Всё знал Чиппейва, молодой индеец из племени Кри: как медведя валить, как ставить вигвам, выращивать маис и разделывать тушу зверя. Одного не знал: где искать любимую, что за три дня сгорела от чёрной болезни. Улетела её душа на далёкий Остров - пристанище Мёртвых Душ. Старики говорят, что стоит этот Остров посреди окутанного туманом Озера, но доплыть до него можно только в белом каноэ, если даст его Чибиабос – привратник в Страну Мёртвых Душ.
Чиппейва отправился в путь: туда, где уже таял снег, светлели прозеленью кусты и раньше вставало солнце. Позади остался закованный в лёд Гурон, улетели колючие ветры, синее небо поглотило тяжёлые облака. Он не знал, сколько времени шёл. Не помнил, что ел или пил – и ел ли, и пил ли. Шёл, куда вело его сердце, и однажды увидел врата, у подножья которых стоял седовласый старик с яркими как небо глазами.
- Я знаю, кого ты ищешь, - сказал Чибиабос. – Пройди сквозь врата и увидишь Озеро, а вдали Остров. Там теперь та, которую ищешь. На берегу ждёт каноэ. Плыви. Только знай: пересечёшь невидимую черту - исчезнет дар жизни, данный тебе Богами.
Скользит каноэ по прозрачной воде: белое, будто облако, крепкое, словно камень.
Плывёт Чиппейва из жизни в небытие: там ни снега, ни бурь, ни льдов, ни горечи, ни врагов, ни обиды. Там вода как еда, воздух словно питьё, и ждет там его любовь.
Всё ближе загадочный Остров, всё гуще туман впереди.
Где она, та невидимая черта, о которой говорил Чибиабос?
Скользит каноэ по прозрачной воде.
***
Ушел.
Дверь чуть слышно скрипнула верхней петлёй. Сколько раз она просила ее чем-нибудь смазать? Странно: телевизор орёт во всю мощь – она будто не слышит, соседский ребёнок кричит за стеной – не мешает, машины гудят за окном – ни капли не раздражают. А скрипнет входная дверь - как ножом по стеклу.
Ушёл.
А она осталась.
В опустевшей квартире.
Одна.
Как он сказал? «Мне баба нужна. Слышишь – баба! – и презрительно: - Не поЕтесса!»
«ПоЕтесса» - вот так, через Е. Побольней, пообидней.
Да какая же я поэтесса?!
Баба я, просто баба! Ты меня хоть на трон посади, хоть в шелка наряди, а была я бабой – ей и останусь. И утром первая мысль – о тебе: как спал? что на завтрак тебе приготовить? что за день у тебя впереди?
Никогда я тебя не предам, не оставлю, не осужу, но прошу об одном: в те нечастые вечера, когда мысли готовы взорваться, если не выплеснуть их на бумагу, когда внезапно похолодевшие руки сами тянутся к карандашу, и неважно – холод ли за окном или в доме, жара ли ... в те нечастые вечера не мешай мне. Не выдумывай срочных дел, не подтрунивай, не отвлекай, не называй «поЕтессой».
Не заставляй меня делать выбор.
Я не знаю, что выберу.
Я не знаю, где невидимая черта, за которой не будет выбора.
***
Скользит каноэ по прозрачной воде.
Плывёт Чиппейва навстречу судьбе.
Где она, та невидимая черта, за которой нет племени Кри? Нет озёр, где играет лосось на рассвете, нет лесов, где прячутся звери, не стелется по диким папоротникам дым домашнего очага, не дрожит натянутая тетива, не звенит в полёте стрела и не падает сильный карибу.
Прекрасна любовь, но только ли ею жив человек?
Солнце жжёт безжалостными лучами: «Стой!»
Водяные змеи высунули крохотные головки: «Ж-ж-жизнь!»
Тёплый ветер шелестит: «Не спеш-ш-и», и пронзительно – «Дар-р-р» - кричат белоснежные чайки.
Где черта, за которой кончается выбор?
***
- Ну что, доча, - сказала мама, - нам бы ночь продержаться да день простоять?
