В то время, как эти пьяные между собой переговариваются, в комнате собралась вся семья Персикэ. Впереди всех перед ними стоит маленький, худощавый Балдур, глаза его сверкают, за хорошо отшлифованными стёклами очков, за ним его братья в чёрной СС-униформе и ближе к двери, не совсем уверенный старый бывший владелец пивнушки. И семья Персикэ под алкоголем, но на неё шнапс оказывает совсем другое действие, чем на взломщиков. Они не сентиментальны, глупы и забывчивы, а стали ещё грубее, жаднее и беспощаднее, чем в нормальном состоянии.
Балдур строго спрашивает:
«Ну, живо, что вы тут делаете? Или это ваша квартира?»
«Но, господин Персикэ!» - говорит Боркхаузен слегка просящим голосом.
Балдур делает вид, что он только теперь узнал соседа. «Ах, это же Боркхаузен из подвальной квартиры! Что же вы, господин Боркхаузен, здесь делаете?» Его удивление переходит в насмешку. «Было бы не лучше, если бы вы немножко, тем более ночью, позаботились о своей жене? Я слышал, что в вашей квартире праздновали с хорошими господами, а ваши дети до позднего часа бегали пьяными по двору. Уложите детей в кроватки, господин Боркхаузен!»
«Проблемы!» - бормочет тот. «Я сразу понял, когда увидел эту очкастую змею: проблемы.» Он печально кивает Энно.
Энно Клюге стоит с глупым видом, ничего не понимая.
Боркхаузен поворачивается к Балдуру, его тон меняется, он теперь звучит вдруг осуждающе. «Если моя жена, что-то не то делает, то за это отвечаю я, господин Персикэ. Я — муж и отец по закону. И если мои дети наклюкались, то вы тоже наклюкались, и вы тоже ребёнок, так точно, вот так!»
Он зло смотрит на Балдура, и Балдур сверкает глазами на него. Потом делает незаметный знак братьям, быть готовыми.
«Ну, а что вы делаетет в квартире Розенталь?» - строго спрашивает юнец Персикэ у Энно.
«По договорённости!»,- спешит уверить Боркхаузен. «Всё по договорённости. Я и мой друг мы сейчас уйдём. Мы уже собирались уходить. Он на Штетинер; я - на Анхальтер. У каждого два чемодана. Для вас осталось достаточно.»
Последние слова он бормочет, засыпая.
Балдур внимательно за ним наблюдает. Можно, пожалуй, обойтись без насилия, оба типа вдрызг пьяны. Но его осторожность его предупреждает. Он хватает Боркхаузена за плечи и строго спрашивает:»А что это за человек? Как его зовут?»
«Энно!» - отвечает Боркхаузен, едва ворочая языком. «Мой друг Энно...»
«И где живёт твой друг Энно?
«Не знаю, господин Персикэ. Только из пивной. Пивной друг...»
Балдур решается. Вдруг он толкает Боркхаузена кулаком в грудь, тот, тихо охая, отлетает к мебели и падает на кучу белья. «Свинья, чёрт побери!» - орёт он. «Как ты посмел назвать меня коброй? Я тебе покажу, какой я ребёнок!»
Но его ругань бесполезна, эти два уже ничего не слышат. Оба СС-брата уже успели накинуться на каждого, и беспощадными ударами их доканали.
«Так!» - решает довольный Балдур. «Через часок мы сдадим обоих, как налётчиков, в полицию. До этого отнесём вниз то, что может пригодиться. Но на лестнице чтобы было тихо! Хотя я слушал, но не понял, вернулся ли уже старый Квангель с ночной смены.»
Братья кивают. Балдур смотрит сначала на окровавленных жертв, потом на чемоданы, бельё и радио. Вруг он улыбается. Поворачивается к отцу:»Ну, отец, как я провернул дельце? Ты с твоим вечным страхом! Видишь ли...»
