Клото, Лахезис, Атропос. Богини судьбы. Одна прядет нить жизни, другая распределяет судьбы, третья по мокрым делам. Как все сложно. Но это у греков, у нас на Руси попроще. В моей судьбе случилось много светло-серых полос, строгую отчетность я не вел, но вот 1996 год, високосный, запомнил. И началось все в первые минуты Нового Года.
Учиться мне посчастливилось в Камчатской морской Академии и к тому времени я, Иванов и Колесников - иногородние, являлись матерыми курсантами четвертого курса, а, соответственно, жильцами отдельного трехместного кубрика (по вашему, мазуты береговые – маленькой отдельной комнаты, остальные жили по 10 – 15 человек). Как-то так случилось, что нам пришлось праздновать Новый год не с мамами-папами-девушками, а в Петропавловске, в мореходке – по разным причинам. Тут-то и начинается история.
И Колес, и Иванов и я родились в понедельник.
Это сейчас смешно, а тогда нам просто надо было собраться вместе и переждать ночь, очертив мелом круг, но, видимо, наш родной Дед Мороз сговорился с этими греческими проститутками, и они тоже отпраздновали. Мы явились лишь статистами.
Всех троих растащили на праздник друзья – только выбирай, тогда еще все были молоды, красивы, стройны и безпроблемны. Колес до сих пор отмалчивается, про Иванова знаю только финал, построчно могу рассказать только про себя, и то грустно. Итак, Колесо срулил в двадцать два, опрокинув поминальную. С Ивановым мы крепко тогда дружили, и идти ему было недалеко, он послал всех нах, дай ему Бог здоровья, и мы принялись провожать Старый Год вместе. Отчего-то настроение было невеселое – Иванов не смог поехать на побережье, к родным, а я быстро поддаюсь настроению компании, как сообщающийся сосуд. Выпили причитающиеся три рюмки (Иванов законодатель, я хрен его знает, сколько нужно), и приготовились ждать салют.
Нужно сказать, что город наш, в лице его властей, может и разворовывал дотационные транши, но на Новогодний салют никогда не скупился. Окно нашего кубрика чудесным образом смотрело прямо на площадь Ленина, где, как Вы понимаете, и должен был случиться фейерверк.
00:00 – разлили еще по одной, выпили, – курсанты, что вы хотите, шампанское мы искренне презирали, ввиду отсутствия денег и уверения Иванова, что только огненная вода достойна внимания мужчин. На площади странным образом было пустынно. Налили еще по одной. В коридоре прогрохотала компания – наверное на крышу – рядом с нами был выход на обширную террасу, откуда вид был, конечно, несравненно лучше, и на три стороны, только холодно же – стоит ли напрягаться, разве только из-за девушек.
Тут нужно сказать отдельно. Три грации посещали наших соседей – пятикурсников уже года три, имен мы их не ведали, одну, по-моему, звали Лиза, но не факт. Общаге они были известны как Жопа, Газель и Лопата. За глаза, конечно, мы хоть и циники, но не сволочи. Про фройляйн Лопату и Газель ничего не скажу, а вот почему Жопа – охотно объяснюсь. Один день Лиза так много пить, что забираться на курсантский стол поплясать и падать на граненый стакан. Стакан – в дрова, вся общага со смехом искала в два часа ночи бинты, потом вату, но не держат такое курсанты, Элизобэто-маты слышны были на всю округу, девчонка крепкая, кровь сама собой свернулась, так Жопа и родилась.
Между тем прошло пять-семь минут, мы с Ивановым не дождались салюта, накатили-наполнили, и прислушались к воплям с крыши – там радость плескалась полной чашей. Через двадцать минут туристы потянулись назад – гы-гы-гы, юродствовали мы с Ивановым, мы то в тепле, а они жопу морозят, гы-гы-гы, какая шутка, коллега. Я выглянул в коридор чокнуться с Олегом, бой-френдом-оф-майн одной из барышень и был неприятно информирован – салют был не на площади Ленина, а на Силуэте (есть такой район в Петропавловске), и, соответственно, с другой стороны общаги, вот почему веселая компания полезла на крышу, а не для лучшего обзора. За двенадцать лет, что я прожил на Камчатке, это был, пожалуй, единственный раз переноса салюта.
Маховик чудесной ночи, между тем, лишь набирал обороты. Настроение, и без того неважное, было окончательно испорчено. Иванов предложил забить на гостей и продолжить возлияние в кубрике тет-атет. Я отказался – светил новогодний секс. Я любил Иванова, но платонически, с ним классно поговорить, но, как минимум у него банально нет груди!!! И бедра редуцированы. Донельзя. В конце концов – он мужчина, а я убежденный гетеро. Мы тепло попрощались, он побрел к однополчанам, а я неспеша стал собираться к Коле. Хотя, что там собираться – моих денег хватило на бутылку дорогой водки и чудо-расчудесное – палочку китайского салюта на пятнадцать выстрелов.
Коля жил совсем рядом с общагой – меньше километра, на сопке, в частном доме с великолепным видом на Авачинскую бухту. Его папа-капитан прикупил приличные апартаменты в центре, а дом оставил Коле – покуролесить, пока незамужем, или как там правильно, до сих пор путаюсь. Коля должен был посидеть со своими родителями с полчаса, потом навестить Юлькиных – его невесты, ну - и оргия на улице Полины Осипенко.
