ИЗ СБОРНИКА «НАШ ОБЩИЙ ЖЁЛТЫЙ ДОМ»
"В 1997 году чилийский астроном Карлос Муньен Феррара открыл новую планету Бер нар-1, масса которой превышает массуЗемли в 3200 раз. Эта планета вместе со своим солнцем, масса которого в сотни раз превышает наше, сближается с нашей Солнечной системой. Подобные перемещения происходят каждые 7000 лет, и в настоящее время мы переживаем очередное. Егоапогей придётся на 1998 - 2001 гг."
Раньше по ночам, ломая сон, меня часто мучили вопросы: "Что есть человек?", "Какова его природа?", "Какой удел ему уготован?" И я искал ответы у мыслителей прошлого и в глубине своего сердца. Надо ли говорить, что я не нашёл ответов...
Теперь я всё чаще спрашиваю себя: "Почему?"
"Почему мы оказались в такой глубокой и вонючей яме?"
"Почему кругом одни воры?"
"И почему мы всё время друг другу врём?"
И вторая компания вопросов не многим проще первой.
На сложные вопросы не бывает простых ответов. Это аксиома. И всё-таки кое-что можно объяснить в доступных словах, а иное изобразить и на пальцах...
Десять лет самых кровавых войн, искусственный голод и мичуринская селекция по методу Тухачевского-Фрунзе истребили всех сильных, честных и преданных высокой идее. В любых социальных катаклизмах в первую очередь - и в третью, и во вторую - гибнут самые лучшие, самые умные, честные и смелые. Это закон князя тьмы, и нет у него исключений... Когда редеет кровавый туман, на поверхности остаётся лишь м р а з ь и с в о л о ч ь.
Если собрать всю человеческую дрянь с Европы, Африки и двух Америк, то "общепланетарная корзина гадов" вряд ли заполнится и наполовину, - так, может, размажется тонким слоем по донышку. И это потому, что почти вся мразь облюбовала наши просторы. Но пришлых, надо сказать, не так уж и много - основная сволочь родилась, мужала и цвела всегда здесь, рядом с нами.
На этот счёт существуют десятки однотипных разъяснений. Такая, дескать, у нас национальная черта, такой уж специальный жизненный принцип. Каждый, от молодых ногтей, ищет, что плохо лежит. И даже к своему слову мы относимся, как к своей вещи: сам дал - сам взял, - "Римское право собственности". В этом смысле Москва действительно третий Рим. Поэтому все тут у нас так радостно и даже с восторгом врут друг другу: от рыночных продавцов до президента; поэтому, дескать, все у нас воры: от рабочего до министра.
Слов нет, и в таких разъяснениях можно найти резоны. Но мне кажется, что главное далеко не в этом. Главное, с моей кочки зрения, в тех особенных оранжерейных условиях, в которых оказалась после всех кровавых туманов потенциально готовая сволочь.
До начала определённого момента, который некоторые ещё иногда называют полузабытым словом "перестройка", наша отечественная мразь жила хоть и на широких просторах, но в отдельных хорошо запертых клетках. Конечно, она воровала и тогда, но не с таким размахом, - не целыми составами, заводами, комбинатами, нефтяными пластами и рудниками, а исключительно по возможности, то есть штуками, ящиками или, на худой конец, сетками и кульками. И дело так помаленьку и шло. Все кое-как копошились в своём навозе. Каждый второй учился в каком-то кружке, а каждый третий с рудиментом полустыдливой улыбки тащил в свою нору кое-какую мелочь. Наши правители продавали газ и нефть и кое-чего иногда подкидывали народу. И все жили тесной семьёй, с унылым восторгом показывая руководству (в мае и ноябре) бутафорский энтузиазм и такую же любовь к державе. Зато с каким натуральным чувством иные скакалипо чужим полям, когда удавалось хоть на час вырваться из родного стойла. O, Champs-Elysees! O, Libre-echange!
Вот так помаленьку и шло, - без шведских столов и разносолов, но и без самовозгораний на площадях в знак самого полного неудовольствия. Одни мерзавцы сидели в клетках, другие их стерегли, но при этом тоже сидели в клетках. И сколько бы ещё вертелась эта оранжерейная карусель - неизвестно, - леса и нефть покудова были, а жалованье всем выдавали по твёрдому курсу и строго по часам.
