Апрель выдался на удивление жарким. Пьянящие ароматы красотки весны будоражили воображение, бесцеремонно врываясь в душный подъезд и изгоняя из него посторонние запахи.
Брезгливо оттопырив мизинный палец, Маргоша тщетно давила на оскверненную вандалами-тинейджерами кнопку вызова лифта. Подлая машина не вызывалась.
- Сволочь! - констатировала знойная брюнетка и, боднув туфлей плотно сжатые створки лифта, грациозно и резво, как антилопа, зацокала каблучками вниз по лестнице.
Выйдя из подъезда, Маргоша кислотно улыбнулась сидящим на лавочке соседкам-сплетницам, скупо кивнула головой и забралась в нутро ожидающего ее такси, так и не узнав, что «старой деве (то бишь ей, Маргоше) давным-давно пора забросить свои «финди-минди» и обзавестись семьей». Что означает «финди-минди» на языке соседок, девушке узнать также не посчастливилось, но одно было известно наверняка: она явно и нагло опаздывала. Навязанное главным редактором интервью с директрисой детского дома грозило не состояться, что, впрочем, Маргошу никоим образом не огорчало, скорее, раздражало. Раздражало примерно настолько, насколько был бы неадекватен бык, узревший венценосную особу, облаченную в алую мантию, на скотном дворе.
Она, Маргарита Славская, за все свои 30 лет никогда еще не была так рассержена и обижена до самых глубин своей журналистской души. Ее статьи отличались колкостью и искрометным юмором, и, чего греха таить, многие VIP-персоны их города с вяло скрываемым восторгом жаждали быть интервьюируемы именно этой вальяжной, томной и несколько стервозной дамочкой, коей, по сути, Маргоша и являлась. Ведь не зря ее коллеги за глаза называли не иначе как «Маргарита Славская — стервочка заправская». Но, несмотря на такой «пустяковый недостаток», журналистка была остроумна и проницательна, умело сглаживала любой конфуз и вкладывала в сахарные уста своих респондентов заумные высокопарные фразы, придававшие ее статьям сочность и колорит.
Главред к Маргоше явно благоволил, считая относительно молодое дарование истинной причиной стремительно растущего тиража их газеты и зашкаливающих рейтингов, посему негласно дал своей фаворитке право самой выбирать темы для шедевральных статей. И тут на тебе – взять и сослать ее, саму Маргариту Славскую, в какой-то затрапезный детдом вместо Ленки Широковой, дерзнувшей подцепить от малолетнего сына свинку!
Маргоша на все лады бессовестно склоняла ни в чем не повинную Ленку и с неземным упоением мысленно уничтожала остатки скудной растительности на голове редактора. Этот увлекательный процесс был внезапно и грубо прерван скрежетом тормозов. Водитель такси похабно выругался: прямо на проезжей части, неуклюже лавируя между автомобилями, рысачил огромный, как лось, мраморный дог, которого безуспешно пытался поймать смуглый красивоглазый мачо.
- Идиоты! - ухмыльнулась Маргоша, узнавая в хозяине и его собаке соседей по подъезду.
Мачо звался банально – Андреем, а пес, с претензией на оригинальность, - Клитемнестром (учитывая, что Клитемнестра – это жена микенского царя Агамемнона!). Эта сладкая парочка, не столь давно объявившаяся в их доме, не давала покоя истосковавшейся Маргошиной душе. Андрей был чертовски красив и настолько же глуп (с Маргошиной точки зрения) по причине того, что упорно не замечал в ней женщину, искренне считая финтифлюшкой. На велеречивые приветствия очаровательной соседки Андрей, как подлый змей-искуситель, выдавал однообразное шипящее «здрас-с-с-с-с...», а Клитемнестр и того хуже — злобно скалился и чем-то утробно булькал.
- А все-таки мужчина что надо! - мечтательно произнесла Маргоша, чем несказанно обрадовала водителя такси, наивно принявшего комплимент на свой счет и от нахлынувших чувств едва не врезавшегося в ограду детского дома.
Рассчитавшись за проезд, Маргарита Славская плотоядно улыбнулась таксисту, чем окончательно отправила беднягу в нокаут, и поспешила (на всякий случай) скрыться за воротами сиротского приюта.
Побарабанив безупречно наманикюренными ноготками в дверь с надписью «Директор», Маргоша вошла в кабинет, виновато поздоровалась и предъявила свое удостоверение. Директриса, тощая, как рыба-игла, дама неопределенного возраста с хилыми волосёнками, собранными на макушке в кукиш, возмущенно воскликнула:
- Какая непростительная наглость! Я жду вас уже битый час, а ведь мой день расписан поминутно!
