Донской Хронограф 1605 - 1619 г

  Донской хронограф 1605 г. –1619  г.
Но в Москве ещё были верные новому царю Фёдору Борисовичу войска, готовые к отражению самозванца. Однако грамоты Лжедмитрия и слухи о его «подлинности», сделали своё дело. Приход казаков вызвал в столице бунт. Горожане говорили, что они «войско и бояре поддались без сомнения не ложному Дмитрию. Он приближается, с кем стоять нам против его силы? С горстью беглецов крымских? с нашими ли старцами, жёнами и младенцами? и за кого? за ненавистных Годуновых, похитителей державной власти?» Так рассуждали восставшие москвичи, вломившиеся в Кремль и свергшие с престола 19 летнего Фёдора. В это время атаман Корела повёл своих казаков на стражу, защищавшую городские ворота. После жестокого и кровопролитного боя они прорвались Москву вместе с полками воевод Плещеева и Пушкина. На Красной площади сторонники Лжедмитрия и восставшие соединились.
Лжедмитрий щедро наградил атамана и казаков, дав из казны своему сподвижнику золото, поместья и чины. Но даже став приближённым самозванца и начальником охраны Кремля, он так и не стал своим среди польской знати и русского боярства, воротивших свои носы от простолюдина. Знаменитый атаман, победитель Мстиславского, Шуйского и Шереметьева, находясь в зените славы, был побеждён тихим презрением государева окружения. Он чувствовал себя чужим среди знаменитых родов Польши, Литвы и России, а потому предпочитал отводить душу в кабаках, тратя деньги без счёта, пьянствуя и спиваясь. Последний раз имя атамана Корелы упоминалось в 1612 г., дальнейшая его судьба не известна. В отличае от него, другой донской атаман, Смага Чершенский, более осторожный и дальновидный, в Смуте участвия не принял.
20 июня 1605 г. Лжедмитрий вступил в Москву в сопровождении русских князей и бояр, польской знати и шляхты, донских казаков и стрельцов, где вскоре вступил на российский престол. Смага же Чершенский, с частью атаманов и казаков, вернулся на Дон, благоразумно выжидая, чем закончится русская Смута. Он особо не призывал донцов в ней участвовать и только один раз отправил от Войска 500 «охотников» на помощь самозванцу с 1605 г.
Встреченный москвичами с радостью, Лжедмитрий вскоре стал катастрофически терять свою популярность. Происходило это как по вине самого самозванца, чьё поведение на престоле было «противно обычаям московским», так и по вине своего окружения. Поляки и литовцы вели себя в Москве как завоеватели в захваченном городе. Не лучше было отношение к казакам: «Не мение жаловались москвитяне и на казаков, сподвижников расстригиных: величаясь своею услугою, они люди грубые оказывали к ним презрение и называли их в ругательство жидами: суда не было».
1606 г.   Зимой этого года, терские, волжские и яицкие казаки, завидуя успеху донцов, взявших огромную добычу, выдвинули из своей среды очередного самозванца. В Кругу, казака Илейку они объявили царевичем Петром, бывшим якобы сыном Фёдора Ивановича и царицы Ирины. 4000 казаков и волжских жителей, устремились  вверх по Волге, требуя признать самозванца законным наследником. Попутно они занимались грабежом торговых людей и их судов. Лжедмитрий, узнав о конкуренте, решил не высылать против него войска, а привлечь «царевича» Петра и его сподвижников в Москву, где и уничтожить. Для этого «Петру» была отправлена грамота, в которой Лжедмитрий признавал «родственника» и приглашал его в столицу, обещая принять с честью. Однако ни кто не верил новому самозванцу, как впрочем и Лжедмитрию. Илейку открыто называли орудием в руках самозванца, решившего пополнить казну путём грабежей.
Тем временем, в Москву прибыла Марина Мнишек, невеста Лжедмитрия. Она являлась дочерью сандомирского воеводы Ежи Мнишека, ближайшего сподвижника самозванца, участвовавшего вместе с ним в походе на Москву. 2 мая 1506 г. огромная свита Мнишек, состаявшая из 1300 или даже 3000 человек, торжественно въехала в Москву. Через 5 дней, 8 мая, состоялось их бракосочетание, на котором присутствовали и донские казаки. Не смотря на то, что бракосочетание происходило по православному обряду, россияне и казаки были недовольны нарушением некоторых свадебных обычаев. С этого момента, отношение к нему православного казачества стало меняться. Преданные ему ранее донцы, видя его склонность к католичеству, и присутствие при дворе большого числа католических священников, нарушение православных обрядов, стали глухо роптать и проявлять недовольство. Часть из них ушла на Дон, другая же часть, когда в Москве возник заговор против самозванца, не только не препятствовали заговорщикам, а фактически способствовали.
17 мая 1606 года Лжедмитрий был свергнут с престола и убит. Боярин Шуйский окружил столицу верными ему войсками и захватил все городские ворота. В 4 часа утра, по набату колоколов церкви св. Илии, началось всеобщее восстание, вылившееся в поголовное истребление поляков, литовцев и немцев, верных сподвижников самозванца. Лишь появление князя Шуйского и других бояр, спасло оставшихся в живых иноземцев от гибели.
Василий Шуйский, избранный  российским самодержцем, утвердившись на престоле, начал своё правление с утеснения казаков. Он отобрал пожалованные им земли и имения и, это восстановило казаков, бывших в это время в России, против него. Однако новый царь, ещё не твёрдо сидящий на Московском троне, в отличие от Бориса Годунова, не стал более преследовать донцов и решил наладить добрососедские отношения с Войском Донским. Это видно из доклада составленного в 1614 году: «В прошлом в 114 году (1606 г.), послан от государя царя и великого князя Василья Ивановича (Шуйского)всея Руси на Дон, к атаманам и х казаком, приводити к крестному целованью Василей Толстой и государево жалованье являти; а что с ним государева жалованья послано, того не написано». По этому, казаки, практически не принимали участвия в первом этапе очередного заговора и мятежа, теперь уже против Шуйского. Сам же Шуйский, помня к каким трагическим последствиям привели притеснения и опала казачества, а так же их роль в Смуте, отправив в Войско Донское своего посланника, зубовского дворянина В. С. Толстого с грамотой, велел не раздражать казаков. В грамоте царь объявлял о своём восшествии на русский престол и призывал донцов верно служить ему и отечеству, обещая казакам большое жалованье. А пока Шуйский отправил с посольством малое жалованье, ссылаясь на обнищание казны. В Раздорском городке, являвшемся Главным Войском, посольство было встречено с четью, под колокольный звон, орудийные и ружейные залпы. Сойдясь в Круг, казаки благосклонно приняли царскую грамоту. В том же 1606 г., 13 июля, на Дон с жалованьем и грамотой был отправлен суздальский дворянин С. Я. Молвянинов. « … посылан на Дон с государевым жаловоньем к атаманам и х казаком Семён Молвянинов, а государева жалованья посылано с Семёном на Дон 1000 рублёв денег, да и с Царёва Города послано к атаманом и х казаком с Семёном же 1000 фунтов зелья, 1000 фунтов свинцу, а сукон к атаманам и х казаком от царя Василья с Семёном Малвяниновым не послано». Предупреждая казаков о скором прибытии в Войско царского посланца с жалованьем и грамотой, на Дон был отправлен донской атаман Треня Котов: « … а велено ему гнать на Дон наспиех наперёд Семёна».
Но в верховых городках, где по обыкновению собирались российские беглецы, и было много новопришлых казаков, более тесно связанных с российскими делами, донцы  не признали царём Василия Шуйского. В последствии они поддержали Лжедмитрия 2. Кроме того, многих из них привлекала возможность безнаказанных грабежей и разбоев в приделах России.
Другой самозванец, Илейка Муромец, узнав о убийстве «родственника», решил со своими сторонниками бежать на Дон, опасаясь расправы со стороны Шуйского. Бояре, Бельский и Морозов, потребовали у казаков выдачи вора Илейки, но те обманули их и поплыли вниз по Волге, выжигая и грабя всё на своём пути. В Царицине они убили воеводу Акинфеева и посла в Персию Ромодановского. Вскоре они переволоклись на Дон.
Тем временем по стране вновь поползли настойчивые слухи, о чудесном спасении царевича Дмитрия. Они вызвали бунт в Северской земле. Вскоре разрозненные отряды повстанцев объединил Иван Болотников. По некоторым сведениям, в прошлом, он был холопом князя Телятевского и имел познания в военном деле. В своё время он попал в плен к татарам. Выкупленный немцами, он некоторое время жил в Венеции, где повидимому усовершенствовал свои военные навыки, полученные ещё при дворе Телятевского. В Венеции он сражался с турками. Кроме того, по другим сведениям, Болотников, до татарского плена, жил на Дону, куда бежал от князя Телятевского. По возвращению в Россию, Болотников предложил свои услуги мнимому царевичу Дмитрию. От самозванца он явился с письмом к князю Шаховскому, главному возмутителю спокойствия в Северской земле.
Болотников, имея несомненный дар вождя, очень быстро выдвинулся и возглавил восстание. К нему вскоре присоединились князь Михаил Долгорукий и два князя Мосальских, а так же сильный отряд донских казаков атамана Беззубцева. По слова Карамзина, это воинство состояло из крестьян севрюков, донских казаков, присоединившегося к ним дворянского ополчения и княжеских дружин, ставшее огнём и мечём опустошать Россию: «Разбойники северские жгли и опустошали селения; грабя не щадили и святыни церквей; срамили человечество гнуснейшими делами». Болотников, стараясь привлечь к себе как можно больше сторонников, отправлял во многие русские города грамоты, призывая жителей и служилых людей переходить на сторону самозванца. По сообщению Конрада Бусова, такие грамоты были отправлены в августе 1606 г. из Путивля на Дон и Днепр. Всего в Путивль прибыло 6 или 7 тысяч казаков и служилых людей. Во главе этого войска был поставлен воевода Истома Пашков, по другим сведениям атаман Юрий Беззубцев. Объединённое войско двинулось к Москве, приводя к присяге на верность Лжедмитрию 2 окрестные города.
За месяц до этого события, на Дон переволокся отряд казаков очередного самозванца – Илейки Муромца, объявившего себя царевичем Петром. Для пополнения рядов своих сторонников, он спустился вниз по Дону, до Монастырского городка. По пути к нему присоединились некоторые казаки, расчитывавшие поживиться в это смутное время грабежами и разбоем. Самозванец, с товарищами зазимовал на Дону, не встретив особой поддержки донцов. Из Монастырского городка «царевич» ушёл весной 1607 г.  на Донец,  где вскоре встретился с Горяином, гонцом князя Шаховского, с грамотой призывающей донцов идти в Путивль, а так же известием, что «царь» Дмитрий жив и идёт в Путивль из Литвы со многими людьми. Сойдясь в Круг, казаки самозванца Илейки, решили идти в Путивль. По пути они взяли и сожгли ненавистный казакам город Царёв – Борисов. Воевода Михаил Богданович Сабуров, князь Юрий Приимков-Ростовский и многие бояре были казнены. Далее казаки взяли Белгород и Оскол, где так же казнили воевод, многих дворян и служилых людей, оставшихся верными Шуйскому. Прибыв в Путивль, Илейка был тепло встречен князем Шаховским, признавшим в нём «сына» Фёдора Ивановича. Однако «царевич», ни внешним видом, ни поведением не походил на царственную особу. «Детина», как его именовали официальные источники тех лет, был жесток и беспощаден к попавшим в плен дворянам и детям боярским: «… иных метал с башен, и сажал по колью, и по суставам резал». В день казнилось по70 и более человек.
На подавление бунта в Северской земле, Василий Шуйский отправил к Кромам и Ельцу боярина Воротынского и стольника, князя Трубецкого с 5000 дворянской конницы. Разбив передовой отряд мятежников, воеводы вновь осадили Кромы, не признавшие Шуйского царём. На выручку осаждённому городу поспешил Болотников с 1300 севрюков и донских казаков и наголову разбил превосходящее его царское войско, обратив его в бегство. По свидетельству современников, казаки «насмехались над побеждёнными, не храбростью, а трусостью, называли московского царя шубником». Часть пленников, оставшихся верными присяге, Болотников велел утопить на месте, других казнить в Путивле, а третьих, велел бить кнутом и отпустить в Москву, со словами угроз и поношений Шуйскому. Эта не чаянная победа подлила масла в огонь мятежа. Всё новые и новые города признавали Лжедмитрия 2, и отправляли Болотникову подкрепления. Очень скоро армия его достигла 100 тысяч человек. Так, Болотников, внушая ужас и громя московских воевод дошёл до Москвы. Близь села Троицкого он встретился с посланной против него армией князя Мстиславского, но тот, не решился на сражение и отступил.
22 октября 1606 г. Болотников занял село Коломенское, где велел построить острог, откуда стал рассылать во все окрестные города грамоты с призывом целовать крест законному «государю» Дмитрию и объявлял о свержении самозванца Шуйского.
Однако вскоре, грабежи и бесчинства творимые небольшими отрядами армии Болотникова, восстановили против него как москвичей, так и жителей ближних и дальних к ней городов, решивших поддержать Шуйского. Положение усугубил раскол в армии Болотникова. Воеводы, избранные городами, не признавали его власти и требовали представить им царевича Дмитрия. Первым в Москву к Шуйскому ушёл Прокопий Ляпунов, вскоре его примеру последовали рязанские воеводы и многие другие. Но Болтников, опьянённый лёгкими успехами, всё ещё пытался продолжить наступление на Столицу, но везде был отбит.
Тем временем Шуйский, собрал дворянское ополчение и назначил воеводой одного из соих родственников, молодого и решительного князя Скопина-Шуйского. Тот решил окружить мятежников в их лагере и истребить. Болотников, узнав об этом, 2 декабря 1606 г. вышел ему на встречу вместе с воеводой Пашковым. Но при сближении двух армий, у деревни Котлы, Пашков, вместе со своими полками перешёл на сторону Шуйского, что поставило Болотникова на грань уничтожения. Донские казаки, северские «бродяги» и холопы, лишённые поддержки дворянского ополчения, не смогли противостоять натиску царских войск, хотя сражались отчаянно, до изнурения, но были разбиты. Болотников отошёл к Серпухову. Одни казаки атамана Беззубцева стойко держались, засев в Заборье. Они отразили жестоким огнём из пищалей все атаки царских войск.
Не желая терять своих лучших воинов, сражаясь со столь неустрашимым противником, Скопин-Шуйский предложил атаманам и казакам присягнуть на верность Василию Шуйскому. Окружённые со всех сторон казаки, видя полный разгром Болотникова и его бегство, голов своих класть не пожелали и целовали крест московскому царю. Их, переписав, приняли на службу. Куда более печальная участь ожидала прочих пленников. Огромное число их было по приказу царя  утоплено в реке, подобно тому, как мятежники утопили московских пленников у Кром.
1607 г.  Узнав о поражении Болотникова, князь Шаховский начал готовить войска для оказания ему помощи. Тем временем, Болотников потерпел ещё одно поражение в устье реки Угры и укрылся в Калуге. Его отход прикрывали казачьи отряды, задержавшие правительственные войска. Один из таких отрядов 23 февраля окапался в деревне Заборье, яростно отбивая все атаки. Полностью окружённые и видя безвыходность своего положения, они «под собою бочки з зельем зажогша и злою смертью помроша».
Собственно Лжедмитрий 2 появился на исторической арене в районе 12 июля 1607 г., прибыв в этот день в Стародуб. Атаман Заруцкий, бывший ближайшим сподвижников Лжедмитрия 1, тот час признаёт в нём законного «царя», чудом спасшегося во время московского мятежа. Лжедмитрий 2, в знак признательности, возвёл его в боярское достоинство и назначил главой казачьего приказа.
Не смотря на гибель этого отряда и переход атамана Беззубцева на сторону Шуйского, у Болотникова осталось ещё несколько ватаг казаков. Сев в осаду в Калуге, эти отборные воины, во главе с Болотниковым, организовали столь эффективную оборону города, что все приступы царских полков были отбиты с большим для них уроном. Ежедневные вылазки, организуемые казаками, деморализовали противника. Они при помощи подкопа взорвали деревянную гору, которой осаждавшие хотели поджечь стены Калуги. В конце концов, при подходе к Калуге князя Телятевского, сторонника Лжедмитрия 2, у которого кроме прочего было 2000 донских, терских и запорожских казаков, Болотников вышел из города и нанёс поражение царским воеводам, обратив их в бегство. Однако полной победы Болотников не добился. Полки Скопина-Шуйского и недавнего союзника мятежников Истомы Пашкова, стояли непоколебимо и дали остальным отойти.
Вскоре в Тулу пришёл князь Шаховский с самозванцем Илейкой Муромцем. Узнав об этом, Шуйский 21 мая 1607 г. лично повёл войска против Болотникова. Первое сражение произошло под Каширой, на берегах реки Восьмы. Оно оказалось несчастным для недавних победителей и казаков. Одолевавшие было мятежники, были смяты смелым натиском воевод Голицына и Лыкова, бросившихся в перёд с кличем: «… нет для нас бегства, одна смерть или победа!». Воодушевлённые присутствием царя, московские полки были неудержимы. Телятьевский, командовавший повстанцами, бросив знамёна, обозы и пушки, бежал в Тулу, оставив на поизвол судьбы казаков. Бегущих преследовали 30 вёрст, истребляя и беря в плен. Всего пленных насчитали 5000 человек.
По воспоминаниям очевидцев: «Храбрейшие из злодеев, казаки терские, яицкие и украинские, числом 1700, засели в оврагах и стреляли; уже не имели пороха и всё ещё не сдавались: их взяли силою на третий день и казнили, кроме семи человек, помилованных за то, что они некогда спасли жизнь верным дворянам, которые были в руках у злодея Илейки». Но казнив «воровских» казаков, Шуйский восстановил против себя донских казаков, служивших ему. Последующие казни донцов, после падения Тулы, казнь Болотникова и повешение атамана Фёдора Нагибы, сделали разрыв неизбежным. Известие о движении к Москве Лжедмитрия2, ускорили события.
Пока Москва праздновала победу Шуйского над мятежниками, Калуга ещё сопротивлялась и на её усмирение были отправлены 4000донских казаков атамана Беззубцева: «Донцы изъявили не только согласие, но и живейшую ревность; клялись оказать чудеса храбрости; прибыли в калужский стан к государевым воеводам и через неделю взбунтовались так, что устрашённые воеводы бежали от них в Москву».
Тем временем войска Лжедмитрия 2 непрерывно усиливались. Ударную их силу составляла латная конница князя Рожинского, а так же вооружённые жители Северской и других украинных земель. Но союз их был не прочен, вскоре между Рожинским и самозванцем произошла крупная ссора, едва не закончившаяся вооружённым конфликтом. Их с большим трудом удалось примирить. Через некоторое время к Лжедмитрию явилось 3000 запорожских и, якобы 5000 донских казаков под общей командой атамана Заруцкого. Хотя последняя цифра маловероятна. Происходил атаман из города Тернополя, в детстве попал в плен к татарам, но возмужав, бежал на Дон. Там он отличился своей отвагой и умом, что позволило ему быстро выдвинуться в атаманы. Часть донских казаков, явившихся к Лжедмитрию, были пришедшие из под Калуги. Ещё около 1000, пришли с верховьев Дона.
Получив такую поддержку, самозванец, по совету пана Лисовского, выступил из Трубчевска на осаду Брянска, где к нему присоединился ещё один самозванец, мнимый царевич Фёдор, якобы второй сын царицы Ирины, с отрядом донских казаков. Лжедмитрий с распростёртыми объятиями принял казаков, но мнимого «родственника» велел казнить.
