Большому кораблю...

Исабэль
«Ужасы»,  представленные автором – не видятся ужасами – в привычном смысле.
Это  лишь проявление нашей жизни, неверное представление о которой  делает нашу жизнь похожей на ужастик.
Типичная история – во многом. Но героиня – яркая личность, поэтому все ёё – не всегда яркие переживания - завернуты в очень приличную обертку, очень хочется сопереживать ей.
Я со-переживаю, но мое видение не позволяет мне слишком зацикливаться на ее проблемах – потому что проблема одна – именно наше куцее представление о счастье.
 Я привожу начало этой истории без конца. Думаю, что моя публикация найдет свое  отражение в продолжении этой истории, или она окончательно будет похоронена, как история, у которой нет конца – потому что нет и начала.

***
Как я начала писать часть 1  http://proza.ru/2013/08/06/226
Загорулько Тамара

Ее писанина - это была вода, которая текла и текла;  вроде только разгонится, забурлит и захочет кого окатить, как тут же  потеряет силу.  Пока вода текла,  силу уговорила и уже спокойно уплывала мимо, но вода несет с собой информацию, она ей  пригодится позднее... Сначала это был ручеек - делая резкие  повороты, терялся, шумя о камни на перекатах,  искрился чистой  водой, и вот уже течет река, и ручеек впадает в эту реку. Река, в самом ее основании,  тоже когда-то была чистая...

На финал она  одела  не красное бессовестное платье, а серенькое гипюровое, а красное бессовестное одела на свою внучку; дешевые красные босоножки до финала не дожили, протерлись и их пришлось намазать губной помадой,. Теперь они смотрелись вполне   прилично… пока ее ручей сворачивал в ту сторону, где вроде бы был счастливый конец.
Обиды...ссоры...она обижалась...но она любила  жизнь...

 И всем будет казаться, что вот все -  счастливый конец, но до конца еще очень далеко. Это просто потекла другая река...

Забыть бы все, и никогда не вспоминать, радоваться жизни и радоваться,  что ты такая, какая- то не такая, и все у тебя  хорошо. Ну,  нет денег, да разве в деньгах счастье? Тебе скоро 60, а глядя на себя в зеркало, ты видишь красавицу, и душа 16 летней девчонки ...
 Вокруг тебя бурлят страсти, ходят сплетни, плетут интриги, скандалы или ты сама их создаешь или тебе их создают?
Но  тащишься   от самой себя...

Но в конце своей жизни я должна написать книгу...
И стоило только подумать об этой книге - руки готова была на себя
наложить, сразу становилось плохо, как камень на душе, как петля привязана на моей шее. Но в конце своей жизни я должна была  написать эту книгу, поэтому успокаивалась, ведь в конце...
Казалось, что жизнь  бесконечная и до конца еще так  далеко...

Но тот мир постучал  холодным огнем  в печи...Хлестнули по душе воспоминания, ударили  меня.
- Кончай   развлекаться  и развлекать, пора писать - сказал мне
 тот мир. Испуг случился у меня. Это был конец. Бога  я очень боюсь -  вот и согласилась,  словно припертая к стенке,  эту книгу писать.

Предлагалось три варианта, как соединить эти два потока.

Первый -  как будто случайно одна из непутевых дивчин,
 собираясь в ресторан,  на чердаке найдет потрепанную исписанную тетрадку, стряхнет с нее пыль и грязь,  и начнет читать, периодически делая свои комментарии, типа: -Вот, дура!  или  - Не нормальная...

Очередной вариант -  рехнулась на почве несчастливой любви. Попутно напустить слез, кстати, любовь -это опасное чувство...

Третий вариант - заразилась от маминой грязи, пока мыла ее дом, который
напрочь пропитанный нечистой силой.  В этом варианте доля правды тоже есть...
Но я не воспользуюсь этими подсказками, просто начну печатать со старой тетрадки, название  уже забыла, потом найду в  записях и перепишу, но  пока будет называться так:
"Книга,  написанная с конца"- но назову я ее по-своему. Будет серия рассказов под названием: "Как я начала писать".

Где-то там, далеко от нашей лесной глуши,  начиналась война, сначала это была война партаппаратчиков, начиналась она  скрытно и нам, простым людям, не было видно, что творится за экраном.
 Одна звезда вспыхивала ярче другой; наш небосклон
был освечен парадом  звезд. И каждая звезда тянула к себе, манила, заигрывала...И готова была моя душа уже кинуться   полюбить, обласкать, как происходила трагедия...начинались скорбные дни.
Исковерканная длительным психозом   душа избавлялась от навязанных чувств счастья, медленно открывались глаза,  и этот мир она нашла непонятным  и чужим...

