Глава 4. Шаги по земле

Марат Носов
   
   
               Глава  4.  Последние дни в Харбине.

  Зима 1945 года прошла в армейских буднях так быстро, что Сергей Сорокин не успел оглянуться, как наступила весна, и Харбин вздохнул её полной гаммой цветов и зелени своих парков.  Духовой армейский оркестр играл вечерами на танцевальных площадках этих парков, где собиралась русская молодежь города и  офицеры советских войск, находящихся в Харбине.
     Также музыкантам приходилось играть при погребении воинов, погибших от рук оставшихся японских оккупантов-смертников.
      В конце марта в войсковых частях прошёл слух, что согласно полученному приказу Главнокомандующего Вооруженными силами СССР, на апрель назначен вывод советских войск из Маньчжурии, а через неделю это известие было оглашено в частях, которым  приказано срочно готовиться к этому событию.
            Музвзвод пополнился новыми военнослужащими из  самодеятельности соседних подразделений, и он превратился в художественную концертную бригаду. Началась подготовка к большому прощальному концерту. Ефрейтору Сорокину предстояло не только играть в духовом оркестре, но и выступить  в концерте со своим  стихотворением, которое он декламировал в кругу своих сослуживцев.
 - Я же не поэт и стих не очень …, - пытался отказаться Сергей,  но Жаров, который числился в музвзводе поэтом, подтвердил, что стихотворение, сочиненное Сережей, вполне пригодно для прочтения  со сцены, тем более молодым автором.   
    Стихотворение Сорокина «Взятие Берлина» было включено в список номеров концерта и совместно с общей программой праздника   отправлено на утверждение коменданту гарнизона Харбина.  Сергею ничего не оставалось делать, как впервые в жизни готовиться к сольному сценическому выступлению перед большой аудиторией публики.  Тем более,  его предупредили о том, что на концерте, по всей вероятности, будет присутствовать Командующий Дальневосточным фронтом маршал Малиновский, который должен прибыть из Мукдена.
          Репетиции участников концерта проводились  в Доме железнодорожного Собрания города, где намечалось организовать все прощальные торжества посвященные выводу советских войск. 

