Машину основательно тряхнуло на ухабе, и боль тысячью игл рванула мозг. С заднего сиденья, впрочем, не донеслось ни звука. Он никогда не жаловался на такие мелочи…
Мы познакомились в 2001-м. Я только-только стал старпомом, наш сейнер в летнее межсезонье стоял под ремонтом у мастерских рыбного порта. Более насыщенного места в Петропавловске-Камчатском трудно себе представить – бесконечная мешанина лиц и событий, несмолкаемый шум, и движение, движение, движение – люди, техника, тысячи чаек, кошки, собаки, крысы, чиновники всех рангов.
Именно так я это и запомнил – десять утра, и не просто рабочая суета, а в несколько слоев, эта бесконечная череда бумаги, реше-ний, согласований, сварщики, монтажники, дизелисты, корпусники, все вертится вокруг тебя, работа старпома на ремонте – хоть вешайся.
Как стоп-кадр – котенок на пирсе, возле кнехта сидит. Недели три-четыре, едва глаза прорезались, маленький совсем. Он ничего не просил, он не был жалок и уж абсолютно не выглядел потерян-ным, вот это то и было странным и невольно вызывало уважение. Как будто пришел наниматься на работу, мест нет, но мало ли… У нас в штате уже был кот – ленивое серое чудище по кличке Седой, и, на задворках памяти с сожалением отметив, что пропадет коте-нок, я забыл о нем.
Вечером я увидал его уже на палубе нашего сейнера, хотел бы-ло возмутиться, но Рыжий с таким степенством умывался после предоставленной трапезы, вахтенный морячок смотрел умоляюще, а Седому было глубоко пофиг, - и я махнул рукой – пусть живет.
Миновало три недели, работы по главному двигателю были за-вершены, нас поставили в док – снять ракушки с днища, винто-рулевую проверить и… хватает, в общем, работы морякам даже на берегу. За это время Рыжий подрос, сдружился с Седым и вдвоем они просто выкосили поголовье крыс на борту. А потом настали тя-желые времена – по дурацким, еще советским законам, питание в доке не положено. Ну как то так – что вы удивляетесь? Стоять ме-сяц. Кушать хочется. Люди то ладно, а кошки? Крысы кончились. Ладно, мы с Ромкой – третьим механиком – из дома принесем, подкормим, но сутки через двое, а из Гринписа только я и он, и в одной вахте.
Договорились – Седого Ромка на перестой к себе берет, они плавают вместе уже два года, у Ромки частный дом, не проблема, а вот Рыжий… Я приуныл. Молодая жена, беременная долгождан-ным первенцем, новая квартира с ремонтом – гордостью нашей новой семьи. В общем, вечером краснознаменный старпом, гроза флотилии, нечленораздельно мямлил в трубку что-то о человеко-любии, то бишь о котолюбии, две недели максимум, да я с ним сам гулять буду, ах да, это же кот… Вердикт – привози, я посмотрю, но если… оба в сад.
На брезгливо вытянутых руках с оттопыренными мизинчиками (могу врать – прим. автора) прекрасная Елена осмотрела рыжего морячка.
- Хорошо, пусть ночь поживет. А почему он так воняет?
Через полчаса, приняв ванну (Рыжий индифферентно отнесся к водным процедурам – рвался, но, скорее из природной привычки), мы подошли на кухню. Вернее нас позвали. И с этого момента наш Кот существует в семейной памяти неотрывно.
Пока мы рассуждали, чем бы накормить животное, Кот, еще мокрый, худой, как моя жизнь, привстал на задние лапки у мусор-ного ведра, и интеллигентно, я бы даже сказал, деликатно, начал употреблять картофельные очистки. Лена расплакалась.
Наутро Кот добил хозяйку, усевшись на стульчак унитаза и справив легкую нужду. Мне чуть не силой пришлось оттаскивать Лену от туалета, и уговоры, что каждый имеет право пописать в одиночестве, мало помогали. Так прошло обещанных две недели. Кот ощутимо поправился, стал красивым, как могут быть красивы-ми только любимые в семье животные. Он ел кабачки, огурцы, картошку, мясо, рыбу, он ел все и с удовольствием. Спать в прихожке решительно отказался, и всякий раз проснувшись среди ночи, я находил распластанное рыжее хамло в нашей кровати, иногда рядом, на подушке, сопящим мне прямо в ухо.
Наш сейнер благополучно спустили на воду, и тут уж настал мой черед войны за кота – Елена успела прикипеть, но рейс был небольшим – 40 дней, и мы договорились испытать чувства – кот вышел со мной в море в составе экипажа.
Да-а, други мои, это было здорово. Мы работали по 16 – 18 ча-сов, работа рыбака – сущий ад, наша с Ромкой каюта была на кор-ме, дверь все время открыта, к шуму привыкаешь, и вот эта рыжая сволочь повадилась пробираться к нам в каюту (вахта была шесть через шесть), и примостившись на груди, засыпать. Мокрый, пах-нущий рыбой, урчащий, как трактор – вряд ли вы поймете такое удовольствие, но для меня это было так, уж простите. Назвал я его Изя. Еще мы с Ромкой называли его засыпательный кот. Полное имя – Изакиель Васильевич Шниперсон. Но в большинстве случаев просто – Кот. Или Рыжий. Ни много ни мало.
