Вроде бы получается серия со сквозными героями.
Первое появление персонажа тут: http://proza.ru/2013/06/21/572
По этой ссылке он в моей части дуплета (рассказ «Брызги»).
В рассказе «Улица ширкатура» http://proza.ru/2013/05/02/12 он уже один из двух главных.
Выходит, сейчас уже третий рассказ в серии. Добро пожаловать!
ГАУЛЯЙТЕР КУРЯТНИКА
30 августа – 13 сентября 2013 г.
Через три месяца опять зима наваляет снегов на дачном участке. Или это у нас домик в деревне? Домик! С участком. А от калитки до порога с пьяных глаз после новогодних гулек мы с друзьями как-то чистили дорожки. Если глянуть с высоты, смотрелось бы в виде параграфа. Такого лабиринта начистили, что родня, как приехала, чуть головы себе не откачала. Всё давно растаяло, конечно, они только припомнили мне зимние куролесы, когда по укурке одну грядку в мае уже устроил чудной конфигурации – лекала выпрямляются и отдыхают в сторонке. Можете не верить, но картоха уродилась на ней вполне приличная. Её-то мы с Доком и жарим сейчас, мрачно обсуждая проблемы суверенитета нашей Родины. И огурцы с нормальной грядки, конечно. Док их сперва обнюхивает и восхищается свежестью да натуральностью, потом только хрустит.
– Выпить бы! – говорю Доку, в последний раз переворачивая румяные ломтики.
– Пристрастился таки? – вопросительно бухтит Док.
– Не-а, не то что бы... Вчера посмотрел по вашей ссылке ту часовую беседу с Фёдоровым. А это в сети только?
– Не похоже. Вроде, кабельный канал, в ю-тубе запись недавно выложили. Не знаю точно. Только в сети видел. А что ж «не-а»? Выпить же тянет?
– Противно. Вот и тянет. Готово уже, – снимаю сковородку. – У меня и так настроение кислое было, а тут ваш Фёдоров с байками, что мы завоёваны, платим америкосам дань и жить нам не дадут. Тут не только напиться, а накуриться бы до кисельного шмяка, как медузе на жарком пляже валяться бы и не знать ни хрена.
– Ага, дисфория в рамках абстинентного синдрома или за Отчизну обидно, – кивает Док. – А знаешь... Ведь не так уж и любили нас братья наши по соцлагерю. Иногда мерещилось, что очень даже не любили. Когда не опасались говорить, что думают и чувствуют, лица имели... Понимаешь, во студенчестве я с парнями из соц мало общался, а с девчонками не до политики, само собой. Но девиц прорывало время от времени, даже гневались. А я напрягался, разбираясь, сам ли я не хорош или политика нам будуарное настроение сбивает.
– К чему это вы? – озадачиваюсь.
– Выходит, отлились советской кошке соседские мышкины слёзы. Вот, к чему. Штаты с нами, как с проигравшими, поступают не хуже и не лучше, чем наши генсеки и вообще старая властная элита с теми людьми «нашего лагеря». Они то же творили с покорённой восточной Европой: ставили наместников, формировали аборигенам покорную метрополии элиту, во всём зависимую от наших боссов, затыкали местным умникам говорильники и приказывали всем плебеям радоваться.
– Чему? – теряю нить разговора, пока ставлю тарелки и кружки.
– Чему радоваться? Как гены с чебурашками, все тогда будто бы строили самый передовой домик для друзей, сплочались в едином порыве к светлому будущему в пику гнилым капиталистам и так далее. Рука Москвы держала нити, марионеткам полагалось любить их новую социалистическую родину, поскольку дисциплина, видишь ли. И наши «кремлёвские старцы» трогательно заботились о своей репутации, вымарывая вредные страницы из анналов, зато выгодную себе историю писали, в том числе и продажными перьями туземной интеллектуальной элиты. Не зря же одних запугивали, других прикармливали! А что у покорённых на сердце-то было? Считалось, потерпят. Понимаешь, столько лет детали липли к деталям, а только недавно до меня вдруг дошло, что коллаборационисты были не только в вишистской Франции, а гауляйтеры не только немецкие при оккупации на нашей территории. Наоборот тоже было. И опять всё перевернулось кверху ж... Стоп! Или с головы на ноги? Сам-то понял, как оно должно быть в норме?