  - Сорокин, после окончания репетиции идёшь с нами,- приказал Сергею старшина Денежкин. Зайдём куда-нибудь по дороге перекусим.  Пельменей захотелось. Здесь, в Харбине, пельмени традиционная пища и самая  вкусная, штуками продаётся. Закажем  штук пятьсот. Как ты думаешь, Сережа, хватит на наш взвод?-
- Хватит, товарищ старшина, - ответил Сорокин, - я тоже обожаю пельмени.-
   В первых закусочных, куда заходила кампания в составе Денежкина, Сорокина и ещё четверых сослуживцев, заказать необходимое количество пельменей не удалось. Наконец, около буддийского храма они увидели
белое кирпичное двухэтажное здание с рисунком официанта несущего в большой посудине дымящиеся пельмени и надпись на русском языке:
« Не проходи мимо!»
     Первым к дверям здания подошёл баритонист музвзвода Гусев.   
- Ну, что старшой,- обратился он к Денежкину, - не пройдём мимо?-
  - Если  у нас примут заказ, конечно зайдём.-
В этот момент двери открылись, и навстречу  вышел хозяин заведения.
Он представился Робертом Петровым, поздоровался с пожатием руки, как  старому знакомому Гусеву, и пригласил всех  внутрь: «Господа! Я готов принять вас и обслужить  самым достойным образом, милости прошу, заходите.-
- Есть ли у вас харбинские пельмени?- спросил один из гостей, когда вся кампания очутилась в небольшом зале, где стояло несколько столов со стульями, а в конце зала закрытая занавесом сцена.
- Несмотря на трудности, которые испытывает моё заведение, по причине военного времени, у нас есть всё, что потребуется для вашего отдыха, господа,- с улыбкой заверил хозяин.
       Музыканты расселись за столы и заказали пельмени.
Пока готовились пельмени, Роберт поведал о том, что сам он русский, но родился в Америке, а здесь в Харбине очутился с родителями, приехавшими на работу, когда заканчивалось строительство КВЖД.
       Сереже показалось, что хозяин чем-то обеспокоен: не говорит о том, что хотел бы сказать, и всё время посматривал то на гостей, то на сцену закрытую занавесом. 
          Наконец,  две женщины по-японски одетые в кимоно принесли на блюдах горячие пельмени.  Лица их были зачем-то вымазаны белой краской, а чёрные брови, как два крыла птицы разлетались вверх. Сорокин посмотрел на них и подумал, какие они страшные в этом гриме, и как не похожи на наших русских красавиц.  Невольно вспомнилась Люси, его детдомовская сестрёнка. Со своими мыслями Сергей забыл, зачем он пришел в это заведение и тут услышал голос старшины Денежкина: « Сорокин, пельмени стынут, ешь пока горячие». С аппетитом принялся он  за пельмени, но их принесли так много, что съесть  все, даже при большом желании, было невозможно.
      Гости увлеклись  ужином и не заметили, как занавес  вдруг открылся и  на сцену вышел хозяин: «Конбава!» - произнёс Роберт Петров, что означало по-японски «Добрый вечер!», и тут же поправился, - Вечер добрый, уважаемые гости,  желаю вам хорошего аппетита и хочу объявить  вторую основную программу нашего общего вечера.  Мной подготовлены самые лучшие женщины, которые имеются в моём заведении, но, разумеется, выбор остаётся за вами. Они сейчас выйдут на сцену, и каждый из вас выберет себе понравившуюся ему даму.-  За его спиной из-за кулис стали одна за другой выходить одетые в кимоно женщины.  По их внешности и походке было очевидно, что это не молодые девушки. Процессия смахивала
на похоронную.
      - Старшина, куда мы попали? – вскочив со стула, громко закричал Сергей.
      - Это же бордель! – возмутился он.  Надо срочно отваливать отсюда.
      - Почему вы все сидите и не встаете?-  Не унимался Сорокин.
      -Отставить панику!- спокойно приказал старшина Денежкин.
      - Всем сидеть на месте, пока мы не расплатимся за пельмени, и не забывать:  кто мы здесь в Харбине.-
         Роберт Петров, а за ним несколько женщин спустились со сцены, и подошли к столам, где сидели советские военные музыканты.
 - Я догадался, что принял вас не за тех, кто вы есть. Прошу извинить меня,-
    произнёс  хозяин харбинского  борделя.
         « В своё оправдание должен сообщить , что эти женщины вторые сутки почти ничего не ели и мне очень хотелось их сегодня накормить. Продукты для пельменей, которые вам приготовили,  специально держал, чтобы привлечь клиентов и дать им заработать на пропитание.
      Они не понимают по-русски и не знают  о чём я говорю с вами; что заработка сегодня у них снова не будет.»
        Подошедшие женщины с надеждой утолить голод  смотрели  на столы, где оставалось ещё много пельменей.
      Сергей увидел в узких разрезах азиатских глаз этих женщин столько
горя и тоски, что  снова закричал: - Почему вы все сидите и не встаёте? Лабухи, давайте уступим этим несчастным женщинам место за столами и угостим их.  Гости заказали ещё партию пельменей и расплатившись за всё , покинули бордель.  Никто из  музыкантов уже не видел, как голодные  «жрицы любви» съели подаренные им пельмени. 
         Сумерки сгустились над городом. Бурно обсуждая сегодняшний вечер,  кампания направилась в расположение части. Сергей оглянулся и увидел, как вспыхнул красный фонарь над входом дома, который они только что покинули.  Он не мог понять, и от этого ему становилось страшно, что женщины продавали своё тело,  чтобы утолить голод.  Сергей подумал о том, что ни разу ещё не был близок с женщиной, как это могло случиться  с ним сегодня, и где-то в глубине сознания сначала стал сомневаться, что зря упустил случай узнать это неизвестное ему чувство,  но потом пришёл к заключению: без любви такого не должно быть.  Смутно представляя себе, что такое любовь он оставил свои размышления до следующего раза.
         
