Как царь барбарыс удивил немецкого тролля

Владимир Михайлов-Крав
КАК ЦАРЬ БАРБАРЫС  УДИВИЛ НЕМЕЦКОГО ТРОЛЛЯ.
Из сборника «Рассказы Антидедала»
               
      Если факты, изложенные в мемуаре писателя Пиджакова "От за-
ката до расстрела", точны, то правдив и рассказ Антид Эдала, ибо
именно в нём великий художник нашёл твёрдую опору для поэтическо-
го вдохновения.
      Господин Пиджаков предварил основной текст своего мемуара
словами одного из самых выдающихся дипломатов, мастера виртуозных
интриг  Шарля  Мориса  Талейрана: "Целые народы пришли бы в ужас,
если б узнали, какие мелкие люди властвуют над  ними."  Вероятно,
французский  политик  был прав... для своего галантного века.
      Мы  же  были бы крайне изумлены, если б кому-нибудь удалось
доказать, что Россией правят мудрыее и трезвые джентльмены.
      И всё же, не сомневаясь в конечной победе возвышенных чувств
и благотворном влиянии изящного слова, мы, с разрешения Антид Эда-
ла, позволим себе предварить его произведение подходящим для этого
случая трюизмом.
               
               
                "Более всего влияет на человека изящная словес-
                ность. [...] Она повторяет, располагает в ином
                порядке и проясняет уроки самой жизни. [...]
                Всякая  правдивая книга, тем самым и книга на-
                зидательная, непременно наставляет читателя.
                Однако, более всего служат к нашему  просвеще-
                нию те возвышенные романы и поэмы, что велико-
                душно  насыщают  нашу  мысль  и знакомят нас с
                благородными и благочестивыми героями."
               
                Роберт Луис Стивенсон.





               
        ИМЕННОЙ РЕЕСТР УПОМИНАЕМЫХ ФИГУР И ИХ НАПОЛНИТЕЛИ.
       
   
      *) Царь БАРБАРЫС, БОРИС НИКОЛАЕВИЧ.
               
      *) ФАИНА ОСИПОВНА, царица.
               
      *) НЕСМЕЯНА БОРИСОВНА, царская дочь.
               
      *) Генерал ПИДЖАКОВ, кровный брат царя и начальник охраны.
               
      *) ЧУ-ПАЙ-СА, чиновник особых дел; рыжий, косой, упрямый,
         легко переносит тысячу атмосфер, ибо прибыл из потаённых
         глубин моря.
               
      *) Башка РВАЧЁВ, военый министр, гроза супостатов; он же
         jenerale СОВРИ-ГОЛОВА.
         
      *) Ванька ХВОСТИКОВ, чиновник для шуток и милых пустяков;
         пригоден для народных гуляний и комнат смеха, отзывается
         на псевдоним "Джузеппе" и любит голубые тона.
         
      *) Абрам АЙВА-ЗОВСКИЙ, советник и заместитель секретаря,
         доктор математических наук; практически знает всё и даже
         готов вооружить казаков.
               
      *) Альгердас БОБОНИС, своеобразный друг царской семьи, поч-
         ти тамада и боксёр-любитель; немного не Цицерон.
   
      *) БЕЛАЯ ЛЕБЕДЬ, мужик-генерал; он же секретарь-вышибала;
         наделён даром лапидарной речи.
               
      *) Епифан ИРИН, министр полиции и порядка, любитель простых
         наград.
         
      *) Руслан Без-ХАЛАТОВ, восточный чэлавэк, профессор, бывый
         кунак Барбарыса.
               
      *) Валет КОЗЫРНОЙ, министр иноземных тел; с детства интере-
         суется астрономией, обладает мерным голосом и в сумерках
         обращается в крысу.
               
      *) Теодоракис  ПОПКОВ,  экс-городничий,  грек из армянских
         купцов; подл, весьма труслив и запаслив, особливо боится
         розог.
               
      *) Фазиль КОЗЛИЩЕВ, почти родной сын, предан без  страха  и
         упрёка, однако не принц крови.
               
      *) Вил  ХУЛИГАНОВ,  народный  трибун,  борец  за  всеобщее
         счастье; готов при оказии на услуги.
       
      *) Спартак ВАМПИРОВ, сводный брат Хулиганова, двойник Доло-
         рес Ибарури, мечтает умереть на баррикадах.
               
      *) Дортуар ФИГЮШИН, первый помощник Барбарыса; любитель за-
         кусить за чужой счёт и  подсидеть  ближнего;  завистлив,
         труслив и злопамятен, любимое чтение - эссе  Л.Толстого
         "Царю и его помощникам".
               
      *) Паникёр-ПИЛАТОВ, гофмейстер и паникёр; пребывает в пос-
         тоянном страхе перед народным трибуном, ночами оплаки-
         вает свою свежесть; об открытиях чилийских астрономов
         понятия не имеет.
               
      *) Пустой-ТОРБАЧЁВ, экс-первый хан экс-сверхдержавы; люби-
         тель хорошего коньяка и медленной перестройки, склонен
         к ненормативной лексике, способен развалить любое дело,
         имеет вздорный характер и управляется не менее вздорной
         женой; ныне учредил собственный фонд, при оказии рекла-
         мирует презервативы и средства от пота.
               
      *) ЧЕРНОМОР, Виктор Степанович, самый главный министр и по-
         велитель сжиженных газов, заядлый охотник и рыболов;
         заместитель царя по революции и хозяйству.
               
      *) Емельян ХЕРЦОВ, из первых подручных  Черномора,  большой
         любимец  царя;  телебретёр  и политический вьюнош, умеет
         показывать фокусы и играть в долг; во время Большой Смуты
         укрыл Барбарыса одеялом.

