Сказки старого папоротника. Наталка
Сказка четвёртая
Наталка вышла из дома с утра пораньше, путь предстоял неблизкий. Батюшке ничего не сказала, да тот и не хватится за работой, да за заботами о жене молодой. Мачеха - всего-то на пять годков её, Наталки, старше. Девушка хмыкнула. Понимала умом-то: давно уж батюшка один вдовствует, хорошо, что женился вновь. Умом — понимала, а сердцем принять не могла. Хитра мачеха: при батюшке — сама доброта, а как нет его Наталку шпыняет, да перед Яшкой, что в подмастерьях, подолом крутит, змеюка подколодная. Знает, не скажут, не пожалуются Яшка с Наталкой, побоятся, что веры больше будет не им, а жене молодой. Яшке-то хорошо, он на днях в собственную мастерскую переберётся. Вот позвал бы Наталку в жёны, с радостью бы пошла. Так нет, тоскует по Марфушке, что за Прохора-купца выскочила. А самой парню на шею вешаться не пристало. К братьям тоже жить не пойдёшь, и так ребятишек полно, а тут ещё она нахлебницей. Вздохнула Наталка, огляделась, вздрогнула: и не заметила за думками печальными, как до места дошла. А направлялась девица могилке матушкиной поклониться да на судьбу поплакаться.
Кладбище, где могилка находилась, было старым, но ухоженным. Обретали покой здесь вечный и с Озерков, и с Нижнего, и с Паслёновки, и со Змеёвки, и даже городские, что родом с этих сёл да деревень были. Матушка сама с Озерков была, так перед смертью просила схоронить на родимой сторонке.
Наталка могилу обихаживала, да всё рассказывала, советовалась, как быть-то дальше. Траву прополола, цветы полила, к ручью за водицей сходила, ведро деревянное у ворот кладбищенских всегда стояло. Только спину распрямила, смотрит - стоит рядом бабушка старенькая, на палку опирается.
— Здравствуй, девица, — сказала старушка. — Знавала я твою матушку ещё девчоночкой, у меня в Озерках кума живёт. Ты с лица-то вылитая маменька. Как там Егорий, оправился от беды-то? Женился, я слыхала.
— Здравствуй, бабушка, а откуда знаешь про то? — удивилась Наталка.
— Так слухами земля полнится. Наталка ведь ты, кажись?
Девушка кивнула:
— Наталка, бабушка.
— Слышала я, как ты матушке про судьбу свою сказывала. Жаль мне тебя. Хочешь, порчу наведу на мачеху твою?
— Что ты, бабушка, грех то какой! — отшатнулась Наталка. С ближайшего дерева заухал филин. Старуха погрозила клюкой, незаметной в ветвях птице, затем сказала Наталке:
— Ежели надумаешь, я в Паслёновке обретаюсь, третья изба к краю. Спроси Тужилиху, меня там все знают. Прощевай.
Старушка шустро пошла к выходу с кладбища. И Наталка вскоре домой отправилась. Полегчало на сердце, да вот только разговор со старухой Тужилихой червяком в душе засел.
Вышла Наталка из ворот, да по тропке, что через лес вилась, домой отправилась. С дерева слетел большой филин, грянулся оземь, обратился в молодца, долго Наталке вслед смотрел, думал о чём-то. Затем усмехнулся и молвил:
— Запомнил я тебя, девица. Коль придёшь к Тужилихе, порчу на мачеху наводить, и мне службу великую сослужишь.
Вновь обратился в птицу Страж вечного покоя и, ухая довольно, полетел над кладбищем, спугнув сидевшую на воротах белую голубку. Недоброе дело задумал Филин. Да что взять с нечистой силы. Поверье ходило: коль какой человек порчу при помощи ведуньи навести на ближнего своего задумает, а нечисть про то узнает, то может взять того человека в услуженье на пять лет. Сама Наталка Филину была без надобности. Надумал он девицу, если та всё ж на чёрное дело решится, Водяному подарить. Тот рад будет, да поможет уговорить Мавку-Купавку за Филина пойти. За так помогать Водяной не будет. А как иначе-то к русалке подступиться: сама она лишь смеётся, а дедка её, Леший, коршуном внучку стережёт. Облетел владенья Страж, ещё круг сделал. Филин хоть птица ночная, да уж больно мечты растревожили. А то, что девица к Тужилихе придёт, он и не сомневался.
