Мы проговорили почти до утра, пока Ольхерио не заснул прямо за столом. Кувшин к тому времени уже был пуст. Я пристроился на скамье вздремнуть, но вскоре пришли сестры, чтобы готовить завтрак и, разбудив нас обоих, отправили в сторожку.
Туман стелился по земле, раннее утро было прохладным, начинался ещё один жаркий день, и его мне с дочерью предстояло провести в дороге. Не успели мы с Ольхерио напиться вдоволь колодезной воды, как из сиротского корпуса вышла моя девочка с большим дорожным мешком, в сопровождении детей и наставниц. Я обнял Изабель и расцеловал, нам обоим ещё не верилось в наше счастье.
- Ты уже со всеми попрощалась, детка?
- Да. Я так мечтала об этом дне, папочка, и не думала, что когда он настанет, будет так тяжело.
- Все эти люди были твоей семьёй от рождения, Изабель, я всё понимаю.
Мы помахали им руками.
- Познакомься, это - Тезоро, подарок твоей крёстной.
Она погладила белую морду, конь ответил взаимностью, попытавшись "поцеловать" губами её руку, девочка засмеялась.
- Какой у него нежный и тёплый нос! Красавец, я таких и не видела!
Жеребец всё понял и загарцевал перед нами, убеждая всех в своей исключительности.
- Ну всё, хватит фарса! Всем и так понятно, что ты неотразимый арабский скакун!
Я помог Изабель взобраться в седло. В этот момент появилась настоятельница с котомкой, в которой, судя по запаху, лежал свежеиспечённый хлеб.
- Это вам в дорогу, - она перекрестила нас, - позаботьтесь о нашей Изабель, синьор! И да хранит вас Господь! - у аббатисы на глазах появились слёзы.
Я подумал о том, что эта женщина не наказала бы Патрицию так строго, сердце у неё доброе, это чувствуется сразу, хоть она и старается держать дистанцию и хорошо владеет необходимыми интонациями управляющей, но меня не обманешь, она мягкий по натуре человек.
- Благодарю, матушка, и Вас благослови Всевышний! Спасибо за всё, что Вы сделали для нас!
Я вскочил на коня, приобняв дочь одной рукой, в другую взял поводья. Ольхерио помахал нам, вытирая набежавшие слёзы.
Это место, казавшееся мне всегда непреодолимым препятствием, вдруг стало каким-то родным, и щемящее чувство прощания с ним подкатило к горлу горьким комом. Эта земля ещё помнила звуки её шагов, молитвенные песнопения и голос моей незабвенной голубки. Они останутся здесь навсегда, как и первые шаги, слова и мечты нашей Изабель, проведшей здесь всё своё суровое детство.
Мы выехали за ворота, и я услышал, как с тяжёлым сипом они закрылись вслед за нами. Пришпорил коня, и Тезоро, лёгкий, сильный, грациозный, полетел вперёд, будто только этого и ждал. Дочь, прижавшись ко мне, молчала, украдкой стирая пробегавшие порой по лицу капельки, вскоре вздремнула, пригревшись на моей груди. Мне было так тепло, так хорошо от её присутствия, словно я обнимал частичку её матери, дороже которой для меня никого не было на этой Земле. Коня перевёл на спокойный шаг, нам некуда спешить. Теперь, когда моё дорогое чадо со мной, хотелось прожить каждый момент не торопясь.
В знойный полдень мы добрались до поместья близ Ливорно. Я много лет здесь не был, с той самой последней встречи; присутствие Деметрио отвращало от меня саму мысль посещать эти места, но теперь тиран находился во Флоренции, и я не хотел утомлять Изабель чрезмерными трудностями пути.
- Ничего не бойся. Это одно из наших имений.
- Боже мой, как красиво! Это же настоящий дворец!..
- Не удивляйся, но я буду звать тебя Вероника. Среди слуг есть те, кто доносит Деметрио о каждом моём шаге, им совсем ненужно знать, о твоём существовании, пока жив этот деспот.