                ***   ***   ***
               
      Царь БАРБАРЫС хмуро бродил по роскошно  убранным  анфиладам
своего  дворца. Над всем его царством стояла глухая ночь, а в го-
лове Барбарыса бесконечной чередой шли невесёлые мысли.
      Царём быть да ещё таким царством править - не  меды  распи-
вать,  -  того и гляди, супостаты из-под седалища трон стибрют. И
Барбарыс в который уж раз заходил в тронную залу  и  смотрел,  на
месте ли трон. Трон был на месте и даже прикрыт ковром, - может в
суете супостаты и не заметят. Но снова и снова сжимала сердце ца-
ря  государственная  тревога. А тут ещё его лучший друг, немецкий
прынц Тролль извещал, что прибудет в гости.
      "Чем бы, однако, его, сукина сына  удивить?"  -  мучительно
думал Барбарыс и незаметно пугал подвешенным колокольчиком недрем-
лющую  охрану.  - "Чем бы, понимаешь, его, мерзавца так поразить,
чтобы он до последней тоски широту нашей души запомнил?"
      - Шёл бы ты, Барбарыс, к себе в кабинет спать, - робко  пы-
талась успокоить его царица.
      Но  Барбарыс не любил, когда ему против нрава делали разные
советы.
      - Уйди, постылая, - сквозь зубы цедил он, - а  то  Бобониса
позову.
      Бобониса Фаина Осиповна боялась, как огня. Этот кавалер го-
ворил  длинные  речи, а между аплодисментом, как человек занятой,
облегчался, не отходя от стола. Вот и сейчас одно его имя  заста-
вило царицу исчезнуть в ночном тумане. Однако, в царской душе уже
взошли семена неуважения к супруге.
      "Кликнуть бы Пиджакова, - думал со злостью царь Барбарыс, -
да  повелеть  бы  ему искупать тебя в речке. Стала бы, понимаешь,
поскромней... Вода там теперь самая подходящая..." - И яркие вос-
поминания о чёрной ноябрьской  воде  совсем  сбили  его  нрав  на
просёлочную дорогу.
      "Нельзя  о плохом думать, - приказал себе Барбарыс. - В мои
лета надо о добром... Вот, взять хоть Пиджакова... Хороший  он...
и до конца предан... не подведёт... любой приказ в аккурате спол-
нит...  Хоть  и холоп, а мой кровный брат... Письменной резолюции
не потребует... Не то, что этот... как его... с птичьей фамилией.
Ну, рожа у него ещё кривая..." - Но вспомнить птичью фамилию Бар-
барыс не мог, - вместо неё в голову упорно лез  какой-то  нелепый
Страус да мелькала полузабытая картина "Врачи улетели".
      "Да...а,  слабеет  память,  и сердце шалит, и в руках уж не
прежняя сила... А врачи ладят одно:  "Операция, Борис Николаевич,
операция, под ножичек вам необходимо."  Резать они все мастаки...
лечить, понимаешь, не умеют... Под топор бы их всех, раккалий!"
      Но тут Барбарыс был не прав. Его  лечили  с  шести  сторон,
старались и делали всё, что умели. И бубенцы в задницу ставили, и
семафор промеж ног включали, и сигнальную кнопку в пупке заводили,
и под ухом в виде лечебной пиявки секретаря вешали, и даже для бо-
дрости юмориста Фазанова в штаны запускали. Однако, от забот осво-
бодить не могли. Правда, иной раз поблизости от буфета случались
и  просветления. Тут Барбарыс вспомнил, что ещё утром царица зак-
рыла буфет на ключ и не дала ему арахисовой водки, которую  прис-
лал в прошлую пятницу лучший друг Бил.
      "Может позвать всё-таки Пиджакова,- скокнула бойкая мысль,-
он бы ей царский день устроил. Нет, нельзя. Будет опять скандал.
Чуть отведёшь душу, а репортёр Зинкин такой визг поднимет, будто
у него бумажник спёрли али балкон отвалился...  Вконец  обнаглела
газетная  мразь...  Вообразили,  понимаешь,  себе,  что  они тоже
власть! В пятый угол бы их, каналий!" -  И  Барбарыс  представил,
как  Пиджаков одевает Зинкина в мешок и командирует его в проточ-
ную воду. - "Вот, пущай там свои репортажи и пишет!"