15 декабря 1607 г. московские воеводы, князья Литвинов и Куракин, подойдя к осаждённому Брянску, не дали взять его самозванцу. С кличем: «Луше умереть, чем выдать своих: с нами Бог!», московская конница, ведомая князем Литвиновым, вплавь переправилась через незамёрзшую ещё реку и врубилась в ряды неприятеля. Воеводы Кашин и Ржевский, защищавшие Брянск, тотчас сделали вылазку из города. Полки Лжедмитрия, оказавшиеся между молотом и наковальней, не выдержав атаки с фронта и тыла, отступили и укрепились на берегу Десны. Князь Куракин, бывший главным воеводой, не решился развить успех и дал войскам самозванца не только оправиться от поражения, но и несколько раз атаковать московские нолки, впрочем без особого успеха.
1608 г.   Зазимовав в Орле и усилившись польскими полками князей Рожинского и Вешнивецкого, Лжедмитрий, весной двинулся к Болхову, где всю зиму в бездействии провела армия Шуйского и дал сражение, закончившееся поражением царских войск из-за малодушия Шуйского, велевшего без причин спасать тяжёлые пушки. Видя их эвакуацию, московские полки дрогнули и побежали, гонимые донскими и запорожскими казаками. Полковник Лансдорф, командовавший немецкими рейтарами, с 200 своих всадников, был изрублен казаками, по приказу гетмана Ружинского, за то, что тот не выполнил своего обещания и не перешёл на сторону Лжедмитрия сразу, а медлил, целый день отражая натиск поляков. 
Не смотря на сложные отношения Василия Шуйского к донским казакам, он и в этом году отправил государево жалованье на Дон. Размеры этого жалованья нам не известны.
1 июня 1608 г. Лжедмитрий2 с поляками, казаками и российскими сторонниками, вступил в Тушино, однако с имеющимися силами взять Москвы не смог. Все попытки казаков прорваться в Москву были отбиты её защитниками. Вскоре московские воеводы провели несколько успешных операций и прервали сообщение мятежников с Польшей и Литвой, захватив обозы с оружием и боеприпасами. Но Шуйский развить свой успех не смог, он так и не решился дать генеральное сражение и разгромить самозванца. Это позволило ему усилиться дезертирами из армии Шуйского и всякого рода разбойничьими ватагами.
Начавшиеся переговоры с Польшей о заключении мира, усыпили бдительность царя, бояр и москвичей. 25 июля мирный договор был заключён, но польские паны, вернувшиеся из Москвы, сообщили Лжедмитрию о беспечности в русском лагере. Узнав об этом, он велел гетману Ружинскому, с донскими и запорожскими казаками, а так же польской конницей, вероломно атаковать Ходынский лагерь русских войск, что и было сделано. Ночью полки Лжедмитрия обрушились на войска неосторожных московских воевод, беспечно спящих вблизи противника. Казаки захватили обоз и пушки, избивали и резали спящих, а затем долго преследовали бегущего противника. Но у Пресни преследователей встретили превосходящие силы резервных московских полков. После долгого и жестокого боя, они отбросили казаков к Ходынскому полю.
Польские магнаты, присоединившиеся к Лжедмитрию, в надежде на приобретение новых земель и военную добычу, тяготились тушинским бездельем и потому решили захватить и разграбить лежащую недалеко от Москвы Троицко-Сергиевскую лавру. 23 сентября 1608 г. началась знаменитая и ставшая знаковой осада Троицко-Сергиевской лавры, войсками Сапеги, Лисовского, Вишневецкого и Тышкевича. Тридцать тысяч поляков, российских приверженцев Лжедмитрия и соблазнившихся добычей донских казаков, стали на Клементьевском поле, расчитывая на быструю победу. Пятьюстами  донских казаков, в этой  осаде, командовал атаман Епифанцев.
Лавра находилась на пересечении дорог на Новгород, Вологду, Пермь и Сибирские земли, и являлась ключём к Москве. Обнесённая ещё при Иване Грозном мощнейшей каменной стеной в 4 сажени высоты, и 3 сажени толщины, Лавра превратилась в сильнейшую для своего времени крепость. Доступ к которой затрудняли глубокие овраги и крутые холмы, покрытые дремучим лесом. Василий Шуйский успел занять её дружиной детей боярских, оставшимися верными казаками и стрельцами, а так же завести в лавру запасы продовольствия и боеприпасов. Но не только они встали на защиту священной обители русского народа, взяли в руки оружие послушники и монахи. Надев доспехи, они так же выступили против самозванца: «… взяли на себя не только значительные издержки и молитву, но и труды кровавые в бедствиях отечества; не только сверх ряс надевали доспехи, ждали неприятеля, под своими стенами, но и выходили с воинами на дороги, чтобы истреблять его разъезды, ловить вестников и лазутчиков, прикрывать обозы царские; действовать в станах вражеских».
29 сентября Сапега предложил архимандриту Иоасафу и воеводам Длгорукому и Голохвастову сдать обитель, обещая оставить их наместниками, но получили решительный отказ. Поляки, раздосадованные упорством московских воевод и монахов, приступили к осадным работам. 3 октября 1608 г. начался орудийный обстрел Лавры, длившийся 6 недель и не принесший ни каких результатов. Стены твердыни остались не рушимы, а пожары, от калёных ядер и бомб, так и не занялись. Несколько раз поляки и их союзники бросались на приступы, но каждый раз, устилая землю трупами, были отбиваемы с большим уроном.
19 октября осаждённые сами сделали вылазку в стан противника, где истребили многих поляков. Но попытка захватить осадные пушки не удалась и осаждённые отошли в лавру. Так продолжалось до ноября; Сапега, видя бесплодность кровавых приступов, решил покончить с Троицкой Лаврой путём подкопа и взрывом крепостных стен. Но здесь случилось событие ободрившее сторонников Шуйского: «500 казаков донских, с атаманом Епифанцем, устыдились воевать святую обитель, и бежали от Сапеги в свою отчизну». Дело это не обошлось без самоотверженных монахов лавры. Они не раз побывали в казачьем лагере и отвратили их от осады святых для православных мест.  Сапега пришёл в ярость и приказал вернуть беглецов, но посланные им польские всадники, получив отказ вернуться, не осмелились вступить в сражение с казаками. Они опасались мести многотысячного казачьего войска.
Узнав об этом, осаждённые воспряли духом и решились на смелую вылазку, назначив её на 9 ноября, за три часа до расцвета. Воеводы, соблюдая осторожность, в полной тишине вывели из крепости монахов, ратных людей и верных царю казаков. Они с трёх сторон ударили на позиции поляков и их союзников, ошеломив их внезапностью и дерзостью замысла. Выбили из укреплений запорожцев и поляков, захватили и взорвали мельницу, от которой шёл подкоп к стенам Лавры, 8 пушек, множество ручниц и самопалов. В этом бою защитники Лавры истребили более 1500 врагов, потеряв вдесятеро меньше, всего 147 человек – цена достойная героев.
Сапега, видя такое упорство и ожесточение защитников Лавры, отвёл войска от русской твердыни, окружив кольцом караулов и засад, не допуская подвоза её защитникам хлеба и дров. Эта мера оказалась более действенной, в обители начался мор от голода, цинги и холодов. Видя, что им одним долго не продержаться, архимандрит Иосаф послал гонца к Василию Шуйскому с мольбой о помощи. Ибо, если Лавра падёт, врагам откроется дорога на север России. Получив это известие, царь внял просьбе, но прислал чисто символическую помощь, из 60 верных казаков, с атаманом Останковым и 20 монастырских слуг. Небольшое утешение для осаждённых, потерявших тысячи людей от холода, голода и мора. Однако им удалось провести с собой запасы хлеба.
1609 г.   Весной болезни прекратились, что помогло защитникам выстаять. Они воспряли духом, не смотря на потерю 3000человек.Узнав о бедственном положении Лавры, Сапега решился на общий штурм.  27 мая 1609 г. поляки, под покровом ночи, подобрались к стенам Лавры и бросились на приступ. Однако их уже ждали защитники Троицкой обители: «… без ужаса и смятения каждый делал своё дело: стреляли, кололи из отверстий, метали камни, зажжённую смолу и серу; лили вар, ослепляли глаза известью, отбивали щиты, тарасы и лестницы». Штурм длился до утра. Когда на расцвете, поляки и их приспешники пришли в изнеможение и стали отходить, защитники Лавры «… сделав вылазку, ещё били их во рвах, гнали в поле и в лощинах схватили 30 панов и чиновных изменников, взяли множество стенобитных орудий и возвратились славить Бога в храме Троицы».
Следующее сообщение о донских казаках в Смуту, мы находим в документах о сражении под Калязиным. Где сошлись с одной стороны: Сапега, Зборовский, Лисовский и атаман Заруцкий, с донскими и запорожскими казаками; с другой стороны: Скопин – Шуйский и Шереметьев, командовавшие московскими полками. Царская армия заметно уступала в численности своему противнику. Передовые полки сошлись на топких берегах реки Жабны. Но здесь казаки не проявили особого рвения и отваги, очевидно начав уже тяготиться обществом надменных панов и шляхты. «Головнин, Борятинский, Валуев и Жеребцов отличились мужеством: втоптали неприятеля в болото и дали князю Михаилу подготовиться к бою. Атаковавший было Сапега, долго пытался смять и обратить в бегство московские полки, но россияне сами смяли польские хоругви и рубили бегущих. Захватив множество пленных, Скопин – Шуйский вошёл победителем в Калязин.
Но это поражение не охладило пыл Лжедмитрия и он решил одним ударом завершить затянувшуюся войну. Летом, на Троицын день произошла очередная битва вблизи Москвы, между войсками самозванца и князя Скопина – Шуйского. Поляки, увидев превосходящие их числом московские  полки, смело атаковали их, и начали было теснить. Но россияне остановили их, а затем и опрокинули. Бегущих гнали и истребляли на Ходынском поле, не дав полякам перегруппироваться. Московские полки ворвались было в Тушино, однако здесь на их пути встали донские казаки, не принимавшие участвия в сражении. Они сумели остановить верные царю полки на реке Химке, и тем самым спасли «тушинского вора» от полного разгрома. Хотя тот потерял почти всю свою пехоту.
Так в изменах, сражениях и вероломстве, прошла первая половина Смуты. Время от времени, донские полки в России пополнялись мелкими казачьими ватагами, состоящих в основном из верховых казаков и отрядами отчаянных россиян, заслуживших своей храбростью именоваться казаками. Низовое казачество, занятое сдерживанием азовцев, нагаев и крымцов, участвия в Смуте почти не принимало, удерживаемое Смагой Чершенским.
С 1605 г. начинается постепенное выдвижение атамана Фиофилакта Межакова, ставшего, в конце концов, походным атаманом донских казаков в России. Так же постепенно начинает меняться и настроение казачества, последовательно служившего обоим самозванцам. Это происходит не только из-за надменно-презрительного отношения к ним польских магнатов и шляхты. Но из-за всё более усиливающегося вмешательства поляков и католической церкви, в лице ордена иезуитов, в дела православной церкви. Осквернение русских святынь, их разграбление и надругательства над священниками и монахами, заставляло казаков задумываться, а кому, собственно они служат? Уход казачьего полка атамана Епифанцева из лагеря Сапеги, было первой ласточкой. Вторжение впоследствии в Россию 100 тыс. армии польского короля Сигизмунда и осада ей Смоленска, предопредилили дальнейшие события. Желание Сигизмунда посадить своего сына, Владислава, на престол некогда великой, но теперь гибнущей России, сплотило мелкопоместное дворянство, купечество, мещан и служилых людей в борьбе против иноземцев.
Внешняя угроза, не столько государству, сколько православной церкви, определила окончательный выбор казачества, хотя оно ещё некоторое время колебалось после убийства князем Петром Урусовым Лжедмитрия2, отомстившего таким образом за смерть своего друга, касимовского хана Ураз-Мухамеда. Но всё это было впереди.
1610 г.   Понеся большие потери, Сапега 12 января снял бесплодную осаду Троицкой Лавры и расположился в городе Димитрове с частью войск, другая их часть ушла за Волгу, для сбора припасов. В середине февраля к Димитрову подошли московские полки. Сапеги вышел им на встречу, но был опрокинут, разбит и бежал преследуемый и избиваемый. От полного поражения поляков опять спасли донские казаки, засевшие в укреплённом лагере и отбившие все атаки царских войск. Но в том же январе 1610 г. донские казаки атамана Юрия Беззубцева, стоящие в Серпухове, и входившие в состав польского полка Млоцкого, сговорившись с горожанами, перебили всех находящихся в городе поляков.
В феврале 1610 г. несколько тысяч донцов решили уйти от атамана Заруцкого, верного полякам и изменить Лжедмитрию2. Заруцкий попытался силами запорожцев и «российских» казаков воспрепятствовать этому. Завязалось сражение, в ходе которого полки Заруцкого оказались на грани поражения. Их спасло появление поляков гетмана Ружинского. Раскол в лагере Лжедмитрия предопределил победу Василия Шуйского, но всё в одночасье рухнуло. Царь совершил роковую ошибку. 23 апреля на обеде в честь победителя поляков князя Скопина-Шуйского, отважному полководцу была поднесена чаша с ядом, от которого он, вскоре скончаля. Доверие к царю, который по общему мнений, отравил своего самого лучшего полководца, было подорвано. Хотя некоторые историки полагают, что к смерти Скопина-Шуйского, приложили руку иезуиты.
Военная удача вновь отвернулась от царя и его воевод, а войска были деморализованы. Это позволило Лжедмитрию вновь подойти к Москве. Весь народ проклинал Шуйского и требовал его отречения, но тот отказался покинуть престол. В результате заговора был совершён государственный, Шуйский был взят силой 17 июля и помещён в свой дом под вооружённую охрану. Через некоторое время он был пострижен в монахи и сослан в монастырь.
Тем временем польский король Сигизмунд предложил россиянам в качестве государя своего сына Владислава. Правда вскоре его планы изменились, и он захотел сам стать российским государем. Лжедмитрий остался не у дел, но бывшие при нём казаки Заруцкого, в отличае от поляков Сапеги и Ружинского, не покинули его, и 26 августа ушли в Калугу. Москва и москвичи признали власть Владислава. Но Сигизмунд, не удовольствовавшись этим, потребовал от россиян Смоленск. Ему было отказано в этом и король, не получив его миром, попытался взять приступом. Однако с уроном был отражён.
Тем временем поляки, расквартированные в российских городах, вели себя буйно и разнузданно, грабя, убивая и насилуя местных жителей. Жалобы на них Владиславу и новому гетману Жолкевскому оставались без ответа. Это вызвало новую волну возмущения. Засевший в Калуге Лжедмитрий2 вновь стал усиливаться новыми сторонниками, верные ему казаки начали безжалостное истребление мелких отрядов поляков. Не смотря на это, превосходство сил оставалось за поляками. Видя это, самозванец начал отправлять «государевы» грамоты на Дон и к нагаям, призывая их к себе и обещая большое жалованье. Но Войско Донское и нагайские мурзы отказали ему в поддержке. Бурная жизнь Лжедмитрия2 закончилась его убийством на охоте нагайским князем Петром Урусовым. Казаки, оставшись без «царя», сойдясь в Круг, решили не служить более ни вдове самозванца, ни её сыну, а присягнут законно избранному царю, о чём и сообщили в Москву, боярской Думе.
1611 г.   Недовольство польским засильем вылилось в антипольское восстание, вспыхнувшее в Рязани. Его возглавил бывший сторонник Владислава, Прокопий Ляпун. К нему вскоре присоединились донские казаки атамана Межакова, Заруцкий, князь Трубецкой и 6000 запорожцев атамана Просовецкого. Соединившись, они двинулись к Москве. Желая пополнить свои ряды новыми сторонниками, Заруцкий и Трубецкой разослали по всем «запольным» казачьим Войскам грамоты, с призывом идти к ним на службу, обещая жалованье и долю в добыче. Войско Донское проигнорировало этот призыв, хотя часть казаков, без его ведома ушла в Россию.
Соединившись в Суздале с первым земским ополчением, казаки в марте подошли к Москве, где начались тяжёлые бои с поляками, в результате которых столица была сожжена. Поляки же, видя, что после ухода от них казачества, шансов на победу остаётся мало, попытались всеми возможными способами вызвать раскол, между земским ополчением и казаками и добились на этом поприще определённых успехов.
Летом 1611 г. начали обостряться отношения между Прокопием Ляпуном и Заруцким. После завершения Земского Собора, Ляпун стал пресекать воровство и грабежи среди казачества, чем вызвал ненависть с их стороны. Здесь следует отметить, что в большинстве случаев грабежи были связанны не только с дурными наклонностями казачества, и их природным корыстолюбием, а тем, что казаки не снабжались централизовано. Они должны были довольствоваться тем, что добудут. Но не только это стало причиной убийства Ляпуна. Польский магнат Госевский, очевидно не без помощи иезуитов, изготовил подложную грамоту за «подписью» Ляпуна. В ней говорилось: «Где поймают казака – бить и топить, а когда даст Бог, государство московское успокоится, то весь этот злой народ истребим».
Эта грамота попала в казачий стан через пленённого поляками казака, побратима атамана Исидора Заварзина, когда последний прибыл в польский лагерь для переговоров об освобождении товарища. Пленный казак отдал Заварзину грамоту со словами: «Вот брат смотри, какую измену над нашей братьею казаками Ляпунов делает! Вот грамоты, которые литва перехватила». Так совершенно «случайно» попавшая в руки казака грамота, сыграла свою зловещую роль. По  возвращению в казачий лагерь, Заварзин передал грамоту Заруцкому и Трубецкому. Они тотчас воспользовались случаем и решили свести старые счёты с храбрым, но неуступчивым Ляпуном. Был созван казачий Круг, где казаки потребовали прибытия к ним Ляпуна для объяснений. Но тот отказался прибыть к ним, опасаясь буйства донцов. Только после прибытия к нему дворян Сильвестра Толстого и Юрия Потёмкина, гарантировавших ему неприкосновенность. Поверив им, Ляпун явился в Круг, где атаман Карамышев стал обвинять его в измене и представил казачеству грамоту. Но Прокопий её отверг, сказав: «Рука похожа на мою, только я не писал». В разгоревшемся споре вождь дворянского ополчения был убит вместе с Иваном Ржевским. Хотя тот и являлся давним недругом Ляпуна, но был человеком справедливым, и увидевшим во всём этом, происки поляков.
После гибели вождя земского ополчения, в нём начались распри и неурядицы. Земцы, не желая подчиняться Заруцкому и Трубецкому, открыто называли казаков изменниками. Воспользовавшись этим, Госевский устроил смелую вылазку и атаковал россиян. Подошедший от Перяславля Сапега довершил победу поляков и первое ополчение, лишённое вождя, разошлось по домам. Однако оставшиеся казаки продолжили осаду Москвы. У них было недостаточно сил, чтобы её взять, а у поляков, недостаточно сил для разгрома казаков. Боевые действия свелись к мелким стычкам противоборствующих сторон. Стремясь удалить казаков подальше от стен Москвы, Госевский отправил к ним своего человека с предложением покинуть Белый город и отдатьего полякам. Но переговоров не получилось, казаки, очевидно поняв роль поляков в убийстве Ляпуна, посадили посланца на кол и продолжили осаду, оставшись единственной силой противостоящей интервентам.
Для того чтобы поддержать казаков и укрепить их дух, архимандрит Троицкой Лавры, прислал к ним икону Казанской Божьей Матери. Казаки встретили её с подобающими почестями. В ознаменование этого события, на следующий день, атаман Заруцкий двинул казаков на приступ Девичьего монастыря, где засело 200 немецких наёмников и 400 запорожских казаков. После жестокого приступа, монастырь был взят, защитники его перебиты, а находящиеся здесь в заточении дочь двоюродного брата Ивана Грозного и дочь Бориса Годунова, Ксения, освобождены и отправлены во Владимир: «Пришла понизовая сила под Москву и Новый Девичий монастырь взяла и инокинь из монастыря вывела в таборы и монастырь разорила и выжгла весь, стариц же послала в Монастырь во Владимир. Многие же под тем Монастырём дворяне и стольники испили смерти от казачьего насилия и позора».
