Шершни

«Природа иногда мстит…»
 
- Поехали мы, как-то с Василем, на Украину, в гости к родственнице Лизе,- после очередного сытного ужина с внеочередным стаканом ликера «Амаретто», который дед Федор обожал, как кот Мурзик валерьянку, его прорвало на очередную байку.
- Сбежали мы с кумом туда в отпуск, вместо Железноводска – в энтот санаторий нам путевки выписал профком. Но ведь санаторий – это же распорядок, физзарядка, режим, сухой закон опять же. А Украина, братцы,- дед мечтательно закатил глаза,- это степи, балки, река Донец и тут же тебе озера и леса, в которых грибов кишит – как на нашем Тузике блох. И вдобавок полная свобода и эта…как ее… ага, анархия…Лизка пообещала моей Анне, которая ей сестрой доводится - ежли мы с кумом Василем по пьяни в каком-нито озере пузыри при ней пущать начнем, она, ясен пень, кинется в воду. Но только лишь для того, чтобы нас притопить до конца.
- А тетка Анна что же?- влез с вопросом донельзя любопытный дедов внук Славка.
- Тебя посулила прибавить к нам в довесок, ежли старших и дальше перебивать будешь!- вызверился на него дед Федор, выбитый из колеи Славкиным вопросом.- Налей-ка лучше деду еще стаканчик «Амаретто» - для пущей смазки извилин в мозгах.
- Дед, ты и так уже два пригубил,- попыталась урезонить его Марина – жена Славки.
- Масло кашей не испортишь,- дед со смаком выцедил полстакана поднесенного внуком ликера.- Да, так вот,  значит, ору я куму Ваське во всю глотку:
- Заводи трактор, счас мы так их дернем – костей не соберут опосля…
- Ты че, дед, перегрелся?- заботливо поинтересовался Славка.- Какие кости, нафик? Ты только что про Украину нам заливал…
- Тьфу ты, выскочило, напрочь, из башки! Говорил же – не перебивай. Лады, слухайте про Украину. Прибыли мы, значит, с Василем, в этот самый Красный Лиман, поселок такой на берегу Донца-речки. Все чин по чину, Лиза встретила, как самых дорогих гостей…
- А это как, дед?- вновь нечистый дернул Славку за язык.
- Убью, отродье сивой кобылы!- взвился было дед, но тут же остыл.- Хотя нет, живи. Но еще один вопрос по ходу моей байки – и с тебя литра вот этого…- он любовно поднял стакан с остатками ликера на уровень глаз, посмотрел сквозь него на лампочку под потолком, потом, не удержавшись, махом выцедил до дна и закончил,- вот этого нектара. Все свидетели?
Все за столом согласно и молча кивнули.
- А теперь объясняю по сути. Встретила как дорогих гостей – значитца, не спрашивая, метнула на стол сперва кое-что для сугреву души, а опосля уже стала собирать закуску. Чисто по-русски – что тут неясного? После она ушла к соседке – помочь ощипать забитых на продажу гусей, а мы втроем…
Славка вновь дернулся было на стуле, но, вспомнив о литре ликера, тут же сник. Однако дед Федор просек краем глаза его душевный порыв.
- Достал ты меня уже, внучек… с-собственной бабушки!!! Втроем, это значит Васька, я и мой свояк Мишка – муж Лизаветы, понятно? А чтобы еще понятнее стало – дальше моя байка пойдет от третьего лица.
…Душевно, в общем, пообщались – Мишка еще пару раз за добавкой в чулан бегал, свой в доску родич оказался. Пообещал наутро снарядить дедов за грибами по полной программе, со всеми необходимыми причиндалами.