Директриса заметалась по кабинету, как подранок, и кукиш на ее голове негодующе задрожал.
Маргоша, с ходу оценив, что из себя представляет нервно бегающий по кабинету экземпляр, пустила в ход все свое хваленое обаяние. К сожалению, этот стратегический маневр бдительность директрисы не усыпил, но снисхождения журналистка таки добилась и даже узнала, что не в меру строгую мадам зовут Нонна Игоревна.
Под ее монотонное вещание Маргоша достала из сумочки диктофон и покорно, аки агнец, побрела на «заклание», представляющее собой экскурсию по бесчисленным комнатам и кабинетам, живописующим быт детдомовцев. Впадая попеременно, в зависимости от очередной мины Нонны Игоревны, то в щенячий восторг, то в истовое негодование, журналистка вполуха слушала свою собеседницу и, что удивительно при таком вопиющем невнимании, мысленно плела канву своей будущей статьи.
Когда жуткие истории о судьбах сирот иссякли вместе с красноречием директрисы, когда с особой гордостью были продемонстрированы мини-бассейн, спортзал и новая оргтехника, настала пора допустить Маргошу в святая святых — игровую комнату.
Пристально посмотрев дерзкой журналистке в глаза, Нонна Игоревна выпалила:
- А вы детей-то хоть любите?
Кукиш на ее голове угрожающе дал крен.
- Да, - как можно простодушно и открыто соврала Маргоша, ощущая почему-то неприятный холодок между лопаток.
Она с опаской покосилась на дверь, за которой, судя по доносящимся звукам, копошились лишенные родительской любви чада. Нонна Игоревна презрительно фыркнула, что означало крайнюю степень недоверия. В ответ Маргарита Славская тяжело вздохнула и с удивлением обнаружила, что через щель приоткрывшейся двери ее буравит чей-то хитрый глаз. Опасности Маргоша не чувствовала, но внезапно открывшаяся дверь своим тоненьким скрипом свела Маргошины предчувствия к нулю. С криком: «Мама далагая!» к ней метнулось огненно-рыжее существо, слюняво облобызало колени и мертвой хваткой вцепилось в мини-юбку. Журналистка опешила, не в состоянии справиться с незнакомой ситуацией. И куда только подевалась ее находчивость и изворотливость!
На помощь, естественно, пришла более опытная Нонна Игоревна. Поджав губы, она молча освободила многострадальную Маргошину юбку из плена цепких детских пальчиков и повела воющего и кусающегося ребенка куда-то по коридору.
Вернулась она минут через пять, когда Маргарита Славская, использовав резервные силы организма, более-менее справилась с волнением.
- Это Вася Солнцев,- сухо сказала директриса, - ему 4 года. Трудный ребенок. Его дважды усыновляли и дважды возвращали. Абсолютно неконтактен. И что он в вас такое увидел, не понимаю.
Нонна Игоревна высокомерно смерила Маргошу взглядом и добавила:
- Надеюсь, этот конфуз не станет достоянием общественности?
- Нет, что вы! - совершенно искренне поспешила заверить ее журналистка.
Конец интервью был каким-то скомканным. Собеседницы ощущали явную неловкость и спешили поскорее распрощаться друг с другом. Как вышла за ворота сиротского приюта, Маргоша помнила с трудом, впрочем, и то, как брела до своего дома семь остановок пешком. Пришла в себя Маргарита Славская только в подъезде. Лифт, как обычно, безмолвствовал. Покорившись своей участи, она стала подниматься по ступенькам. Ее чуткое ухо сразу же уловило знакомые звуки — какофонию из пыхтения, сопения, рычания, топота и мужской ругани: гиперактивный Клитемнестр тащил своего хозяина на прогулку. Столкнувшись в узком пролете с упомянутой парочкой, Маргоша поздоровалась.
- Здрас-с-с-с-с.., - прошипел змей-искуситель и презрительно оглядел измятую юбку «финтифлюшки», истолковав причину измятости с присущим ему цинизмом.
В довершение подлый Клитемнестр, очевидно, в знак приветствия, лязгнул зубами и попытался ухватить Маргошу за лодыжку. Взвизгнув, Маргарита Славская как ужаленная взлетела вверх по ступенькам под гомерический хохот соседа и с трудом попала ключом в замочную скважину. Дома, дав волю чувствам, она горько разрыдалась, оплакивая свою неудавшуюся женскую судьбу. Наревевшись вволю, Маргоша вспомнила о будущей статье. Включив ноутбук и взяв в руки диктофон, журналистка погрузилась в работу. Писалось ей хорошо и легко, но время от времени рука предательски возвращала запись на то место, где рыжий Васька жалобно голосил: «Мама далагая»! Закончив писать уже за полночь, Маргоша без сил рухнула в кровать. Всю ночь ей снился ласковый рыжий котенок, трущийся пушистым бочком об ноги и настойчивым мяуканьем требующий внимания к своей персоне…
Статья получилась на удивление теплой и человечной, что практически повергло в шок как главного редактора, так и Маргошиных коллег. Даже директриса детского дома снизошла до того, что поблагодарила журналистку Славскую, лично позвонив в редакцию:
- Спасибо вам, Маргарита. Правду сказать, никак не ожидала от вас такого глубинного понимания и тонкого мироощущения.