Тем временем, в западные области России вторглось объединённое войско реестровых казаков и польских магнатов с целью грабежа и захвата пленных. В результате чего было взято и разграблено несколько русских украинных городов. Но вскоре «черкас» настигли русские воеводы и на голову разгромили их: «… придоша на Украины черкасы многие люди и многие грады украинские и места повоеваху. Собраху же ся украинские воеводы князь Григорей Тюфякин, князь Фёдор Елецкий и иные многие воеводы, и снидоша их на степи и их побиша всех на голову и полон весь отбиша».
Для борьбы с поляками, Думой был заключён союз со Швецией. Но очень скоро союзник превратился во врага. Пользуясь слабостью Москвы, шведы решили так же отхватить кусок по жирнее. Шведский генерал Делегарди осадил Новгород. Город имел мощные каменные стены, его защищал многочисленный и хорошо вооружённый гарнизо. Затея, казавшаяся безумной, тем не мение осуществилась – город пал. Случилось это из-за беспечности новгородских жителей и предательства слуги Ивана Швала. В ночь с 15 на 16 июля шведы вошли в Чудинцовские ворота незамеченные спящей стражей, и выбили из города отряд воеводы Бутурлина. Отступая, стрельцы и казаки Бутурлина разграбили торговые ряды, оправдываясь тем, что всё равно шведам достанется. Однако не все бежали и грабили. Ожесточённое сопротивление шведам оказали 40 казаков атамана Тимофея Шарова и оставшийся с ними стрелецкий голова Гаютин, дьяки Голенищев и Орлов. Укрепившись в доме, они решили сражаться до «крайности» и умереть за православную веру.
В октябре 1611 г., по решению боярской Думы, к польскому королю Сигизмунду 3 отправляется русское посольство во главе с Михаилом Салтыковым, с предложением о восшествии на русский престол его сына, Владислава, которому бояре были готовы присягнуть. В состав русского посольства входил один из старейших донских атаманов, Василий Янов, сподвижник легендарного атамана Ермака, по русско-польской войне 1581 г. Впоследствии, видя двоедушие  бояр и переход казачества на сторону земского ополчения, атаман Янов остался на службе у Владислава и был пожалован поместьем.
1612 г.   Московское боярство, желавшее видеть на русском престоле Владислава, желая произвести раскол в рядах земского ополчения и казачества, в январе отправило в Кострому и Ярославль грамоты с увещеванием отложиться от Заруцкого и Трубецкого, и быть верными «царю Владиславу». В грамотах бояре обвиняли во всех смертных грехах Смуты одно казачество: «… ездят от них из табора по городам беспрестанно казаки, грабят, разбивают и невинную кровь христианскую проливают, насилуют православных христиан, боярынь и простых жён берут на блуд, девиц растлевают насильством мучительским, церкви разоряют, иконы святые обдирают и многие скаредные дела на иконах делают, чего ум страшиться написать». «… а когда Ивашка Заруцкий, с товарищами Девичий монастырь взяли, то они церковь божию разорили, черниц – королеву, дочь князя Владимира Андреевича, и Ольгу (Ксения в миру), дочь царя Бориса, на которых прежде взглянуть не смели, ограбили до нага, а других бедных черниц и девиц грабили и на блуд брали и как пошли из монастыря, то церковь и монастырь выжгли: это ли воинство христово?».
Подобные грамоты осложняли создание коалиции для борьбы с поляками, тем более, что имели под собой некоторые основания. Но главная опасность коалиции исходила не от них, а от казачьих вождей: Заруцкого и Трубецкого, которые решили поддержать ещё одного самозванца, теперь уже псковского. После чего Заруцкий решил возвести на московский престол сына Лжедмитрия 2 и Марины Мнишек, а затем жениться на ней, став регентом малолетнего царя. К этому шагу атамана подталкивали и тайные агенты короля Сигизмунда, надеясь тем самым отторгнуть от земскоко ополчения главного союзника. Однако эти замыслы не нашли отклика в сердцах донских казаков. Грамоты отправленные Заруцким на Дон, Войску, и в улус нагайского князя Иштрека, так же не нашли отклика. По решению Круга, атаман Чершенский отправил к Иштреку своих гонцов, предостерегая его от оказания помощи Заруцкому. Волновались казаки лишь по Хопру и Медведице.
Сторонники принца Владислава умело пользовались смутой и расколом в казачьей среде, призывая донских казаков отложиться от Заруцкого, а представителей земства казакам вообще, обвиняя их в обмане, измене и воровстве, и призывая служить Владиславу: «Ивашка Заруцкий государей выбирают себе таких же воров- казаков, называя государскими детьми: сына калужского вора (Лжедмитрия 2), о котором поминать непригоже, а за другим вором под Псков послали таких же воров и бездушников, Казарина Бегичева, да Нехорошку Лопухина с товарищами, а другой вор, так же Дмитрий, объявился в Астрахани, у князя Урусова, который калужского убил. И такими воровскими государями крепко ли Московское государство будет и кровь христианская литься и Московское государство пустошиться вперёд перестанет ли?».
Конечно, все эти обвинения в адрес казачества, по большей части были справедливы и верны. Но тоже самое, если не в большей степени, было характерно для русского боярства и поместного дворянства. Чьё вероломство и предательство стало притчей во языцех, и зверствовавших так, что даже видавшие виды поляки удивлялись их бессмысленной жестокости.
Впрочем большинство казаков уже тяготилось братоубийственной войной, когда иноземцы, пользуясь этим, рвали на куски русскую землю и притесняли провославие. С чем не могли не считаться их предводители: князь Трубецкой и атаман Заруцкий. В марте 1612 г. на р. Решме Кирилл Челгоков вручил князю Пожарскому, вождю второго земского ополчения, грамоту от атамана Заруцкого, князя Трубецкого и всего подмосковного войска. В ней говорилось: «… преступая всемирное крестное целование – не выбирать государя без совета всей земли, целовали крест вору, который в Пскове, но теперь они сыскали, что во Пскове прямой вор, а не тот, что был в Тушине и в Калуге, отстали от него и целовали крест, что впред никакого вора не затевать, а быть с нижегородским ополчением в совете и соединении, против врагов стоять и Московское государство очищать».
Но земское ополчение, так же как и его вожди, Пожарский и Минин, не поверили казачьей грамоте и признанию ими своих ошибок. Однако не желая раздражать казачество и наживать себе столь сильного врага, посланца Челгокова с честью проводили и велели передать, что ни сколько не опасаются казаков и спешат на помощь Москве.
Одновременно с этим, лидеры земского ополчения, стремясь оттолкнуть от казачества русские города, в них были разосланы грамоты, с обвинениями против казаков в нарушении крёстного целования и измене: «Из под Москвы князь Дмитрий Трубецкой да Иван Заруцкий, и атаманы, и казаки к нам по всем городам писали, что они целовали крест без совета всей земли, государя не выбирать, а теперь целовали крест вору Сидорке, желая бояр, дворян и всех лучших людей побить, имение их разграбить и владеть по своему воровскому казацкому обычаю». Горячие головы предлагали послать против казаков войска и разгромить их. Но наиболее трезвомыслящие из земцов понимали, что казаки могли бы сами их разбить и рассеять.
Казачьи вожди, видя нерешительность и колебание земского ополчения, 6 июня вновь отправляют грамоту князю Пожарскому, заверяя его, что будут сражаться плечём к плечу в месте с земским ополчением и ни каких самозванцев поддерживать более не намерены. Эта грамота очевидно убедила князя Пожарского, его окружение и всё земство. Вскоре по русским городам, Пожарским были разосланы грамоты о заключении союза с казаками и о совместных действиях с ними: «Да объявляем, что 6 июня прислали к нам из под Москвы князь Дмитрий Трубецкой, Иван Заруцкий и всякие люди повинную грамоту, пишут, что они своровали, целовали крест псковскому вору, а теперь они сыскали, что это прямой вор, отстали от него, целовали крест вперёд другого вора не затевать и быть с нами во всемирном совете; о том же они писали к вам «во все украинные города».
Пока шли эти непростые переговоры, в казачьем лагере оформился раскол. Казаки входившие в полки князя Трубецкого, были в своей основной массе выходцами с Дона, Волги, Терека и Яика. Тогда как у атамана Заруцкого преобладали запорожцы и буйные ватаги россиян, мало знакомые с казачьими обычаями, но казаками именующиеся. Кроме того, Заруцкого не покидала надежда утвердить на московском престоле малолетнего сына Марины Мнишек, а самому жениться на ней и стать регентом. Мысль безумная, бредовая для самого атамана, Марины с сыном и всего государства. С одной стороны, под давлением казачьей массы, он, в своих грамотах, обещал поддержать земское ополчение в борьбе с поляками. С другой стороны, земское ополчение становилось препятствием на его пути к трону и власти. И потому Заруцкий решил покончить с вождём ополчения, Пожарским. Как это было сделано в недавнем прошлом с Прокопием Ляпуном.
 Для того он подослал к князю убийц, казаков Обрескова и Степанова, посулив им сказочное вознаграждение. Но осуществить план убийства им не удалось. В начале августа 1612 г. они проникли в лагерь ополчения и попытались в толпе его зарезать, однако были схвачены и связанны, ранив при этом одного человека. На допросе Обресков и Степанов сознались в злодейском намерении и назвали имя Заруцкого. Грозило новое обострение во взаимоотношениях между казаками и земским ополчением, или даже разрыв между ними. Но князь Пажарский, человек недюжинного ума, воли и храбрости, просил судей помиловать воровских казаков и отпустить их. Этот поступок произвёл на казаков неизгладимое впечатление, своим великодушием и благородством, что было крайне редко в это смутное время.
Но этим конфликт не был исчерпан. Заруцкий затаил злобу на князя Пожарского. Пришедшее к Москве земское ополчение расположилось в Никитском остроге, вблизи стана князя Трубецкого, чьи казаки не доставляли им особого беспокойства. Атаман же Заруцкий, со своими сподвижниками, не давал им покоя: бил, грабил, убивал. Ополченцы, отчаявшись призвать буйного атамана к порядку, отправили в Ярославль дворян Кондырева и Бегичева с товарищами, бить челом Пожарскому, и просить незамедлительного подхода нижегородского ополчения. Заруцкий, узнав об этом, попытался расправиться с посланцами, и они едва спаслись от верной гибели. Атаман, видя, что дело принимает дурной оборот, отправляет часть своих полков на встречу передовому полку нижегородцев князя Лопатникова – Пожарского, с намерением уничтожить его. Однако ополченцы разбили воровских казаков и обратили их в бегство. Здесь следует отметить, что многие казаки не желали сражаться и почти сразу побежали.
Узнав о поражении своего отряда, атаман, с верными ему казаками ушёл к Коломне, где находилась Марина с сыном. Взяв её с собой, он разгромил город и двинулся в рязанские земли, опустошая их, а за тем обосновался в Михайлове. Атаман бежал от Москвы не только из-за конфликта с Пожарским и нападения на отряд земского ополчения. Открылась его связь  с гетманом Ходкевичем. Тот отправил к Заруцкому своего посланца, шляхтича Бориславского, но он был разоблачён другим поляком – Хмелевским, перешедший к казакам и сообщивший о переговорах князю Трубецкому. Польского посланца взяли, и хотя он ни чего не сказал под пыткой, Заруцкий поспешил бежать, зная, что за измену казачьему делу, его ждёт жестокая и неминуемая расправа.
Донские, волжские, терские и яицкие казаки, оставшиеся с Трубецким, сойдясь в Круг, постановили отправить в Ростов, где в это время находились полки земского ополчения, атамана Внукова, с просьбой поспешить в Москву. Но земское ополчение, впрочем как и его вожди, получив известие об измене Заруцкого, не знало как поступить. Земцы боялись не осаждённых поляков и шедшего к ним на помощь гетмана Ходкевича, а казаков Трубецкого и его измены. Конец спорам положило известие о скором подходе к Москве гетмана Ходкевича с подкреплениями и большим обозом с продовольствием и боеприпасами, для осаждённых поляков.
18 августа 1612 г. земское ополчение двинулось к Москве и подошло к ней поздно вечером. Трубецкой и казачьи атаманы, узнав о подходе русских полков, искренне звали Пожарского расположиться на ночь в их стане. Но князь и всё ополчение, опасаясь измены и не доверяя «тушинским ворам», отказались. «Отнюдь не бывать тому, чтоб нам вставать рядом с казаками». Трубецкой и атаманы не придали значения столь грубому ответу земцов, и утром, у стен Москвы, встретившись с князем и прочими воеводами, вновь предложили обосноваться вместе в укреплённом лагере у Яузских ворот, но получили решительный отказ. Возмутивший и оскорбивший как Трубецкого, так и казаков, искренне желавших союза. Карамзин по этому поводу писал так: «Казаки были для земской дворянской рати страшнее самих поляков.
21 августа 1612 г. Пожарский и Трубецкой узнали о выходе войск и обоза гетмана Ходкевича из Вязьмы. Вечером того же дня поляки уже стояли у Поклонной горы. Ко времени подхода Ходкевича к Москве, численность земского ополчения составляла 7000 – 8000 человек и 2500 казаков Трубецкого. Воеводами ополчения, кроме князя Д. Пожарского, были избраны Кузьма Минин, князь Пожарский-Лопата и князь Хованский. Лишь последний из них имел опыт командования крупными подразделениями. Им противостояло 12 – 15 тыс. армия гетмана Ходкевича. Основу которой составляли 8000 реестровых казаков, несколько тысяч польской шляхты, 1500 венгерской и немецкой наёмной пехоты. Кроме того в Кремле находилось ещё 3000 поляков. Таким образом поляки почти в двое превосходили численностью русские рати. Кроме того, как гетман Ходкевич, так и другие польские и казачьи полковники были опытными военноначальниками, прошедшими не одно сражение.
Утром 22 августа Ходкевич бросил свою конницу против русского дворянского ополчения. Перейдя Москву-реку у Новодевичьего монастыря, польская шляхта и казаки врубились в русские полки Пожарского. Ополченцы в целом были хуже вооружены и обучены поляков. Исключение составляли смоленские и ярославские дворяне. Пожарский, видя, что его конница не может противостоять полякам в открытом поле, отвел её на территорию разрушенного посада и приказал спешиться. Но и это не спасло положение. В результате ополчение было притиснуто к Чертопольским воротам, где поляки во множестве избивали русских ратников. Земцам грозил полный разгром и истребление, тогда как казачьи полки атаманов Межакова, Коломны, Романова и Козлова, под общей командой князя Трубецкого, стояли на другом берегу реки в бездействии. Раздражённые недоверием и надменность земцов, они желали проучить, говоря: «Богатыри пришли из Ярославля, отстоятся и одни от гетмана». Но видя, что поляками готовится полное истребление русских полков, донские казаки пришли в волнение, не желая этого. Однако князь Трубецкой, оскорблённый тоном отказов Пожарского, бездействовал. Первыми не выдержали конные ополченцы, пришедшие накануне по приказу князя Пожарского для совместных действий с казаками. Они устремились через реку на неприятеля и были бы совершенно истреблены, не поспеши им на помощь казаки атаманов Феофилакта Межакова, Афанасия Коломны, Дружины Романова и Марко Козлова. Видя бездействие своего вождя, безучастно наблюдавшего за разгромом ополчения, атаман Козлов жестоко упрекал его: «Для чего не помогаешь погибающим?  Из-за вашей (воеводской) вражды только пагуба творится московскому государству и ратным». Сказав это, Козлов и другие атаманы, увлекли казаков в воды реки и врубились в польские ряды. Атака закалённых в сражениях бойцов, ошеломила врагов и заставила ослабить натиск на ополчение. Земство, видя это ободрилось, и контратаковало поляков, ряды которых пришли в замешательство. Это заставило гетмана Ходкевича спешно отводить свои полки к Поклонной горе. На поле боя осталось свыше 1000 поляков и реестровых казаков, потери россиян были значительно меньше.
Поляки засевшие в Кремле, желая оказать Ходкевичу помощь, сделали отчаянную вылазку, желая очистить от ополченцев Пожарского предместье у Водяных ворот. Однако жолнеры и шляхта были отражены с большим для них уроном. Ночью 23 августа, 600 гайдуков из отряда Невяровского прорвались в Кремль, благодаря предательству дворянина Григория Орлова. Ему Ходкевич обещал отдать земли и поместья князя Пожарского. Кроме этого полякам удалось захватить острог у церкви св. Георгия. В этот же день гетман Ходкевич перевёл свои войска к Донскому монастырю, чтобы пробиться к Кремлю по Замоскворечью. Князь Трубецкой расположил казачьи полки у Лужников, заняв острог у церкви св. Климента и прилегающую местность. Пожарский так же перевёл свои войска в Замоскворечье, расположив их на старых земляных укреплениях.
Однако, не смотря на недавнее спасение земского ополчения от разгрома, его отношение к казакам мало изменилось. Это оскорбило казаков и они поклялись более не вмешиваться в сражение между поляками и земским ополчением. Весь день с обеих сторон шла подготовка к предстоящему сражению. Русские ратники усиливали свои позиции  рвами и валами, сделав тем самым их малодоступными для сильной польской кавалерии.
24 августа, в 5 часов утра, гетман Ходкевич вновь атаковал русские полки, нанеся удар по правому флангу; в центре, земляной городок атаковала наёмная венгерская пехота, а левый фланг 4000 реестровых казаков атамана Ширая. Дворянское конное ополчение россиян в течении 5 часов отражало польско-казачью конницу неприятеля, но в конце концов было смято и отступило за реку. Гетман Ходкевич лично участвовал в сражении, ободряя поляков своим присутствием: «… скачет по полку всюду, аки лев, рыкая на своих, повелевает крепце напрязати оружие своё». Князь Пожарский, спасаясь от смерти или пленения, так же переправился на левый берег. Казаки Трубецкого и атамана Межакова безучастно наблюдали за побоищем, и видя неминуемую гибель земского ополчения, стали не торопясь переправляться на левый берег, не желая попасть под горячую руку победителей. Теперь не только Трубецкой, но и рядовые казаки не желали помогать земцам. В оставленном ими Климентьевском остроге, неприменули расположиться поляки, распустившие свои знамёна на церкви св. Климента и перевезли в него 400 возов продовольствия для защитников Кремля. Однако вид польских стягов на православной церкви, оскорбил религиозные чувства казаков и вывел их из себя. Тотчас повернув коней, они с яростью набросились на опешившего неприятеля и выбилиего из церкви и острога. Но увидев, что они бьются с поляками одни, а дворяне Пожарского их не поддержали, казаки в сердцах вновь оставили укрепления, ругая дворян: «Они богаты и ни чего не хотят делать, мы наги и голодны и одни бьёмся; так не выйдем теперь ни когда». Поляки снова заняли оставленный острог.
Князь Пожарский, видя, что земскому ополчению не одолеть противника, просил келаря Троицкой Лавры Аврамия Палицина отправиться в стан к казакам, и уговорить их ударить на поляков и не дать им провести продовольствие осаждённым. Келарь не медля отправился к Климентьевскому острогу, где невдалеке от него ещё располагалась часть казаков и стал им говорить: «От вас началось доброе дело, вы стали крепко за православную веру и прославились во многих дальних государствах своею храбростию: а теперь братья хотите такое доброе начало одним разом погубить». Эти слова келаря тронули суровые сердца казаков и они сказали келарю, что готовы сражаться с поляками, умереть или победить, но пусть он едет в другие казачьи таборы и уговорит их. Авраамий тотчас отправился к Москва-реке, где остальные казаки собирались переправляться в свои таборы. Но его пылкая речь остановила их. Казаки находящиеся на другой стороне реки видя, что их побратимы не переправляются, бросились назад. К оставшимся в таборах казакам келарь переправился на лодке и увлёк и их.