- Я завтра с вами пойти не могу – на работу надо в тракторную бригаду. Но дорогу счас обрисую, как по нотам. Да и обрисовывать-то нечего: рано утречком садитесь на первый паром, переправляетесь на тот берег и топаете через лес напрямик самой широкой тропой. На перепутье свернете налево и метров через пятьсот – вот оно, озеро Бобровое. А неподалеку, в лесу, грибов – косой не выкосить. Не хотите грибов – там же земляники полно. И удочку дам – одну на двоих. Кто в лес, а кто и по карася – его в озере тоже немерено. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда дуйте на сеновал потихонечку, вон по той лестнице, пока моя Лизавета вас туда без нее не загнала. Гостей она любит, но пьяных гостей расценивает уже как оккупантов и разгоняет их по углам, навроде тараканов. Да, напоследок совет: будете завтра идти лесом – не машите, почем зря, удилищем. Шершни, которые там живут, страсть как не уважают две вещи: сивушный перегар и посягательство на свое жилище. А сейчас спать!
И Мишка просочился на супружескую половину хаты.
Вопросы у деда Федора, конечно, имелись. И первый из них  – что энто за нация такая - шершни, и какого лешего их занесло на проживание в лес. Видимо, тот же вопрос свербел и в кумовой башке. Но не задали деды его по двум причинам: во-первых, языки их уже намного отставали от  мыслей. А во-вторых некому было задавать вопросы: свояк уже ушел, а Лизавета…Вспомнив об оккупантах и тараканах, кумовья, кое-как подсаживая друг друга, вскарабкались по трехметровой лестнице на сеновал. И, повалившись на душистое, пахнущее всеми ароматами на свете сено, тут же провалились в глубокий, без сновидений, сон.
… Очнулся дед Федор оттого, что его кто-то за ногу пытался стянуть с сеновала. Продрал глаза и в неясном предутреннем свете увидал у себя в ногах какое-то чудище: половину человека, у которого напрочь отсутствовали нижние конечности и, простите за нескромность, зад тоже. И вот этот-то урод тянул деда к себе, разевая при этом свою пасть. Видать, в предвкушении дармового завтрака.
Сейчас же на ум полезли всякие воспоминания о вурдалаках и прочей нечисти. Дед уже поднял было дрожащую руку для крестного знамения…И тут послышался громкий шепот:
- Не боись, Федь, это я, Мишка! Подымай кума,  вам в дорогу пора. Я там, на калитке, оставил удочку, лукошки под грибы…  и еще кое-чего – перекусите в дороге и на озере. Лизу не будите – она до часу ночи с соседскими гусями промаялась. Все, мне пора на работу.
Свояк спрыгнул с лестницы, на которую влез до половины, и исчез в предрассветном мареве. Вскоре стукнула калитка, взбрехнул соседский пес за забором и вновь все стихло на селе.
- Ф-фу ты, и причудится ж гадство такое!- хихикнул было про себя дед Федор. И тут же шарахнулся в сторону так, что чуть не грохнулся с сеновала – прямо в ухо  кто-то оглушительно чихнул, словно из двустволки дуплетом засандалил. А затем  ему на шею опустилась ледяная ладонь...
- Федь, не подскажешь, на какой планете мы счас находимся?- раздался рядом знакомый до чертиков голос.
- Васька, зар-раза! Ты что, доконать меня решил энтим утренним моционом? Мне ж уже давно не тридцать годков-то,- жалобно проблеял дед Федор, хватаясь за сердце, которое застряло где-то между пяткой и левой почкой. – Пошли за грибами, а, Вась?
…К парому они подошли, когда уже рассвело. У деда Василя на плече приютилась   бамбуковая удочка,  метров семи в длину. А деду Федору достались две небольшие, плетеные из ивняка, корзинки: с харчами и прикормкой.
 Завидя их, дед- паромщик присвистнул в изумлении:
- Сами, вижу, не местные, а удочка, определенно, Мишкина. Он один из местных рыбаков ставит гусиные поплавки наоборот – толстым концом в воду. Кем ему приходитесь?
- Родичи из Кубани,- коротко и хмуро ответствовал дед Федор – ему было не по себе после вчерашнего застолья. Чего-то явно не хватало сегодня в организме.
- Давайте на борт, родичи,- пригласил кумовьев дед.- Ну что, пока народ подойдет, можно и познакомиться?
