Я лежу в темноте, свернувшись калачиком, а вокруг меня только плотные сухие стены. Если провести по ним ладонью, можно услышать мягкий шорох картона. Я словно пластмассовая кукла упакована в твердую картонную коробку, из которой мне никогда не выбраться потому, что это – моя реальность, мой мир. Сквозь крошечную дырочку в низком потолке пробивается тонкий голубоватый лучик призрачного света, размытым мутным пятном ложится на пол возле моего лица. Я осторожно трогаю пятно пальцем – холодное. Холодный луч не вносит ни капли света в мой черный пустой мир, а картонные стены поглощают все звуки, не пропуская ничего извне. Даже мое собственное дыхание исчезает, словно впитываясь в шероховатую бумагу стен. Я одна в этой картонной тюрьме, никому не нужная, не любимая, не желанная. Мне тоскливо, одиноко и страшно. Пытаюсь молиться, но Бог остается глух к моим мольбам.
Развлекаю себя тем, что напеваю какой-то незатейливый мотивчик, в голове мелькает смутное воспоминание. Силюсь зацепиться сознанием за это воспоминание, но оно, словно легкий аромат духов растворяется в душном воздухе, оставив на языке лишь горьковатое послевкусие. Где я? Кто? Зачем я? Вопросы давят на виски, вызывая головную боль и тошноту. В полной темноте уже не понимаю, закрыты мои глаза или открыты. Кажется, моргаю – тонкий луч света исчезает и вновь появляется. Ну да, точно - моргаю. Иногда мне чудятся неясные шорохи, я изо всех сил напрягаю слух, пытаясь разобрать, что там, за стенами моей коробки? В ушах начинает тоненько и противно звенеть, но я продолжаю прислушиваться, лелея в душе смутную надежду: вдруг я не одинока в своем заключении и рядом еще одна коробка, в которой заключена такая же, одинокая, не любимая, не желанная пластмассовая кукла, как я. А может этих коробок много? Сколько же? Десятки? Сотни? Тысячи? Миллионы и миллиарды? И стоит лишь достучаться сквозь тонкую картонную стену и мое одиночество закончится? Сжимаю ладонь в плотный кулачок и изо всех сил бью им в тонкую шероховатость. Звуки ударов тонут в кромешной пустоте. Безнадега. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза….
Широкий бетонный пирс уходит далеко в море, тонет дальним краем в сине-зеленых, пахнущих йодом и останками погибших водорослей волнах. Легкий утренний бриз разносит этот запах по всему побережью. Море рассыпается легкими волнами, с тихим ворчанием разбивает их о борт пирса, разбрызгивая влажную желтую пену на светлые брюки мужчин и легкие, развевающиеся на ветру шелковые платья женщин, неспешно прогуливающихся по набережной. Веселый детский гомон перемешивается с плавными звуками мелодии, которую наигрывает расположившийся тут же, на набережной маленький уличный оркестрик. Рыжий красноносый клоун в пестром комбинезоне раздает прохожим яркие воздушные шары, а полная улыбчивая продавщица мороженого уютными пухлыми руками достает из передвижной тележки, хрустящий вафельный стаканчик и серебряной лопаткой накладывает в него морозные шарики пломбира.
Мне пять лет, и нет давящих со всех сторон стен картонной коробки и вокруг меня не глухонемая бесцветная пустота, а огромный звенящий, переливающийся радостью мир! Я бегу вдоль набережной, размахивая красным флажком и время от времени подпрыгиваю от восторга и счастья. А над головой бездонное небо, и солнце, согревающее желтым теплом пушистый хохолок на моей макушке. И так легко дышится острым морским воздухом, и мне так нравятся проходящие мимо меня молодые женщины в нарядных платьях и шляпках с широкими полями украшенные букетиками искусственных цветов. И мужчины в рубашках с закатанными по локти рукавами и широких брюках, бережно поддерживающие под локоток своих дам; и старинная мелодия, которую наигрывает оркестрик, тоже очень нравится. И меня почему-то нисколько не удивляет, что утро внезапно сменяется густой теплой ночью. Я поднимаю глаза к небу и восторженно разглядываю крупные звезды, складывающиеся в затейливые узоры именуемые созвездиями. Круглая луна бросает томный взгляд на море, и от этого взгляда по воде бежит дрожащая серебряная дорожка. А у причала важно покачиваясь на волнах, изливают из иллюминаторов мягкий свет, похожие на больших белых чаек корабли.