Перестройка уже шла, я,  вся уставшая от лжи, фальши и бесхозяйственности, прямо восстала духом.
- Ну, все, наконец- то станет порядок!
Муж отвечал: -Поверь, в бардаке жить легче.
А я спорила и говорила, что я устала перед каждым стоять на коленях. Видишь же, что яйца выеденного не стоит, глуп ,как баран, но при должности, поэтому ищи к нему подход; смейся-когда плакать хочется, хвали…
Взял бы нагрубил...но нельзя, свиней держу, комбикорм нужен. Себе то ладно -  проживем  как-нибудь,  а тут целый сарай свиней кормить надо...
И, сидя на своей базе, пыталась донести до своих сослуживцев, что живем мы при капсоциализме, и что у нас один хозяин - это государство...
Но мне говорили, что я мелю ерунду.

Профсоюзная горчица на столах просто раздражала меня.
- Масло сливочное уже пора давно на стол надо ставить!
Покусывала рьяных коммунистов, посмеивалась над ними : - Пора уже всех коммунистами сделать: родился человек -  бирку вручи -коммунист; попал в тюрьму - бирку отними; вышел с тюрьмы -  бирку верни  (в этом месте стоял дружный хохот).

Товары выметались с полок магазина поочередно - сначала пропадал стиральный порошок, потом иголки, затем постельное и нижнее белье.
-Это, по-видимому, идет какая- то государственная компания, специально деньги для чего то собирают... Все набрасывались на меня: - Что ты ерунду говоришь? - Спичечная фабрика сгорела, завод по производству порошка закрыли и т.д.
А потом я стала похитрее и когда хотела сказать какое либо свое мнение, то сначала всегда добавляла: - В газете вот прочитала...по радио услышала...
В ответ иногда слышала: - Да где ж  такую ерунду напишут или как такое сказать могли?!

А тут сразу все такие умные стали, что мне стало не интересно работать на этой базе. Было такое впечатление – чего- то добилась, до чего- то дошла... Захотела работать только на себя и поменяла свое место работы.

Своим деревенским,  малообразованным умом,  я плохо понимала, что, откуда и как? Она - эта мысль идет ко мне...но они приходили вроде из ниоткуда, как с потолка, а я была очень проста и не задумывалась над последствиями, 
сыпала советами направо и налево...рассказывала,объясняла,что сама могла и умела ,что придумать сама могла. Мне говорили, что я была баба хозяйственная, а я на себя говорила, что я лентяйка,  и все  мои мысли настроены, чтоб поскорее все свои дела сделать да пойти полежать, да подольше поспать....
 Можно было жить узким кругом да использовать свое нажитое ,но я не могла, поэтому легко и быстро отдавала все . - Много звезд на небе - мне еще хватит... К тому времени сделала еще одно открытие - люди верят в телевизор...Почему не верят ближнему?  И приставала к мужу: - Ну чего ты в телевизор уткнулся? На меня посмотри, послушай что я говорю... 
Но от меня отмахивались, и я сгоряча говорила:

-  Что мне что ли в телевизор залезть, чтобы ты меня услышал?
-  Успокойся, лучше сядь рядом и телевизор с нами посмотри...

Тем временем на экране венчались и развенчивались новые и старые вожди, новые идеалы, и  я с интересом смотрела телевизор.
Падал Брежнев, падала и его компания...Сталина роняли еще ниже, а я все смотрела с каким то отрешенным взглядом ,постороннего наблюдателя и  думала ,а когда до Ленина то  до берутся?
Но высказывания были так не смелы...Потом уже по телевизору стали все чаще выступать политические лидеры и общественные деятели, представители церкви -  из всего сказанного я понимала только одно:- Что где-то горит, а вы будьте спокойны.  Одни просили потерпеть, другие просили обратиться к вере, вспомнить о Боге, о милосердии и уверяли, что во все века человеческая душа, как бы ни были тяжки страдания, находила в себе силы для духовного возрождения.

Государство бросало все свои силы и, используя все возможности,  и через голубой экран телевизора воздействовала на толпу.
Чтобы  как- то отвлечь толпу  - устраивались грандиозные зрелища...Народу давали все, что он хотел видеть и слышать. Поднаготину про скандального артиста, пожалуйста. Слышались песни, отрывки, фразы, которые когда-то были запрещены...
И, сидя у своего телевизора, я удивлялась, оказывается я еще тогда была права...