– Конечно, – киваю. – Всё понял. С сальцой оно было бы лучше, но предлагаю хлопнуть банку тушёнки и по рюмашке. Пойдёт и без сала. Вы как? Мы же ещё ваш приезд из Финляндии не отмечали.
– Нет, спасибо. Пить не буду. Тем более, отмечать бы стоило проезд, а не приезд или отъезд. Веришь, целую минуту нелегально переходил российско-финскую границу. Даже финского погранца разволновал, до крика и вскакивания довёл. Теперь так стыдно... – пригорюнивается Док над остатком картошки.
– А почему мы строим капитализм в пику капиталистам? Или не понял я?
Док отвлекается от картошки и удивлённо смотрит. В самом деле, я социализма этого в глаза не видел, а некоторые байки Дока кажутся очень странными. Хоть про финнов взять. У родни есть один приятель-финн. Кирять сюда к нам приезжает, отрывается по полной программе. Как-то сидели за столом, общались, он и сказал, что домашние строгости часто и многих в Суоми так достают, что... Док тогда, как рассказал ему про этого нашего приятеля из бывшего княжества Финляндского, смеялся очень. Говорил, что в «празднике непослушания» каждый нормальный человек нуждается, как в свежем воздухе. Это-то я понимаю отлично.
– А! – вдруг догадывается Док. – Это был стёб по мотивам нашего мультика – намёк на советское строительство светлого будущего в рамках Варшавского договора о дружбе и взаимопомощи. Тогда ведь многие наши искренне обижались, если нас оккупантами обзывали, а после Венгрии и Праги случалось. Веришь, многие из нас, советских, честно гордились Родиной. Без всякого стёба. И государственные пакости на свой счёт не относили. По поводу политики ещё можно было бы морщиться, а вот люди людям братьями были, скорее, а не свиньями с волчьей мутацией. Но это на кухнях можно было обсуждать в интимной обстановке, как в старом анекдоте: каждый отдельно – против, но все вместе – «ЗА!». И чехи Прагу шестьдесят восьмого года не забывали. И восточные немцы по поводу берлинской стены многое могли бы сказать, если бы своей Штази не боялись. Или КГБ, допустим. Нынче-то горлопань натощак, сколько хочешь. Всем плевать, если бесплатно.
– Мне родители и бабушки, и дедушки рассказывали. Только сказочно о совдепии как-то. Как «Мальчиш Кибальчиш». Ладно, я тогда сам водовки выпью, а то нехорошо как-то на душе. Что у вас с нарушением финской границы вышло? Как это?
– Ну... – слегка смущается Док, сгребая последнюю картошку на тарелке в остывающую кучку, – мы машиной втроём ехали, первой контроль водитель прошла, а я последним. Там символические рамки отделяли очередь от одиночного визитёра, дающего пограничнику паспорт в окошко. Финн нажимает у себя в будке кнопку, вертушка проворачивается, пропуская строго одного, как в метро. Подходишь к серьёзному медленно и тщательно выговаривающему наши лаконичные слова деятелю, а предыдущий гость уже оформленным уходит по коридору на выход. Водительница наша торопилась перегнать машину на другую площадку и очень быстро ушла туда, за границу. Вот... Выучил я заранее самые точные слова, куда еду, зачем и даже трудное название населённого пункта затвердил наизусть, стоял столбом, не шевелясь почти, так как уже получил замечание другого пассажира за попытку опереться на эту чёртову пограничную рамку. Или бортик? Ну, мне кнопочку нажали, иду дисциплинированно, ксиву подаю, вежливое лицо сооружаю, а пограничник, услышав третий раз подряд слово в слово очередное «откуда-куда-зачем», вдруг спрашивает: «Где-е-е води-и-ите-е-е-ель»? Машу рукой, куда водитель ушла, говорю, прошла она уже к машине, первая из нас троих контроль проходила. Быстро говорю, честно так. А он укоризненно губы поджал, огорчился, головой качнул и опять, как ребёнку-недотёпе: «Я вам го-о-ово-о-орю-ю, где во-о-оди-и-итель? Не-е поня-я-ятно?» А оно и понятно, как раз. Понял я, что припух – она же за границей уже, а я ещё нет!