И вот от долгого пребывания в стойлах, да ещё в стреноженном состоянии вся потенциальная сволочь превратилась в самый натуральный скот, утративший не только чувства долга, отечества и личной ответственности, но уже и неспособный воспринять эти понятия. Момент, как говорится, настал, и великие устроители мировых катаклизмов решили, что нам пора вкусить всю сладость "гуманности" и "свободы". Они дали отмашку, и наша монолитная ракетно-колхозная пастораль рассыпалась на два счёта. Их рецепт был эффективен и прост: побольше "свободы" и "плюрализма", погуще "гуманности" и "самосознания". Пусть у каждого будет своя партия, своя независимость и полные штаны суверенитета. Долой казённые замки и перегородки в стойлах! Врезайте собственные независимые замки! А мы пока будем крепить Северо-Атлантический блок и расширять наши амбары для содержимого ваших недр. Конечно, без демонстрации и не сразу, а постепенно, по методу шелковичного червя.
И когда открылись клетки и упали изгороди загонов, вся наша растреноженная сволочь выскочила на свободный простор и под совсем небутафорский треск "калашниковых" стала рвать живое мясо своей страны и славить общегуманную ценность долла'ров.
Ну и кто теперь будет удивляться, что кругом одни воры? Разумеется, в самом широком и даже историческом смысле этого слова. Нет, конечно, есть, ещё кое-где есть, порой встречаются на таёжных тропах честные люди. Пока их даже не показывают в музеях и не заносят в красную книгу. Мало того, автор сих строк таких знает лично. Да и сам он, если откровенно сказать, хотел бы попасть в их число. В общем-то это не столь уж и сложно, так как он не является ни директором какой-либо кровососущей фирмы, вроде компании "Финако", ни учредителем фонда награбленного имущества, ни сенатором, ни министром, ни даже владельцем табачного киоска. Легко быть относительно честным, пока тебе быть таковым не мешают.
И в этом смысле у каждого выброшенного на обочину есть определённые преимущества перед любой патентованной мразью. От такого скромного джентльмена почти ничего не зависит, и он может самонадеянно полагать, что сохранит свою честь, даже если в его руках каким-либо чудом окажутся полномочия. Однако, не следует забывать, что такой расчёт априорен, а жизнь - очень хороший корректор. А ведь случается и такая довольно хитрая штука как эволюция.
Старый американец Амброз Бирс один из её социальных видов, превращающих простого обывателя в политика, почему-то называл деградацией. И это в северных штатах конца прошлого века. А если бы сей пожилой джентльмен вместо Мексики, где он нашёл свой конец, посетил бы из любознательности наши отечественные пампасы и ознакомился бы с нравами местной фауны и флоры, то с ним обязательно бы произошла такая эволюция, в результате которой он навсегда бы потерял дар устной и письменной речи. Ибо наша мразь самая первосортная и даже экстра-класса. Другой у нас не бывает. Все наши, как бы это помягче сказать, лидеры вышли из гущи отечественных сволочей и, благополучно пройдя все горнила коммунистической оранжереи, сделались законченными вампирами.
Березовские, гусинские, собчаки, гольдманы, кохи, чубайсы, сенкевичи, гайдары всех фактур и мастей расплодились, будто австралийские кролики в конце викторианской эпохи. Во главе почти всякой фирмы, финансовой группы, холдинга или компании обязательно сидит какой-нибудь Доморощинер или Гороватер. Пустить бы на эту мразь аспидов и скорпионов, да разве их чем проймёшь, - наша сволочь с любым гадом договорится, а купленные газеты тут же раструбят о полной победе дружбы народов. Больше того, если приветствовать Березовского огнемётом, то и тут выйдет чистый конфуз: либо аппарат заклинит нахальным образом, либо струя пойдёт в обратную сторону, либо горючий состав чудесным манером испарится. Но даже если вдруг и сработает, то главному гаду всё одно не будет беспокойства, ибо изготовлен он из бессмертных раковых клеток и укреплён панцырем из живых долла'ров.