- Вась, погляди, чего я в корзинке нашел,- дед Федор торжествующе помахал в воздухе извлеченной на свет литровой бутылкой водки. Магазинной водки. Он уже догадался, чего не хватало, спозаранок,  его организму…
- Ну что ж, есть повод для знакомства…
Паромщика звали Матвеем. Выпив, он тут же стал жаловаться на местный санэпиднадзор.
- Вчера вечером какой-то гад спьяну в верховьях баржу с мазутом утопил. До сегодняшнего утра никто из этих борцов за экологию и глазом не повел в сторону речки. А пятна плывут и плывут, уже до нас добрались. Вона, вишь - по речке сплавляются?
Кумовья пригляделись – точно, на поверхности реки там и сям виднелись большие черно-бурые пятна.
- Если и дальше не примут меры – попрет мазут сплошняком,- глубокомысленно изрек Матвей.- И тогда уж точно не поздоровится всем: и живности в речке, и бабам, которые полощут белье с мостков, и нам, рыбакам. Да и местному надзору тоже – в верхах строго стало по этой части. Ладно, поехали на тот берег, народ уже подтянулся,- и он нажал кнопку стартера на панели мотопарома…
От выпитой с паромщиком рюмашки-другой стало немного легче на душе. А когда кумовья, переправившись, присели подзавтракать в тени деревьев леса, в мягкую зеленую траву, дела пошли совсем хорошо: еще по паре стопок, да под жареную курицу, да свежие огурчики и помидорчики – вообще потянуло на песни. Так и пошли по лесной дороге: дед Федор весело помахивая на треть опорожненными лукошками, а дед Василь в такт песне про Галю дирижируя бамбуковым удилищем. Но его дирижерский пыл вскоре охладил дед Федор.
- Забыл, что свояк наказывал – не махать удочкой без толку?
- Да откуда здесь этим шершням взяться! Они и живут-то, наверняка, где-нить в глухой чащобе, подальше от людских глаз – как у нас бомжи, - разглагольствовал в ответ кум. Совета он, однако послушался – вновь взгромоздил удочку на плечо. Однако дирижировать ею не перестал, и кончик удилища за его спиной выделывал немыслимые па, где-то на высоте около пяти метров над уровнем земли. Они ушли уже довольно далеко от реки, проорав в избытке чувств почти весь репертуар Кубанского казачьего хора, когда деда Василя угораздило-таки въехать концом удилища в дупло громадной сосны, находящееся именно на высоте его дирижерского таланта – метрах в пяти от корней. Деды, конечно, не заметили этой оплошки и пошагали себе дальше. Но ситуация с этого момента сделала крутой вираж. И вовсе не в лучшую сторону жизни.
Вначале в дупле было тихо. Затем послышалось громкое жужжание, усиливающееся с каждым мгновением.
И, наконец, из отверстия дупла вылетело насекомое,  точь в точь копия осы. Но каких размеров! Ярко-желтое туловище с поперечными черными полосами, в длину не менее четырех сантиметров. А  острое изогнуто-лакированное жало сильно смахивало на зуб гадюки. Это и был шершень. Или лесная оса, а также оса-убийца – как кому больше нравится. Видимо, дед Василь своим удилищем задел больные струны души. Не только этой особи… потому что вслед за ней из дупла выметнулся целый рой озверевших вконец чудовищ – кто посмел нарушить покой полосатых разбойников? И кому до такой вот степени наскучила своя собственная жизнь?
- Стоп, Васька, прекрати, наконец, вопеть во всю глотку,- тормознул кума дед Федор.- Не понял, что ли - уже с полчаса как ты – солист. А с твоим слухом энто понятие несовместимо ни в какой степени. Не слышишь – жужжит что-то?
- Это у тебя после вчерашнего в башке жужжит,- отлил ему той же монетой дед Василь. Но, прислушавшись, согласился,- да, таки жужжит. Може, вертолет какой?