– Позвонили бы.
– Вот! – улыбается Док. – Номера-то в памяти не было! Потом уже, когда по замечательному иностранному асфальту ехали к месту, с умным видом вбил в память телефона номера, а тогда-то... Я потормозил у пограничного окна, потормозил, да и двинулся обратно через турникет. Звать «води-и-ителя». Турникет был блокирован. Оглянулся, а пограничник смотрит на меня стеклянно и не врубается, куда это я. Ну, я и поднырнул под бортик-рамку, кто его знает, как эта загородка называется. На улицу выхожу, а их пограничники так и глазеют на диво дивное из своих скворечников, а другие люди, проходящие контроль, тоже смотрят и чинно охреневают. На улице увидел нашу машину метрах в ста, только спутников не видно. Раз крикнул имя-отчество, два крикнул – не откликаются. Дай, думаю, подбегу поближе. Шагов с десяток пробежал по территории суверенной Финляндии, как слышу, за спиной кто-то барабанит кулаками в стекло – там в офисе или ангаре пропускного пункта стены от пола до потолка стеклянные, чисто аквариум.
– Пограничник барабанил в стекло? – догадываюсь я.
– Точно! Резво стучал кулаками в стекло и энергично махал рукой, чтобы я вернулся. На секунду поразило – нормальный человек на работе, но по сути «ихтиандр» в аквариуме, а я-то на свободе... Понимаешь? Он требовал вернуться в стекляшку! Флегму с него снесло, выглядел он бойко и сердито, только бровями делал какие-то изумлённые... Ну, это трудно описать. Будто среди лета Деда Мороза беспаспортного узрел при исполнении. К счастью, когда я вернулся к окошку, уже кто-то из сограждан, прошедших контроль, позвал наших и водитель свидетельствовала, что я её пассажир. Пограничник возмутился, опять в соответствии с должностными инструкциями грозно-флегматично наводя пограничные строгости: «Вы не по-о-оняли! Я спросил ГДЕ ВОДИ-И-И-ИТЕЛЬ!!! ГДЕ ВОДИ-И-ИТЕЛЬ!!! ЧТО НЕ ПОНЯ-Я-ЯТНО?!» Поизвинялся я, сказал, что и в самом деле не понял, строгий страж границы уже паспорт мой в руке держал, а в другой штемпель, но всё возмущался моей непонятливостью. Даже спросил, впервые ли я в Финляндии. Я разулыбался, подтвердил, что впервые и вообще новичок – это мой первый в жизни выезд за кордон. Страж шлёпнул в паспорт штамп, помедлил ещё пару секунд, протянул мне и сказал: «Топро пожа-а-ловать в Финля-я-ндию-ю!» В меру приветливо, чуть грустно и... Понимаешь, я точно старше него, но мелькнуло, будто он по-отечески меня пожалел. От этого стыдно стало. Потом, через минутку, вдруг прошибло как-то...
– В смысле? – удивляюсь.
– Я всё ещё советский. Ступил на территорию капиталистической страны и... в каком-то смысле лишился гражданской невинности, что ли. Впервые же, Украина не считается, как понимаешь.
– Не понимаю. Ну, слова понимаю, чувства не понятны. А почему финская дорога особенная? Вы про замечательный иностранный асфальт сказали.