         Наконец, в Харбине наступил день торжественного провода из Маньчжурии на Родину советских  войск.
    Во второй половин апреля 1946 года в харбинском доме Железнодорожного Собрания состоялась встреча руководства советских  армейских подразделений, участников разгрома Квантунской армии,  с гражданской общественностью города.
         В президиуме собравшихся  были  как крупные советские военноначальники, так и местные представители властей: религиозные православные  деятели, корреспонденты газет, студенты, работники городских предприятий.
          Сергей Сорокин сидел в составе духового оркестра в фойэ здания.
Музыканты получили  задание создать музыкой торжественность прощального вечера.  Кроме советского гимна, исполнение которого перед открытием и закрытие таких  торжеств  предписывается регламентом, оркестр исполнял и разную известную музыку танцев и русских  песен. Таких, например, как вальсы «На сопках Маньчжурии», «Амурские волны», или мелодии песен военных лет : «Темная ночь», «Катюша»,  «Где же вы, друзья, однополчане» и другие.
        Сорокину не приходилось раньше бывать на подобных крупных торжествах и всё, увиденное сейчас, было для него новым и интересным.
        Когда слово для выступления взял Командующий Дальневосточным фронтом маршал Родион Яковлевич Малиновский, Сорокин  проскользнул из фойэ в зал, где проходило собрание, и стал слушать речь этого талантливого полководца.  Зал был полон: многим не хватило сидений, и они стояли кто где смог, но при этом, вся аудитория  погрузилась в абсолютную тишину. Военный человек – маршал говорил  не о войне, а о мире. Это удивило присутствующих и Сергея тоже. Советская армия освободила Маньчжурию от японской оккупации, потеряв при этом немало своих солдат и офицеров.  Теперь уходит с освобожденной территории к себе на Родину, передавая её законным жителям, и оставляя им могилы своих погибших воинов. 
      -Кто придет,  чтобы положить пару гвоздик  на братские могилы погибших , которых он провожал похоронными маршами в последний путь? – мысленно спрашивал себя Сережа и, на этот вопрос, у него не было ответа.
         Из учебника истории он знал,  что русская армия всегда была армией-освободительницей.  Это было и в 1812 году, когда освобождая Европу от бонапартизма, русская армия, разгромив Наполеона, вошла победительницей в Париж.   Год 1945-ый стал годом освобождения большинства стран Европы от фашистского порабощения с победным окончанием Великой Отечественной войны в Берлине.  Чувствуя себя свидетелем подобного торжества, Сорокин гордился этим и был благодарен своей судьбе, которая привела его в Маньчжурию.
      После выступления маршала Малиновского выступили представители русской общественности Харбина, и на этом закончилась первая часть собрания. Сцену освободили для праздничного концерта.
      Когда за кулисами сцены, на которой уже начался концерт, Сергей готовился к  выступлению, читая на листке текст  своего стихотворения « Взятие Берлина» ,  к нему подошли старшина Денежкин и новый комендант Харбина генерал-майор Ковтун–Станкевич,  сменивший на этом посту генерал-полковника Белобородова.
 - Товарищ генерал, вот Сергей Сорокин, которого вы приказали найти, -
обращаясь к генерал-майору,  и показывая рукой на Сорокина, доложил
старшина Денежкин.
           Увидев перед собой генерала, который его искал, Сорокин вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал: « Товарищ генерал-майор, ефрейтор
Сорокин готовится к выступлению на данном концерте!»
         - Знаю, Сережа, что ты будешь читать своё стихотворение на нашем концерте. Я его тоже прочёл. Хорошее стихотворение, мне понравилось.
А ищу я тебя за тем, чтобы выполнить поручение Афанасия Павлантьевича
Белобородова, который попросил меня лично вручить тебе две медали:
«За Победу над Японией» и «За боевые заслуги». Считаю, что сейчас сделать это – самый лучший момент, когда на сцену ты выйдешь с наградами
на гимнастерке. –
           Откуда-то вдруг появился адъютант генерал-майора и передал ему две коробочки с медалями и удостоверениями к ним.
         Андрей Игнатьевич Ковтун – Станкевич сам вынул из коробок медали
и пристигнул их к левой стороне гимнастерки, ошарашенного от неожиданности Сорокина, который стоял и не знал, как он должен поступить в такой ситуации.
          Оказавшийся  рядом старшина Денежкин легонько толкнул его:
- Очнись, Сергей, скажи что-нибудь, поблагодари генерала…-
           - Служу Советскому Союзу! - выкрикнул внезапно Сергей и схватил обеими руками генеральскую руку,  протянутую ему  для поздравления.
     - Сорокин, готовься на сцену, твоё выступление следующее, - услышали, все стоящие рядом с Сергеем, голос ведущего концерт  старшины Жарова.       
        - Я приглашаю на сцену воспитанника нашей воинской части Сергея Сорокина, - объявил конферансье очередной номер программы концерта и добавил,- он прочитает своё стихотворение «Взятие Берлина».
           Выйдя на середину сцены, Сережа впервые очутился один перед  громадной массой зрителей, ни одна сотня глаз  была сосредоточена только на нём, но он не видел  этих людей.  Сорокин  видел то, о чём говорилось в его стихотворении.  А в нём говорилось: о фашистах, напавших на его Родину, о разрушенных бомбежками городах, о сожженных  селах, о расстрелянных и повешенных ни в чём неповинных советских граждан.
        Голос его крепчал всё сильней и в конце выступления он гремел, как приговор:
 « И вот Берлин, теперь мы все у цели,
     Час пробил отомстить врагам,
      Ведь за его стеной дрожат от страха «звери»,
      Пришёл конец фашистским псам!
       Прошла лишь ночь. Второго мая утром
        Войскам приказ: «Вперед! На штурм !Вперед!»
       Пропели залпами гвардейские «Катюши»,
       Пошёл на штурм советский наш народ.
       Берлин был взят советскими войсками,
        Весть облетела сразу шар земной!
        Никто ещё не устоял пред русскими штыками:
        Солдат наш есть, и будет впредь, герой!»
         Война не дала Сорокину закончить школу, и его литературные успехи были на уровне семи классов средней школы, но стихотворение  весь
 зал принял стоя с громкими долгими аплодисментами.
      На сцену вбежала старшина медицинской службы и Сергей узнал в ней девушку, которая бинтовала ему голову после ранения и сопровождала в полевой госпиталь в Муданьцзяне.
  -Ты меня помнишь? – спросила она.
 -  Конечно, помню, но не знаю твоего имени.-
 -   Катя,- ответила она и поцеловав Сережу в щеку, вернулась в зал.

Так закончился последний день в Харбине.
На следующий день с первой группой отъезжающих, Сорокин покинул Маньчжурию и направился  в Благовещенск, на родную землю, по которой уже стал скучать.