      "Однако, ничем нам теперь немецкого прынца  не  удивить,  -
вернулся  наконец на главную магистраль Барбарыс. - Может, опять
мне его без галстука встретить? Да уж он, поди, и привык... Ежели
я его теперь и без штанов встречу - не удивится...  Даже  бровью,
подлец, не поведёт... Ничем толстокожую немчуру не вздрогнуть...
Ладно,  нешто  пойти проверить тронную залу... А вот, помню, были
мы третьего дня в царстве хана-султана Кильдибаева... Так он  це-
лую  реку  вокруг  нас вензелем запустил, в одну ночь для купания
море вырыл... Известное дело... Этим теперь  маво  лучшего  друга
никак  не  удивить...  А ежели, к примеру, Уральский хребет ему в
кольцо завернуть али Байкал-озеро  сюрпризом  в  Баварию  вылить,
тогда,  я думаю, он бы уж рот раскрыл... Тогда бы уж вышел полный
гут... морген три, мин дорогой Хельмут! А  может  камраду  Троллю
сделать простой презент? Подарить ему, скажем, Оружейную Палату и
ещё... саксонский фарфор... Всё одно, супостаты по норам растащат.
Да...  им ведь больше, чем на сорок гульденов и брать-то нельзя...
Ну, так это ничего... мы уценим... Презенты все любят."
      Тут Барбарыс вспомнил, как приехал к нему вчера Фазиль Коз-
лищев и привёз пряничного петушка и деревянную  лошадку.  Радость
доставил  великую, до поздней зори шумели. Петушком, как водится,
закусили, а на лошадке Барбарыс весь вечер вокруг  стола  скакал.
Не подарок дорог, а почтение. Да много ли ему, ежели рассудить, и
надо? Хвалили бы за государственный ум да стоял бы трон в запеча-
танной зале, да был бы открыт буфет. Ну, много ли это, ежели рас-
судить?  А Козлищев обещал в другой раз привезти пожарную каску и
самые настоящие литавры. Вот уж когда Барбарыс поиграет! Это  вам
не  столовые ложки из старого серебра. Эй, холуи! Подставляй свои
плеши! Будет рашен халлоуэй. Когда наши паны веселятся, лбы у хо-
лопов трещат сильней. Правда, каждый норовит подставить под царс-
кую руку не свою, а чужую голову.
      Ноги сами принесли Барбарыса к дверям тронной залы. С мину-
ту он тихо постоял, прислушиваясь чутким правым ухом, а потом ос-
торожно заглянул в залу. Трон  стоял  на  месте,  только  немного
сполз на паркет защитный персидский ковёр. Однако, спокойствие не
приходило.  Чувствовал,  супостаты  рядом.  Подбираются к трону в
кромешной тьме. Может, ещё укрепить охрану? Посадить  со  свечами
думских  бояр? Али намазать подходы клеем? Нет, это не государст-
венное решение. Надо найти неожиданный,  сильный  ход.  Например,
взять на службу генерал-мужика Белую Лебедь. Он одним своим видом
распугает  всех супостатов. А уж ежели заревёт зычным прокуренным
рыком, то, пожалуй, и сам Пиджаков разбежится по сторонам. Но тут
аллегория - надо смотреть вперёд, - близость к трону меняет харак-
тер. Думай, государь, думай!
      Барбарыс склеил створки дверей полоской папиросной  бумаги,
навесил  свою  печать - пятиконечную звезду с номером "212" (цена
бутыли перцовой в добрые времена),- и пошёл по украшенному  яхон-
тами коридору. В голове стоял одуряющий шум моря, а сердце билось
пугающей барабанной дробью. "А может, правы эти врачи, - опять за-
мелькали  совсем  невесёлые мысли, - не миновать, видно, идти под
нож... Загубил, понимаешь, на троне здоровье... Не надо было  хо-
дить на второй срок... Это всё она, Несменяна... Вошла во вкус...
Полюбила  власть...  теперь  и за уши не оттянешь... А кому отду-
ваться? Опять же мне... "Только ты, и никто кроме!" А ведь  тогда
в  вагоне... чуть не подписал отречение... Хулиганов мне всё своё
золотое перо тыкал - боялся, что не успеет... И не успел - Несме-
яна руку-то отвела... Всё-таки, понимаешь, молодец - вся в меня...
               