В это время как россияне, так и поляки перегруппировывали свои силы для решающего сражения. Поляки, потеряв большую часть пехоты, оказались в затруднительном положении. Их конница не могла эффективно действовать среди замоскворецких руин, рвов, валов и садов. В это время по ним и ударили казаки. С кличем: «Сергиев! , Сергиев!», они бросились на поляков и вновь выбили их из Климентьевского острога. Вслед за ними, со всех сторон, ударили на неприятеля земские ополченцы: «… русская пехота залегла по ямам и крапивам по всем дорогам, чтобы не пропустиь гетмана к городу». Теперь уже полякам приходилось отбиваться от россиян и они не выдержали натиска и побежали. Земскому ополчению и казакам достался весь обоз и пушки гетмана. В Кремль, к осаждённым, не было пропущено не одного воза с хлебом. Положение которых ещё больше ухудшилось. 600 прорвавшихся гайдуков кормить было не чем, как и других осаждённых.
Победители же, вместо того, чтобы добить изнурённых долгой осадой врагов, продолжили старую распрю. Князь Трубецкой, как боярин, требовал, чтобы стольник, князь Пожарский, ездил для совещаний в его лагерь. Но тот не соглашался, опасаясь участи Ляпуна и буйства казаков. Однако Пожарскому и Минину больше следовало опасаться московских бояр и князей, подстрекавших казачество к дальнейшей смуте и междуусобице. Об этом можно удить по отрывку грамоты Пожарского, разосланной им по городам: «И начал Иван Шереметьев со старыми заводчиками всякого зла с князем Григорьем Шаховским, да Иваном Плещеевым, да с князем Иваном Засекиным, атаманов и казаков научать на всякое зло, чтобы разделение и ссору в земле учинить, начали наговаривать атаманов и казаков на то, чтоб шли по городам, в Ярославль и Вологду и другие города, православных христиан разорять. Да Иван же Шереметьев с князем Григорием Шаховским научают атаманов и казаков, чтоб у нас начальника, Дмитрия Михайловича убить, как Прокопа Ляпунова убили … и нас бы всех ратных людей переграбить и от Москвы отогнать. У Ивана Шереметьева с товарищами, у атаманов и казаков такое умышленье, чтоб Литва в Москве сидела, а им бы по своему таборскому воровскому начинанью всё делать, государство разорять и православных христиан побивать».
Но было ли среди казаков такое «умышление»? Или это домыслы, обеспокоенного положением вещей, князя? Будь это так, то казакам не составило бы большого труда, соединившись с Ходкевичем, разгромить ополчение русских городов, или просто не вмешиваться в ход событий. Казаки действительно волновались и хотели уйти от стен Москвы, но только лишь из-за скудности снабжения. Ведь за годы Смуты Подмосковье было разорено. И если ополчение Минина и Пожарского снабжалось из богатых, ещё не разорённых городов Поволжъя, то казаки должны были сами заботится о своём снабжении. По обычаю они занимались поборами и реквизициями, а отнимать в разорённой местности, было уже нечего.
Сойдясь в Круг, «Казаки кричали, что они голодны и холодны и не могут далее стоять под Москвой, пусть стоят под нею богатые дворяне». Но дело было не столько в голоде и холоде, а в надменном и презрительном отношении русской знати  и дворянства к «ворам казакам», которые, меж тем уже дважды спасали земское ополчение от разгрома и истребления поляками. Казаки грозились бросить свои позиции и уйти в северные города России для «кормления». Пока князь Пожарский бездействовал, не зная как предотвратить уход лучшей части антипольской коалиции в богатые северные города, действовали церковные пастыри: «Услыхавши о том как рушится доброе дело под Москвою, троицкий Архимандрит Дионисий, созывая братью на собор, для совета; что делать? Денег в монастыре нет, нечего послать казакам; какую им честь оказать и упросить, чтоб от Москвы не расходились, не отомстивши врагам крови христианской? Приговорили послать казакам сокровища церковные, ризы, стихари, епитрахили саженные в заклад, в тысяче рублях на короткое время, написали им и грамоту. Но к великому удивлению церковников и бояр, казаки оказались не такими уж «ворами» и корыстолюбцами, как их, зачастую изображают историки.
Их суровые сердца тронули слова церковных иерархов. Они посчитали для себя совестным и страшным брать под заклад церковные ценности. По воле Круга они были возвращены в монастырь с двумя атаманами. В грамоте данной им, казаки обещали иерархам всё стерпеть и на Дон не идти до тех пор, пока Москва не будет очищена от поляков, и сдержали своё слово.
Миром решился и вопрос о месте совета воевод, который решили проводить на Неглинной, между двумя лагерями. Плотно обложив Китай город и Кремль, осаждавшие установили пушки и начали непрерывный обстрел, усугубляя действие голода, ознаменовавшегося среди поляков случаями людоедства. Наконец 22 октября казаки, после жестокого штурма взяли Китай- город и без жалости вырезали всех его защитников. Остатки поляков укрылись в Кремле, надеясь на скорый приход Сигизмунда. Казачьи атаманы предложили взять приступом и Кремль, но дворянское ополчение не решилось штурмовать высокие стены московской твердыни. Среди воевод ополчения начались свары и склоки, вся тяжесть осады легла на плечи казаков, воеводам было не до этого. Те же, не смотря на свою малочисленность, обложили его плотным кольцом кордонов, не выпуская поляков для поиска продовольствия. Укрепившиеся в Кремле поляки продержались ещё месяц. Мучимые голодом, они велели своим союзникам, русским  князьям и боярам, сторонникам принца Владислава, севшим с ними в осаду, выслать из Кремля своих жён и детей. С князем Пожарским была достигнута договорённость о их безопасном и свободном выходе. Что и было сделано; женщины и дети вышли из крепостных ворот и были взяты под охрану земским ополчением, так как казаки хотели их ограбить, считая их своей законной добычей: «Казаки волновались, и опять послышались среди них обычные угрозы: Убить князя Дмитрия, зачем не дал грабить боярынь.
В двадцатых числах ноября, поляки доведённые голодом до крайности, вступили в переговоры с вождями земского ополчения, требуя сохранения себе лишь жизни, что и было обещано. Сначала из Кремля вышли русские князья и бояре: Мстиславский, Воротынский, Романов с сыном Михаилом, будущим царём, и другие. Казаки, завидя их на Каменном Мосту, хотели броситься на них и перебить, но были удержаны дворянским ополчением. На следующий день сдались и поляки. Казакам достался полк Струся, а ополчению – полк Будзило. Казаки без жалости ограбили поляков до нога и жестоко избили.
Тем временем к Москве форсированным маршем шёл польский король Сигизмунд, с небольшим войском в 3000 пехоты и 1200 конницы. Когда об этом узнали в Москве, то русские воеводы пришли в замешательство. Дворяне и казаки разошлись по зимним квартирам. В разорённом Смутой городе ощущался недостаток продовольствия, отчего недавно освобождённая столица не смогла бы выдержать долгую осаду. Между русскими воеводами снова начались распри и свары. Немногие оставшиеся в городе казачьи атаманы, видя невозможность найти общий язык с воеводами, вышли на встречу полякам вместе с несколькими отрядами дворянского ополчения и сразились с ними. После упорного боя интервенты были вынуждены отступить. Историк Ключевской по этому поводу писал: «Казацкие атаманы, а не московские воеводы отразили от Волоколамска короля Сигизмунда, направлявшегося к Москве, чтобы воротить её в польские руки и заставили его вернуться. Дворянское ополчение ещё раз показало в Смуту, свою малопригодность к делу, которое было её основным ремеслом и государственной обязанностью». Потеряв всякую надежду взять Москву, Сигизмунд устремился на приступ Волоколамска. По свидетельству русских летописцев, от воевод Карамышева и Чемесова, толка было мало: «… весь промысел был от атаманов Нелюба Маркова и Ивана Епанчина; под их начальством осаждённые бились на приступах и побили много литовских и немецких людей».
В декабре 1612 г. отколовшийся от казачества атаман Заруцкий, с отрядами верных ему казаков, подошёл к не разорённому ещё Смутой Перяславлю, взял его приступом и разграбил. Спешно подошедшие полки воеводы Бутурлина наголову разбили воровского атамана и заставили его бежть.
В том же декабре 1612 г. на Дон, в Войско, прибывает посольство польского короля Сигизмунда 3. В Кругу, посол, от имени короля заявил казакам о его избрании на российский престол и потребовал от донцов присягнуть ему. Это была ложь, о чем знали как войсковой атаман Смага Чершенский, так и казаки. Внимательно выслушав поляков, он от имени Войска отказался не только присягать, но и чем либо помогать их королю. Посольство возвратилось ни с чем.
1613 г.    В начале года в Москву стали съезжаться выборные представители от всех городов и сословий России, для избрания на Земском Соборе нового российского государя. Прибыли в первопрестольную и представители казачества, во главе с атаманом Феофилактом Межаковым. В начале на Земском Соборе был поставлен вопрос об иноземном царе. Но большинство выборных представителей эту идею московских бояр не поддержало. Они решили ни кого более не приглашать, как и «Маринкиного сына», предложенного было казаками. Впрочем казаки особо не настаивали на своём кандидате, видя решительное несогласие земства.
Началось выдвижение российских кандидатов, сопровождавшееся подкупами и скандалами. Ибо в России, вышедшей из Смуты, героев достойных трона не дало. Каждый из кандидатов запятнал своё имя вероломством и предательством. «Собор распался на партии, между великородными искателями из которых более поздние известия называют князей Голицина, Мстиславского, Воротынского, Трубецкого, Романова, Пожарского». Дело зашло в тупик, ибо ни у кого из претендентов на трон не было решительного большинства. И тогда на историческую сцену России вновь вышли донские казаки. Они подали своё «писание», в котором указывали имя Михаила Романова, сына патриарха Филорета, ставленника обоих Лжедмитриев.
Михаил Фёдорович, из за своего малолетства, участвие в Смуте не принимал и потому был фигурой способной примирить противоборствующие стороны. «Какое это писание ты подал атаман?» – спросил Межакова князь Пожарский. «О природном царе Михаиле Фёдоровиче». – Отвечал тот. По преданию, этот атаман будто бы решил дело: «… прочетшие писание атаманское и бысть у всех согласен и единомыслен ответ». Именно Михаила Романова, невольного, по малолетству соучастника донцов в годы Смуты, хотели казаки сделать своим «казацким царём», который будет поддерживать их интересы и дела. Но как показало время, расчёт этот не слишком опрасдался.В итоге партия Романовых, подкреплённая отборными казачьими войсками, одержала верх. Этому способствовало и то, что бояре Романовы, в отличае от многих других, оставили о себе добрую память в народе, ещё со времён Ивана Грозного, и были утесняемы Годуновым.
Эта точка зрения может вызвать среди читателей недоверие, однако она подтверждается рядом других источников. Шведский генерал Делегарди, в своём письме королю 13 апреля 1613 г., писал: «…казаки, находящиеся там, в Москве избрали своим великим князем … Михаила Фёдоровича Романова». В Выборге, русские купцы, побывавшие на приёме у принца Карла Филиппа, говорили, что: « … в Московском государстве воры одолели добрых людей … в Московском государстве казаки, без согласия бояр, воевод, дворян и лучших людей всех чинов ради своего воровства на Московское государство (поставили) государем Михаила Романова». В 1615 г. литовский канцлер Лев Сапега говорил пленному Филарету: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки донцы». Точка в этом вопросе была поставлена в 1985 г., когда историки Станиславский и Морозов опубликовали найденный ими источник: «Повесть о земском соборе 1613г.» В котором подтверждается приоритетное значение донского казачества в избрании М. Романова Московским царём. 
Но это были лишь предварительные выборы, после которых во все города были отправленные гонцы с грамотами, чтобы узнать мнение народа. Вскоре они вернулись с известиями, что все, от мала, до велика, хотят видеть на престоле Михаила Фёдоровича. 21 февраля 1613 г. на Земском Соборе состоялось окончательное утверждение на престол первого представителя рода Романовых, где каждый из земских выборщиков подавал своё письменное мнение. При подсчёте голосов, в каждой бумаге был указан шестнадцатилетний Михаил Романов.
Так, благодаря казачьей сабле и отваге, на престол России вступила новая династия русских царей – Романовых; свыше 300 лет правившая великой Евразийской империей, приводившей её к великим взлётам и ужасным падениям.
После 1613 г. имя Межакова исчезает со страниц Донской истории. Новый царь пожаловал ему поместный оклад и лихой донской атаман, становиться русским помещиком. В 1627 г. Межаков устраивает тяжбу, считая себя ущемлённым при переделе земельных окладов, но проигрывает её. В этом же году Межаков умирает. Кроме Корелы и Межакова в Смуте участвовали такие известные донские атаманы как Афанасий Коломна, Дружина Романов, Юрий Беззубцев, Марко Козлов, Чига, Епифанец.
В начале марта 1613 г. в Ипатьевский монастырь, где укрывалась инокиня Марфа (Романова) с сыном Михаилом, Земским Собором было направленно посольство за новоизбранным государем Российским Михаилом Фёдоровичем. Оно состояло из 49 человек, в число которых входило три донских атамана, четыре есаула и 20 казаков. Но узнав о избрании своего сына царём, Марфа наотрез отказалась отпустить его в Москву, помня о трагической участи его предшественников. Только после неоднократных просьб инокиня уступила и Михаил Фёдорович отбыл в Москву.
Когда на Дон из Москвы прибыла грамота извещавшая Войско Донское об восшествии на Российский престол Михаила Романова, казаки собравшись в Круг, радостно встретили это известие. По его воле в Москву была отправлена легковая станица во главе с атаманом Стародубом, с приветствием государю от всего Войска Донского, и заверениями о своей верной службе. В Москве казаков встретили с большим почётом и облегчением: признание Войском власти царя, устраняло одну из главных угроз Смуты. От имени государя, всем казакам станицы, дьяки вручили богатые подарки. Войску Донскому было отправлено жалованье и благодарственная грамота с посольством Солово-Протасьева.  Согласно царского указа, на Дон было велено отправить  «2 постава сукна настрафилю, 10 половинок сукна еренку, 30 половинок сукна рославского, 30 пуд селитры, серы и свинцу, против селитры по указу». Согласно того же указа, из Воронежа и Рославля Рязанского, на Дон должны были отправить по 60 четвертей сухарей, по 7 четвертей круп и толокна, и 30 вёдер вина. Из Данкова и Коломны, ещё по 40 четвертей сухарей, 7 – круп и толокна и по 20 вёдер вина. Но как впоследствии выяснилось, часть государева жалования не была отправлена на Дон.
В грамоте царь благодарил донцов за их мужество и стойкость в борьбе с поляками. Митрополит и духовный Собор, так же отправили на Дон своё пастырское благословение. Никогда ещё со времён Ивана Грозного и осады Казани, казаки не видели от Москвы столько милостей: «И за те службы, - писали духовные отцы, - буди на всех Вас Божия Милость и наш, и вселенского Собора мир и благоденствие и умножи Господь лета ваши, и подай вам Господи всея благая по прошению вашему и устрой вам вся полезная, яко же весть святая Его воля, а мы за вас, за всех Собор, Бога молим и челом бьём». Кроме этого, духовный Собор, видя бедственное положение страны, и угрозу со стороны польского короля, не примерившегося с потерей московского трона, убеждали казаков именем Бога встать за Царя, отечество и православную веру. За это пастыри предрекали им милость божью, царское благословение, государево жалованье, честь, славу и хвалу от Русской земли и окрестных земель.
В Москве стало известно о том, что « … на Хопре казаки воруют, прямят Маринке  и её сыну». Эти известия обеспокоили московское правительство, которое вновь отправило на Дон грамоту с призывом служить и прямить государю.
Летом 1613 г., после отъезда русского посольства, на Дон прибыло польское посольство короля Сигизмунда 3. В своей грамоте король призывал донцов поддержать его притязания на российский престол. Но атаман Смага Чершенский и Войсковой Круг, отказали королю в поддержке и службе. В Москве об этом стало известно в сентябре, из распроса мурзы Калмамета, присланного князем Иштреком ля того, чтобы узнать, кто сидит на московском престоле: «А Литовский король присылал летом к атаманам Смаге Чершенскому с товарищи и к ним послов своих с тем, что он, король, на Московском государстве учинился государем, и они б, Иштрек князь и все нагайские люди и атаманы, служили ему так же, как преждним московским, и Смага да тех послов к Иштреку присылал, и Иштрек князь им отказал, что им до короля дела нет».
Слова мурзы подтверждали и «распросные речи» хопёрского юртового казака Григория Чёрного. Кроме этого Чёрный рассказал: «… Весной от Заруцкого и Мнишек прибыли в нижние юрты гонцы, два астраханских жильца, с увещевательными письмами принять их сторону». Но собравшись в Круг, атаманы и казаки позорили изменников и едва не побили их. Выслушав «возмутительные» письма казаки отвечали, что они клялись служить законному царю и гнушаются самозванцами. Узнав, что часть яицких и терских казаков присоединились к Заруцкому, Войско отправило им грамоты, в которых укоряло их за измену и мятеж. Заволновались и донские верховые городки, часть их казаков, так же собиралась идти к Заруцкому. Низовые атаманы и казаки пытались смутьянов удержать и грозились «… идти на них вооружённою рукою»
В начале сентября из Воронежа на Дон вышло бударами русское посольство во главе с послом Солово-Протасьевым, везшее Войску государево жалованье и грамоту. Отправляясь в путь, посол уже знал о поддержке многими верховыми казаками Заруцкого. 22 сентября солово-Протасьев отправляет в верховые и низовые городки атамана Григория Долгого и есаула Василия Панка, с известием о своём скором прибытии в Войско. Но вскоре они вернулись назад, известив посла, что не доезжая Хопра, они встретили воронежского казака Бориску, который сообщил им, что «… на Хопре казаки воруют, прямят Марине и сыну её, и про вора сказывают, что он будто в Кизылбашах, а Заруцкого и Маринку с сыном пустили в Астрахань и крест ей целовали». Однако посольству удалось более или благополучно добрались до Раздор, где казаки с честью его приняли: «Звонили в колокола, пели молебны и стреляли из большого и малого наряда». Когда же один из казаков вдруг заявил, что Калужский вор (Лжедмитрий) жив, его тот час скрутили и выпороли нещадно батогами, а новому царю обещали «служить и прямить».
Собравшись в Круг, Войско заслушало государеву грамоту и тут же решило заключить мир с азовцами, для того, чтобы не осложнять миссию русского посольства, едущего в Стамбул и обеспечить ему свободный и безопасный путь в Азов. Однако в замен требовали от царя и бояр жалованье: денег, пороха, хлеба, свинца и сукон, для того, чтобы иметь источник существования во время мира с азовцами. Солово-Протасьев, со своей стороны передал Войску Донскому государево жалованье: 22 пуда пороха, 22 пуда селитры, 4 пуда серы, несколько десятков вёдер вина, 189 четвертей хлеба и 11 поставов сукна и настрафиля английского.
Согласно войсковой отписке, отправленной казаками в Москву, из Данкова в Войско, ни каких запасов прислано не было, а всего не довезено сухарей, круп и толокна 71 четверть, 45 вёдер вина и 8 пудов селитры.
Смага Чершенский оказывал послу всевозможные знаки внимания и обещал отправить во все верховые городки, на Волгу и Терек гонцов и грамоты, для убеждения «воровских» казаков Заруцкого разойтись по своим юртам, или Войско пойдёт на усмирения «воров». Но такие идилические отношения Москвы и Дона продолжались не долго, так как их интересы зачастую противоречили друг другу.