Народ требовал зрелищ,  и телевидение в диком танце, охмелевшем от перестройки, давало зрелище, от которого пустели улицы городов...
Были слышны выкрики :- Нельзя так! Но куда там? -мы все бежали на гипнотический сеанс, который лечил от всех болезней.
- Расслабьтесь! - неслось с экрана... И мы расслабились.
-  Усядьтесь по удобней...  И мы сели.
И дальше уже шло  - Бегите до своей черты… бегите…возьмите этот барьер невозможного...
Как в цыганском таборе -  лихая пляска идет на сцене театра, один лихо трясет юбкой, другой в такт пристукивает каблуком, третий тоже в такт прихлопывает в ладоши, и главные голоса тянут мелодию. Гитара звенит в руках,  олицетворенная с автоматом калашникова. Гремит залихватская удалая песня. Зритель сначала приплясывает в такт этой пляски, хлопает в ладоши и готов уже вскочить со своих мест, и броситься в этот страшный хоровод, хоровод этой безудержной пляски...

А тогда, сидя у своего телевизора, я совсем ни чего не понимала, и только потом осознала ,установка была дана и болезнь свою я приобрела.
Началась бессонница, от переизбытка информации болела голова.
Ночью, лежа в темноте, я начинала перебирать всю свою жизнь.
 Вспомнила, что когда то в детстве я хорошо рисовала...
Под кроватью начинало что то стучать...
- Барабашка что ли завелась?

И в моей голове начали происходить чудеса.
Такое впечатление, что сама я хочу заглянуть в саму себя, и вижу ,что внутри своей души такая темнота...И так она мне мучительна  тяжела, что хочется избавиться от нее...И кто-то сильный подсказывает -  как надо избавляться от нее. И мысленно - изо  всех сил -  круговыми движениями убирал ее.
- Выйди вся темень и вся грязь из нее.

И понимаю сама, что надо самой, самой помогать избавляться от нее.
Как я мучилась, пока выходила из меня эта грязь, и я видела,  как она уносилась от меня далеко в сторону...
И внутри меня становилось все светлей и светлей...

Но было некогда заниматься вновь обретенными способностями. Взваленный на плечи сельхоз кооператив кроликов и свиней просил есть,  и на тот момент мне казалось,  что это и есть тот  барьер, который я должна преодолеть.
В голове было одно  - "Деньги нужны" и "Работать надо".
И я  вкалывала, одетая в одну кофту в 40 градусный мороз, а вечером, уставшая,  садилась к своему телевизору и расслаблялась:-  Надо, -говорила, -отдохнуть.

А Останкинская башня, как широкая хлебосольная русская баба,  на этот пир буши выставляла все новые и новые блюда, тарелки летели одна за другой.
И правители наши рыскали по всей, как попрошайки из самого захудалого дома, приезжав,  садились к столу и говорили: - Потерпите, потерпите...

А ночью мне снились страшные сны, где меня топтали ногами толпы народа...
И я бежала с каким- то ребенком на руках,  бежала против толпы, выползала из-под ног, карабкалась вверх всего на три ступеньки,  и к столу, к какому-то столу. То ребенок терялся и меня кидали в грязь, а я все плыла по этой грязи и лезла в верх, то опять топтали...
А то в больнице много кроваток стоит, а я ищу свою,  и все глядят и хотят меня выгнать, разорвать. И кричала я  во сне каждую ночь и думала: - Господи, когда же я проснусь? - и сон прерывался от моего крика...
-  Я кричала?
-  Нет стонала.
-  Если буду опять стонать -  разбуди, что-то я боюсь.
 И стоило мне только сомкнуть глаза, как опять я с ребенком на руках и тянут меня в грязь, ребенка бросают об пол и топчут меня; и опять ребенок на руках - надо куда-то его нести, через толпу, а толпа бросает меня, не пускает и бросает...
И опять я кричу, ору -  то ли душат меня, то ли ребенка душат, так и не пойму...
Просыпалась вся в поту, с облегчением, что кончилась и эта ночь.