- Но ведь я тоже человек, - просто ответила Маргоша и, немного замявшись, добавила, - У меня к вам, Нонна Игоревна, серьезный разговор.
- По поводу?
- Это не по телефону.
- Вечером в пять вас устроит?
- Да, - ответила Маргоша и, попрощавщись, повесила трубку.
Разговор с директрисой был тяжелым и долгим, но Маргарита Славская упорно стояла на своем. В итоге сердце железной леди таки дрогнуло, и Маргоше было дозволено увидеться с Васькой.
Вопреки ожиданиям, мальчик встретил ее настороженно и на все вопросы только грустно кивал рыжей косматой головой. От бессилия Маргарита неожиданно для себя расплакалась, закрыв ладонями лицо.
- Не нада, все будет халасо, - вдруг услышала она совсем рядом и одновременно почувствовала прикосновение нежной детской ладошки к своим волосам. Маргоша подняла голову и увидела смущенно улыбающегося Ваську, в глазенках которого плескалась робкая надежда. Мгновенно к горлу подкатил ком, мещающий дышать, и Маргоше почему-то захотелось вырвать из груди бешено колотящееся сердце...
Дни полетели один за другим. Маргоша все чаще и чаще наведывалась к Ваське. Они часами болтали, возились с машинками и конструктором, вместе веселились и вместе грустили. Васькина искренняя привязанность и восторг внезапно сменялись замкнутостью и полным отчуждением. Но Маргоша не сдавалась, она пядь за пядью отвоевывала искалеченную детскую душу.
Так их застала осень. В один из солнечных октябрьских дней Маргарита привычно зашла к Ваське в комнату и сказала:
- Одевайся, пойдем в парк собирать листья.
- Халасо, мама далагая, - прозвучали в ответ до боли знакомые слова.
Маргарита Славская, глупо улыбаясь, застыла посреди комнаты с Васькиной курточкой в руках, а из глаз ее покатились слезы.
- Мама-мама, мама-мама, - скакал Васька на одной ноге вокруг Маргоши, путаясь в колготках и заливисто смеясь.
- Васенька, счастье ты мое рыжее! - еле выдохнула Маргарита и сжала в объятиях брыкающееся чадо.
Она целовала его покрытые веснушками щеки, липкие ладошки, косматую рыжую голову, отвлекаясь только для того, чтоб натянуть на Ваську очередную одежку.
С трудом одевшись, Маргоша и Васька, радостные и счастливые, вприпрыжку побежали в парк. Нонна Игоревна, стыдливо спрятавшись за шторой, смотрела им вслед из окна своего кабинета, и ее некрасивое лицо озаряла загадочная, как у Джоконды, улыбка.
В парке Маргоша с Васькой произвели настоящий фурор. Они визжали, гоняясь друг за другом, подбрасывали вверх охапки желто-красных листьев и дико хохотали.
- Здравствуйте, Маргарита! - неожиданно услышала Маргоша знакомый до зубовного скрежета голос.
Она обернулась и увидела красивоглазого мачо Андрея и его неизменного спутника Клитемнестра, подозрительно обнюхивающего свою заднюю лапу.
- Вы так заразительно веселитесь, что мы набрались наглости напроситься в вашу компанию, - сказал Андрей, - Ну так как, примете?
- Да! - выпалила, не задумываясь, Маргоша, даже не подозревая, насколько была хороша в тот момент. Румяная, растрепанная, с застрявшим в антрацитовых волосах крошечным кленовым листиком, она, как торнадо, ворвалась в сердце соседа.
Пять минут спустя на их забавный квартет беззастенчиво глазел весь парк. Маргоша с Андреем катали хохочущего Ваську на Клитемнестре, потом плели из кленовых листьев венки и водружали их друг другу на голову. Маргоше было абсолютно наплевать и на слизанную дурашкой догом косметику, и на испорченную прическу, и на бесцеремонно созерцающих зевак.
- А пусть завидуют! - громко и гордо сказала Маргарита Славская.
- Пусть! - ответили в унисон Андрей и Васька, распростерев руки и падая в кучу листьев.
И Клитемнестр с надетым набекрень венком вторил им веселым собачьим лаем.