А пока же, по воле Круга, в Москву было снаряжено казачье посольство, во главе со станичным атаманом Игнатием Бедрищевым и казаком Назаром Ивановым,  отбывшее в российскую столицу в начале декабря 1613 г., для поздравления царя с восшествием на российский престол и дарами ему от Войска Донского. В своей грамоте, казаки так же сетовали на свою бедность и малое государево жалованье: «… донские низовые атаманы Смашка Степанов (Чершенский), да Епишка Родилов, да Митька Кабанов, да Семён Уколов, да Дементей Ерофеев, да Михайло Трупченин (Трубченин), да Иванко Нос и все атаманы и казаки, и всё Войско, отнизу и до верху, о милости Божией и о твоём царском великом жалованье челом бьют». Далее казаки сетовали, что при разделе жалованья, каждому казаку мало что досталось: «… По зерну, да по пульке свинцу, да по вершку сукна». Жаловались казаки и на самоуправство данковского воеводы Бориса Есипова, не дававшего московскому послу людей и суда. Так же обещали не «тюшманиться» (задираться, враждовать) с азовцами и нести «польскую» (полевую сторожевую службу) службу. Просили у царя увеличить жалованье: «чтобы не быть наги, босы и голодны». А так же извещали государя, что в Войско сошлось 1888 казаков (низовых). Идти же на Путивль и северские земли, отказывались, ссылаясь на свою бедность и отсутствие коней. Что было вполне вероятно, из-за частых отгонов скота крымскими татарами и нагаями. Там же, в то время хозяйничали запорожские черкасы, захватившие Путивль и разоряли северские земли. Так, что призыв царя и его окружения, остался неуслышанным: «… шли бы вы есте атаманы и казаки, со всем Войском, на польских людей и на черкас к Путивлю и в иные северские городы, в которых воюют литовские люди и черкасы».
Казачья станица, по прибытию в Москву, была тепло встречена Михаилом Фёдоровичем и одарена богатыми подарками. В знак своей признательности и в ознаменование огромного вклада донского казачества в победу над поляками и самозванцами в годы Смуты, царь отправил на Дон первое государево знамя: «И вам бы с тем знаменем, против наших недругов стоять и на них ходить и прося у Бога милости, над ним промышлять, сколько милосердный Бог помощи даст; к нам, великому государю по началу и своему обещанию службу свою и раденье совершали бы, а наше царское слово инако к вам не будет».
Возвращавшийся в конце 1613 г. из Турции, в Россию посол Солово-Протасьев, остался зимовать в Раздорах. За долгие зимние месяцы, между ним и атаманами смагой Чершенским, и Епифаном Родиловым, сложились дружеские отношения. И войсковой атаман, заботясь о благосостоянии казачества, просил Солово-Протасьева ходатайствовать перед государем о возобновлении права беспошлинной торговли в приделах Московского государства. Посол сдержал данное атаманам слово и довёл просьбу до царя. Михаил Фёдорович, своим указом жаловал Войску право беспошлинной торговли в следующем 1614 г.
За всё время Смуты донские казаки не только воевали в России, но и отражали беспрестанные набеги азовцев и крымских татар и сами совершали походы на Азов и Крым. Судя по всему, эти действия донских казаков были весьма успешны, так как в 1613 г., по прибытию посла Солово-Протасьева, Войско заключает с азовцами мир, взяв с турок за это Золото, котлы, соль и рыболовные сети.
В этом году, в российских источниках, впервые упоминается хорошо известный в последствии атаман Епифан Родилов, чьё имя упоминается рядом с именем Смаги Чершенского. (Смотри упоминавшуюся выше грамоту от 18 марта) В грамоте от 8 октября 1613 г. на Дон, говориться: «… на Дон в нижние и верхние юрты, атаманам и казакам, Смаге Чершенскому, Епифану Родилову и всем атаманам и казакам …».
В 1613 г. донские казаки основали Борщевский Троицкий монастырь, место пристанища больных, увечных и одиноких немощных казаков, оставшихся без попечения родных и близких.
Не смотря на то, что Смута в России закончилась, кровь ещё текла рекой и горели города. Весной, атаман Заруцкий с 2500 донскими, волжскими, терскими и «московскими» казаками, свирепствовал в южных районах России: разорил Михайлов, Епифань, выграбил Дедилов, сжёг Крапивну. Для его истребления был послан воевода Одоевский. Он настиг мятежников под Воронежом, сразился с ними и наголову разбил. Чтобы донские казаки не оказали вдруг Заруцкому военной помощи, Одоевский писал на Дон, Войску: «Их атаманскою и казачею службою, радением и дородством Московское государство очистилось и учинилось свободно; и ныне ваша братья, атаманы и казаки, многие по вере христианской поборают, врагов и разорителей, доходят и Литовскую землю воюют». Далее воевода призывал донских казаков не присоединяться к Заруцкому, а помогать воеводам «промышлять над ворами». «А будите вы скудны, то знайте с нами государев запас, вино, денежная казна и сукна есть, ни чем скудны не будите».
Тем временем Заруцкий, спасаясь от преследования царскими войсками, искал спасения в Астрахани, вместе с ним ушло 200 донских казаков. Безумная идея воцарения в Москве не давала ему покоя. Атаман нашёл союзника в лице польского короля Сигизмунда, обещавшего сделать его наместником Новгорода или Пскова, если тот поможет захватить ему Московский престол. Заруцкий резко активизировался и вновь стал рассылать грамоты на Дон, Яик, Волгу и Терек. В них он призывал запольное казачество к войне с Россией; на Бузулук, Хопёр и Медведицу, им были отправлены верные ему донцы, чтобы возмущать верховых казаков «крамольными речами». Но особого успеха они там не имели. Откликнулись на призыв Заруцкого лишь немногие. Однако получив грозные грамоты от Войска, с требованием оставить «вора и ворёнка», большинство казаков разошлись по своим городкам.
Москва так же была обеспокоена смутой на юге страны, и беспрестанно слала на Дон, в Раздоры, свои грамоты, настойчиво призывая казаков «служить и прямить» государю. Для большей действенности на Дон и Волгу правительство отправляло деньги, сукна, хлеб и вино, сверх жалованья: «И вы б атаманы и казаки, видя к себе нашу царскую милость призренье, нам, великому государю, служили и прямили и на изменников наших стояли, а мы великий государь учнём вас держать в нашем царском милостливом жалованье и в презренье свыше преждних царей российских».
Разгром Заруцким оборонительной засечной линии по Оке и укреплённых городов, сыграли свою роковую роль. Крымские татары и нагаи, узнав об этом, неприминули воспользоваться ситуацией, и ворвались в южные приделы России: «… пустошили украины, переправлялись через Оку, повоевали коломенские, серпуховские, боровские места и приходили даже в Домодедовскую подмосковную волость».
15 Февраля 16614 г. по приговору Боярской Думы, один из бывших в Москве донских атаманов был отправлен на Дон с благодарственной грамотой и сообщением, что весной, как только вскроется лёд, Войску, бударами будет отправлено жалованье: «А государева жалованья приговорили послать на Дон 2000 рублёв, и сукон и селитры против того, что с Соловым велено послати в двое, да 200 четей всякого запасу, да 100 вёдер вина!».
22 февраля, очевидно опасаясь не выполнения своего указа об отсылке жалованья на Дон, молодой царь отправляет в Перяславль Рязанский, воеводам князю Лыскову и Давыдову, указ об отправке запасов донским казакам в Воронеж « … по нынешнему зимнему пути». И требует от воевод известить его об выполнении указа.
Тем временем Игнат Бедрищев, не удовлетворённый выданным ему государевым жалованьем, бил челом царю, прося прибавки, ссылаясь на утрату коня на Усть – Карачане, стоимостью 8 рублей и 1 гривну.  В челобитье атаману было отказано.
Зимой 1614 г. по решению царя, Михаила Фёдоровича и Боярской думы, ведать донскими делами было велено Посольскому  Приказу, что де-факто и де-юре являлось признанием Россией Войска Донского, как независимого государства.  В Москве были получены известия о том, что казаки по левым притокам Дона, Хопру и Медведице готовились к походу, чтобы весной « … итить на Волгу», а по Хопру, некоторые ватаги казаков « … воруют и прямят Маринке и сыну ея».
1 марта 1614 г. на Дон была отпущена легковая станица атамана Ивана Москвитина. На отпуске им было выдано государево жалованье: « … атаманам по 7 рублёв, казаком по 5 рублёв, да по сукну по доброму человеку (?); да в дорогу: атаманам по 2 фунту зелья и по 2 фунту свинцу, казаком по фунту зелья и по фунту свинцу человеку».
18 марта 1614 г. Михаил Фёдорович опасаясь, что крымцы и нагаи перехватят посольство Опухтина, шедшее на Дон в сопровождении легковой станицы атамана Григория Долгого, приказал украинным воеводам украинных городов « … послать от города до города провожатых стрельцов и казаков, по кольку человек пригоже, чтоб они от Крымских и Нагайских людей и от Русских воров с тою государевой посылкою пройти здорово и безстрашно». «От Воронежа и до первых верхних юртов указал государь Ивана Опухтина атамана Григорья Долгово послать провожатых детей боярских и стрельцов и казаков, сколько пригоже на лёгких судах».
18 мартом датируется и другая грамота от Михаила Фёдоровича, в ней говорится о посылке Войску Донскому знамени, жалования в виде военных и других запасов, а так же содержится призыв к казакам оказать помощь в борьбе с воровским атаманом Заруцким. 
Кроме того, царь сообщал казакам, что после отбытия посольства Опухтина на Дон, в Войско было отправлено дополнительное жалование: «Да после того с Ельчанином Ыльёю Фроловым, да с атаманы вашими, с Ондреем Репчуковым с товарыщи, послано вам же нашего жалованья 15 пуд селитры и серы и свинцу против того ж, да сукна настрафилю и еренки против Солового посылки вполы (в половину меньше). Царь продолжал призывать казаков служить ему и прямить; с азовцами же жить мирно и не задирать их, пока русское посольство находится в Турции.
 По именному указу Михаила Фёдоровича, в Оружейном Приказе было изготовлено и отправлено на Дон «… в нижние и верхние юрты» государево знамя. В сопроводительной грамоте говорилось: «Мы вас пожаловали, послали к вам жалованье, наше царское знамя, с атаманом Игнатием же Бедрищевым; и вам бы с тем Знаменем против наших недругов стоять и на них ходить, над ними промышляти, сколько милосердный Бог помочи даст».
Государево знамя имело прямоугольную середину с пришитым к ней прямоугольным треугольником (так называемое «знамя с откосом»). Для его изготовления использовалась дорогая иностранная ткань. На полотнище знамени, была выдана «кармазинная» камка (малиновая), на опушку (кайму) – камка «адамашка» лазоревая (голубая). В центре полотнища золотыми красками был изображен «орёл пластной золотой, на обе стороны, а по середине орла, в клейме (на щите), государев образ на коне колет змия, около звезды; а на клейме писано по серебру месты (текст пожалования), государева полная титла, а меж подписи травы писаны золотом».
1614 г.   По некоторым сведениям, весной этого года более 500 донских казаков соединившись в море с большим запорожским войском, и приступили к Синопу. Взяли его штурмом и разграбили. Синоп считался в Турции, по свидетельству Эвлия Челеби «… самой неприступной и прочной турецкой крепостью». Её защищали несколько десятков пушек, в мощных крепостных стенах имелось 6100 бойниц, а внутри её находилась неприступная цитадель. По другим  сведениям, флот донских казаков грабил и разорял побережье Крыма, взяв большую добычу и полон. На обратном пути, в Азовском море казаки столкнулись с эскадрой турецкого капудан паши Шикшак Ибрагима. Донцы не сумели выйти из под удара турецкой артиллерии, огнём которой было уничтожено много казачьих стругов. 40 казаков попало в плен, не многим удалось вернуться в Войско.

Государево знамя, вместе с жалованьем, было отправлено Войску с дворянином Опухтиным. Посланник прибыл в Раздорский городок 15 июня, где он был встречен с большим почётом войсковом атаманом Чершенским, другими атаманами и казаками. Казаки стреляли из пушек и ружей, звонили в колокола, из церкви было вынесено войсковое знамя и прочие войсковые регалии. Сойдясь в Круг, казаки, после прочтения грамоты, благодарили государя за присланное жалованье и его милость, чего они от других государей давно не видели. По всем войсковым часовням было велено петь молебны во здравие царя, после чего снова стрелять из пушек и ружей. Затем  есаульцы ввели в Круг осуждённого на смерть казака и положили его под знамя. Когда царский посланник Опухтин спросил, что это за человек, то ем у пояснили: «Двое пьяных казаков проговорились, что атаманы и казаки за посмех вертятся, а от Ивашки Заруцкого не избыть быть под его рукою. Одного из воров уже повесили, а второй лежит под знаменем и по случаю прибытия царского посланника, ожидает его милости». Сказав это, многие казаки, по обычаю били челом Опухтину, чтобы тот от имени государя просил Войско помиловать молодца и даровать ему жизнь: «… потому, что он виноват без хитрости, неумышлением, спьяна». Опухтин, видя среди донцов казаков с Волги и Терека, поддерживающих Заруцкого, чтобы обнадёжить их «государской милостию», сказал: «Вы этому казаку ни чего не сделали до меня; я теперь приехал с царским жалованьем, у вас у всех теперь радость, а государь милосерд и праведен, всех нас, виноватых, пожаловал, ни чьих вин не помянул, так вы бы теперь этого виноватого для имени царского величества пощадили; а царское величество Бог в сохраненьи держит, и враги ему ни какого зла сделать не могут». В ответ казаки закричали: «Дай Господи, государю царю здоровья на мрогие лета! Сами мы знаем, что государь милосерден и праведен, божий избранник, ни кто ему зла сделать не может». А атаман Родилов стал выговаривать поднятому казаку: «Пора придти в познанье: сами знаем сколько крови пролилось в Московском государстве от нашего воровства и смутных слов, что вмещали в простых людей; мы уже по горло ходим в крови христианской; теперь Бог дал нам государя милостливого, и вам бы собакам, перестать от воровства, а не перестанете, то Бог вас всех побьёт, где бы вы небыли».
Иван Опухтин и 120 сопровождавших его воронежских городовых казаков, в ожидании возвращения из Стамбула русского посла Солового Протасьева, пробыл на Дону ещё пять недель: « … и на Дону он заболел и людей, которые с ним были, взяла болезнь мыть, и атаманы и казаки отпустили его на Воронеж со всеми с теми льдьми, а сами разъехались по городкам.
После отбытия в Воронеж И. Опухтина, казаки неоднократно отправляли под Азов своих товарищей с расспросами прибывавших из Стамбула турок и татар о русском посольстве Протасьева. Согласно этим расспросам, султан благосклонно принял русское посольство и не притеснял его. 
Тем временем часть донских казаков весь 1614 г. номинально оставалась на московской службе, во внутренних областях России. Но вместо службы они занимались бесчинствами, грабежами и убийствами, уверенные в своей безнаказанности. Воеводы доносили в Москву: «Там и там стояли казаки, пошли туда-то, сёла и деревни разорили и повоевали до основания, крестьян жжёных видели мы больше 70 человек, да мёртвых больше 40 человек, мужиков и жёнок которые померли от мучения и пыток, кроме замёрзших».
Особенно свирепствовал атаман Баловень: «Пишут нам из замосковских, и из подмосковных городов, что пришли в уезды воры казаки, многие люди, православных христиан побивают и жгут разными муками, хлебных запасов и денежных доходов собирать не дают, собранную денежную казну в Москву от их воровства провести нельзя. Дворяне и дети боярские бьют челом, чтоб им с ворами управиться самим: так на этих воров посылки ли посылать, или писать к ним обращение, чтоб от воровства отстали». На что из Москвы велели: «Которые государю служить не станут, станут вперёд государю изменять, церкви божии разорять, образа обдирать, православных христиан грабить, жечь, ломать, на таких всяким государевым людям, атаманам и казакам стоять за одно и над ними промышлять, потому, что они пуще и грубее Литвы и немцев и казаками этих воров не называть, чтоб прямым атаманам и казакам, которые служат, бесчестья не было».
Верные Москве атаманы и казаки всячески поддерживались правительством, и в казачьей среде произошёл раскол. Часть донцов желала служить государю без «воровства», расчитывая за свою службу получить поместные оклады и «кормы», и поэтому начала на стороне правительства преследовать воровских казаков. Те же, в свою очередь, громили «московских» казаков. «А после прибежали с Тихвины казаки, которые государю прямили, и на распросе боярам сказали: которые казаки отстали от воровства, начали служить государю, стало было от воров отбиваться и пришли к воеводам, князю Волконскому и Чемесову, на тех пришли казаки-воры, перехватали, переграбили их и самих воевод царских, многих добрых атаманов и казаков побили до смерти и теперь идут по городам войной». Эти разбои и грабежи, переполнили чашу терпения правительства, и началось планомерное вытеснение «воров».
Не остался без внимания и Заруцкий. Весной 1614 г. царские воеводы, собрав полки, выступили против «воровского» атамана, зимовавшего с Мариной Мнишек и верными ему казаками в Астрахани. Вопреки ожиданиям он не получил поддержки казачьих Войск Дона, Влги, Яика и Терека. Узнав о приближении царских войск, атаман, видя невозможность противостоять им, спешно пошёл на Яик, надеясь найти там убежище. Но на пути к Яицким городкам, почти все сопровождавшие его казаки разошлись по домам, опасаясь жестокой расправы не только со стороны воевод, но и своих Войск. Достигнув Яика, Заруцкий вынужден был спасаться  в городке атамана Трени Уса, от стрелецких голов Пальчикова и Онучина. Стрельцы немедля обложили городок и потребовали от Уса выдать «вора» Заруцкого с Мариной и её сыном. Атаман, видя, что ему не отбиться от упорных стрельцов, после некоторых колебаний выдал беглецов, которые впоследствии были казнены.

Тем временем, переговоры в Стамбуле Солово-Протасьева с турками успешно завершились и осенью 1614 г. русское посольство было отпущено в Азов. Вместе с ним выехало турецкое посольство во главе с послом Алеем, ехавшего в Москву с предложением мира и дружбы. Произошло это не смотря на успешные действия казаков на море. Об этом нам становиться известно из записок турецкого хрониста Мустафы Наима. Казачий флот внезапно появился у стен Синопа и взял его приступом, не смотря на отчаянную оборону. Донцы «… умертвили в ней (в крепости) всех правоверных, ограбили их домы. Увели жён и дочерей, зажгли со всех концов, обратили этот прекрасный город в пустыню…и рассеялись по морю». Турецкий флот высланный против казаков, последних не обнаружил. Но по возвращению в Главное Войско, донцы, во время пополнения запасов пресной воды, были внезапно атакованы превосходящими силами татар. Казаки были вынуждены спешно отступить, бросив на берегу большую часть «имения и семейства похищенные из Синопа».
В Войске, от «прикормленных» людей из Азова, вскоре узнали об отпуске из Стамбула русского посольства. 1 октября 1614 г. казаки сообщили об этом  в Москву легковой станицей, во главе с атаманом Острой Иглой и казаком Чернышевым. В ответной грамоте от 8 октября 1614 г., Михаил Фёдорович благодарил донцов за их службу и радение: «И мы вас, атаманов и казаков и всё ваше Войско в том похваляем, что вы нашему царскому жалованью обрадовались, и нам, великому государю, служите, и наше царское повеление совершаете, о наших и земских делах радеете; и вы б нам и впредь служили и прямили, как начали». Далее царь извещал Войско, что отправляет на Дон, для встречи послов, дворянина Иваниса Григорьевича Одадурова и велел казакам с честью встретить послов. В случае если они задержатся в Кафе, то казакам было необходимо узнать через своих людей в Азове, насколько посольство задержится и когда оно вернётся. А как узнают, то сообщить об этом Одадурову, который будет дожидаться известий в Воронеже. Самим же встретить послов с честью и сопроводить их «с великим бережением».