Так оно и случилось и недели не прошло, как Наталка в Паслёновку собралась. Яшка в свою собственную мастерскую перебрался, а мачеха на Наталку совсем взъярилась, как белены объелась, мол, не так горшки в печь ставишь, не туда ковши вешаешь, не так стоишь, не так ходишь. Наталка, к такому обращенью не привычная, тоже не смолчала - так мачеха к мужу жаловаться кинулась. Наталка ещё и виноватой осталась, хоть и не сердито выговаривал ей батюшка, а всё обидно.
Вроде и решилась Наталка, а шла, словно к ногам гири пудовые привязаны. На полянку, где папоротник старый рос, зашла, да на пенёк села отдохнуть. А на соседний пенёк опустилась голубка белая, воркует ласково, смотрит глазками-бусинками. И мысль Наталке пришла: «Что же я удумала? Грех нельзя на душу брать». Тут раздалось громкое уханье филина. Голубка вспорхнула и улетела. А Наталка расплакалась, лицо руками закрыла, что делать не знает. Вдруг слышит голос мужской, ласковый:
— Не плачь, девица, не плачь милая.
Встрепенулась Наталка, руки от лица отняла, смотрит: стоит перед ней молодец высокий, широкоплечий, смотрит приветливо. От растерянности аж плакать перестала.
— Вот так-то лучше, — улыбнулся молодец. — Меня Тужилиха попросила тебя встретить, да до неё проводить. Сказывала, мол, беда у Наталки, помочь ей надобно. Да по пути зайдём на кладбище, матушке поклонишься, да со свежей могилки землицы возьмёшь. Понадобится, когда тётушка порчу на твою мачеху наводить будет.
Как зачарованная поднялась Наталка с пенька, шажок навстречу молодцу сделала. И тут вновь голубка белая появилась, да села не куда-нибудь, а девице на плечо. Зло глянул на голубку молодец, как коршун на цыплёнка. И показалось Наталке, что глаза его огнём красным сверкнули, да подумала, что просто лучик солнечный отразился, ведь тут же лицо молодца вновь стало добрым да приветливым, произнёс он:
— Видишь, знак верный, что всё получится. Пойдём, милая, пойдём, красавица.
Голубка на плече беспокойно заворковала, словно сказать что хотела, да Наталка уже глаз не могла от молодца отвести, ещё шажок ему навстречу сделала.
Вдруг, откуда ни возьмись, рядом с ними возникла девушка, белобрысая, в сарафанчике зелёном, сердитая, глаза так и сверкают. Руки в боки упёрла и на молодца наступать стала со словами:
— Так-то ты меня любишь, Филин? Меня обхаживаешь, а сам девчонку себе в услуженье на пять лет захотел! Изменщик коварный! Слова ей шепчешь ласковые, завлекаешь!
Молодец побледнел, растерялся, забормотал:
— Что ты, что ты, Купавушка. Объясню я…
— Только тебя простила, что парней от меня отваживал! Мне, значит, нельзя, а тебе можно на сторону глядеть? — не слушала оправданий девица. Видимо от отчаянья молодец крикнул:
— Не нужна мне эта девчонка! Водяному хотел подарить, как выкуп за тебя!
— Ах, выкуп!
Тут голубка вспорхнула с плеча остолбеневшей Наталки, отлетела чуть, вернулась, снова отлетела, словно за собой звала. И девушка очнулась, поняла, потихоньку стала за деревьями к тропке пробираться, пока те двое на полянке ругаются и вокруг никого не замечают. Пока пробиралась, ещё краем уха слышала обрывки разговора:
— … дёшево оценил…
— … Люблю, а ты смеёшься…
— … Ой, дедка, ты откуда…
— … да не обижаю я твою внучку…
Со стороны поляны донеслись шум, уханье, хлопанье крыльев, Наталка уже добралась до тропки и очертя голову кинулась бежать. Только на дороге в город остановилась дыханье перевести. Смотрит, а голубки, что впереди летела, и нет уже. Оглянулась, подумала: «А не матушкина ли душенька меня оберегала?»
Пока до дому дошла, приняла решение: ради батюшки терпеть мачеху, любит ведь он змеюку. В избу зашла, а там стол накрыт. Батюшка с мачехой нарядные, Яшка в гостях.
Батюшка навстречу вышел, растеряно так говорит:
— Вот, доченька, Яша сватать тебя пришёл. Ты не смотри, что не по правилам, сама знаешь, сирота он. Я согласие дал. Пойдёшь за Яшку-то?
— Как скажешь, батюшка, — покорно ответила Наталка, опустив сияющие от счастья глаза.