Туманы осени. иллюзии и откровения

               


              В ноябре в Подмосковье приходят  туманы. Они наплывают с вечера и к ночи густеют до парного молока. По цвету – это предтеча волнистых метельных просторов,  по тишине – обитель меланхолии и первого касания взволнованных сердец.
               В такую пору хорошо вдвоём из города  уехать. Поближе к тишине. И там, подолгу вечерами, взявшись за руки, бродить по дачным опустевшим улицам, как некая соединённая душа.
               Густой туман - связующий приют между землёй и небом, в котором убыла земная тяжесть и сгинули заботы дня. Туман уносит в мир до боли дорогих желаний.  Каких же именно? ... Нет, не могу назвать. Они - и многое, и ничего. Как время.
               Строения, столбы, деревья и заборы – всё, что стояло на земле, касание с землёй  утратило и  воспарило. Замерло. Нет больше  твёрдых оснований и нет опоры под ногами.
               Высокие ночные  фонари лишились яркости. Вместо блестящих светляков, в обширной  "млечности" висят мутно-оранжевые  сферы, похожие на неподвижных  н.л.о.

               Тишина...Иллюзия невесомости. Если в это время услышишь первый концерт Шопена, непременно остановишься и музыка сделает тебя тоже  невесомой.  Память воскресит черты некогда  дорогого лица. Горьковатый запах астр напомнит другую, далёкую, коротко счастливую осень. Всё это продлится несколько минут. Но сколько лучших лет вернут они...

               Воздух влажно свеж, почти горный, с упругим запахом первого снега. Туман оседает влагой на губах, мягчит тугие перчатки. Ботинок хрустко переминает гранитный щебень насыпной дорожки. "Проходите, проходите", – напутствует  тишина. И мы идём по свежей, звонкой насыпи, беспечные, совсем не думая о том, что впереди. Нам просто в удовольствие  удвоенный согласный шаг.

                За последней дачей дорожка кончилась и дальше лежит ничейное, невозделанное поле – туманный океан от земли до неба. Ни души...

                Подобен погружению подлодки, наш медленный уход в прохладные белесые глубины. И мир теперь у нас, как у слепых, - длиной в протянутую руку и шириною в разворот плеча. Дальше – неизвестность. Поэтому так осторожен шаг; как у кошачьих, чуток слух и плотно сжались локти.

                Жужжащий мир большого города – многоэтажная сплошная пасека, где смешан "мёд" и "яд" всепобеждающих бескрылых "пчёл", отплыл в туман, как отколовшаяся льдина.  Он  где-то  далеко-предалеко. Почти забыт. Бог с ним. Пусть уплывает. Ни капли сожалений.

                Не в шуме городском, не на людях  держались мы так крепко за руки. Не в городе почувствовали, какие у нас тёплые виски. Не там поверили, что в этом-то  касании  для нас  приют и странствия, и праздники,  и слёзы.

                Мир  на два сердца дорогого стоит. Запеленал нас свиток из тумана  и приподнял над пахотой и целиной. Мы в белом, лёгком, чистом стали лучшими из тех, которыми нам быть предсказано.
                Мир малый - это  семя, в котором так непостижимо спрессовались корни, стебель, цвет и плод большого мира...               
                Ах, да зачем рассказывать? Лучше послушайте  Шопена и подождите выходных. Пусть мчится от постылой суеты давным-давно не новенькая Лада, пусть обгоняет большегрузы протяжением в платформу. Вам есть куда спешить.
                Вас встретит тёмный сад и кубик-дом приютный и неясный; и тёмная аллея выдаст тайники ключей. Седые травы колыханием нашепчут всякое о всяком; или покажется, что тайная Вечеря передала свои пророчества-печали поздним увяданьям.
                Ночное небо, схлопнутое этажами  городских застроек и ослеплённое метаньем уличных огней, здесь, на просторах чистой высоты раскроется влюблённому в созвездья, как атлас из живых алмазов...
                Едва в туманной слепоте появится просвет, немедля в небо отсылайте взгляды и отпустите на простор мечту. (Манилова не вспоминайте: мы не в родстве).
                Воздастся... Впрочем, что же нам ещё воздастся?  Не так уж мало впрок дано. И разве не высокая награда – уменье потакать мечте?