Он поднял вверх голову и тут же с перепугу сел прямо на тропу.
- Это не вертолет, Федя! Это кое-что покруче.
А шершни уже пролетели над их головами вперед, метров на пятнадцать. На несколько секунд зависли в воздухе гудящим облачком, перестраиваясь в боевой порядок, и ринулись назад, войдя в пологое пике…
Первый удар принял на себя дед Федор – прямиком в лоб. В голове тотчас же будто тротиловый эквивалент рванул, из глаз брызнул сноп искр, а на лбу мгновенно вздулась шишка величиной с грецкий орех. За первым шершнем спикировал второй – в щеку, под глаз, без промаха. Третьего удара дед Федор ждать не стал. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он рванул по лесной тропе в обратную сторону, вопя при этом не своим голосом:
- Васька, ты где? Давай за мной, не отставай! К реке, к реке наяривай, энти гады воды боятся!
- Уй, ай, ой-ой-ой!- послышались болезненные вскрики кума. Однако не сзади, как ожидалось, а метров на сотню впереди. Одно из двух – решил дед Федор на ходу: либо Васька оказался намного догадливее его и успел сдернуть прежде, чем началась атака этих летучих гадов, либо его скорость отступления намного превышала скорость деда Федора. Как бы там ни было, до реки они добежали почти одновременно, сопровождаемые разъяренными шершнями.
А там уже вовсю хозяйничала служба санэпиднадзора – видать, Бог услышал-таки молитвы паромщика Матвея. Чуть ниже переправы, от берега до берега, была туго натянута стальная мелкоячеистая сеть, которая не пропускала вниз по течению скапливающийся в ней мазут. А он пер уже по поверхности воды сплошняком. Отсасывал эту жижу плавучий земснаряд – прямиком в нефтеналивную баржу, которая болталась здесь же, рядом…
Увидя жирную лоснящуюся пленку вместо воды, дед Василь у кромки воды тормознул на полной скорости так, что кум понял – столкновение неизбежно. А шершни сзади настигали их обоих и долбили, долбили через рубахи своими отравленными жалами так, что казалось – их и вовсе не было, этих рубашек.
- Сигай в воду, кум!- взвыл дед Федор, набегая,- всякая нефть для этих сволочей – верная погибель!
Он и не думал тормозить, поэтому просто сшиб, на полной скорости, кума, словно кеглю, и вместе они кувыркнулись в болото, образованное мазутом, словно в спасительную купель. Добрая треть преследователей, опьяненная беспомощностью жертв, в запарке полетела вслед за ними и тут же приняла мученическую смерть – нефтепродукты действительно были для них ядом. Остальные шершни зависли гудящим облачком, не долетев до воды всего-ничего. Затем, разочарованно пожужжав, убрались, восвояси, в лес.
Однако бед они натворили немало. В этом кумовья убедились, когда вынырнули одновременно, под бортом притулившегося у берега парома. Они сейчас смахивали на истинных представителей негритянской расы – самых уродливых ее представителей. Да, мазут сделал свое черное дело: слипшиеся, торчащие во все стороны остатки некогда роскошной шевелюры и опухшие до неузнаваемости физиономии. Такое могло присниться разве что в кошмарном сне - Стивен Спилберг отдыхал!..
Внезапно над головами кумовьев раздалось хихиканье, перешедшее затем в гомерический хохот. Оба разом задрали головы, зашипев при этом от болей в истерзанных  жалами шеях – паромщик Матвей катался по палубе, надрывая животик от смеха. Отсмеявшись, он задал один лишь вопрос, ткнув перстом в сторону леса:
- Шершни, небось?
Оба деда понуро кивнули – говорить сквозь опухшие губы было невмоготу.
- Было и со мной такое,- фыркнул Матвей,- всего один раз. Но запомнил я его на всю оставшуюся жизнь. Без мазута, конечно, обошлось. Хотя… Вы вот что, мужики, вы не переживайте особо – через день от укусов и следа не останется,- хлопнул он вдруг себя по лбу, что-то вспомнив.