– Сказал. Финны кладут северную марку. Смесь для климата и технологию укладки блюдут. Если срок от завода до укатки нарушен, увозят просроченный асфальт обратно на завод. И десятки лет их дорога без дыр и ремонтов. Вот и ехали мы, обсудив пограничное приключение, молчали. А я думал, что местные, может, и флегмы, но беду дураков и дорог у себя решили. Нам бы так. Асфальт, асфальт... Только ли? Вспомнил ты «Мальчиша Кибальчиша» и я вспомнил. Сказка-то вещая, как оказалось. Только Мишка Меченый в жизни, а у Гайдара Мальчиш Плохиш. В остальном всё сходится. А ты обратил внимание, что в селе мальчишей никаких признаков госструктур не было в фильме? Дети играют, взрослые пашут. Когда беда, защитники зов посылают. Это клич, а не повестка в военкомат. И свободные люди идут защищать родную землю без понукания из райкомов и исполкомов. А кто-то камни под косы бросает, кто-то палки в колёса вставляет... За орден предателя первой степени и халву. Горби ведь буржуины до сих пор нахваливают и привечают. Талантище был Аркадий Петрович. Да? А мы беду проспали.
– Так по-вашему мальчиши жили в сказочной анархии? – спрашиваю, почему-то вспоминая морду атамана Бурнаша из «Неуловимых мстителей» в исполнении Копеляна.
– Так и выходит, – кивает Док. – Сказка вроде бы пьесой сперва была, образ благородного красного конника и вообще спасительной Красной Армии был понятен в тридцатые годы и Гайдар разрушил бы сказку, если бы войска были махновскими. И фильм сняли прекрасно. Настоящие идеалы без фальши, хоть и... Да, историю пишут победители.
– Не могу представить благородных и добрых анархистов. Всё киношные страшилы мерещатся. Недавно как раз кусок «Неуловимых» по телику видел, – говорю Доку и ясно вспоминаю эпизод. – Бурнаш во время грабежа деревни вещал о свободе и борьбе, а бабка всё просила не забирать последнюю коровку-кормилицу. Потом красные малолетки отбили награбленное у бандитов и вернули селянам. А на рог коровки нацепили визитную бумажку: «Мстители». Хех! Зеленорожий Фантомас визитные карточки разбрасывал! Да... И кто в фильме настоящий анархист?
– Не бурнаши, ясен перец! – соглашается Док. – Я вот, переполнившись вещаниями Евгения Алексеевича Фёдорова, наслушавшись аргументов в пользу создания Народного Освободительного Движения из уст многократного депутата всевозможных созывов, опять кино про Кибальчиша вспоминаю. Он же в сказочной деревне один такой нашёлся. Один Плохиш, один Кибальчиш. Если бы сластями растлили нескольких, взяли бы приступом буржуины коммуну без единого выстрела, как буржуинский генерал и хотел. Отцов и братьев побили обычным оружием, непобедимая и легендарная Красная Армия замешкалась, а мальчиши бы частично продались за варенье-печенье, а некоторые просто не поняли бы, что их захватили, если бы буржуины тупо не мозолили глаза, а выдвинули бы Плохиша в верные бургомистры. Представь такой расклад – это же наши девяностые годы! Разоружение, джинсы, жвачка... И простые буржуинские граждане послами мира толпятся у нас, демонстрируя простые человеческие свойства. А когда завоёванные станут пухнуть с голоду и от непосильной барщины захотят бунтовать, Плохиш в бургомистерский матюгальник сообщит им, что у всех есть общий враг – завоевавшие добрых людей буржуины и надо не Плохиша волочь вешать на ближайшую осину, а всей деревней хотеть суверенитета. Ты понимаешь? Невозможно представить введение войск НАТО в СССР даже после распада, хотя некоторые странные люди в телевизоре пытались рассуждать о «вступлении» самой России в НАТО. Этот военный захват был бы скандальнее, намного кровавее Ирака с Афганом и риск был бы получить ядерного гостинца от осерчавших патриотов без команды из Кремля, без ведома главных предателей-плохишей. Понадобились мздуны, шкурники и хапуги. И такие нашлись. Даже много. Горби – гнида. Не вопрос. Но «младореформаторы» и «эффективные менеджеры» с таким восторгом продавались... Как проститутки за трижды тройную цену! А Штаты бабла не жалели – знали гады, что траты отобьются. И плохиши продались. И нагло сбились в шайку под названием «Наш дом Россия»!
– А потом мутировали в единороссов? – спрашиваю и вдруг делается смешно. Надо будет ещё раз кино посмотреть. Очень крылато: «Пряник дашь? А два дашь? Щас! Только штаны подтяну... Я же ваш, буржуинский!» – А если наш доморощенный буржуй будет нашу кровь сосать, а не американский... Это чем-то лучше?