- Что-то будет…, - говорила я мужу, - только вот не пойму...
 Долго шли эти страшные сны, каждая ночь сменялась спокойным, обыкновенным днем.
Только утром задумывалась и хотела понять - откуда же беда придет в мой дом?
И только уже в конце я увидела сон, в котором я стою перед зеркалом с оголенной грудью,  и с сосков течет молоко, перемешанное с кровью...
Раньше я видела что-то похожее, и тогда знакомая мне сон разгадала верно - К измене такие сны снятся.
И поэтому, проснувшись, я зло взглянула на своего мужа, ткнула пальцем и сказала: - От тебя  какая-то беда мне будет!..

Уставшая и разбитая я шла, плелась еще по проторенной тропе  до своей черты, до своей черты…


Ферма не приносила доходы совсем. Малыши рождались такие хорошенькие, такие красивые, -  ты сегодня любовался ими, возлагал надежды, а на завтра ты уже видел,  как они умирали. Трупы безжизненных маленьких животных валялись на цементе. Крысы растаскивали их сразу же, как только я отходила от них; возвращаясь,  ты уже видел обезглавленные трупы; кишки, как веревки, были растянуты по всему полу.
А люди, как голодные псы, рыскали и вынюхивали, считали мои доходы. Воры лезли и воровали все, что с таким трудом мы смогли приобрести.
Государство помогало только на словах  и хотело нажиться быстрее, быстрее. Лес, который валялся кругом,  и дрова, которые выписывали своим работникам, мне предлагали в три раза дороже.

А я шла, плелась своей тропой, все продолжала таскать свой навоз, мысленно отрабатывая каждый шаг, каждый жест...Здесь надо стукнуть так, а здесь быстрее дверь ногой пнуть, подставить плечо, развернуться и не выронить бак из рук...А потом отбежать и вытряхнуть содержимое подальше, подальше и все начинать сначала, только четче, четче...
И когда клетки были чистые и весь мусор был вы таскан ловко, быстро, я получала такое удовлетворение...
Довольная шла в холодный балок, где стояла печь, которая грела больше улицу, чем плиту, подкидывала туда дров, затягивалась сигаретой, и мечтала...
Через год или два пристрою к ферме кроликов еще свинарник, чтобы рядом был...Пол сделаю с наклоном. Рельсы проложу. Тачку пущу. Кнопку нажму - тачка опрокинется - навоз сам вывалится. Кормокухню новую построю, цветы рассажу. Буду ходить в белом халате. Селекцией займусь. Шубу норковую и дом под Ленинградом куплю, детей своих туда перевезу.

Такой подъем охватил страну. Люди, которые всю жизнь тянулись к возвышенному, нереальному, поняли, что оказывается можно жить и зарабатывать деньги на себя, для своей семьи.
Мифическое братство растаптывалось с такой яростью, и с такой быстротой, что некоторые сначала опешили, а потом этот порыв обратили вовнутрь себя.
В потемках, с маленькой свечкой, стали оглядывать закоулки  своей души; темнота кругом...Одни в ужасе выпрыгивали оттуда и искали утешение в слабых выкриках, которые доносились из того далекого телевизионного и газетного мира.

Другие видели пожар,  и от яркого света у них слепли глаза, и они,  словно медведи,  проснувшиеся от спячки, начинали бродить в поисках пиши.
Некоторые, оглядев свое нажитое и приобретенное, находили там очень ценные вещи, вытаскивали их наружу, рассеянно разглядывали их, и бежали их продавать, обменивать.
Третьи,  заходив в свой мир с маленьким огоньком, видели там пустоту и бежали ее латать,  обряжаясь в ту или другую веру.
Одни хотели разбогатеть, другие подняться по служебной лестнице еще выше, и там наверху почувствовать себя независимыми, расслабится по-другому, в новом качестве заявить о себе.
И все вместе мы бросились строить новый мир.
И поплыли, как большие корабли, по большой воде, каждый к своей цели...



И поплыли, как большие корабли, по большой воде, каждый к своей цели...

Продолжение  1 части -  http://proza.ru/2013/08/06/226
                2 часть -  http://proza.ru/2013/09/09/1534

               

                ОТЗЫВ


Большому кораблю – большое плавание.
Так?
Наверно…
Но не всем. Например – слишком большому было уготовано потопление – без потопа.
Не каждый корабль способен плыть верно проложенным курсом.
Потому что этот курс прокладывается нами – обычными людьми, жаждущими приплыть в тихую гавань, по имени «Счастье». И плывем, и плывем.
А эта гавань все дальше и дальше, и синяя птица каждый раз садится не под твоим окном, или, если и садится, то поет песню о несбывшемся счастье, о мечтах, которым никогда не суждено сбыться.