Но он не договаривает. У двери стоит не отец, отец исчез, бесследно исчез. Вместо него там стоит заводской мастер Квангель и молча смотрит на него своими тёмными глазами.
2
Когда Отто Квангель довольно поздно, после ночной смены подошёл к дому, он заметил, что не смотря на приказ затемнения, в квартире Розенталь горел свет. Присмотревшись получше, он заметил за спущенными гардинами свет и у Персикэ, и под ними в квартире у Фромма.
У бывшего судьи Фромма, о котором было не известно, толи он ушёл на пенсию по выслуге лет, толи оставил работу из-за нацистов, свет обычно горел до полуночи. Персикэ, похоже, всё ещё праздновали победу над Францией. Но что у старой Розенталь горел свет, и открыто во всех окнах, тут было что-то не то. Старая женщина такая боязливая, она бы не стала так освещать свою квартиру.
Тут что-то не так! - думает Отто Квангель, открывая ключом входную лестничную дверь. Он поднимается по лестнице, не включая света (он экономит не только для себя, он экономит для всех), подходит к своей квартире, ключ в руке, и поднимает голову наверх. Дверь в квартиру Розенталь д.б. открытой, сверху из неё падает рассеянный свет. От туда доносится строгий мужской голос, что-то говорящий. Старая женщина совсем одна, без защиты, думает Отто...
И в этот момент его хватает за грудь маленькая, но сильная мужская рука и поворачивает к себе. Вежливый голос говорит:»Поднимайтесь, пожалуйста, передо мной наверх, господин Квангель. Я последую за вами и в подходящий момент объявлюсь.»
Это мог быть только старый советник судебной палаты - Фромм, столько уверенности и силы было в его голосе. Не раздумывая, поднимается Квангель по лестнице наверх. Подходя к квартире Розенталь, он замечает как толстый силуэт — конечно, это старый Персикэ — поспешно проскальзывает на кухню. Квангель слышит и последние слова Балдура о дельце, которое было провёрнуто, и что не нужно вечно бояться...
И вот они молча стоят друг перед другом и смотрят глаза в глаза, Балдур и Квангель.
Один момент Балдур думает, что всё потеряно, но потом он вспоминает свой девиз: нахальство побеждает, и вызывающе говорит:» Что, удивлены! Но вы немного запоздали, господин Квангель, мы уже поймали и обезвредили взломщиков.» Он передыхает и продолжает:»Один из них, между прочим, Боркхаузен, который у нас во дворе поддерживает проституцию.»
Взгляд Квангеля следует указывающему пальцу Балдура. »Да» - говорит он сухо, «один из пойманных - Боркхаузен.»
«И вообще» - вдруг встревает один из СС- братьев, «что вы здесь просто так стоите и уставились? Вы могли бы спокойно сходить в ревьер, Квангель, и доложить о взломе, чтобы они этих братьев от сюда забрали! Мы уж их постережём!»
«Молчи, Адольф!» - шипит радражённо Балдур. «Нечего отдавать приказания господину Квангелю! Господин Квангель сам знает, что ему нужно делать.»
Но как раз этого Квангель не знает, ведь за ним старый судья, ему было не ведомо, что тот собирается предпринять.
И в этот момент на сцене появляется старый господин, и не из-за спины, как предполагал Квангель, а из внутренности квартиры. Вдруг, как приведение он оказывается между ними, и нагоняет на Балдура новый, ещё больший страх.
Между прочим, он выглядит довольно странно, этот господин. Маленький, ниже среднего роста, в чёрном шёлковом халате до пят, подбитом красным шёлком с большими красными деревянными пуговицами. У господина серенькая бородка и коротенькие усики. Очень тонкие, ещё коричневые волосы головы аккуратно зачёсаны, но полностью скрыть череп им не удаётся. За узкими, в золотой оправе очками сверкают, среди тысячи морщинок, довольные ухмыляющиеся глаза.