– Нашей домашней «элите» точно лучше. Америкосам отстёгивать не понадобится же. А! Вон ты про что. Да... – мрачнеет Док и стряхивает пепел мимо пепельницы, не замечая, что и на майку, и на джинсы уже натряс. – Недавно случайно наткнулся на одного белорусского блоггера. На Ивана Казначеева, вроде бы. Нет, Козначеева. Он Лукашенко гауляйтером обозвал. Писал, что когда спецслужбы ломают у людей вещи и ущерб возмещает государство, то есть налогоплательщики, это фашистское государство. Когда ущерб не возмещает никто — это государство бандитское. Заявлял, что безответственность превращает людей в дикарей. Азы психологии! Силовики становятся бандитами, чиновники — коррупционерами, хорошие сотрудники — халявщиками и так далее. И напирал, что только один фактор помимо ответственности позволяет как-то сдерживать эту деградацию — идеология, а её-то у нас и нет. Вывод? Даже самые стойкие люди, честно и хорошо выполняющие свою работу, видя окружающую ситуацию и то, как все блага жизни получает ворьё и гэбьё, отходят от своих идеалов в сторону стяжательства и халтуры. Чтобы остаться честным перед собой, такое государство и ленивых хапуг надо игнорировать. Интересно, а как это может получиться, если у них власть, да? Вот он и советует: если лезут с непотребством — поступать по совести. То есть: жизнь — Родине, честь — никому. Звонко. Не так ли? Только из батьки гауляйтер не получается. Ведь Америка его страсть как не любит, стало быть, оккупация буржуинская в местах ковпаковской славы не получилась. Ты понимаешь? Они всей республикой партизанят! Он просто партизанский диктатор, только не банановый, а с бульбой. Кстати, картошка у тебя с кривой грядки? Удалась на все сто! А гауляйтерами во время войны были чиновники в ранге генерал-полковника, примерно. Имели они всю полноту власти на вверенной административно-территориальной... э-э... единице, что ли, именовавшейся «гау». Назначался такой непосредственно фюрером, подчинялся рейхсляйтеру и нёс полную ответственность за делегированную ему часть суверенитета. Суверенитета! Ты понял, чего часть? Знал? Вот у Лукашенко гауляйтеры могут быть, делегировать он им может, но он сам себе фюрер и Америка ему не указ, вроде бы.
– Нет, не совсем так представлял, – мотаю головой и наливаю себе ещё. – Я считал, гауляйтеры – это что-то типа комендантов, как бы диктаторы на захваченной территории. Вроде начальника обкома, исполкома и областной Думы, только не избранного, а назначенного, если туземцам внушили, будто они не в резервации, а в каком-то подобии государства или части страны, хотя бы. И всё это гауляйство в одном лице. В морде, если не треснет. Думал, никакого там суверенитета и рядом не валялось. Ни частичного, ни кукольного. И ещё только что вспомнил укуренного паучка.
– Это ещё что за чудо? – обалдевает Док.
– Несколько дней весной один на даче пахал и гашиком баловался. Сидел как-то в сортире, скучал, а прямо перед лицом паутина. И в центре паучок. Ну, я и стал дым пауку выпускать в паутину да погуще. И знаете, что сделал насекомчик? Его сглючило и принялся он по кругу бегать, как заведённый, описывал окружность в пять-шесть сантиметров радиусом. Не уполз прятаться, не остался сидеть, как сидел, а забарагозил вкруговую! Я ушёл минут через пять, а он всё бегал. А потом я кошку укурил.
– Ёлки-палки! Ты что, садист? – возмущается Док.