Посольство действительно задержалось и прибыло вместе с турецким чаушем (послом) в Азов зимой, когда Дон покрылся льдом и они смогли добраться только до укреплённого Черкасского городка(?), где и зазимовало под охраной казаков. Так как дорога степью была закрыта из-за суровой зимы и действия разбойничьих шаек запорожцев, крымцов и нагаев.
Поздней осенью 1614 г. Войско отправило в Москву зимовую станицу во главе с атаманом Исаем Мартемьяновым, с известиями о турецких и крымских делах, а так же для переговоров о получении казаками государева жалованья.
1615 г.   Однако не все запорожцы разбойничали в Поле. Большой их отряд. под командой атамана Якова Шехавничьего, пришёл на Дон, и с ведом а Войска обосновался в одном из городков на зимовку, пополнив ряды донцов. Об этом царя извещал дворянин Одадуров в своей отписке от 6 января 1615 г.. Он сообщал, что весной запорожцы вместе с донцами собираются идти на море, громить владения турок и татар. Писал Одадуров и о намерениях другого отряда запорожцев напасть на русское посольство Солово-Протасьева, как только оно пойдёт в Москву. Но не имея достаточно для этого сил, запорожцы ушли за подкреплением в Сечь. Войско Донское также знало о планах черкасов и приняло свои меры. ВСечь были посланы казаки Дружина Прибников и Иван Слепов, с грамотой от Войска Донского. В ней донцы извещали запорожцев о планах их товарищей, собиравшихся громить донские городки и русское посольство, и призывали их жить в мире и дружбе. Запорожцы, заслушав грамоту, заверили посланцев, что с их стороны воровства не будет и отправили Войску Донскому свою грамоту, в которой говорилось: «… что они с ними будут жить в миру, а от них бы, от казаков, также задору не было; а говорят де черкасы, что им однолично сее весны приходити к Азову, имати Азова. Да и на Дону де атаманы и казаки от черкас боятся их приходу, пойдут ли черкасы под Азов или не пойдут». (Одадуров) Принять решение не идти на Дон и русские украины, далось запорожцам нелегко, так как польский король требовал от них идти войной на Россию. Для выработки общей стратегии, они призвали к себе лучших донских атаманов и казаков, а так же предложили России и Польше, посреднические услуги по заключению мира. От Польского короля запорожцы потребовали отвести войска от Смоленска, грозя в противном случае выступить против Польши. Те же запорожцы, кто осмелится громить русские земли и донские городки, объявлялись вне закона: «… запорожцы объявили смертную казнь всякому черкасу осмеливающемуся нападать на российские украины, и просили своих союзников донских казаков, ловить таковых на перевозах и шляхах». Об этом вскоре стало известно в Москве от воронежского воеводы Никиты Борятинского, сообщавшего: «Октября, государь, в 29 день приехали с Дону донские атаманы Григорий Долгошея да Ортемий Плохой, а в распросе, государь, мне, холопу твоему, сказали,  что прислали к ним, к атоманом и казаком и ко всему Войску, запорожские черкесы, чтобы прислать к ним в Запороги атамана или казака доброго, а говорить бы им о добром деле; и как, государь, они, казаки, пришлют в Запороги атамана или казака доброго, и черкасы, посоветовав с ним, хотят писать к Литовскому королю, чтоб ему с тобой, государем, быти в миру по прежнему; и Смоленск бы де покинул, пошёл прочь; а будет, государь, король не будет с тобою, государем, по прежнему в миру и Смоленска не покинет, и мы де, черкасы, всеми людьми запорожскими черкасы в том приходить».
Несмотря на заключённый с азовцами мир, вся осень и зима на Дону прошла в постоянных боях и стычках. Так осенью минувшего 1614 г.,азовцы, соединившись с крымскими татарами и нагаями, приступали к трём донским городкам, и едва не взяли их штурмом, но были с уроном отбиты. Зимой 1615 г. азовцы ночью повторили попытку штурма ещё одного казачьего городка, однако опять потерпели неудачу. Казаки же, выполняя требование Михаила Фёдоровича, воздерживались от ответных ударов, пока  с Дона не отбыли русское и турецкое посольства.
Весной 1615 г., как только лёд на Дону вскрылся, Войско под охраной отправило в Москву русское и турецкое посольства. Вслед за ними в Российскую столицу была отправлена легковая станица, во главе с атаманами Василием Черново и Семёном Смурыгиным. Казаки в своей отписке доносили царю, что согласно его повеления, верно ему служат: разъезжают дозорами по шляхам, устраивают на Перевозах и удобных местах засады и громят татар и нагаев, ходящих в набеги на русские украины, отбивают захваченный полон, и провожают его к украинным городам по сто, и по двести человек. Кроме этого Войско за свой счёт покупает суда и нанимает гребцов, и корм для них, для сопровождения посольств в Константинополь, Большие и Малые Нагаи. Всё это ложиться тяжёлым бременем на Войско и потому, атаманы и казаки били царю челом, прося государя дать им грамоту разрешающую свободную торговлю с российскими городами и оградить их от притеснений приказных людей и воевод, чтобы они донцов не притесняли и товары их «не имали».
Царь, получив казачью челобитную о разрешении им вольной торговли, решил пойти им на встречу и в сентябре того же 1615 г. отправил на Дон свою грамоту, в которой даровал им право беспошлинной торговли по всем российским городам: «И вы б, атаманы и казаки, по сей нашей царской жалованной грамоте, в наши украинные городы ездили с товары и без товаров, и с родимцы своими виделись повольно; и нам, вел. Государю, служили и прямили и вперёд во всём на наше царское жалованье были надёжны. А сию нашу царскую жалованную грамоту велели есьмя вам дать за нашею царскою, красною печатью».
Как только русское и турецкое посольства покинули Войско, войсковой атаман Чершенский, вновь начал активные боевые действия. Согласно одного из источников, в море вышло до 4000 донских казаков на 80 стругах. По другим сведениям на 70 стругах. В течении 12 дней казакам не удавалось прорваться в Азовское море. Затем, видя тщетность своих попыток, они перевезли струги сушей в Миус и от туда вышли в море. (?) Разорили крымское побережье в районе Кафы, сожгли его посад, носам город не взяли.  Соединившись в заранее обусловленном месте с запорожцами, они устремились к побережью Анатолии, где разорили и разграбили несколько десятков селений и города: Мизевна и Архиоха, в окрестностях Стамбула. Возвращаясь домой, казачий флот был настигнут сильной турецкой эскадрой. В разыгравшемся морском сражении, турки были разбиты, потеряв несколько галер. Раздражённый этим турецкий султан, велел крымскому хану и азовскому паше, разорить казачьи городки по Дону. Но в 1615 г. хан и паша не смогли ответить ударом на удар, отложив его на следующий год.
Москва тем временем готовило новое посольство в Турцию, возглавляемое дворянином Петром Мансуровым и дьяком Семейкой Самсоновым. Посол должен был склонить султана Ахмета (Ахмата) к союзу против Польши и Литвы, с которыми Россия вела войну и весьма неудачно. Вместе с посольством на Дон было отправлено государево жалованье и грамоты к Войску. В них царь призывал казаков с честью встретить посольства и послов, и проводить их до Азова, а так же заключить с азовцами мир и не нарушать его до возвращения Мансурова. В это время на Дону шли боевые действия и казаки отказывались заключать с азовцами мир, пока не отомстят за гибель своих товарищей. Зная это Мансуров остался зимовать в Воронеже, откуда Пётр Мансуров слал в Войско призывы замириться с азовцами, но казаки были непреклонны.
1616 г.    Зимой азовские турки, понеся тяжёлые потери в боях с казаками, так же прислали своих послов просить о перемирии, но получили решительный отказ. Видя, что отправка посольства в Турцию может задержаться, в дело вмешался царь, послав в Войско свою грамоту с бывшим в Москве атаманом Семейкой Смурным. В ней Михаил Фёдорович велел казакам замириться с азовцами, и сообщить в Азов известие, что русское посольство и турецкий чауш Алей, прибудут в Азов весной, после вскрытия Дона. Сойдясь в Круг, казаки заслушали государеву грамоту и ответили, что турки сами их «задирают», и мира не будет.
 Весной этого года азовские турки и крымский хан, дождавшись когда многие казаки из городков ушли в Главное Войско, нанесли по ним удар. Несколько небольших городков было разорено до тла, многие казаки погибли и попали в плен в неравной схватке. Атаман Чершенский, мстя за разорённые городки, погибших и пленных товарищей, предложил в Кругу, совершить морской поход к берегам Крыма и Турции. Его поддержали зимовавшие в Войске запорожцы. Предложение было принято и 3000 донских казаков и черкас устремились в море, разграбив по пути окрестности Азова. Затем они появились у Кафы, где сразились с турецким флотом под командой азовского, кафинского и измецкого пашей. В ходе сражения, азовский и кафинский паши были убиты, а измецкий паша взят в плен. Турецкий флот был по большей части уничтожен. Вскоре донцы соединились с 2000 запорожцев и атаковали турецкую эскадру Али-Паши, захватив 20 галер. Турецкий султан бросил против них ещё две эскадры: Ибрагима паши, и Цикали паши, но и они потерпели поражение. Устремившись к анатолийскому побережью казаки взяли приступом Синоп, Самсун и Трабзон, разорили окрестности Стамбула. В результате этого похода была взята богатая добыча и освобождено много русских пленников.
Москва тем временем готовило новое посольство в Турцию, возглавляемое дворянином Петром Мансуровым и дьяком Семейкой Самсоновым. Посол должен был склонить султана Ахмета (Ахмата) к союзу против Польши и Литвы.
В первых числах мая 1616 г., в самый разгар противостояния, в Раздорский городок прибыло посольство Мансурова. Турки терпели одно поражение за другим и хотели быстрейшего заключения перемирия. Об этом можно судить по словам азовского паши, обращённым к Мансурову и Самсонову: «Добро бы было вам донских казаков с азовцами помирить, казаки азовцам теперь чинят тесноту и вред большой, становятся они нам хуже жидов, а если вы казаков, с азовцами не помирите, то мы всем городом отпишем султану, и вам к нему ехать не к чести».
Казаки, сойдясь в Круг, с честью встретили царского посла и привезённое им государево жалованье. Мансуров продолжал настаивать на заключении мира с азовскими турками. Начались непростые переговоры Войска с азовским пашой Али-беем, который по обычаю предложил донцам золото, котлы, соль и рыболовные сети. Но казаки, сверх этого потребовали выдачи трёх попавших в плен товарищей, однако турки отказались их отпустить: «И Азовский князь Али-бей посланником Петру и Семейке говорил: прежде сего для перемирья азовцы давали донским казакам на Войско котлы, да сети, да соль; ныне  де азовцы то не постоят же, а что де казаки просят на перемирье трёх человек казаков, и то всчинают ново, мимо прежней обычай, да и статься потому не мочно». В результате мир не был заключён. Очевидно турки, получив из метрополии подкрепление, решили продолжить боевые действия, найдя предлог для этого в незначительном требовании донцов. Но не смотря на это, русское и турецкое посольства, перебрались в Азов. Пётр Мансуров вновь потребовал от Войска заключения с турками мира. Однако в это время, на Мёртвом Донце, азовцы снова напали на казачий отряд и разгромили его, взяв в плен атамана Матвея Лисишникова 20 человек казаков. Турки, приведя их в Азов, подвергли страшным пыткам: жгли, резали, дробили кости. У атамана «ременья из хребта резали» и повесили его на рее корабля приготовленного для послов. Под пыткой некоторые казаки показали, что царь прислал на Дон с послом Мансуровым жалованье: деньги, сукна, хлебные и винные запасы. Это позволило туркам упрекать посла в поддержке донцов.
Русские послы были возмущены казнью казаков и сочли бесчестьем для себя, и государя, плыть на корабле, где был повешен «воровской мужик». Паша, опасаясь гнева султана, был вынужден оправдываться: «Здесь живут воры же, такие же, что на Дону казаки, взяли они воровских казаков и повесили на корабле, не по моему приказу, самовольством, а корабль  вам дам другой». После долгих препирательств и взаимных обвинений, переговоры между Войском и азовцами были продолжены. Через пять недель мир был заключён. Для этого войсковой атаман Смага Чершенский отправил в Азов трёх атаманов: «… донские атаманы и казаки Смага Чершенский с товарищи прислали в Азов для примиренья атамана Василья Чёрного, да Гаврила Стародуба, да Василька Болдыря,  и царского величества по повеленью с азовцы помирилися, и атаманы разминились: казаки привели к шерти азовцов лутчих людей, а азовцы привели к крестному целованию атамана Василья Чёрного с товарищи, во всех донских казаков место, на том, что им с азовцы, а азовцом с ними жити смирно и задоров ни с которою сторону не чинити, покамест царского величества послснники Пётр и Семейка из Царягорода в Азов придут».
После заключения мира русское посольство отплыло в Турцию, где довольно успешно начались переговоры о совместных боевых действиях против Польши. Однако мир на Дону продержался не долго. Через несколько дней после отплытия русского посольства в Турцию, азовцы и татары вероломно напали на передовой казачий острог. После жестокого штурма он был взят, в плен попало несколько десятков казаков. Вскоре 50 из них было казнено на городской площади Азова. Донцы, соединившись с отрядом запорожцев, сами двинулись к Азову, где в течении 12 дней разоряли его окрестности. После чего, казаки и запорожцы, общим чилом более 3000 человек, снарядив 75 стругов, вышли в море, «… став на морском заливе, громили корабли и каторги, не допуская их к городу, иные жгли поморские деревни». Шедший с припасами караван турецких судов, узнав об этом, укрылся в Миуском Лимане, надеясь переждать опасность. Но казаки, узнав об этом, напали на него, захватив большую добычу. Не удовлетворившись причиненным разгромом, осенью 1616 г., донцы и запорожцы вновь вышли в море на 75 стругах. Уничтожая и выжигая всё на своём пути, они двинулись к Кафе, где разорили её окрестности.
Азовский паша Али-бей, стремясь оправдаться за вновь вспыхнувшую вражду с казаками, в своей грамоте к султану, обвинял во всём донцов, заявив, что после отъезда послов, он посылал к казакам своих людей с подтверждением мира, и заплатил за это 1000 золотых, но те вероломно напали на Азов. Одновременно с грамотой из Азова пришло другое известие, о появлении  казачьего флота у берегов Турции и взятии ими Синопа и Трабзона. Султан пришёл в негодование. Масло в огонь подлило известие о посылке русским царём на Дон, Войску жалованья: деньгами, хлебом и боевыми припасами. Надежда о союзе против Польши рухнула. Послов вызвал к себе великий визирь и жестоко укорял их: «И вы посланники пришли к государю нашему не для доброго дела, а с обманом». На что послы отвечали по заведённому обычаю: «на Дону живут воры, беглые люди боярские, утекая из московского государства от смертной казни, живут на Дону переходя с места на место, разбойничьим обычаем». Но визирь, знавший о государевом жалованьи Войску, возражал: «Вы говорите, что на Дону живут воры; а для чего же ваш государь теперь с вами прислал к ним денежное жалованье: сукна, серу, свинец и запасы? … «… если донские казаки какое дурно на море и под Кафою учинят, то вам здесь за вашу неправду казнить смертью. Пишите к казакам, чтобы они от своего воровства отстали». На это Мансуров с Самсоновым отвечали: «Присланы мы для общих больших добрых дел; тогда и о донских казаках договоримся». Но визирь был непреклонен: «… сказываете вы, что великий государь ваш хочет с великим государем нашем быти в братской в крепкой дружбе и в любви навеки неподвижно, … сказывали вы на приезде, что азовцы с ними померились, а ныне дон. казаки на Чёрном море государя нашего два городы Синап да Трабозан (Синоп и Трапезунд) и городы выжгли, и людей многих побили, а иные поморские городы и волости повоевали и запустошили».
Русские послы продолжали оправдываться перед султаном как и прежде: мол на Дону живут воры, воли государевой они не слушаются, а жалованье государь им даёт за то, что Войско проводило русское и турецкое посольства до Азова. И тут же сами переходили в наступление, обвиняли турок в попустительстве крымцам, нагаям Казыева улуса и азовцам, которые с ведома Стамбула разоряют и грабят русские украины. Послы требовали, чтобы султан унял своих союзников и тогда, мол, русский царь сведёт казаков с Дона.
Визирь Ахмет паша, в свою очередь обвинял послов во лжи и грозил войной: «Не известить мне государю своему о казачьем воровстве нельзя, но как скоро я ему об этом объявлю, то вам добра не будет, говорю вам прямо; да государь же наш велит в вашу землю послать татар войною, и государю вашему какая от этого прибыль будет?». Мансуров в ответ опять оправдывался перед турками и в свою очередь упрекал их за разбои азовцев: «То не диво, что воры, беглые люди воруют; но азовские люди не казаки, живут в городе, а каждый год приходят на государя нашего украины». Это замечание, несколько охладило пыл визиря и он начал с другого конца: «Скажите мне сколько ратных людей вас провожало до Азова и сколько под вами  и под ратными было стругов, и теперь эти ратные люди и струги где? Дошёл слух, что этих ратных людей и струги все вы оставили у казаков на Дону, и на этих ваших стругах теперь казаки воюют, корабли громят, поморские волости и деревни пустошат». Послы отвечали, что ни ратных людей, ни стругов на Дону не осталось.
Получив от Мансурова в подарок серебро и лучших соболей, визирь был склонен к подписанию договора против Речи Посполитой, и посылки на Украину турецкой армии, но требовал от послов поручиться за то, что донские казаки, в это время не бросятся громить Азов и турецкое побережье. Но Мансуров, зная буйный характер донцов, не мог дать ни каких гарантий на этот счёт и предлагал отправить турецкое посольство в Москву, для улаживания этого вопроса. Однако такой подход к делу, не устраивал визиря, говорившего: «Добро бы вам донских казаков себе на душу взять, а если вы казаков себе на душу не возьмёте, то вам от нашего государя какого добра ждать? Отпуску вам не будет, между государями любви не будет же, государь наш, вашему государю, на польского короля помогать не станет, а на донских казаков наш государь хочет послать воевод своих, наши ратные люди всех казаков побьют, юрты их разорят и вашему государю то не к чести будет». Против этого послы не возражали, зная как непросто туркам будет справиться с донцами: «Хотя бы турские люди донских казаков до одного человека побили, то наш великий государь, вашему за то не постоит: наш великий государь сам о том помышляет, чтоб казаков на Дону не было. И чтоб от их воровства, между обоими государями помешки не было».
Однако такая лицемерная политика русских послов, особых результатов не принесла. С доной стороны, царь и бояре требовали от Войска полевой службы и охрану границ, а с другой стороны, отрекались от них и всё на них сваливали. Это вызывало у турок раздражение: «Вы называете донских казаков ворами и разбойниками; за что же ваш государь посылал им запасы многие? И они с этими запасами по морю ходят беспрестанно и нашему государю убытки делают». Находчивые послы вновь говорили, что жалованье казакам царь прислал, за проводы по их земле предыдущего посла Солово-Протасьева и шедшего в Москву турецкого посольства и за то, что Войско всю зиму содержало посольства за свой счёт, и проводили их с честью до Воронежа, дав свои суда и гребцов. Да и жалованье то, говорили послы, было небольшое. Кроме того, жалованье необходимо казакам для пресечения разбоев нагаев Казыева улуса, беспрестанно грабивших русские украины.  По этому поводу, подчеркнул Мансуров, в прошлом жаловался султану посол Солово-Протасьев. Но турки мало верили словам и визирь был непреклонен: «Если к казакам не отпишите и не уймёте их, то государю вашему от нашего государя какого неприятельства ждать, а вам за казаками из Царягорода отпуску не будет». По велению султана, послов заключили под стражу, всячески унижали и грозили их казнить.