Послезавтра приезжает папа. Работа у него такая: наладчик оборудования на подводных лодках. Вот как построит завод новую лодку или что-то сломается на старой, так он и уезжает в командировку. Раз в год обязательно. И каждый раз предупреждает: «Смотрите тут без меня! Чтоб ничего не случилось!»
А оно как раз и случается.
Три года назад она упала и сломала правую ключицу. Месяц потом мучалась: ни написать ничего, ни поесть толком, ни застегнуть–расстегнуть. Единственная радость: от физкультуры освободили. Папа приехал, а у неё рука на перевязи.
Потом она съела арбуз прямо из холодильника. Папа приехал, а доча лежит с ангиной.
А в прошлом году они с Томкой поехали за клюквой. Сколько раз в ту Сосновку ездили: болото не болото, так - сырая низинка, а она умудрилась в топь провалиться. Хорошо, Томка умеет громко кричать: кто-то шёл неподалёку, услышал и прибежал на помощь, а то бы так и увязла в обманчивой сырости. Папа приехал, узнал, ой, что было!
- Ну что, доча, - сказала мама, - нам бы ночь продержаться да день простоять? Что? Господи, опять заболела?
- Да нет. Просто в школу тебя вызывают. Тебя или папу.
- Ну, слава Богу, не заболела! А за что? Что случилось?
- Не случилось. За неправильное воспитание дочери. Сочинение не так написала. Мама, послушай, вот как бы ты поступила в такой ситуации? Помнишь «В разведке» Михаила Светлова?
- Не-ет. А о чём там?
- Там двоих красных – это в гражданскую войну было – отправили ночью в разведку: «Наши кони шли понуро, слабо чуя повода. Я сказал ему: - Меркурий называется звезда». А потом они - «Тихо, тихо, мелко, мелко в полночь брызнуло свинцом» - нарвались на засаду. Один говорит: «Нам не выдержать огня. Поворачивай-ка дышло, поворачивай коня». А второй отказывается: «Как я встану перед миром, как он взглянет на меня? Как скажу я командиру, что бежал из-под огня?» И они поехали дальше и погибли. Мама, вот скажи: кто из них прав?
- Кто прав? Хорошо. Но сначала скажи: что ты написала?
- Я честно написала: нужно было поворачивать назад. Вот смотри: они узнали, где засада, но не сообщили своим. Значит, пошлют кого-то еще и снова: «в полночь брызнуло свинцом». А сообщили бы, подготовились и ударили. Дальше... они поехали на верную смерть, и на двух бойцов у красных стало меньше. Бессмысленная смерть. Пафос. Или самоубийство. Я уж не говорю об их мамах-папах-жёнах-детях. Вот скажи: кто из них прав?
- Оба правы, - не сразу ответила мама. – И оба неправы. Подожди, доча, послушай. Мы каждый день стоим перед выбором: маленьким, несерьёзным, мало на что влияющим. Кофе выпить или чаю? это платье надеть или то? с этим человеком дружить или с другим? Незначительный, но всё-таки выбор. Но когда-то приходит время действительно выбирать, и оказывается, что те маленькие выборы не исчезли бесследно. Потому что за ними – те, кого любишь, то, во что веришь. Ошибки, обиды, радости - всё накапливается, и в конце концов ты подходишь к незримой черте, после которой просто не можешь выбрать что-то другое. Не знаю, понимаешь ли ты меня. Для первого разведчика, того, который «Как я встану перед миром», совершенно естественно умереть, но не сдаться. Это его опыт, его представление о жизни и смерти. А второй понимает, что их смерть бессмысленна и совсем не почётна. Вот он-то и стоит перед выбором и делает его. Ну, ладно, так в чём тебя обвиняют?
- В том, что непатриотически мыслю. Даже из комсомола грозят исключить.
- Н-да. Снова папа скажет, что нас нельзя одних оставлять. Ничего, доча, прорвёмся. Кстати, а как заканчивается стихотворение, помнишь?
- Конечно. «Ночь звенела стременами, волочились повода, и Меркурий плыл над нами, иностранная звезда».
***
Скользит каноэ по прозрачной воде.