Кумовья недоверчиво уставились на него.
- Точно говорю. Мне тогда местная знахарка посоветовала нефтью смазать болячки от укусов. И через сутки их, как корова языком слизала. А мазут – он ведь та же нефть, только вид сбоку. И отмывается эта хренотень легко – чистым соляром. Которого у вашего Мишки в заначке сарая  навалом - он же тракторист.
- Давай, вези нас на тот берег,- деды мухой взлетели на борт парома по трапу.
- Перевезу, конечно, тем более, на воде уже почти нет мазута. Эх, мужики, и чего бы вам на полчасика позже не потревожить этих полосатых шприцев – разом отпали бы проблемы расовой дискриминации. Шучу, шучу, конечно,- увидев страшные глаза-щелочки кумовьев, Матвей пошел на попятный.- Дельный совет напоследок: не появляйтесь в селе при свете. Дождитесь ночи, чтоб вас никто не видел в таком вот виде. Ребятню и так на ночь пугают страшилками про черного человека – чтоб скорее уснули. А здесь, представьте – сразу два и без охраны. Многих пацанов да девчушек оставите заиками – таскайся с ними потом по логопедам.  А кое-кто из старших ведь может, сдури, из ружья засандалить...
Ко двору свояка Федор и Василь пробирались задами, уже при свете полной луны. В доме было темно, но окошко на семейную половину было распахнуто – местная вентиляция. Дед Федор осторожно постучал согнутым пальцем по стеклу рамы, прислушался, затем шепотом позвал:
- Миш, а Миш, выдь на улицу, мы к тебе…
И тут на фоне распахнутого окна высветилась заспанная физиономия Лизаветы. Эффект встречи превзошел самые смелые предположения несчастных грибников: вначале ее глаза расширились при виде двух эфиопов, залитых зловещим мертвенным светом луны, до размеров чайных блюдцев. Затем Лиза слабо ойкнула и завалилась вглубь хаты, где тут же послышался грохот опрокидываемой мебели. И только после этого она взвыла так, что соседский пес, подавившись очередным брехом, ломанулся в свою конуру, чуть не вынеся при этом ее заднюю стенку.
На пороге хаты нарисовался свояк Мишка с двустволкой наперевес, в одной рубахе- больше ничего со сна не успел натянуть на себя.
- А ну, всем стоять, твою мать!
- Уходи со двора, Мишка!- заголосила из хаты Лиза.- Это черный человек… два человека! Они по твою душу пришли – сама слыхала в окошко!
- А по мне, дак похрен: хоть один, хоть два,- срывающимся голосом пытался прибавить себе смелости Мишка,- как раз два заряда в стволах. Серебряных пуль нету, но кабанячьи жаканы, я думаю, в самый раз придутся.
- Ну все, Федя, наловили карасей,- еле выговорил Василь, пытаясь устоять на подгибающихся ногах. - В войну выжили, чтоб здесь  свояк пришиб, ненароком.
Но дед Федор в свое время служил в разведке, а это значило оч-чень много!
- Ты што, Мишка, совсем охренател – на своих с ружжом кидаться!- напустился он на свояка, боясь, однако, приблизиться.- Энто ж я – Федор.
- Федор ко мне, остальные на месте!- узнав голос деда, приказал Мишка.- Вот это цирк!- изумился он, еле угадав его физиономию.- Неужто все же шершни?
- Они самые,- признался дед Федор.- Миш, ты б сходил утречком в лес – удочку там, туески забрать. Не с руки нам ить, по утрянке будет. А счас бы помыться…
Следы укусов шершней, как и обещал Матвей, бесследно исчезли уже на вторые сутки – помог-таки мазут. Но соляром наносило от кумовьев еще с месяц – никакая баня не помогла…
- А на Бобровое озеро, за грибами и ягодами, мы с Василем и Мишкой все же сходили,- закончил дед Федор свое повествование. – Но энто уже совсем другая байка – под другую бутылку «Амаретто»!