Тем временем в Москве узнали о возникших у послов трудностях и их заточении в крепость. В ноябре 1616 г. царь отправляет в Стамбул гонцов с грамотой к султану. В ней Михаил Фёдорович убеждал турецкого повелителя, что морские грабежи и разбои совершают не столько донские казаки, сколько подданные польского короля – запорожцы, по королевскому же наущению: «… про тех воров, про донских казаков объявляем, что тут на Дону живут из наших российских государств воры беглые люди и казаки вольные, которые бегают из наших государств, заворовав, от татьбы и от разбою и ото всяких смертных вин, бояся от нас смертные казни и тут на Дону воруют, сложася  и ссылаяся с запорожскими черкасы, по повеленью недруга нашего польского короля … а наше жалованье посылали к ним есьмя с нашими посланники не многое, запас и сукна, дя того, чтоб те воры дон. казаки посланников наших к вам, вел. государю, пропускали, а только было к ним нашего жалованья не послати, и они б и наших посланников к вам, великому государю не пропустили, и их, переграбив побили, про то и вашим людям ведомо».
Далее царь писал султану, что донские казаки, по наущению польского короля, соединившись с запорожцами, грабят российские украины, взяли и разгромили город Оскол, вместо того, чтобы замириться  с Азовом и не громить турецкие корабли в море. Они же (казаки) не пропустили в Азов посланных туда служилых татар, во главе с Зянгильдеем Исеневым».
Но все попытки послов и царя оказались тщетными. Турецкий султан и его окружение не верили их заверениям и оправданиям. Донские казаки так же не хотели замиряться с азовцами, отвечая, что первыми мира не нарушали и лишь мстят туркам за их беспрестанные набеги. Утверждение царя о том, что турок и крымцов громят не только донские казаки, но и запорожцы, не нашло понимания у султана. Хотя, как говориться нет дыма без огня.
В том же 1616 г. Войско отправило своих гонцов с грамотой к запорожцам, в Сечь, с предложением о совместных действиях против Крымского ханства и Азова. Вскоре татарам удалось взять в плен нескольких запорожцев, которые под пыткой сообщили о ведущихся переговорах с Войском Донским о совместных действиях. Стремясь предотвратить их соединение, хан отправил одного из своих сыновей с 5000 конницы за Перекоп. Об этом в Москву донесли: служилый татарин Кулуш Кашаев и проводник Ивашка Шабанов: «Калга де царевич ныне стоит, вышед из Перекопа, на поле, а с ним разных людей тысяч пять, а оберегается от запорожских черкас. А сказывали де ему языки, что в сборе 4000 человек, а хотят идти на Дон, к донским казакам, а пришед на Дон, идти под Азов, и ссылка де у них о том с дон. казаками была».
Но как бы Москва была недовольна самовольными действиями Войска, применять к нему какие либо репрессии остерегалась по многим причинам. Так в 1616 г. мятеж против Москвы поднял владетель Большого Нагая. Противопоставить мятежникам было не чего, кроме донских и терских казаков, а так же союзных России горских кумских князей. Войско согласилось выслать против нагаев свои полки, но из-за промедлений, волокиты и нерасторопности царских дьяков и воевод, поход не состоялся.
Тем временем, донские казаки, благодаря захваченной у турок и татар огромной добыче, стали интенсивно сноситься с русскими городами, ведя торговлю ясырём, скотом,  рыбой и прочими захваченными у неприятелей товарами. На вырученные деньги донцы закупали в России оружие, хлеб, порох, свинец, селитру. Михаил Фёдорович, желая привлечь в Россию больше торговых казаков, вновь подтвердил их привилегию на безпошлинную торговлю: «И мы вас атаманов и казаков, за ваши многие к нам службы, пожаловали, велели вам в наши украинные городы со всякими ваши товарами и без товаров к родимцам вашим ездити и с ними видится повольно». Но на ряду с торговлей, часть донских казаков продолжили грабежи и разбои как в украинных городах, так и в центральной России. Так верховые казаки захватили ряд южных волостей государства и выгнав из поместий служилых дворян и детей боярских, сами стали «кормиться» с их сёл и деревень. Не отставали от верховых и низовые донцы. Так ещё в 1615 г. они, соединившись с отрядом запорожских черкас атамана Палладия (он же Баловень), вторглись в московские земли: жгли, разоряли подмосковные города Романов, Углич, Кашин, Бежецкий Верх, Пашехонье, Белозёрский край. Эти разбои привели к началу охлаждений между Москвой и Доном, а так же между боярством, служилыми людьми, мещанами и крестьянами, с одной стороны и казаками с другой. А эти отношения были и так не слишком тёплыми. Дальновидный Смага Чершенский, по мере возможности пытался унять буйную донскую вольницу. Хотя, как мы видим на примере атамана Палладия, не всегда удачно. Стремясь прекратить казачьи разбои,  царь двинул против них лучшее войско под командой окольничего Артемия Измайлова. Тот неожиданным ударом разбил потерявших бдительность донских и запорожских казаков, и обратил их в бегство. Не ожидая столь решительных действий от воеводы, они спешно и беспорядочно отступили. Однако вскоре были настигнуты в Малоярославском уезде, на реке Луже. После жестокого боя, окружённые, они сдались на милость победителя. 3256 казаков были доставлены в Москву. Окружение царя ещё помнило, чем окончились массовые казни казаков в годы Смуты, когда тысячи других, озлобившись, окончательно изменили царю. И потому их всех простили, за исключением атамана Палладия, который был повешен. Ещё несколько отъявленных «воров» заточили в острог. Остальные были разосланы в украинные города, где их поверстали в городовые казаки.
Летний морской поход атамана Смаги Чершенского, во время которого казаки разорили Ак-Чешар, Трапезунд, Синоп и Самсун, стал очевидно последним в его жизни. По возвращению из похода, легендарный атаман был «выбит из Круга», тоесть лишён атаманской должности. Произошло это скорее всего из-за усиления антимосковских настроений на Дону. Войсковым атаманом осенью 1616 г. был избран Епифан Родилов, настроенный более радикально, и мало соотносивший действия Войска с интересами Москвы. Известие об этом, обеспокоило царя и боярскую Думу.
1617 г.   Зимой этого года атаман Родилов отправляет в Запорожскую Сечь легковую станицу, для заключения   договора о  совместном походе к турецким и крымским берегам. «У нас де – говорили донские казаки – с запорожскими черкасы приговор учинён таков: как приходу откуда чает каких… людей многих на Дон или в Запороги, и запорожским черкасом на Дону нам помогать, а нам донским казакам, помогать запорожским черкасам».
В январе 1617 г. азовским туркам и татарам удалось совершить удачный набег на казачьи зимовища. После жестоких боёв, часть из них была разгромлена и сожжена. Несколько десятков казаков попала в плен. После этого азовцы, крымцы и нагаи устремились к русским украинам, грабя и разоряя селения. Донцы, мстя за набег, погромили азовские предместья, а весной, перед Пасхой, 700 казаков устремились в море, нападая на азовских, татарских и черкеских рыболовов, громя их селения по берегам Азовского и Чёрного морей. Весть о разорительном набеге казаков дошла до султана Ахмета, и тот послал для их уничтожения двух пашей с отрядом янычар на 7 многопушечных каторгах. Но донцы, настигнутые ими, не испугались встречи с сильнейшим врагом и вступили в бой. В ходе произошедшего сражения, турки почти поголовно были истреблены, один паша был убит, а каторги взяты на абордаж. Казакам досталась богатая добыча. За взятого в плен пашу и прочих турок, они потребовали выплатить к осени громадный выкуп в размере 30400 золотых монет. Грамоту со своими требованиями донцы отправили в Стамбул с двумя турками. В это же время 3000 запорожских казаков так же прорвались в Чёрное море, громя и опустошая турецкое побережье. Султан выслал против них сильный флот, который в морском сражении нанёс запорожцам поражение. 700 казаков погибло в неравном бою, оставшиеся в живых сумели оторваться от непреятеля. Капудан паша, желая окончательно разгромить днепровских черкас, закрыл своими каторгами днепровское устье. Но казаки не стали прорываться с боем в Сечь, а ушли на Дон, где остались в Главном Войске, ожидая возвращения 700 донских казаков, ушедших «пошарпать» турецкое побережье и крымские берега. После их возвращения они собирались совместно идти на Азов.
Азовский паша, узнав от перебежчика о планах казаков, отправил султану грамоту с просьбой не отпускать русское посольство и не отправлять своё в Москву, до тех пор, пока угроза Азову не исчезнет. Об этом царю доносил в Москву донковский воевода Алексей Чубаров, отпиской от 20 июля 1617 г.. Он же в свою очередь получил это известие от полкового донковского казака Першика Дуделадова. Тот был отправлен из Воронежа воеводой Юрием Богдановым, вместе с боярским сыном Меркулом Полосиным, в низовые казачьи юрты, узнать вести о посольстве Петра Мансурова.
В марте 1617 г. Михаил Фёдорович отправляет Войску очередное жалованье, с упомянутым выше Юрием Богдановым. Война с Польшей принимала неблагоприятный оборот и под Смоленском требовались боеспособные казачьи полки. Царь призывал Войско прислать к Москве 5000 или 6000 конных казаков, а так же просил казаков с честью встретить посольство Мансурова, так как зимой пришло известие об отпуске Мансурова из Стамбула. Перед отбытием на Дон Богданов получил наказ: «А о том ему атоманом и казаком будучи на Дону, говорити, чтоб атаманы и казаки меж себя о том во все люди заказ учинили, чтоб про то из них турским людям не рассказывали, что он прислан звать их на Дон, к государю на помочь против польского короля для всякие меры, чтоб то дело ни где было не явно, и запорожские черкасы, которые у них живут на Дону, про то не ведали».
Однако Войско оказать помощи царю не могло, так как с турками и татарами шла кровопролитная война. 16 июля 1617 г. от Мансурова была получена отписка, в которой он сообщал о гневе султана за казачьи разбои, в результате чего посольство и было задержано. Жаловался Михаилу Фёдоровичу на донцов и сам турецкий султан, требуя истребить этих разбойников и воров. Но русский царь не мог прибегнуть к крутым мерам по отношению к казакам. Нагайские мурзы Казыева улуса вновь вторглись в русские приделы и дошли до Серпухова. За неимением достаточных войск, царь послал к нагайским владетелям своих дворян: Матвея Зубова и Прокофия Враского. Перед ними была поставлена задача, убедить мурз замириться и уйти в свои кочевья, отпустив полон и дать шерть на верность Москве. В случае если нагаи потребуют за это свести казаков с Дона, дворянам следовало решительно отказать. Говорить, что они живут на Дону много лет, а если нагаи будут упорствовать и не выполнят государевых повелений, грозить им тяжёлой рукой казачества и ещё большим его усилением на Дону: «… а только перед царским величеством вашего исправления не будет, и царское величество велит на Дон атаманов и казаков прибавить ещё».
Однако жалобу султана нельзя было оставлять без ответа и Михаил Фёдорович велит писать турецкому владыке: «Они воры, беглые люди и казаки вольные которые бегают из наших государств, и сложась вместе с запорожскими черкасами, на наши украины войной ходят, по велению нашего недруга польского короля… Мы пошлём на них рать свою и велим их с Дону сбить». Отвечая так, царь не слишком кривил душой, ведь в 1615-1616 г. донские и запорожские казаки громили подмосковные волости совместно. Но вот «сбивать» казаков с Дона, и посылать на них Войска, не собирался. Тем более, что войск этих не было.
Походы донцов против Турции и Крыма, сковывали свободу действий мусульманских владык, заставляя больше думать о безопасности своих границ. Грамота султану была отправлена через Азов с дворянином Сомовым, который вёз грамоту и Войску Донскому. Сомов был с честью принят атаманами и казаками в Главном Войске. В своей грамоте, царь призывал донцов сослужить ему службу и замириться с азовцами. Казаки отвечали, что готовы служить московскому государю, а с азовцами они не воюют, лишь мстят за их непрекращающиеся набеги. Вскоре царь отправляет на Дон ещё одну грамоту, на имя атаманов Епифана Родилова и Исая Мартемьянова. В ней он вновь упрекает Войско в своеволии и ослушании, и запрещает совместно с запорожцами совершать морские походы. Ведь турецкий султан, узнав о их разбоях и воровстве, не пойдёт войной на короля Жигимонта (Сигизмунда): «Дошло до нас известие, что пришло к вам с Запорог 2000 человек, ходили на море взяли многие турецкие города и много добычи, теперь же они стоят у вас в Войске и хотят вместе с вами идти под Азов. Мы удивляемся, каким образом вы всё это делаете без нашего указу». Далее царь упрекал донцов тем, что турки, мстя за их разбои, нападают на российские приделы и проливают христианскую кровь. Так же он уведомлял казаков об отправке к султану Ахмету своих гонцов, служилых татар; станичного голову Давлекея Козина и Сунчалея Беляева, с просьбой отпустить в Москву посольства Петра Мансурова и прислать своих послов. Кроме них на Дон, с грамотой, едет дворянин Никита Сомов, в ней царь призывал Войско замириться с азовскими людьми и не воевать турецких городов, пока гонцы не проводят до Азова: «Однолично вам атаманам и казакам, тем нам, великому государю, служба своя и радение показать, для нашего земского дела с азовцы о мире сослатися и помиритися, и служилых наших татар Давлекея и Санчулея в Азов отпустити и до Азова их проводити». В конце грамоты, царь просил Войско с честью встретить посла Мансурова и турецкое посольство: «… и вы б атаманы и казаки, и всё великое Войско, турского царя посла или посланника встретили, и приняли его с честью, по посольскому обычаю, примеряся к прежнему, с приставом Юрьем Богдановым вместе, и корм ему дали, что у вас случилося… и от себя есте к Дон к нам, вел. государю, его отпустили честно ж и до наших украинных городов их проводили… чтоб их в дороге черкасы и крымские и нагайские татаровя не разгромили и дурна ни какого не учинили … за что мы будем вас жаловать выше прежнего. Если же будут у вас какие вести по турецких, крымских и нагайских людей, польског короля и черкас, то вы обо всём нам отпишите».
 Но государева грамота запоздала. Дождавшись возвращения судовой рати, ушедшей весной в морской поход, атаман Родилов, усилившись ещё 2000 прибывших на Дон запорожцев, вновь вышел в море для поиска. Однако утаить сведения о новом набеге, казакам не удалось. Несколько изменников- тум перебежало к азовцам и султан отправил на перехват казачьего флота две эскадры боевых кораблей. Заметив приближающегося противника, казачьи атаманы решили не искушать судьбу, атакуя хорошо подготовившихся к бою турок и стали уходить на вёслах, в надежде ночью оторваться от османских кораблей. Запорожцы видя, что поиск закончился неудачей, двинулись к устью Днепра. Вскоре их примеру последовали и донцы.
 Но не смотря на все усилия казаков турецкие каторги неотвратимо приближались. Атаман Родилов хорошо знал мощь корабельной артиллерии турок. Ещё немного и казачьи струги окажутся в пределах досягаемости пушек османов и их участь будет предрешена. И тогда он сделал то, чего капудан паша меньше всего ожидал – приказал атаковать неприятеля. Тем временем, паша не ожидавший такого оборота событий, велел экипажам готовить верёвки и кандалы, чтобы вязать и ковать пленников. Он проглядел тот момент, когда казачьи струги замедлили свой бег и казаки, развернувшись на скамьях стругов, устремились на изумлённых врагов. Время было упущено, стремительные суда казаков вышли из под прицела турецких пушек. Залп картечи снёс лишь верхушки их мачт. Турки, готовящиеся вязать пленников, сами оказались добычей лихих донцов. Дав залп из пищалей и лёгких пушек, казаки с гиком бросились на абордаж и после жестокой резни захватили турецкие каторги.Добыча взятая на кораблях с лихвой окупала неудавшийся морской поход. Кроме того казаки освободили из турецкой неволи сотни рабов гребцов.  Родилов предложил азовским туркам выкупить незадачливого пашу за 3000 золотых.
Вернувшись в Главное Войско, казаки отправили в Москву легковую станицу с известием о разгроме турецкого флота. Однако это не обрадовало царя и бояр, стремившихся вовлечь Турцию в войну с Польшей. Казаки своими набегами и победами, ломали все планы московского правительства, но сделанного не воротишь. Тем временем казаки согласились заключить с азовцами мир, о чём им было сообщено грамотой. Между Войском и Азовом начались непростые переговоры о условиях перемирия. Азовцы требовали отпустить пленённого пашу без выкупа, но те категорически отказывались, требуя за него золото. Переговоры были осложнены присылкой на Дон грамот принца Владислава, претендующего на московский престол. В них Владислав призывал казаков выступить на его стороне. Об этом стало известно в Москве.
 Тогда в царь и боярская Дума решили извлечь выгоду из разгрома турецкого флота и прибытия на Дон польских посланников.  В сентябре 1617 г. на Дон прибыл царский посланник Несмеян Чаплин, с тайным поручением встретиться с пленным пашой и убедить того, что казачий набег спровоцировали коварные поляки и запорожские черкасы. Кроме этого Несмеян Чаплин должен был уговорить донцов замириться с турками и крымцами и выдать им пленённого пашу без выкупа. Но здесь нашла коса на камень. Для казаков, условие отпустить пашу без выкупа было неприемлемо. Так как казачий обычай не позволял отпускать пленников без обмена или выкупа: «Что саблей взято, то свято. Придя в Круг Чаплин стал убеждать донцов, чтобы они «того пашу отпустили во Царьград без окупу и тем бы они однолично к государю службу свою и радение, и правду показали, того отдали без окупу и вперёд задоров ни каких с турскими людьми не чинили». Далее Чаплин говорил казакам, что из-за их непрекращающихся набегов на турецкие владения, султан Ахмет может заключить мир с Польшей и обрушиться на Русь. А потому, убеждал Несмеян казаков, им нужно замириться с турками: «чтоб они с Азовом  помирились и на море под турского городы  и на торговые люди не ходили, и их не громили, и задоров ни каких турским людям не делали».
С разрешения атамана Несмеян Чаплин встретился с пленным турецким пашой и стал убеждать его, что донские казаки громят турок по наущению польского короля Жигмонта (Сигизмунда), который присылает на Дон своих черкасов: «… прислал на Дон к атаманам и казакам своих казаков запорожских с Днепра многих людей, а велел их, казаков, наговаривати, и те воры донские казаки по свету с запорожскими черкасы, по повеленью польского Жигимонта короля ходили на море и на море турского Ахмет салтанова величества корабли погромили, людей побили… и прислал царское величество его, дворянина своего Несмеяна, нарочито на Дон к тем ворам, атаманам и казакам, говорити, чтоб они от то воровства отстали, запорожских казаков от себя выслали вон, и вперёд к себе не пускали и польского Жигимонта короля ни в чём не слушали, и на турского салтана городы и на каторги не приходили».
Кроме этого Чаплин должен был убедить пашу, что казаки не желают слушаться русского государя и его грамот, и на него, посланника, кричали и хотели убить. Перед ним же, Михаил Фёдорович трижды посылал своих посланников к Войску: Ивана Опухтина, Еремея Кисленского и Никиту Сомова. Они тщетно убеждали казаков замириться с турками. Но те, подстрекаемые польским королём и соединившись с запорожцами, громили не только турецкие владения, но и взяли приступом российский город Оскол. Где «… людей побили и высекли, и город сожгли, и ныне всякое зло делают, и он Несмеян, не чает от них здорово отъехать». Далее Чаплин убеждал пашу, что как только царь справиться со своим недругом, польским королём, то двинет свои полки на Дон и сведёт с реки казаков.