Она с удивлением посмотрела на меня, но, доверившись, согласно кивнула в ответ.
Слуги сбежались поприветствовать нас.
- Синьор, с прибытием Вас! Какими судьбами в наших краях? И юная синьорина с Вами. Почему без экипажа? Девочке трудно находиться подолгу в седле.
- Слишком много вопросов! - я сделал вид, что рассержен и устал. - карета неподалёку, её чинят. Лучше помогите вашей госпоже отдохнуть, - я передал Изабель в руки охранника.
- Синьорина Вероника, Вы так выросли! - сказал он. - Что случилось с Вашими прекрасными каштановыми волосами?
- Они выгорели на солнце, - ответил я за растерявшуюся дочь, она тут же опустила взгляд, это и хорошо, цвет глаз тоже другой. - Дочь любит рисовать, вот и проводит целые дни в поисках красивого пейзажа под лучами палящего солнца.
- А по личику не скажешь, бледна... И наряд на ней странный.
- Что ты привязался к ребёнку, не видишь, устала наша горлинка, пойдём со мной! - пожилая кухарка, проявила милосердие и увела девочку в дом.
Все с пониманием закачали головами и всё же как-то странно поглядывали на молодую хозяйку, заподозрив, видимо, подмену. Я уже было подумал, что зря привёз её сюда, но юное создание, не приученное к длительным поездкам верхом, да ещё и в такую жару, нуждалось в отдыхе.
- Приготовьте опочивальни! Мы сегодня заночуем здесь, а поутру отправимся в дорогу.
Она испуганно оглянулась, я кивнул ей с улыбкой, подтверждая, что всё в порядке, пусть не волнуется.
- Давненько Вы не приезжали, Ваша Светлость! Столько лет прошло!..
Я передал Тезоро конюху, отдал распоряжения насчёт обеда и решил прогуляться по тенистому парку, заглянул на семейное кладбище, поклонился могиле Адрианы, навестил Маркелу.
Материнское тепло её любви грело даже из могилы... Вспомнил, как много мы выстрадали и пережили вместе, но она никогда не предала и не бросила меня, наша мудрая, мужественная Маркела... Мне до сих пор её не хватает!
Вернулся в дом, напился прохладной воды, устало сел в кресло и сразу же задремал: бессонная ночь давала о себе знать. Снились дети, среди них была счастливая Изабель, но тень Деметрио всё время угрожающе стояла рядом, и мне хотелось его убить, чтобы избавить всех от опасности и страха... Вздрогнув во сне, я очнулся. Дочка сидела рядом, не отрывая от меня своих красивых глаз, в которых жила любовь, вера и надежда.
- Папочка, прости, что разбудила. Я всё ещё никак не могу поверить в происходящее...
- Ты отдохнула, детка?
- Полежала немного, но мне не до сна.
- Понимаю, всё вокруг новое для тебя...
Кроме нас в гостиной никого не было и я сильно не волновался, что кто-то может услышать.
- Это ты прости! Мы с братом Ольхерио проговорили до утра...
- Он славный добряк, правда?! Всегда так заботился о нас с мамой, особенно, когда она заболела, - Изабель печально вздохнула и передёрнула плечами, будто от холода.
- Мне очень жаль, что тебе столько пришлось пережить, доченька...
- Зато нам позволили чаще видеться.
Она взяла меня за руку и погладила её своей нежной ладошкой.
- Папа, почему ты меня и теперь скрываешь?
- Ради твоей безопасности, солнышко! Дело в том, что мой отец - воплощение сатаны, не знающее жалости. Это он разлучил нас с твоей матерью, и ни за что не признает тебя, что ещё хуже: может попытаться навредить... Он до сих пор не ввёл меня в право наследства, и, по сути, я живу, как бастард, ничего не имеющий, кроме своего не слишком щедрого жалования, человек. Мы всё ещё зависим от его милости. Ты похожа на свою сестру Веронику, как две капли воды, только волосы у тебя светлые и глаза голубые... Видишь, даже слуги приняли тебя за неё! - я поцеловал её и погладил по голове, она тут же благодарно прильнула ко мне, нуждаясь в любви и защите.