     "Но ежели сообразить, то я и тогда отречения не желал... Это
всё Вампиров да Хулиганов придумали... Вообразили, понимаешь, что
власть  у  них  между  ног... Молодец Несмеяна... А я ещё злился,
когда она в моём королевском сортире каждый час бумагу  меняла...
то голубую, то розовую, то с портретами Без-Халатова... Это ей Ва-
лет  Козырной  сочинил...  насмотрелся в разных местах... министр
иноземных тел... Конечно, и его давно уж менять пора... Всю  дер-
жаву, подлец, иноземцам раздать готов... Вижу ведь - не слепой...
Да  хрен  с ней, с державой... пущай раздаёт... Тепереча главное,
чтобы мой трон стоял, а в энтом  деле  Козырный  Валет  в  полной
струне...  то есть не выдаст... Мне, говорит, любое задание пода-
вай... я, говорит, себя никогда не пожалею... Само собой, врёт...
Все врут... кругом одни воры... Зато демократию я им установил...
Главное, чтоб понимали - моя голова дороже, чем все их сто милли-
онов взятых... Тепереча это главное..." -  Неожиданное  появление
столь  мажорной  ноты  потребовало немедленный фуршет, и Барбарыс
решил заглянуть в свою кабинетную залу.
      Там стоял японский сейф с государственным секретом.  Барба-
рыс  достал  из потаённого ящичка заморский билет, полюбовался на
поджавшего губы  Франклина,  тяжело  вздохнул  и  вызвал  ночного
портье.
      -  Вот  что,  кавалер,  - сказал Барбарыс, глядя зачем-то в
угол и мучительно расставаясь с портретом известного человека,  -
ты это... сбегай за беленькой... возьми, которая, значит, мягче...
Сдачу  принеси  только... А то, понимаешь, думают, будто царь сам
себе гульдены рисует... А их ведь ещё заработать надо!
      Барбарыс, как все великие, был бережлив, в рубли не верил, а
любил с почтением доллары американских штатов. В прочих же вопро-
сах соблюдал полный патриотизм и даже радел за отечество, особенно
перед сном. Когда же случался большой тост, то делал его исключи-
тельно "за обилие и счастье народа".
      Кавалер попался лихой - одна нога здесь, а  другая  deja  и
там, - и Барбарыс без помех приступил к фуршету. Правда, в одино-
честве,  как  настоящий  орёл.  Конечно, по правилам нужного тона
следовало сочинить компанию, позвать, так сказать, на помощь дру-
га. Но Барбарыс знал, как чуток утренний  сон  супруги.  Впрочем,
можно было на худой конец кликнуть гофмейстера Паникёра-Пилатова.
Тот никогда не спал, ибо страшился гражданской войны и до рассве-
та  оплакивал свою прежнюю свежесть. Но Пилатова Барбарыс никогда
не любил. Гофмейстер всегда приходил с толстой папкой бумаг и во-
рохом плохих новостей в карманах.
      - Здорово, Пилатов, - хмуро встречал его Барбарыс. - Чего у
тебя сегодня?
      - Бумаги, Борис Николаевич, бумаги-с,  -  лепетал  Паникёр,
забегая вперёд и желая понять, какой у хозяина с утра норов.
      - Вижу, что бумаги, - ещё больше мрачнел Барбарыс, - а поче-
му их так много?
      - Дела, Борис Николаевия, дела-с... Вот накопились за ночь.
      - Плохо работаешь, Пилатов, - делал вывод ему Барбарыс, - и
фамилия у тебя такая вредная... Хоть бы фамилию поменял...
       - Так ведь не своим умом до неё дошёл, - почти уже плакал
Паникёр, - от предков произошла... исключительно от предков...
      Это я понимаю, - соглашался царь Барбарыс. -  Предки  тебе
насолили... Никто за себя отвечать не хочет. Все на других свали-
вают... И ты такой же... Как тот, понимаешь, так и этот...
      Гофмейстер  начинал  рыдать, и тогда Барбарыс делал ему по-
слабление.
      - Ладно, бери половину своих бумаг и бросай вон в ту машин-
ку.  Полезная в моём  царстве вещь - из любой корреспонденции пе-
сок делает... Это Валет Козырной мне удружил... Взял,  понимаешь,
где плохо лежало...
      - Американская, - с готовностью уточнял Пилатов, - прямо из
ФБР, тут и номер ихний проставлен...
      - Где ж ему ещё брать, - соглашался Барбарыс. - Он двно уж
на полставки у них... почасовик, понимаешь...
      - А вторую половину куда? - с надеждой спрашивал Пилатов.
      - Слушай, засунь её себе в жопу,  -  почти  весело  отвечал
Барбарыс. - Ну, чего там ещё? Давай, не тяни...
      - Плохие  новости,  Борис Николаевич, - тяжело вздыхал гоф-
мейстер.
      - Какой же вредный ты человек! - устало  возмущался  Барба-
рыс. - Другой на моём месте давно бы тебя в бараний рог...
      - Только Вы! - ужасался Пилатов. - На вашем месте не может
быть другой!
      - Да? Ты так считаешь? - добрел Барбарыс. -  Давай,  давай,
не тяни, понимаешь, нищего за ...
      - Инородцы бузят, Борис Николаевич.
      - Какого же хрена им ещё надо?
      - Совсем, говорят, утеснил их Русский Иван. Не всё, говорят,
им отдал. Свободу иметь желают.
      -  Свободу?  Ишь  чего... Я вот тоже желаю свободу иметь, а
сижу здесь с тобой... Потому, знаю - стоит чуть отойти, - царство
вверх дном пойдёт... кругом одни воры... А насчёт  свободы...  ты
это с Башкой Рвачёвым потолкуй. Он у меня военный министр, значит,
должон любить порядок... Вот пущай он порядок и наведёт... силами
одного... женского баталиона... генерал Соври-голова, понимаешь...
Слуш-шай,  Пилатов, ты бы хоть штаны себе утюгом подавил... Явля-
ешься на мой царский глаз в мятом виде... И рожа у тебя вон опух-
ла вся... будто всю ночь с Бобонисом водку жрал... А ты на  госу-
даревой службе... должон ты это понимать али нет?
      - Слушаю, Борис Николаевич, будет исполнено, Борис Николае-
вич. Ваше указание понял...
      - Ну, иди... надоел ты мне... смотреть на тебя тошно... По-
годи! А ты это... в тронной был?
      - Так точно, Борис Николаевич, каждый час проверяю...
      - Ну? Стоит?
      - Всё в порядке, Борис Николаевич.
      - Ладно,  ступай,  - и Барбарыс с тяжёлым сердцем отпускал
гофмейстера Пилатова. А поделать с собой ничего не мог - не любил
и не хотел лишний раз видеть.
      Вот Ванятка Хвостиков - совсем другое  дело.  Его  Барбарыс
любил. Особливо с разных мостов бросать в речку. И особливо в но-
ябрьские  недели,  и  при полном стечении публики. Это называлось
народным гулянием демократов. Барбарысу нравилось наблюдать фигу-
ры в свободном полёте. В первый момент Хвостиков становился похож
на большую чёрную птицу. Птица с криком махала руками и ногами. И,
казалось,  вот-вот  полетит в небо. Однако, всегда побеждал закон
Исаака Ньютона. Потом министр полиции и порядка Епифан Ирин докла-
дывал Барбарысу о полной законопослушности верноподданных граждан
и тут же получал комплимент - орден "За храбрость на поле брани".
Впрочем,  и сам Хвостиков был дерзок и храбр. Он даже рвался пос-
лом на Мадагаскар и требовал заменить фамилию Пиджакова. Барбарыс
понимал, что его кровному брату  пристойней  было  бы  называться
Мундировым или, как близкому генералу, носить фамилию Полуфренч,
но в кадровых вопросах он имел привычку выжидать, иногда погляды-
вая на подданных сбоку и выпуская для форсу когти.
               