В один час и даже тридцать минут я подошел к адресу. Меня встретила тишина новогодней ночи. Я не расстроился. Спустился в общагу, посмотрел на звезд тех лет в Голубом Огоньке, поднялся еще раз. Потом еще. В четвертый раз я прихватил с собой зажигалку. Гы-гы-гы. Нет, не для поджога, слава Зои Космодемьянской мне не нужна, просто решил – не дождусь, так хоть открою водку и зажгу салют.
Потом оказалось, что Коля с моим новогодним сексом и кучей других приятных мне людей обоих полов подъехали буквально через десять минут после моего последнего посещения – они въехали в сугроб и два часа весело откапывались. Судьба вообще странная штука – когда оглядываешься назад, и немного сопоставляешь факты – частенько становится не по себе. Вот я о сексе – через 2 года Коля женился, и та самая новогодняя Наташка должна была быть подружкой невесты. Ну, тут уж она от меня не ушла бы, ан нет – толи забеременела, толи еще что, но мы с ней так и не встретились. Как тут не поверить в предназначение. Хотя, знаете, я подозреваю, что в то время Ангел моей жены подыскивал жертву для своей подопечной – мужа ей видите ли захотелось. А тут, как говорится, такой экземпляр.
Но вернемся в волшебную ночь. В двухстах метрах от Колиного дома имел место пребывать пустырь с волшебным видом на город и максимальной удаленностью от любого живого существа в округе в существующих условиях. Я остановился, посмотрел на город – так одиноко мне еще никогда не было. Воздух был чистый-чистый, звонкий-звонкий. Идеальная Новогодняя ночь. Мне даже стало совестно грустить – настолько было хорошо вокруг меня. Я откупорил бутылку. Вернее попытался. Что вы хотите – Камчатка, 1996 год. Водка оказалась паленой, пробка прокручивалась, как барабан в подпольном казино. Забыв про чудесный вид, я боролся с пробкой – дело принципа, и, наконец, сорвал ее к чертям. Глотнул. Ацетон. Почти без примесей. Закусил снегом. Воткнул бутылку в снег, потом передумал – мало ли кто отравится. Вылил. Достал спички. По всем правилам поджег фитилек ракеты-фейерверка и на вытянутой руке стал ждать маленького салюта – еще можно было реанимировать Праздник. Фитиль горел долго и вонюче. Огонек неторопливо вполз в нутро картонной трубки, я сгруппировался и … Это было похоже как корова пукнула. Тягуче и грустно. Одинокий маленький сгусток голубовато-зеленого, блеклого даже в ночи, мерцания выплюнулся из трубки, попытался взмыть в новогоднее небо, но, не пролетев и двух метров, был притянут земным тяготением. Он был настолько слаб, что даже не зашипел, соприкоснувшись со снегом. С минуту я потрясенно молчал, ожидая повторных… плевков. Нет. Все погасло. Цирк уехал. Тут, видимо, ацетон вступил в переговоры с моим желудком и меня напоследок вырвало. Ну, хоть такой салют, утираясь, подумал я.
В начале шестого в кубрик зашел Иванов. У меня была такая депрессия, что я даже не обрадовался другу, а, напротив, притворился спящим. Иванов, ни слова не говоря, завалился на кровать прямо в куртке и ботинках и начал шумно заворачиваться в одеяло. Ненавижу пьяных. Патологически.
- Васяй! – Голос был абсолютно трезвым.
- Чего?
- Накрой меня еще одним одеялом. Подыхаю. – Теперь я ясно расслышал стук его зубов.
Иванов честно приехал на “стрелку” односельчан, осевших в Петропавловске и приобретших квартиры. Там пили, потом еще где-то пили, потом еще куда-то поехали… Память вернулась к нему от мороза – он шел по дороге. В двадцати двух километрах от Петропавловска-Камчатского расположен еще один мегаполис Камчатки – городок Елизово. К нему ведут две дороги – основная и объездная. Иванов пришел в себя где-то посредине, на объездной. Впереди огни, позади огни… На объездной – только дачи по пути, зимой пустующие. Решил идти в Петропавловск – не один ли хер? Думал, говорит, конец Димасику – за бортом минус двадцать, топать минимум десятку, подыхай во цвете лет.
Дед Мороз подарил Иванову жизнь – в двух километрах от города его, уже тверезого, но квелого от подступающего обморожения, подобрал пьяный в три звезды водитель, довез до города и денег не взял. Про Колесо не знаю, только он детей до сих пор не имеет – вроде хламидиозом болел, но молчит. Я, как дура, остался без подарка. Хотя… Ну его, нахрен, такие разборки, как говорил папа Ильи Муромца.
На этом дело не кончилось, 1996 был очень трудным, и только юность, с ее вечными надеждами, позволила достаточно бездумно пройти этот отрезок жизни. К сожалению, родился очередной комплекс, и с наступлением долгого года я начинаю ожидать неприятностей, невольно притягивая их. И еще. Кажется именно в ту ночь родилось у меня пристрастие к одиночеству – страшному наркотику жителя современных городов.
Живите легко, только в этом спасение от знаков любого рода. Последнее время я думаю о неприятностях, связывая их с приметами, уже по прошествии, и, слава Богу, с юмором.
Только так. Удачи.