ПЕСНЯ
Зима 1943 года была снежной и морозной. Она запомнилась тем, что в небольшой пристанционный посёлок прибыла группа военных. Где, в каких домах были размещены солдаты, я не помню. Но прекрасно помню вид из окна. На улицу без особой нужды нас с сестрой выпускали нечасто. Причиной такого запрета был не только суровый мороз, но и чисто бытовые особенности военного времени – отсутствие зимней одежды.
Часто мы наблюдали, жизнь улицы через заиндевевшие стекла и причудливые рисунки каких-то ледяных сказочных листьев, профилей неописуемых по красоте гор и морей, созданных на стекле морозом и детской фантазией. Рассматривать эти рисунки, скоблить ногтем холодный лёд на стекле было не последней забавой в жизни тесной квартиры и отсутствия игрушек.
Унылое занятие.
И вдруг, однажды, в однообразии тусклого мерцания миллиарда снежинок, появился черный движущийся ком, за ним второй, третий... Ещё и ещё. Однообразная снежная пустыня смешалась. Раздавленный человеческими телами снег из сплошного поля мгновенно приобрёл ямы, траншеи, бугры и впадины. Оказалось, это солдаты отрабатывали воинские приёмы, преодолевали препятствия в виде снега, забора и, по-видимому, преодолевали заградительный огонь противника.
Снежная поляна была вспахана солдатскими телами-шинелями, как весной плугом. Через замёршие двойные рамы доносились приглушенные крики: а-а-а. Солдаты преодолевали забор с криком – Ур-а-а!
Такое неожиданное явление в условиях военного времени не могло не потрясти сознание мальчишки. Все мы тогда бредили войной, и игры были только на военную тему.
Конечно, при первой же возможности, как только ослаб мороз, я в сопровождении неизменного спутника моего детства – бабушки, вырвался на улицу. Мне хотелось видеть настоящих солдат, защитников родины, видеть их действия, чтобы потом, в детских играх повторить их приёмы.
Я тогда не знал, что это были ещё не настоящие солдаты, а только что вновь призванные в армию парни, не нюхавшие пороха, и по сугробам они ползали с ненастоящими винтовками, а деревянными муляжами.
Деревянные муляжи я рассмотрел сам, а о том, что это призывники, проходившие курс молодого бойца узнал от отец.
Солдаты не только ползали по огородам, но и громко пели песни в строю. Для жителей небольшого посёлка исполнение песни солдатским строевым хором было подобно концерту Большого театра. Такой посёлок, как Пушма, и во время мирной жизни не мог мечтать о концерте заезжих артистов. А тут! «Вставай страна огромная...».
Мурашки по коже.
Вот от этого строевого солдатского пенья и появился у меня интерес к песне. В те 40-е, да и более поздние годы песни можно было услышать только по круглому, чёрному из плотной бумаги скрипучему радио. По радио звучали только песни советских композиторов, которые мгновенно становились популярными. Советскому народу было не до песен, нужда и тяжкий труд сдерживали проявления лирического настроения. Но в дни праздников и коротких перерывов в труде под гранённый стограммовый стаканчик песня всё-таки звучала. Пели песни из репертуара популярных тогда исполнителей: Леонида Утёсова, Клавдии Шульженко, Лидии Руслановой, поздней Бернеса.
Тогда весь советский народ пел одни песни во всех городах и сёлах: «Я уходил тогда в поход, /В далёкие края. /Платком взмахнула у ворот/ Моя любимая». Конечно, пели «Катюшу», «На позицию девушка провожала бойца...», «Синий платочек». Авторов музыки и слов мало кто знал.
Но песни пели.
Солдатское строевое исполнение песни было моим первым реальным уроком музыки. В домашних условиях я маршировал по комнате и орал громче всех песни, солдатские песни.
Но пришло время грузить солдатское подразделение в товарные вагоны. Накануне этого события в посёлке был проведён смотр. Солдаты уже в полушубках и валенках, строем утрамбовывали снег строевым шагом. От этого строя не исходили звуки чеканного шага, но на морозе звонко и чётко звучала песня, сопровождаемая облаком выдохнутых горячих солдатских сердец.
Офицеры воинского подразделения были знакомы с моим отцом, накануне отправки на фронт они дружно отметили окончание курса молодого бойца. Впереди перед ними открывалась дорога жизни со многими неизвестными, для кого-то тревожными, трагическими или счастливыми результатами.
По-видимому, старший по званью из офицеров разрешил мне с бабушкой пройти в этом прощальном и последнем в мирной жизни строю замыкающим.
Я, перевязанный женским шерстяным платком, который обхватил не только мою голову, но и плечи, грудь и ещё узлом с длинными концами болтался на спине, вышагивал по снегу и орал песню солдатского строя.
Сейчас, по прошествии многих десятилетий, я представляю почти визуально эту картину…
Но тогда никто не смеялся.
Многие солдаты и офицеры были женаты, имели своих детей, или младших братьев и сестёр. Каждый из них, шагая в строю с песней невольно, глядя на закутанного в тряпки пацана, вспоминали кто с тоской, кто с радостью своих сыновей, братьев и сестёр, и мысленно прощались с ними, кто временно, кто навсегда…
Воинское подразделение покинуло заснеженную станцию Пушма, в своё время закончилась кровавая война, даже перестала существовать станция Пушма, а песня в памяти осталась.
Редко сейчас звучат в эфире песни военных лет, то в праздники Победы, то в прекрасной радиопередаче «Встреча с песней», то где-то в застолье пожилых людей.
Но при первых аккордах мелодии в памяти тут же возникают слова песни военных лет. Тогда песни и слова были народными. Возникнув в головах композиторов и поэтов, мелодия и слова (конечно, далеко не все) скромным ручейком одного исполнителя вливалась в музыкальную память всего народа и через какое-то время вливалась в океан человеческой памяти и звучали в сознании всех возрастов всех поколений целой страны: «Эх, дороги, пыль да туман, холода тревоги, да сплошной…».
Но моё поколение пело не только популярные советские песни, оно пело песни девятнадцатого века: «По Муромской дорожке стояли три сосны…», вместе с бабушками. Пели в подворотнях и запрещённые послевоенные песни: «Я помню тот Ванинский порт…», «Гопса с мыком это буду я…», «В Кейптаунском порту…», которую сейчас исполняет с эстрады Долина.
Шли годы, менялась жизнь, менялись вкусы, появились новые песни, новые исполнители: Трошин, Ободзинский, Магамаев…
Но река песни как-то стала мельчать.
Песни шлягеры не проникают во всеобщее сознание людей. Современные песни рассчитаны на группы людей по интересам. Нынешние слова и мелодия песни трудно воспроизводимы для голоса большинства слушателей.
Поэтому, на мой взгляд, современная песня напоминает горную речку, которая бурно течёт, пока светит солнце, а затем на ночь высыхает.
Современная песня не доходит до людского океана памяти и пересыхает, уступая место следующему скоротечному шлягеру.
Вспоминая песни последних десятилетий, на мой взгляд, можно оценить социальный диагноз развития нашего общества.
Но, как говориться, у каждого поколения свои песни.