      Вот  и сейчас Барбарыс выпустил когти и победно оглядел ка-
бинет. Вокруг кроме царской мебели подданных не имелось.
      "Позвать что ли Ваньку", - пришла удачная мысль, и Барбарыс
на всякий случай допил мягкую водку.
      - Эй, кто там! Фигура! - крикнул он без направления в  воз-
дух, и в дверях тотчас затрепетали крыльями два-три загримирован-
ных под летучих мыщей охранника.
      - Давай эта... сюда... голубого... пресс, понимаешь, маше!
      Разгадав  желание царя, летучие мыши разлетелись по коридо-
рам. Не прошло и пяти минут, как пред очами  самодержца  предстал
настоящий Хвостиков.
      -  Слуш-шай, Джузеппа, - уставил на него Барбарыс оловянный
глаз, - у тебя эта... мечта есть?
      - Так точно, Борис Николаевич, - не понимая  своей  судьбы,
однако, по гусарски храбрясь, ответил представленный Хвостиков.
      - Правильно, - одобрил его Барбарыс, - у каждого она должна
быть. Без мечты в моём царстве никак нельзя... Ну, поведай, о чём
мечтаешь...
      - О Мадагаскаре, Борис Николаевич.
      - А что это такое, твой мо-до-кас-кар?
      - Земля, Борис Николаевич, остров в Индейском океане.
      - Земля? Приватизировать, значит, её хочешь... Своей земли
мало?
      - Никак нет, Борис Николаевич, - мечтаю туда послом.
      - Так... Стало быть, наши места тебе надоели?
      - Родина мне никогда не надоест. Но климат там для здоровия
мягче.
      - И чем же он, понимаешь, мягче?
      - Вода там тёплая, особенно у берегов, и мостов никаких не-
ту, - сказал откровенный Хвостиков.
      - Ладно, мечтай, - великодушно разрешил  Барбарыс  и  вдруг
вспомнил.  -  Слушай, Джузеппа, я ведь сейчас тоже мечтаю, чем бы
нашего камарада Тролля нам навсегда удивить... всю ночь мечтаю...
Совсем, можно сказать, не спал... Коли ты у меня  мечтатель,  так
сочини самое сильное удивление...
      Хвостиков изобразил на лице интерес и от волнения сделал
обратный кульбит.
      -  А  что, если, Борис Николаевич, сделать ему хлебосольный
банкет, но на открытой природе?
      - Этим, Джузеппа, теперь никого не удивишь.
      - Да-да... конечно, Борис Николаевич, конечно, но если  ему
ещё  на  банкете показать Бобониса во всей, так сказать, красе...
то есть без галстука и подтяжек?
      - Слушай, Джузеппа, ты мечтай, но  знай,  понимаешь,  меру!
Соображаешь, какой скандал из этого выйдет? Они же только и ждут,
чтобы  мы  им Бобониса показали! Одни "зелёные" такой визг подни-
мут... Думаешь, коли сам голубой, так и зелёные порозовели?
      Хвостиков понял, что оплошал и от страха сделал  опять  об-
ратный кульбит на иранский ковёр кабинета.
      "Какие  же они мудаки, - брезгливо думал Барбарыс, глядя на
пляшущего Ванятку,- не то что идею какую сочинить, разговор, и то
удержать  не могут... Всё сам... А на кой, понимаешь, ляд они мне
нужны в таком разе? Вот, к примеру, Бобонис... Начнёт говорить  -
всех от него тошнит... пить не умеет - блюёт прямо на стол... ро-
жа - смотреть страшно... А было время - хорошие мысли приносил...
Тогда в октябре... бояр хлорпикрином курить... чтобы много о себе
не понимали... Хлорпикрин, кто же спорит, - очень полезная вещь...
Но ты подсыпь туда малость зорина... Бояр от простого квасу не за-
берёт...  Им  надо, чтоб был, значит, с изюмом... А Бобонис бы до
изюма дошёл... Вот только не пришёлся он Несмеяне... Эх, дела..."
               