Темное небо внезапно пронзает толстый столб белого света и в образовавшемся разрыве между созвездиями появляется клубящееся белоснежное облако. Оно медленно опускается все ниже и ниже, и я заворожено смотрю на фигуры людей в длиннополых светлых одеждах, стоящих в клубах молочной туманности. Я уже умею считать и поэтому могу точно сказать, что их двенадцать. Двенадцать мужчин с бородами и волосами до плеч, с серьезными лицами и кроткими глазами. Двенадцать Апостолов снисходящих с небес на грешную землю. Благоговейный ужас охватывает все мое существо, я пытаюсь бежать, но ноги словно приросли к месту. Я вздрагиваю всем телом…. И просыпаюсь.
Яркий горячий луч падает на лицо. Распахиваю глаза и вновь закрываю, жмурюсь от солнца заливающего золотом просторное помещение. Глаза постепенно привыкают к свету, и я осторожно приподнимаю веки и медленно обвожу взглядом светлую комнату, компьютерный стол в углу, тумбочку у стены и большой плоский телевизор на ней, два глубоких мягких кресла у противоположной стены. Родная, уютная обстановка моего собственного дома. Сердце срывается с места и, гарцуя, пускается в галоп. Все, что было до этого – сон! И морской причал с кораблями, и облако с посланниками небес, и, что самое главное (!) черная пустота картонной коробки. Все - сон! И я – дома! И сейчас восемь часов чудесного июньского утра, и мне пора вставать потому, что – на работу!
Сбрасываю тонкое покрывало, соскакиваю с дивана, быстрыми шагами подхожу к окну. Сквозь чистое стекло льются горячие солнечные лучи. Распахиваю обе створки в тепло, в лето, впускаю в комнату безрассудный ветер. Свежий и влажный, он игриво надувает парусом легкую занавеску. Делаю большие жадные глотки, впитывая влажный утренний поток. Здравствуй мир – огромный, светлый, не ограниченный глухими картонными стенами! Босиком шлепаю в ванную, с бесконечным удовольствием прислушиваясь к собственным шагам, птичьему щебетанию и шуму улицы, рвущимся в распахнутое окно моей кажущейся такой огромной, по сравнению с тесной коробкой квартиры. С наслаждением принимаю душ и любовно готовлю себе завтрак – яичницу с ветчиной и кофе. Крепкий аромат сваренных кофейных зерен наполняет дом бодростью и уютом. Глубоко втягиваю носом домашний запах, испытывая неземное блаженство. Выбираю самое светлое и нарядное летнее платье – сегодня есть повод нарядиться – легкие босоножки, хватаю сумочку и выпархиваю из прохладного подъезда на улицу, прямо в огромный пестрящий красками мир, в свет, в жизнь! Цокают каблучки, наполняя сердце радостью звуков и ощущений. Я бодро шагаю по тротуару, чувствуя, как тяжелый земной шар послушно уплывает под моими ногами в противоположном направлении. С упоением сливаюсь с суетливой утренней толпой, гулом машин, запахом выхлопных газов и ароматами ярких петуний на клумбах, чувствуя себя частью чего-то надежного и всеобъемлющего.
Нога попадает в дорожную выбоину, оступаюсь, взмахиваю руками пытаясь удержать равновесие, сумочка взлетает вверх и в сторону... Сердце совершает последний удар и останавливается, холодея – легкая летняя сумка, взлетев, медленно падает с характерным шуршащим звуком. Весь живой мир замирает и, через мгновение, начинает двигаться с бешеной скоростью, мелькает, вызывая головокружение и острые приступы тошноты. Краски обесцвечиваются, звуки сливаются в единый гул, постепенно переходящий в тонкий протяжный звон в ушах. Я стою посреди мелькающего, звенящего черно-белого кошмара, парализованная ужасом осознанной реальности. Медленно поднимаю буд-то ставшую чужой руку, провожу ладонью по воздуху, как по стене и со смертельной обреченностью слышу бумажное шуршание сухого шероховатого картона….