Значит и вправду, спрашиваю я себя, не вылезти нам из ямы? И воистину, значит, нет нам места в стенах родного дома? И бессмысленна, значит, любая борьба с неуязвимым злом? Стало быть, всё кончено, и нет нам прощения? Я понимаю, ответить "Да!" можно только из о б е з б о ж е н н о й и б е з ы с х о д н о й пустыни. И я верю, что совесть у многих ещё жива и не у всех убито чувство долга. Вопреки окружающему ландшафту и торжеству жидовского чистогана. Духовное воскресение возможно... Сам я, разумеется его не увижу - медленный, очень медленный это будет – если будет - процесс. К тому же обратятся, конечно, не все. Никак не могу представить перерождение чубайсов, гольдманов и березовских. Вспоминаю, что даже ангелы тьмы должны когда-нибудь просветлеть, и всё равно не могу представить. Один францисканский монах каждую ночь молился о спасении врага рода человеческого, ибо был исполнен великой веры в милосердие Божие. А я не могу молиться даже за обращение какого-нибудь Гурфинкеля, ибо в его обращение я не верю. Вот в обращение отдельных представителей нашей флоры, пусть и за границей кайнозойской эры, верю, а в обращение Гурфинкеля -нет! И фантазия тут бессильна...
Так что же нам делать, господа? Положение слишком серьёзно. Нация у последней черты. Русская нация, заражённая мечтой о дешёвом кайфе, сволочизмом и раком крови... Один шаг, и останутся только два слова - "ПОЗДНО" и "НИКОГДА".
Так что же нам делать сейчас, у этой последней черты?
Мне кажется, будто я знаю, что надо делать.
Каждый, у кого ещё осталась душа, должен принести себя в жертву. И не ради детей и далёких потомков, а во имя Промыслом Божиим вручённой нашему народу Великой России. А это значит отказаться от всего, умалить себя в потребностях до инфузории и отдать себя целиком великому Делу Духовного Возрождения.
- Это безумие, - скажут мне, - в лучшем случае, истерическая утопия. Мало того, что массовое превращение в Матросовых невозможно, так оно же ещё и совершенно бессмысленно. Ну, допустим, принесу я себя в жертву и заткну своим хилым телом пробоину в том грязном трюме, так ведь все гады только этого и ждут. Они и дальше будут жиреть на моей крови, но только с большим комфортом. Гайдар вот уж чуть не пять лет рекомендует четырём из пяти граждан удобрить собой поля или заснуть в виде шпал под рельсами. Остальные, дескать, тогда обретут себе все просторы. Нет, жертвенность в наши дни - чистой воды безумие.
Да, соглашусь я, может быть, и безумие...
Но разве не безумие всё то, что творим мы вокруг?
Нет, я не о выживших из ума - и вначале-то не очень большого - президентах, способных только произносить анекдотически нелепые фразы и тасовать разнокалиберных чиновников. И всё ради того, чтобы удержать дюжину резиденций и позволить двум десяткам стервятников рвать полуживую страну.
Нет! Я не об этом. Посмотрите вокруг! Все - как бы хотелось сказать "почти" - живут страхами и борьбой, тщеславием и бездушным спортом, азартными играми и накопительством, расточительством и отупляющим трудом, повседневными тревогами и легко доступным кайфом, и более всего наслаждением властью и радостью подчинения. Мы бесконечно далеки от всего, что не связано с интересами уходящего дня и что хоть немного выше уровня нашей жизни. В самом лучшем случае мы безумные мотыльки с жалкими рудиментами культуры.
- Восстань же, русский человек! Перестаньте безумствовать! Довольно! - так взывал в начале века святой праведный Иоанн Кронштадтский. Не прошло и десяти лет, как действительно восстал и приступил к самоистреблению.
Иногда я думаю, - вот мы сейчас возьмёмся за руки, встанем плечом к плечу, соорудим общую кассу имени Минина и Пожарского, выберем себе вождя и по его приказу...
Пять лет тому назад Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, отвечая на вопрос редактора газеты "День", не требуется ли нам сильная власть, способная остановить весь этот бедлам, сказал так: "Я думаю, без сомнения, нужен человек, который сумел бы, горя любовью к России, объединить все здоровые силы общества. И нужно было бы принять все меры, чтобы ему не мешали.
Н о г д е е г о н а й т и?"
А что мы такое без компаса, цели и вождя?
Иногда я думаю, где же этот "Бернар-1", чего ещё ждёт?
А, может, вместо вождя и будет "Бернар-1"?
Вот он и поставит точку нашему несостоявшемуся мессианству, всему общепланетному бедламу и всей нашей доморощенной мрази.
"И только детей неразумных жаль и матерей..."
А вообще-то я ошибся... в названии моего этюда четвёртая буква "Е"...
*** *** ***