      "Ладно, с этого полукозла всё одно никакой пользы... Отпра-
вить его в ... на Модакаспар... пущай там свои писуары пишет..."
      - Слушай, Джузеппа, кончай скакать... Назначаю тебя  послом
по особому извещению... Вот, почеши-ка мне пятки и давай... мотай
к  Индейскому окияну... - И Барбарыс положил на стол ноги, обутые
в итальянские туфли.
               
      "Один, опять  один, - с хмельной грустью думал царь  Барба-
рыс, - и никто не подаст мне совета..."
      Но тут он лукавил, играл сам с собой, ибо хорошо знал, сто-
ит только мигнуть, и сбегутся стада советников всех шерстей, кац-
манов  для любой погоды. И рванут они первым делом, конечно же, в
тронный зал... И начнётся конец его царства...
      Вдруг словно как зазвенело в его левом ухе. Это  с  потолка
по  паучьей нити спустился заместитель секретаря Абрам Айва-Зовс-
кий и сел на левое плечо Барбарыса.
      "L'araignee le matin - chagrin" - словно из табакерки  выс-
кочила  третья  часть  старой  французской поговорки. "Откуда они
только берутся - в школе вроде немецкий учил... Утренний паук, он
всегда к печали..."
      - Тебе чего? Чёрная, понимаешь, роза... без доклада...
      - Срочное сообщение, Борис Николаевич, - забрызгал ядовитой
слюной Абрам Айва-Зовский. - Всё готово. Работы завершены.
      - Какие работы? Ты чего плетёшь? - Барбарыс  натурально  не
мог  видеть,  как  Айва-Зовский, не отвлекаясь от разговора, плёл
прозрачную сеть по размерам царской фигуры.
      - Вот закончили печатать плакаты к вашей  очередной  кампа-
нии, - спешил доложить заместитель секретаря, вытирая задними ла-
пами потный лоб, передние были заняты плетением.
      - Какие плакаты?
      - "Только ты", то есть "Вы и никто другой!" А ещё -  "Выби-
рай сердцем!" Пять миллиардов экземпляров.
      - Ты что, обалдел?
      -  Так лучше, Борис Николаевич. Лучше больше, чем меньше. И
потом... мы большую часть на китайском языке сделали.  Спецрейсом
отправим  их  все  в Шанхай. У них голосов много... Это будет наш
горячий резерв... Против вас, Борис Николаевич, никто там не про-
голосует...
      - Думаешь, они меня любят?
      - Как родного отца, Борис Николаевич.
      - А ты-то сам... как?
      - И часа без Вас не проживу.
      - Ну, это ты хорошо придумал... С таким резервом  кого хошь
победить можно... Только надо с китайцами, я думаю, заранее обго-
ворить...  Может, им тоже какой презент сделать... Приморье там с
Коздратенкой отдать али Маньчжурию  с  Уссурийским  Краем...  Это
пусть Чу-Пай-са с ними обговорит... ему такие вопросы не впервой.
      - Осмелюсь доложить, Борис Николаевич, Чу-Пай-са с городни-
чим вторую неделю как в запое... то есть беспробудно, Борис Нико-
лаевич...  Закрылись  в  стратегическом  бункере и не вылезают...
второй месяц по чёрному...
      - За что же они там пьют?
      - За президентство, Борис Николаевич. Себя в открытую  пре-
зидентами  называют... Про Вас очень плохие слова говорят... Сов-
сем опустились... так низко пали... ай-ай-ай-ай...
      - Да... а ты-то сам откуда всё это знаешь, коли они взапер-
ти сидят?
      - От любви и уважения к Вам открылись телепатические каналы.
      - Да? Стало быть, мысли на удалении познаёшь?
      - Точно так. Только Маньчжурию мы уже подарили.
    
      - Неужто поганец Валет спустил?
      - Никак нет...
      - Значит Пустой-Торбачёв успел?
      - Не он, Борис Николаевич, не он! Это Емеля Херцов Ли Пэну
в очко продал.
      - Херцов? Ну, ничего... он у меня реформатор молодой, можно
сказать, вьюнош... подправит... я думаю, отыграется... ещё и Хар-
бин назад заберёт... Стой! А почему Лю Пэну? Он же эта... француз
из самого Парижу.
      - Так он только в Париже и есть француз, а по совместитель-
ству он китаец.
      - А... значит, и они в разных местах успевают... Я же гово-
рю,  надо  быстрее крутиться вокруг, понимаешь, себя... зарабаты-
вать гульдены надо! Ладно, пущай с китайцами Кшепшицюльский пого-
ворит... в письменном виде.
      - Не сможет он, Борис Николаевич, не справится. Очень у не-
го одна рука болит, с тех пор, как Вы в прошлом году её пожали...
Он уж и гипсы разные пробовал - не помогает... Очень у Вас, Борис
Николаевич, рука крепкая!
      - Есть ещё порох в пороховнице! Хорошо, тогда сам с  китай-
цами разберись. Резерв - это то, что нужно... Засадный, понимаешь,
полк  в  камышах за курганом... Ну, иди... надоел ты мне... Стой!
Чуть не забыл! Слушай, Абрам, ко мне это... немецкий прынц Тролль
едет... Может, слыхал? Так чем бы его, мерзавца  удивить,  чтобы,
значит, до самого сердца прохватило?
      - А ежели в баню, Борис Николаевич?
      - Ну, это само собой...
      - Сложное дело... тут сразу не сообразить... так-так-так...
проблема  Гильберта, алгоритм Гаусса, мир по Шрёдингеру, постоян-
ная Планка... планка не может быть постоянной... играем на  пони-
жение...
       - Слушай,  я  знаю, что ты у меня доктор этих... наук...
Абрам, лучше не выкобенивайся!
      - Всё! Готово, Борис Николаевич. Сообразил!
      - Ну?
      - Понимаете, мой друг... Товий Утинский...
      - Кто?
      - Друг мой... Утинский Товий... вместе росли, Борис Нико-
лаевич... с самого детства всё вместе...
      - Ну?
      -  Так  вот, купил он тут неподалёку совсем... национальный
парк... небольшой такой гайд-луна-парк  с  заказником  для  бизо-
нов...  Беловежская  Пуща, Борис Николаевич... Очень дорого запа-
тил... но для страны, для бюджета... как настоящий  патриот...  И
заказник-то небольшой... тысячи две гектаров или квадратных миль,
точно сейчас не помню...
      - Национальный парк, значит?
      - Точно так...
      - А для какой нации?
      - Разумеется, для нашей, Борис Николаевич.
      - Нда... Для вашей то есть... А на какой ляд ты про этот
парк вспомнил?
      - А что, если немецкого Тролля туда для охоты...
      - А как же "зелёные"? Они же его сожрут!
      -  Да-да,  конечно, Вы правы, Борис Николаевич, но это если
он будет охотником и даже с ружьём... А если его самого  предста-
вить в виде дичи? Такую охоту немецкий Тролль никогда не забудет,
и "зелёные" сильней уважать его станут.
      - Ты что, опупел? Если мы Тролля забьём, меня ни в один ев-
ропейский  клуб  не примут! Скандал сочинить хочешь? Двойную игру
ведёшь?
      - Нет-нет-нет... Борис Николаевич, Вы не так меня поняли...
Вы абсоютно правы... Вот что значит государственный ум! Нам  всем
учиться  у Вас и учиться... Да-да-да-да! Просто так выпускать не-
мецкого принца Тролля никак нельзя, - после Вашего мудрого указа-
ния я это сразу понял... Предлагаю другой вариант... Мы выпустим
медведя, а немецкий принц пойдёт на него с рогатиной... Представ-
ляете заголовки газет: "Немецкий Зигфрид побеждает русского  мед-
ведя!" Но медвель у нас будет бутафорский, ненастоящий... Рогати-
на настоящая, а медведь нет... "Зелёные" не придерутся... А потом
медведь  обнимает  своего  победителя - нашего друга Тролля... Вы
представляете заголовки: "Фройншафт, фройншафт убер аллес!" И всё
кончается праздничным пивом - воспоминание на всю жизнь... Такого
в  Баварии  не увидишь! Оденем в настоящую шкуру Чу-Пай-са, а Вы,
Борис Николаевич, подстрахуете принца "мухой". Всё будет,  как  в
нашей сказке: медведь от работника мух отгонял... Воспоминание на
всю жизнь...
      Идея Барбарысу пришлась по душе, и он повелел довести её до
практического ума.