– Не убивать же! Я на прокорм себе кило полтора мяса привёз и друзей на шашлык ждал. Выложил размораживаться. Пока укуривал паучка в сортире, кошка уволокла. Прихожу в дом к столу... Блин! Мяса нет! Нашёл под крыльцом обожравшуюся скотину и извозюканный в грязи остаток. Поймал, держал крепко и навыдыхал ей, заразе, в нюх. Потом отпустил. Она двери не нашла! Вдоль стеночки, тесно прижимаясь, боком елозила туда-сюда и вела себя точно, как торчок на пике формы, в самом градусе. Хоть не хихикала, но слабо помявкивала что-то. Эта сволочь на несколько домов и вроде ничья, везде подъедается, к нам просто как бы в гости ходила и угощения принимала, а тут на измену подсела. Мяса было жалко, только убивать за мясо... Но и не прощать же! И бить не хотел, тем более, не помогло бы. Да и вырезку уже не вернуть было. Потом она боялась в дом входить и в сторонке у порога хвостом вертела. Выходит, сработало. Да, я хотел сказать, что мы в разговоре о суверенности России вертимся, как укуренный паучок по кругу. А ясности нет. Помните, я в Финляндию мечтал свалить? Ведь так и хочу. Пока у нас тут Федерацию в Халифат не переделали без отмены статуса резервации для американских белых рабов, сливающих дяде Сэму ресурсы бывшей свободной родины.
– А может, пора перестать подчиняться закону курятника и быть цыплёнком? – вдруг взрослым, вроде как учительским тоном говорит Док. – Суди сам... Распоряжаться куриным стадом ставят в птичник петуха. Пока он держит кур под контролем и строго гоняет ретивую петушиную молодёжь, яйца и окорочка поступают хозяевам. Неугодных куры сами заклюют, слабые сидят на насестах ниже, элита занимает верхние жёрдочки и ближе к лидеру. А как закон курятника звучит, знаешь? Клюй ближнего, гадь на нижнего и карабкайся повыше! И верхние, глядя вниз, видят заляпанных помётом нижних, нижние же, глядя вверх...
– Видят только жопы верхних! – смеясь, поднимаю рюмку и договариваю за Дока. – Всё, как у людей! Будем здоровы...
– Клоаки и гузки, – поправляет Док. – Жопы у млекопитающих, а у птиц...
– Да пофиг дым! Щас бы ещё полнометражную анимацию «Побег из курятника» вспомнить, – опять перебиваю, но Док не обижается. – Может, налить вам? А то уже кончается.
Док отрицательно качает седой головой. Мрачно он выглядит. Пачку свою только что докурил, в моей всего пара сигарет осталась, да и не курит он облегчённые. Картошку с огурцами съели, водку я допиваю, курить нечего. Диспут о суверенности затихает сам собой.
– Знаешь, если бы ты гашиком не увлекался, грядки были бы ровные, пауки сидели бы смирно, а мясо ты бы не прошляпил. Просто не дал бы кошке шанса. Согласен? – вставая из-за стола, говорит Док и собирается домой, а я пожимаю плечами. – Вообще-то спасибо тебе. Не только за классную картошку, конечно. Ты мне сразу несколько сюжетов для небольших рассказов подарил, думаю сделать тебя героем ближайшего или новеллы. Ты будешь двадцатилетним безработным, а я... Э, ладно. Про себя потом придумаю.
Прощаемся. Док уходит к себе – это всего-то в нашем же подъезде, но есть ощущение, что вроде как были гости. А Док мешкает у дверей и понимаю, не договорил он, что хотел. Но я уже думаю о последних рюмках.
* * * * *
Что добавить? После хорошей водки снятся хорошие сны или просто высыпаешься, как надо. С напитком мне повезло. Снился Кибальчиш в буржуинском плену. Он смеялся над врагами и посматривал на красную звезду, которую держал зажатой в кулаке. Он был в цепях, но морально их победил. Как в ролевых компьютерных игрушках, я был им, но даже во сне понимал, что он мой герой, а сам я перед экраном монитора. Почему-то пытавшие Кибальчиша буржуины казались мне гауляйтерами, а вся их буржуиния – здоровенным курятником. Сон был яркий и запомнился хорошо. Только утром было противно думать, что мальчиша расстреляли. Его убили, хоть он и победил. И теперь он может быть примером, идеалы представлять может, но умер и не может просто жить. Возможно, последнюю рюмку вчера я выпил зря. Полного удовольствия от жизни утром не ощущалось.