По возвращении Кот переехал к нам домой без разговоров и словопрений. По-моему ни жена, ни собственно, Кот, и не пред-ставляли другой перспективы. И потекла счастливая жизнь…
Потом он стал нам с Леной… трудно сказать кем, нет у нас, у че-ловеков, такого названия. Член семьи? – ну, вы понимаете, фу-фу-фу, официальщина затасканная.
В феврале 2002, аккурат к моему дню рождения, Бог забрал моего сына. Мой первый сын прожил два часа, оставив мне лишь разорванную душу, сложные отношения с Создателем и Одиноче-ство. Нет, я не лез в петлю – с чего? Отцовская любовь еще не ро-дилась в моем сердце. Я просто не знал, что мне делать. Лена была в коме, а больше мне никого не хотелось видеть. Водка не помога-ла, я просто ходил взад-вперед по квартире и рычал, - не выл, не плакал, а сковчал, пока не охрип. Я абсолютно не знал, как быть – мне не было больно, горе навалилось после, я просто чувствовал, что наказан, и наказание тысячекратно перекрывает все мои греш-ки, о которых я знал и не знал – прошлые и будущие. Все это время Кот был со мной – он ходил следом, плакал, когда я ревел, не отхо-дил, спал у головы, урча, как обычно, он, наверное, и вытащил ме-ня.
… Я поймал себя на мысли, что пытаюсь удлинить маршрут, мелькнула даже предательская идея остановиться где-нибудь на пустыре, оставить клетку и уехать…
Сколько помню – он всегда оставался мужчиной. С самого на-чала невзлюбил собак. Это не фигура речи. Он на них нападал, да-же на значительно больше себя в размерах, не всегда побеждая, не буду врать. Хорошо помню один случай – мы его потеряли на даче. Изя, Изя… Ладно, говорю, поехали уже, ночью приеду – вернется, на крыльце будет грозно сидеть, ждать, такое было уже. Поискали, покричали, начали собираться, подходим к машине (стекла в жару открыты были), а он там, лапа передняя прокусана, температура, глаза помутнели уже, а не жалуется, - быстрее в ветеринарку…
Когда мы с женой ссорились, и я в сердцах уходил спать в дет-скую, на пол (чтобы все поняли, что потеряли), Кот всю ночь ходил туда-сюда, щекоча мне пятку усами, а то и начиная охоту на нервно подергивающуюся ногу.
… Подъехали, как я ни тянул. Даже на Сетлановской площади, против обыкновения, пробки не случилось. Взял клетку, кот вино-вато взглянул на меня сквозь сетку, Господи, да что же это такое!!
Из-за саркомы нижняя челюсть увеличилась, последний месяц он практически ничего не ел, шерсть свалялась, он стал похож на больную львицу, но даже в болезни оставался аристократичным. Тяжелая капля слюны, уже с сукровицей, вытянулась на губе, но он так и не пожаловался. Наверное, это очень больно. Он нам не ска-зал. Последнее время он забирался под кровать, чтобы не досаж-дать, только ночью, когда я делал вид, что засыпаю, он тайком пробирался к Лене.
Очередь быстро двигалась, нелепые разговоры двух собачат-ниц отвлекали.
- Следующий! Проходите. – Я поднял клетку и прошел в смот-ровую. Чуть ниже диафрагмы заклокотало.
- А почему вы решились на эвтаназию? – Автоматически я отме-тил враждебность в голосе молоденькой докторицы, и, как ни странно, стало легче, я – убийца, решил избавиться кота, потому что он меня зае..л! Ссыт в тапки, тварь, шерсть по всему дому, како-го хера?! Пусть все так и думают, плевать.
- Вот, посмотрите. – Я протянул результаты.
- Саркома нижней челюсти, неоперабельная, назначено… - Гра-диент отношения сменился на противоположный, и стало сложней держать себя.
- Мы введем ему наркотик - (она назвала, я не слушал), - потом он уснет и внутривенно…. – дальше стало легче от подробностей убийства, потом я расстегнул дверцу клетки, потянул за лапу Своего Кота, он немного заартачился, но ведь я рядом! Он всегда мне до-верял.
Сделали укол. Я хорошо помню этот момент – он и в послед-нюю секунду остался мужчиной – прошел на подгибающихся лапах в клетку, попытался оглядеться, и упал.
- Вот здесь подпишите, пожалуйста. Согласие на эвтаназию, кремация…
Бытует мнение, что мужчины не плачут. Херня. Это скоты не плачут. Я ревел как ребенок, даже не дойдя до машины, и мне не было стыдно.
Прошло время, и я с сожалением осознаю, что у меня умер по-следний друг.
Кошачий Бог отмерил Изе 12 лет.
Желаю Вам мужчины такого же ощущения Чести, каким обла-дал мой Кот.
Писано 9 августа 2013 года в Тихом океане.