                * * *      * * *      * * *
               
      Два преданных друга Барбарыс и немецкий Тролль шли по аллее
национального  парка.  Справа  и  слева в почётном карауле уже не
первую сотню лет стояли корабельные сосны. С них свешивались  им-
портные  лианы,  на которых с визгом качалась загримированная под
бразильских макак охрана. Преданные друзья, по сценарию Айва-Зов-
ского, были обуты в лапти и закутаны в ватные армяки. Тролль  ос-
торожно передвигал незнакомую обувь и вежливо улыбался "майнхерр
Барбарыс" и прочей рашен экзотик. Голову немецкого прынца украша-
ла  большая  русская  шапка,  а в правой руке он с опаской держал
страшную с виду рогатину, завёрнутую в последний номер "Франкфур-
тер-альгемайне". Друзья были без галстуков и хорошо понимали друг
друга. Барбарыс на пальцах показывал, что сейчас придёт носорог и
выразительно хлопал себя по бокам, где прятались плоские походные
фляги. Немецкий прынц жмурился для политеса, гладил Барбарыса  по
спине  и  говорил: "Гут, Борыс, гут." Увлечённые беседой они чуть
не наступили на подёрнутое зелёной ряской бревно, оказавшееся пе-
реодетым в костюм нильского крокодила Кшепшицюльским. Несчастный
пресс-секретарь скрытно сопровождал гостей для озвучивания  исто-
рических слов Барбарыса.
      - Вот какие тут у меня, понимаешь, страусы бегают, - и Бар-
барыс указал на отползавшего в тень "нильского крокодила". Прынц
Тролль  одел  очки, чтобы со всеми удобствами наблюдать за редкой
игрой  природы,  в то время, как его лучший друг Барбарыс автори-
тетно советовал ткнуть рептилию из любознательности рогатиной.
      - Пся крэв! - взвизгнул пресс-секретарь и чуть  не  окончил
свою карьеру.
      Неловкость  ситуации  снял дубовый столб с набитыми во всех
направлениях стрелами: "Гориллы", "Питоны",  "Носорог",  "Баня  с
мамзелями  и  водкой",  "Президентский  туалет с ключевой водой",
"Сауна и обмен валюты",...  Национальный  Гайд-Луна-Парк  поражал
разнообразием дичи.
      -  Гут,  гут, - повторял немецкий прынц Тролль, - как здесь
есть орднунг! Как здесь есть полный сервиз!
      - Я-я-я! - кричал в восторге царь Барбарыс и  снова  хлопал
по боковым карманам.
      Они  как раз проходили мимо аккуратно подстриженной поляны.
В её центре на раскладном барабане в одном нижнем белье сидел ге-
нерал Рвачёв и целился из ружья в привязанного к дереву козлёнка.
Недалеко от него с подносом в руках стоял наготове порученец.
               
      Барбарыс  незаметно  мигнул  Пиджакову, который незримо, но
постоянно пребывал за его спиной.
      - А этот зачем здесь?
      - Министр в отставке. Изволит культурно отдыхать. Ждёт Ваших
указаний, - бодро доложил Пиджаков.
      - Ладно... пущай, - разрешил Барбарыс, - но  чтоб  на  моей
трассе никаких, понимаешь, пассажиров!
      Когда поляна осталась позади, оттуда раздался выстрел и ди-
ко закричал порученец.
      "Свидетелей убирает", - подумал Барбарыс и успокоил загрус-
тившего Тролля. - Манёвры, мин херц, с разрешения Валютного Фонда.
      В глубине парка прокатилась автоматная очередь.
      -  Снайперы,  -  объяснил  Барбарыс,  - отпугивают ворон...
Двадцать девять снайперов следят, понимаешь, за каждой вороной...
Только она захочет взлететь, а они уже наготове...  С  разрешения
Валютного  Фонда...  Не сомневайся, майн либер Хельмут, у нас тут
всё с разрешения... фонда...  Ты  лучше  посмотри,  какое  вокруг
оформление!
      Немецкий  Тролль  послушно одел очки, чтобы наблюдать новую
игру природы.  В среде интуристов  зрелище действительно могло бы
иметь успех. На ветвях деревьев, в траве и кустах, на стволах ко-
рабельных  сосен  пестрели лубочные плакаты "Ты, и никто другой!"
Кое-где из земли вместо грибов росли надувные портреты Барбарыса,
написанные в натуральную величину в разные моменты его творческой
жизни. Абрам Айва-Зовский умел поднять общий настрой царя.  Анту-
раж должен напоминать о прошлых победах. Полтава - Слава! Варшава
-  Слава!  Переправа - слава! Коней тут не меняют. И слава на все
времена ещё пуще - Беловежская Пуща, Беловежская Пуща! Короче,  и
с юга, и с севера слава. Главное - чтобы выбрали снова... Правда,
воспоминания о былых викториях неплохо бы укрепить хоть одним на-
туральным  трофеем. Абрам Айва-Зовский это прекрасно знал, но до-
полнить пейзаж прокуренной трубкой  Без-Халатова  или  фрагментом
обожжёной  стены  Белого  Дома всё-таки не решился. Поэтому общий
вид раскрывающихся красот был как  бы  прикрыт  сиреневым  флёром
ностальгии. Впрочем, для потомков в позолоченной рамке (инициати-
ва  Утинского)  хранился  бессмертный афоризм Барбарыса: "Насрать
мне на это правительство, мне главное - выборы выиграть!"