Сердце ныло, больше всего на свете мне хотелось отдать ей всё, что я имею, растить своих детей в мире и согласии друг с другом, равными и одинаково любимыми.
- Когда-то в этом доме я пережил самую страшную потерю...
- Ты любил маму?
- Я и сейчас её люблю, - прижав крепче своё маленькое сокровище, я горько вздохнул. - Но мой отец посчитал, что она опозорена и уже недостойна рожать потомков Гриманни, он быстренько подыскал ей замену, и заставил меня жениться на другой, а иначе, все, кто мне был дорог, погибли бы.
- Мама мне рассказала перед смертью, какой ужас вам пришлось пережить. Но как же вышло так, что я появилась на свет несколько лет спустя? Об этом она отказывалась мне поведать.
- Я пробрался в монастырь под видом священника, с пробитой головой, хотел выкрасть её и спрятать где-нибудь в надёжном месте, но она отказалась. У нас была одна-единственная короткая встреча... - я не мог подобрать нужные слова.
- Кто же тебя ранил?
Я улыбнулся, вспоминая, как неудачно тогда упал, ударившись о камень и чудом остался жив.
- Мой лучший друг, Амато, захотел сразиться со мною, в шутку, конечно. Я оступился, отходя назад и неудачно приземлился... Ты скоро его узнаешь и полюбишь всем сердцем, я уверен в этом. Мы вместе с ним освобождали твою маму из плена, вместе пытались её укрыть...
- Значит, я его уже люблю! Расскажи мне о брате и сестре, пожалуйста! Мне так не терпится их увидеть! - она вздохнула. - Я так часто представляю себе это, но и страшусь, вдруг они не примут меня, не захотят признавать.
- Знаешь, в комнате Антонио уже несколько лет висит твой портрет, который нарисовала Вероника ещё тогда, когда даже не знала о твоём существовании...
- Как же она могла нарисовать меня?
- Причуды художницы, сделать свой портрет со светлыми волосами...
Моя девочка улыбнулась и убрала с лица золотой завиток, выбившийся из плотно заплетённых кос на голове. Одежда её всё ещё была монастырской. Как я об этом не подумал?! Вот, наверное, именно это больше всего смутило слуг, а я, погружённый в свои мысли, был так невнимателен. Непростительная безответственность!
- Собирайся, Иза... Вероника, мы поедем к портному! - сказал я, когда вошла служанка. - одежда которую тебе дали в монастыре, приютившие нас монашки, совсем не подобает графской дочери!
- А мне она показалась милой, - подыграла Изабель, с хитринкой в глазах.
- Не хочу, чтобы ты привыкала к грубой ткани.
Вечером я пояснил всем домашним, что мы посещали монастырь, вынужденные где-то переночевать, когда наш экипаж сломался. Добрые монахини переодели Веронику, промокшую под грозовым дождём. Кучер и слуги остались чинить сломавшуюся ось, и вещи синьорины остались там, - моя маленькая хитрость сработала, все поверили. Больше всего я надеялся на то, что Деметрио уже никогда сюда не доберётся и ничего не узнает, но всё же... Бережёного Бог бережёт.
Подобрав у местных портных красивое дорожное платье, лучшее из того, что имелось в округе, мы отправились во Флоренцию и лишь ночью подъехали к дому Валентино и Амелии. Они приняли нас тепло и сердечно. Утомлённая дорогой Изабель держалась из последних сил, пока не задремала, положив голову мне на плечо, когда я ещё разговаривал за столом с гостеприимными хозяевами. Отнеся её на руках в опочивальню, я прилёг рядом, так и заснул, прижав к сердцу родное дитя. Трудно было разлучиться вновь, пусть даже ненадолго.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/09/17/709