Таким образом Несмеян Чаплин, в тайне от Войска, убедил пашу в непослушании казаков и их злонамерении. Однако царский посланец играл с огнём. Узнай казаки о его словах паше, не сносить ему головы. Но Несмеян проявил ловкость и чудеса дипломатии и смог не только убедить турок, а и добиться благосклонности к себе казаков и всего Войска. В своей отписке царю Несмеян писал: «… казаки служат России прямо и впредь хотят служить, не щадя голов своих». Михаил Фёдорович был удовлетворён действиями посланника и Войска. В своей грамоте, в следующем 1618 г.  от 21 июля, он благодарил донцов и обещал им жалованье: «… нам  вел. государю, служите прямо, и о наших царских делах всем сердцем и душами радеете, и вперёд нам, великому государю, хотите служити, не щадя голов своих; и мы, вел. государь, за вашу службу и раденье хотим вас содержати в нашем царском жалованье свыше прежнего».
Но не смотря на удачный исход миссии Чаплина, надежда получить в союзники могущественную Турецкую империю в войне против Польши, не оправдала себя, из-за смерти султана Ахмета и последующей череды дворцовых переворотов. Так, взошедший на престол брат султана Ахмета, Мустофа, отличавшийся слабоумием, был свергнут янычарами в следующем, 1618 г. Новым султаном стал сын Ахмета, Осман. Он в свою очередь был свергнут сторонниками Мустофы в 1622 г. В 1623 г. Мустофу свергли во второй раз.
Но вернёмся к Донским делам. В 1617 г. донские казаки, кроме всего прочего, ходатайствовали перед Михаилом Фёдоровичем о возвращении Черниев-Никольскому монастырю возвращении отнятых у него земель. В Москву, с челобитной, был отправлен атаман Андрей Репчуков. Царь удовлетворил просьбу Войска Донского: «… и мы, великий государь, вас атаманов и казаков, пожаловали, те монастырские земли назад монастырю отдать велели и жалованную грамоту на ту землю вам пришлём с атаманом вашим с Ондреем Репчуковым с товарищи». В Москве надеялись, что эта милость подвигнет своевольных казаков верно служить государю и отечеству. Кроме этого от Войска ожидались активные боевые действия против нагаев Казыева улуса. Жалобы крымского хана на беспрестанное разорение его улусов, в Москве по сути дела игнорировались. Царь и бояре отвечали по заведённому обычаю: казаки де воры и разбойники, государя не слушаются, и ни чего не предпринимали. Связанно это было с многочисленными татарскими набегами на русские земли. Приходя небольшими партиями, они захватывали полон и отгоняли скот. Всего, с 1607 г. по 1617 г., степняки угнали в полон свыше 100 тыс. россиян. Казаки, по мере возможности, сдерживали этот натиск, ежегодно отбивая часть полона и добычи.
Не смотря на эти набеги, царь и бояре хотели сделать крымского хана своим союзником. Но тот, прежде чем идти в набег на Польшу, требовал от Москвы сведения казаков с Дона, что было неприемлемо для Москвы, у которой хватало других проблем. Война обескровленной Смутой России с Польшей, была крайне не удачной. Поляки овладели, Смоленском и 10000 армия Владислава продвигалась вглубь страны, стремясь захватить Вязьму. К этому времени положение казачьих отрядов в русской армии было не блестящим. Поместные оклады получила одна казачья верхушка, тогда как рядовые казаки получали небольшое жалованье и то не регулярно, с большими задержками. Это вызвало в казачьих войсках недовольство и раздражение, казаки чувствовали себя обманутыми.
Поляки неприминули воспользоваться этим и призывали казаков переходить на  сторону Владислава, обещали им золотые горы. Посулы подействовали и казаки стали переходить на сторону поляков. Так по свидетельству Аврамия Палицина в Смоленске к Владиславу присоединилось 170 казаков. В городе Дорогобуже произошёл мятеж, возглавленный воеводой Адодуровым и атаманом Елизаром Клоковым. Гарнизон состоящий из 600 казаков перешёл на сторону поляков, а воевода И. Г. Адодуров целовал крест Владиславу, как русскому царю. Несколько ранее полякам сдался Долгомесский острог, казаки бывшие в нём так же присоединились к Владиславу.
1618 г.  Однако перейдя к полякам на службу, казаки оказались в ещё худшем положении чем были. У Владислава не было денег для оплаты новых наёмников. Жалованье им не выплачивалось, что вызвало недовольство новым сувереном. Положение казаков осложнялось тем, что они находились в боевом охранении и на их плечи ложились все тяготы войны. Видя, что они брошены на произвол судьбы, многие атаманы начали переговоры с русскими воеводами о возвращении на царскую службу. Согласие царя на это было получено незамедлительно, и вскоре атаман Конюхов явился в русский стан, где был благосклонно встречен воеводами. В качестве награды он получил 40 куниц и сукна. Вместе с ним вернулись: атаман Василий Тельный и есаулы Никифор Исаев, Дементий Павлов и 200 казаков. Вскоре их примеру последовали  многие другие атаманы и казаки, и к весне, у Владислава, почти не осталось казаков.
Тем временем зимой 1618 г. посольство Петра Мансурова, всё ещё находилось в Стамбуле, пытаясь склонить нового султана на сторону Москвы. Но тот, подстрекаемый польским посланником Кохановским, был непреклонен и выдвигал неприемлемые требования – возвратить Казань и Астрахань. После свержения Мустафы1 и восшествия на престол сына Ахмета, Османа 2, ситуация не изменилась. Новый султан отпустил русское посольство, но своего в Москву не отправил, выражая тем самым неудовольствие русской политикой по отношению к Дону. Новый султан велел засыпать судоходную протоку Мёртвый Донец, а вторую протоку заблокировать, возведя на её берегу небольшую крепость с пушками и гарнизоном. После чего, как полагали турки, казакам останется лишь один путь по Дону, мимо Азова, с его мощной артиллерией. Для этого султан отправил под Азов кафинского пашу с 300 (или 3000)янычарами. Паша должен был организовать производство работ и их охрану. Паша, зная как опасны казаки, не был уверен в успехе этого предприятия. И потому решил задержать русское посольство, прибывшее в Кафу. Прибывшим послам было объявлено, что отплытие их на Дон задерживается по причине казачьих набегов.
 В Азов кафинский паша с русским посольством,  янычарами и рабочими в июле 1618 г.. Казакам в Войско, было отправлено известие, что если они попытаются препятствовать засыпке Мёртвого Донца и строительству на протоке Каланча двух мощных башен с пушками, то азовцы расправяться с русским посольством. Опасаясь за жизнь Мансурова, атаман Родилов был вынужден, скрепя сердцем, сдерживать казаков и наблюдать как турки строят укрепления и засыпают Мёртвый Донец. Многие из донцов были не довольны бездействием войскового атамана, но тот был не преклонен, и сумел убедить большинство казаков. Он зачитал в Кругу грамоты присланные Войску послами Мансуровым и Самсоновым, призывавших казаков не тревожить турок.
К осени 1618 г. работы по засыпке Мёртвого Донца и строительства башен были закончены, а русское посольство отпущено. Об этом в Москве узнали из распросных речей донского казака Фёдора Резвого: «И Донец де турские люди засыпали, при них (на Каланче) башню поставили: и они де чают того, что по ся места и Пётр (Мансуров) из Азова на Дон отпущен, нечто де будет зимует на Дону».
Закончив работы турки были уверены, что казаки больше не сумеют выйти в море, но жестоко просчитались. Предприимчивые донцы вскоре нашли выход из казалось бы безвыходного положения. Выше по течению протоки Каланчи, они прокапали прямой канал (ерик) в другой рукав донского гирла, названный Казачим ериком. Благодаря этому казаки продолжили опустошительные набеги на Турцию и Крым. Как писал Е. Савельев: «Ни какая сила – ни царские просьбы, ни повеления не могли остановить этой вечной  и идейной борьбы казачества с мусульманством». Москва была совсем не против казачьих погромов турок и татар, она требовала, чтобы те делали это в моменты выгодные России. Поэтому дьяки, от имени царя писавшие грамоты, всячески подчёркивали: «… вы сделали это не гораздо, мимо нашего царского повеления». Или: «… не наводите на себя нашего царского гнева и не теряйте к себе нашей царской милости». Но у казаков не в чести была дипломатия, и за пролитую кровь они привыкли платить кровью. А потому отвечали: «… мы задора и обиды азовским людям не смогли стерпеть».
Тем временем войска принца Владислава продолжали наступление на Москву, но были остановлены под Можайском, который не смогли взять с ходу. Поддерживая его, с юга в Россию вторгся гетман Пёпр Сагайдачный с 20000 казаков. По другим сведениям у него было 7000 «старых» казаков и 3000 «слуг». Вскоре запорожцы овладели Ливнами, где захватили русское посольство ехавшее в Крым, вместе с «мягкой казной», оценивавшейся в 10000 рублей. Кроме этого они в окрестностях города захватили свыше 1000 мальчиков и юношей, и увели их с собой.
Русская армия находилось в плачевном состоянии и с трудом отражала натиск поляков. Казачьи полки, находившиеся на её службе, вновь пришли в волнение и выдвигали ряд требований, которые не были исполнены. Тогда 3000 из них, под командой Караула Новикова и 11 других атаманов, оставили службу и занялись грабежом  в окрестностях Рязани.
Весной 1618 г. Михаил Фёдорович, отправляя Войску жалование с дворянином Юрием Богдановым, вручил ему грамоту, в которой царь обращался к казакам с призывом отправить к Москве 5-6 тысяч конных и пеших бойцов. В случае, если Войско решит отправить свои полки, Юрий Богданов должен был сопровождать их в Москву, а также сообщать о их передвижениях из каждого города.
Прибыв в Раздоры, Богданов, в Кругу, призвал казаков стоять за православную веру: «Поляки замыслили попрать закон христианский и ввести латинскую ересь во всём государстве Московском. Государь наш ополчился всею землёю,  и вы, великое Войско Донское, помня Бога и обет ваш усердствовать России, поревнуйте вашим предкам; встанте за православную веру противу врагов отечества. Если же попустите злодеям, то по городам истребят церкви и монастыри, где гробы родителей ваших, и где вы сами для душ своих вкладчики». Далее Богданов сообщи казакам, если поляки и черкасы, захватят южные украинные города, то на Дон прекратиться подвоз товаров и боевых припасов. А если Владислав утвердиться в Москве, то в переговорах с турками и крымцами, он за Дон стоять не будет и сведёт донцов с реки.
В это время запорожские  полки гетмана Сагайдачного продолжали громить русские города: «… пришед искрадом (запорожцы), город Ливны  взяли и Елец взяли, людей высекли, и городы и остроги сожги и посланника нашего Степана Хрущёва, да подьячего Семейку и казну, что была прислана к царю (хану) и к калге поминков взяли; а крымских послов и гонцов побили и хотят идти на все польские городы, которые стоят по Дону, и по Донцу, и по Осколу, под  Воронеж». Эти известия так же доходили до Войска и вызывали у казаков тревогу, так как у многих из них в этих городах находились семьи и родственники.
После долгих споров, Войско согласилось откликнуться на призыв царя. Но охотников идти на эту войну было куда меньше, чем запрашивала Москва, ибо многие казаки не хотели воевать с запорожцами, своими давними союзниками. Идти на помощь царю изъявили желание 2000 казаков, их возглавил походный атаман Гаврила Стародуб. Осенью его полки выступили на помощь Москве. Кроме этого, Войско отправило грамоты казакам на Волгу, Яик и Терек, с возванием присоединяться к донским казакам. В Москву, с легковой станицей была отправлена войсковая отписка, в которой казаки писали: «… служить тебе готовы: вот передовой отряд, а большое войско собирается».
Тем временем польские войска приблизились к Москве и попытались в октябре взять её штурмом, однако были отражены с большими потерями. Осенняя распутица и грядущие холода в разорённой стране, пугали поляков. Катастрофически не хватало продовольствия и фуража для лошадей. У Владислова не было денег на содержание армии и оплату услуг наёмников. Всё это заставило его начать переговоры о заключении мира. Вскоре был подписан Деулинский мир, дававший России передышку в череде непрерывных войн и смут.
 Но выступившие выступившие с Дона казачьи полки, опоздали, с Польшей, к тому времени был заключён мир, и царь отправил Войску грамоту в которой благодарил казаков за их службу и оставались в своих юртах. Казакам же легковой станицы, бывшей в то время в Москве, было выдано государево жалованье: «На сейотписке помета положена такова: Государь указал и бояре приговорили атаманам и казакам давати корму, атаману лучшем  у по 2 алтына, а другому по 2 алтына без деньги, а рядовым по 9 денег».
Однако другое событие омрачило отношения Москвы и Дона. Часть донцов под командой атамана И. Чёрного, С. Круглова, и Ф.Бороды, после заключения с Польшей Деулинского мира, ушли на Украину, привлечённые посулами П. Сагайдачного. С другой стороны, не смотря на то, что казакам, царём были дарованы права беспошлинной торговли и права свободного передвижения по всему государству, воеводами украинных городов и приказными людьми, они постоянно нарушались. Казаки постоянно притеснялись и лишались своего имущества, что вызывало справедливые нарекания со стороны Войска. В 1618 г. в Москву была направлена войсковая челобитная с атаманами Андреем Репчуковым и Мартыном Горским на самоуправство украинных воевод и приказных людей. Михаил Фёдорович, получив челобитную, подтвердил их права и велел разослать по украинным городам грамоты с требованием соблюдать его  указ: «Били нам челом донские атаманы Ондрей Репчуков да Мартын Горской с товарищи от всего Донского Войска … по нашим украинным городам вы, воеводы и дьяки, тем атаманам и казакам чинят насильства и обиды великие: товары их, лошади, и ковры, и сафьяны, и всякие их товары емлют у них безденежно, и управы им на сторонних людей не дают. И нам бы их пожаловать, по нашей жалованной грамоте велети им в наши украинные городы с товары и без товаров, к родимцам своим и для своих дел ездити позволить и обид им и насильства ни каких, чинить не велели».
1619г.      В труде итальянского дипломата Пьетро делла Валле «Путешествия», опубликованном в середине 17 веке, упоминается казачье посольство в Персию. Однако, чьё это было посольство, донское или запорожское, не ясно. Союз с казаками и совместные действия против турок, заинтересовал персидского шаха, пожелавшего продолжить переговоры.
Согласно мирному договору с Польшей, отец московского царя Филарет, был отпущен из плена и вернулся на родину. Претерпев от поляков множество унижений и оскорблений, он стал их самым непримиримых врагом. Поэтому, вернувшись из плена, он решил во чтобы то не стало создать коалицию с Турцией, для того, чтобы уничтожить Польшу. А этому мешали самовольные действия донского казачества. Поэтому патриарх стал с большей, чем прежде, силой требовать от Войска придерживаться мира с Турцией.
Весной 1619 г. часть донских казаков переволоклась на Волгу, где соединившись с волжскими удальцами, занялись разбоями и грабежами, предпочитая им походы на Крым и в Турцию. Это вызвало неудовольствие Москвы, так как донцы, ко всему прочему, громили союзников России нагаев, готовых с оружием в руках противостоять её врагам. Так, 12 мая казаки атаманов Петра Иванова и Максима Лысого напали на улусы Нурадына Шайтерека мурзы и Тайбуги Кара-Кельмамет мурзы и разгромили их. Казакам досталась богатая добыча, кроме этого в их руки попали 160 человек  родственников мурз и прочих лучших людей. Нагаи подали в Москву жалобу на их разбои: «… их де совсем разорили, и сбор их и дело на Иштрека князя и на Танмаметевых детей помешали, и, погромя де, государь, их, казаки с тем полоном пошли на Бухвостову». Царь и патриарх потребовали от Войска отпустить полон и вернуть награбленное.
Весной 1619 г. Войско Донское значительно усилилось пришедшими на Дон запорожцами и выходцами из русских украинных городов,  и оно активизировало свои действия против Турции и Крыма и Больших Нагаев. Всё это вызвало неудовольствие Москвы, так как вызвало новый поток жалоб царю, со стороны турок и татар на разбои казаков. Их посланники упрекали Царя и бояр в покровительстве Войску Донского. Они указывали на то, что жители русских городов свободно привозят на Дон продовольствие, порох, селитру и свинец. Скупая у них погромную рухлядь, ясырь и захваченных у татар и нагаев лошадей, а так же рыбу, шкуры диких и домашних животных. Казаки же – говорили посланники – в свою очередь, беспрепятственно ездят с «погромными лошадьми и рухлядью», в русские украинные  города, где свободно торгуют ими и имеют в этих городах жён и детей.
11 апреля 1619 г. Михаил Фёдорович отправил на Дон, для встречи возвращающегося из Турции русского посольства и доставки казакам жалованья, осадный голова Прокофий Шишкин. Всего на Дон был отправлено: «1500 рублёв, 40 поставов сукон настрофилю, 40 пуд зелья, 40 пуд селитры, 35 пуд свинцу, бочка серы, 118 четей сухарей, 44 чети круп и толокна, и муки пшеничные и ржаные, 82 ведра вина». Для продовольствования гребцов и возвращающегося русского посольства Мансурова и Самсонова, Шишкину было выделено 20 четвертей сухарей, 10 четвертей ржаной муки, 15 вёдер вина, 5 четвертей круп и 3 четверти толокна.
Самому же Прокофию Шишкину, против обычая, жалованья выдано не было. Впоследствии, осадный голова, бил царю челом, прося его возместить затраты понесённые им на государевой службе. Так, по его словам, возвращаясь назад в Воронеж, он: «… до Воронежа привёз полоненников и полонянок сто сорок шесть человек и кормил их своими запасы шесть недель».  В результате разбирательства, он был пожалован землёй и деньгами: « … придачи 50 четей, 7 рублёв в приказ за службу, камка, сукно, да за изрон 20 рубёв». Для сопровождения царского каравана и его охраны, Шишкину было предписано взять достаточное количество стрельцов и казаков.    
Русское правительство и патриарх Филарет, попали в затруднительное положение, в связи с желанием последнего создать во чтобы то ни стало анти польскую коалицию с Турцией и Крымом. А потому отвечали по заведённому обычаю. Так князь Волконский говорил крымскому послу: «… что донские казаки суть беглецы из разных российских городов, люди самовольные, царским повеленьям не повинуются, причинившие много вреда и России».
Но подобные оправдывания, дойди они до казачьих ушей, могли вызвать у них гнев и раздражение. Поэтому, царь и бояре велели российским послам и посланникам, говорить с осторожностью, чтобы слова их не дошли до казачьих ушей, и они « … о таковых отзывах об них не уведали, не возымели сомнения, не теряли бы надежды на милость царскую и не открестились бы от зависимости законных их государей».
Активные боевые действия донцов вызывали ответные действия со стороны азовских турок, татар и нагаев. Так в декабре 1619 г. азовцы, соединившись с нагаями и крымцами, подошли степью к одному из казачьих городков, лежащему ниже Манычского городка, и взяли его приступом, разорив до основания и предав огню. В плен попало свыше 100 человек, в добычу мусульманам достались запасы продовольствия и скот. Попытка разорить другие городки не удалась. Казаки, сойдясь из нескольких городков, отразили неприятеля. Войсковой атаман Епифан Родилов разослал гонцов и вестовые станицы в верховые городки, с призывом идти в Главное Войско, для похода на азовцев. В ожидании подкреплений казаки восстановили разрушенный городок и укрепили уцелевшие. Известия о этих драматических событиях, сообщил в Москву дворянин Семён Опухтин, отвозивший в Войско государево жаловане: «… с Дону де казаки послали по всем рекам и малым речкам к казаком же, а велели им сходица на Дону, а с Дону все идут под Азов, над Озоевым (Азовом) промышлять и Озоев бы взять и разорить, также как озоевцы донских казаков городок разорили».