      Конечно, это главное. Главное - не забыть, что это главное.
Главное - чтобы выбрали. Правда, какой-то Калигула считал - чтобы
боялись. Нет, главное - чтобы выбрали... или  полюбили...  на  те
судьбоносные  двенадцать часов, когда наполняются урны. Для этого
дела можно и камаринского сплясать... Потом пусть на щите уносят.
      - У тебя есть железная воля, Борыс,  -  ласково  гладил  по
спине добродушный немецкий Тролль.
      -  Железная  воля,  Хельмут!  - подтверждал Барбарыс. - Всё
сам... всё сам... Смотри! Демократию установил... Царство  сверху
донизу  обустроил...  Каждое  дерево здесь своими руками посадил!
Твоё здоровие, Хельмут!
      - О! Я! Я! - соглашался верный друг  Тролль.  -  Борыс,  ты
есть великий садовод! Прозит! - и в наплыве чувства немецкий прынц
декламировал любимого поэта.
               
            Wer reitet so spat durch Nacht und Wind?
            Es ist der Vater mit seinem Kind...
            
      - Кто в парке гуляет весенней порой?  То царь Барбарыс, а с
ним Тролль молодой, - мгновено вспоминал Барбарыс  свои  школьные
годы.
      - О!  Борыс!  -  приходил в полный восторг добрый немецкий
Тролль. - Ты есть гроссе зошинатель! Ты есть рашен Оле-Лукойе! И
мы будем запросить Бундестаг делать тебя барон Мюнхгаузен! Я! Я!
      - Всё сам, всё сам, - краснел от напитка и гордости  Барба-
рыс, - вот, на любые "заданные темы" сочиняю... "Историю Государ-
ства Российского" в три вечера изменил... Своими руками... а моя
Конституция... Я ведь телевизоров не смотрю, газет не признаю...
академиев,  понимаешь, не кончал... Беру прямо из головы! Одна Бе-
ловежская Пуща чего стоит!
      - Я! Я! - опять соглашался добрый друг Тролль. -  Это  есть
самый высокий степень для удивления! Прозит!
      И два верных друга шли всё вперёд и вперёд.
      На них уже не было ни лаптей, ни армяков, и где-то в густой
траве лежала брошенная рогатина...
      Густые ветви сплетали над их головами зелёный шатёр.
      И всё оставалось позади...


         
      Тёплая  волна взаимной приязни, укреплёная добрым напитком,
несла верных друзей в страну золотых грёз и воздушных замков.
      
      Позади оставались:
      изумрудные поляны с новыми дворцами генералов и старинными
замками новых воров;
      гранитные коробки парламентов, где сотни ораторов  распина-
лись за правду и захлёбывались в собственной лжи;
      пустые  цеха заводов и тюрьмы, набитые чахоточными арестан-
тами;
      крепости министерств, где министры рвали ещё живую  страну,
а генералы продавали своих солдат.
               
      Позади оставались:
      закрученные  в  узлы реки, по руслам которых текла ядовитая
грязь, и превращённые в болота моря;
      искусственные пустыни и затопленные ржавой водой города;
      горящие леса и истекающие ртутью поля, на  которых  копоши-
лись какие-то тени.
      
      Позади оставались:
      погружённые в беспробудный кайф губернии, разбудить которые
не могли ни взрывы метана на угольных шахтах, ни грохот рассыпаю-
щихся в свободном полёте лайнеров, ни взлетающие на воздух склады.
               
      Позади оставались:
      рваные раны скоростных дорог и каверны торговых центров;
      замерзающие музеи и умирающие библиотеки.
               
      Позади  оставались  десятки  миллионов  обманутых подданных
Барбарыса...
            
      Всё это кипело, суетилось, дёргалось, билось в конвульсиях,
переливалось из одной формы в другую, меняло свои цвета и превра-
щалось в виртуальную реальность, мнимую величину на экране погас-
шего монитора. Зажигательная мелодия "Калинки" сливалась с "Милым
Августином", а сквозь грозовой  треск  эфира  пробивался  забытый
"Хорст  Вессель".  И  на радужной плёнке, покрывавшей поверхность
третьего шара, появлялись и исчезали всё новые тени и блики.
      А сам шар, защищённый невероятно тонкой  и  тающей  газовой
оболочкой,  сквозь  мрак  и холод невообразимых пространств летел
навстречу своей Судьбе, истинный лик которой не  мог  представить
себе ни один из пока живущих...
               
      - О! Я! Я! - радостно ворковал добрый немецкий Тролль, лас-
ково  обнимая  своего  лучшего  друга. - Какой есть здесь вольный
воздух, Борыс! Какой есть кругом порядок! Это  твой  исторический
заслуг! Прозит!
      - Фройншафт убер аллес!
      
      И волна дружбы несла их вперёд, туда, где за густой зелёной
стеной уже ждал огромный медведь, обутый в сапоги-скороходы...
               
       
   
                ***   ***   ***