«Нет, мои господа», - говорит он непринуждённо, как-будто продоложает давно начатый разговор. «Нет, мои господа, фрау Розенталь в квартире нет. Но м.б. один из молодых господ Персикэ заглянет в туалет. Вашему отцу, кажется, не совсем хорошо.. Во всяком случае, он там постоянно пытается с помощью полотенца повеситься. Мне не удалось его от этого отговорить...»
Старый судебный советник усмехается, а два старших Персикэ мгновенно исчезают из комнаты, так что это даже кажется довольно подозрительным. Молодой Персикэ бледнеет и совсем трезвеет. Даже Балдур понимает несомненное превосходство этого человека. Он говорит с просьбой в голосе:»Понимаете, господин советник, отец, прямо говоря, совершенно пьян. Капитуляция Франции...»
«Я понимаю, я полностью понимаю»,- отвечает старый судебный советник и делает лёгкое движение рукой. «Мы все люди, только мы все не сразу вешаемся, если пьяны.» Один момент он молчит и улыбясь, добавляет:»Он, конечно, всякое наговорил, но кто же придаст значениие болтовне пьяного?» Он опять усмехается.
«Господин советник!» - говорит Балдур, умоляя. «Я Вас прошу, возьмите дело в свои руки! Вы знаете, что приключилось...»
«Нет, нет», - решительно заявляет Фромм. «Я — стар и болен.»
Но он так вовсе не выглядит. Наоборот: он выглядит цветуще. «И кроме того я живу совсем одиноко, у меня не осталось никакой связи с внешним миром. Но вы, господин Персикэ, вы и ваша семья, вы же напали на грабителей. Вы и передавайте их полиции. Вы позаботитесь и о сохранности вещей в квартире. Я, проходя по квартире уже сделал маленький лёгкий обзор. Например, я насчитал 17 чемоданов и 21 ящик. И многое другое. И многое другое...»
Он говорит всё медленнее и медленне. Потом он заключает:»Я могу себе предствить, что захват двух взломщиков может принести вам славу и уважение.»
Балдур стоит и напряжённо соображает. Так тоже можно поступить - что за старая лиса этот Фромм! Он, конечно, всё понимает, и отец, конечно, проболтался, но он хочет сохранить свой покой, не хочет ничего знать об этом деле. Опасности от него не будет. А Квангель, старый мастер? Он ни с кем не разговаривает, ни с кем не здоровается. Этот Квангель — настоящий старый рабочий, истощённый, все силы выжаты, без собственных мыслей в голове. Он, конечно, не будет делать шума. Он тем более безопасен.
Остаются оба дурацких пьяницы. Конечно, их можно сдать полиции. Соблазнительный вариант. Но м.б. другой ещё лучше, сначала всё оставить так, как есть. Обоим наклеить пластыри, и отпустить с парой марок в кармане. Они, конечно, будут молчать. Квартиру запереть такой, как она есть, всё-равно вернётся Розенталь или нет. М.б. позже что-то можно будет сделать — у него такое чувство, что курс против евреев ужесточится. Через пол- года можно, наверное, будет большее себе позволить, чем сегодня.
Балдур говорит:» Я пожалуй хочу этих двух отпустить, господин советник. Они же просто маленькие брехливые собачёнки.»
Он смотрит по сторонам, он — один. И судебный советник, и заводской мастер ушли. Как он и подумал, они не хотят с этим делом связываться. Это самое мудрое. Он, Балдур, тоже так поступит, и если братья будут сильно ругаться.
Между тем, на лестнице советник Фромм говорит мастеру Квангелю:»А если у вас будут трудности из-за Розенталь, господин Квангель, обратитесь ко мне. Доброй ночи.»
«Какое мне дело до Розенталь? Я её вообще не знаю!» - протестует Квангель.
«И так, доброй ночи, господин Квангель!» - судебный советник Фромм исчезает внизу.
Отто Квангель открывает дверь в свою квартиру.