ее одеялом.
Она не чувствовала стыда. Мир перестал существовать для нее, а в глазах было столько гнева, ужаса и страха, что Олег Павлович побледнел. Он осторожно взял ее на руки и положил на постель.
- Юленька, усп-покойся. Я л-люблю тебя б-безумно. Клянусь, мы б-будем счастливы. Давай, я п-помогу одеться. Сейчас придет врач. П-прости, п-прости меня!
Девушка прислушивалась к себе, своему телу и была безучастна. Скомканный лист бумаги словно врос в ее ладонь так, что она ощущала свои ногти. Ей казалась, что она в лапах чудовища и постепенно превращается в камень. Она вспомнила дом, родных, дорогое, любимое лицо Бориса и слизывала соленые слезы. - Надо уйти, убежать немедленно! - Она с силой вырвала из его рук свое белье и, дрожа всем телом, стала одеваться под одеялом.
- Вы мне противны, омерзительны! Где мои вещи?! – хрипло пыталась крикнуть она. В дверь постучали.
Когда вошел доктор, Юлька лежала, закрыв лицо руками, и безутешно рыдала. Сейчас она согласилась бы каждый день ругаться с отцом, терпеть его оскорбления, лишь бы быть дома. Она так хотела там быть! Но, чем больше она об этом думала, тем яснее понимала, что дорога домой, закрыта для нее навсегда – отец просто убьет ее и этого! Каждый день он будет винить во всем маму. Куда бежать и что делать, Юлька не знала. Ей не хотелось жить.
Она не слышала, что говорил врач, как ее смотрел и слушал, какие лекарства рекомендовал. Единственное, что осталось в ее памяти, то, что доктор придет завтра, и что «девочку надо показать психиатру».
Как будто издалека она слышала слова утешения Мышкина. Она не смотрела на него, не поднимала глаз. Все ее мысли сошлись в одном - на этом ее жизнь закончилась.
Ни есть, ни пить Юлька не могла – не хотела и не глоталось. Она подняла с пола карандаш и размашисто написала на обложке нотной тетради, лежавшей там же: «Дайте мне одежду и принесите мой чемодан! Ничего приготовленное вами и из ваших рук, я не проглочу. Дайте мою одежду, или я начну колотить в дверь»!
Продолжение следует...