Папа работал с мамой в одной системе, и нашлись добрые люди, которые доложили ему о моём существовании. Папа связался с мамой и устроил ей допрос «с пристрастием». Пришлось маме знакомить меня с отцом – мне тогда было три года,- предварительно объяснив, что это за зверь такой – отец. Мы тогда отдыхали на даче у маминой сослуживицы на станции Луговая. Я очень хорошо помню этот день и появление в моей жизни ПАПЫ. С утра я нервничала, капризничала, но чётко помнила о предстоящем событии. Всё было так ярко, что помню даже мелкие детали: например, что на мне была панамка-треушок, фартучек, сшитый мамой, застёгивающийся на спине крест-накрест, с карманом на пузе, до краёв наполненном лесными орешками – папе! – и всё время норовившими вывалиться из него. Я придерживала их одной рукой, а второй крепко вцепилась в мамину руку. Мама подталкивала меня к какому-то дядьке с бородкой и в очках, который торопливо шагал в нашем направлении через железнодорожные пути, змейками вившимися у него под ногами и не пускавшими его к нам. Дядька подлетел к нам с мамой, что-то выкрикивал и плакал, пытаясь обнять нас с мамой одновременно. Тут до меня дошло: это и есть МОЙ ПАПА!
Папа появлялся в нашем доме урывками, приносил какие-то магазинные котлеты и заветренные бутерброды с сыром, поднимавшим свои края в изумлении, с каким аппетитом эта маленькая обжора сглатывала его высохшее состояние, с неизменной любительской колбасой, выданной отцу женой Еленой Петровной на обед и принесённой в жертву любимой крошке-дочке.
Мне тогда казалось, что ничего вкуснее этого я в жизни не ела. Мама приходила в ужас от этого «благолепия», но ничто не могло меня остановить от поглощения этих «царских яств»! На мои дни рождения папа являлся до прихода гостей, приносил мне какие-то конфеты, вручал маме материальную помощь в 10 рублей (от 140-160 рублей из своей зарплаты, которые он копил тайком от супруги) и уходил под мой громкий плач и призывы остаться ещё на чуть-чуть, пока остальные гости ещё не появились, не дай бог! Поэтому гостей я встречала, как правило, зарёванная и раздосадованная. Но ко всему привыкаешь понемногу. Привыкла я и к тому, что папа всегда оставался «за кадром». Из всей папиной семьи я была на тот период знакома только с папиным братом – дядей Изей и его женой, которые знали маму давно и очень любили нас обеих. Для остальных по просьбе Елены Петровны я была – табу.