И что это за мечты?
Загляните в себя.
Стоит ли  бегать с этими мечтами, снаряжая в дорогу свой огромный корабль.
Что на нем будет – не будет ли слишком много балласта, который придется выбрасывать при первом, пока еще не очень сильном шторме.
Каждый новый забег будет усиливать волну. Может даже случиться ураган, и всё, что ты копил, выдавая это за мечту, будет выбрасываться снова и снова, и снова..
И вот – ты обессиленный и почти обезглавленный – стоишь перед  очередной грудой хлама и вопрошаешь:
 - Господи, за что мне это?! Я тут вкалываю, горбачусь, а толк?!
Нету толка. Если и есть этот толк, выраженный в денежных единицах, то он не дает ощущение счастья. Ощущение сытости, довольства  дает – и то ненадолго.
Надо снова бежать и покупать счастье.
А разве счастье можно купить за деньги?
Пока мечтаешь о счастье, выраженном в домике под Ленинградом-Петроградом..
Ты теряешь почти всё, что делает тебя человеком. Ты уже никому не нужен, уставший, измотанный, по-прежнему жаждущий счастья.
То счастье, которое ты рисовал детям – они обрели, но чувствуют ли они себя счастливыми – вот вопрос.
Делают ли деньги нас счастливыми?

Вся литература пестрит доказательствами, что не в деньгах счастье, не в их отсутствии, а в том, чтобы их хватало.
Сколько бы ни было – тебе всегда хватает. Всегда. Ты всегда доволен, и то, что приходит свыше того довольства – воспринимается, как Дар.
 Бесконечный Дар Бога,
И это можно ощутить только тогда, когда ты доверишься этому.
Иначе не получится.

Ты будешь оттягивать и оттягивать границы своего счастья...  Вот еще…я построю новую ферму... белый халат... ухоженные свиньи... растасканных кишок больше никто не увидит, и потом мы заколем или зарежем их чистые туши и отнесем на базар, и заживем счастливо, ведь мы режем уже такие великолепные тушки, ухоженные и откормленные.


Так и жизнь..
Она режет нас. Ухоженных, отмытых, благоухающих…всяких.
Чем больше ухожен,  тем больше боишься это потерять. Ты рвешься заполучить этот недополученный кусочек счастья, обрекая себя на муки пластических операций.
Возвращая себе молодость, обретая счастье – читая вожделение в глазах тех, кого ты можешь теперь с легкостью отвергать, и  чувствовать себя героиней или гетерой, которая может выбирать тех, кто ее достоин, достоин  обладать ее телом и умом.
Но... иллюзии – никому нет дела до ума, есть дело только до тела, но готовят себя и те, кто хочет получить «достойное» тело.
 Но тело, полученное таким образом – купли-продажи – никогда не может считаться достойным.
Это – не достойно человека,  женщины, это лишь доказывает несовершенство нашего общества, где все можно купить и продать.

Чтобы продать себя подороже – можно напичкать себя знаниями , отшлифовать свои формы. Тогда твое тело будет цениться гораздо дороже.
Но  ты всегда будешь продажной женщиной - в каком  бы виде тебя ни подали.

Ты себя продаешь. Вот и всё.
Ты торопишься жить и обворовываешь себя этими мимолетными связями, этой убогостью...

Но, пока ты молод и красив, ты пользуешься спросом...

А потом?
Что потом?
Настоящих чувств нет, есть только удовольствия. С чем остаешься, с чем уйдешь в ту, самую дальнюю дорогу, в которой уже ничего нельзя  изменить?
НИЧЕГО.

Душа захирела, она не способна чувствовать красоту. Она чувствует только звон монет, блеск глаз.
Поэтому и мы видим то, что видим. Те, кто пользовались умом и талантом, слышали звон монет и медных труб, и теперь не слышат, чаще всего становятся самыми ворчливыми и занудными, и даже пытаются покончить счеты с жизнью. Или так и живут в блеске былой славы, постоянно теребя фотографии  и свою память, если она еще недостаточна потерта..

А там, где всё это будет неважно. Важны будут только чувства... И были это настоящие чувства или подделка – всё это и высвечивается перед последней  чертой.
И рождается страх – страх уйти, не покаявшись, не получив благословение в последний путь. А если этот путь был нормальным, то человек не цепляется так судорожно за желание исповедаться..
 Исповедуйся себе – твой Бог внутри.

Ты наработаешь свой чувственно-телесный  потенциал – это можно допустить, и, уходя в мир иной – ты будешь снова и снова заниматься любовью с теми, кто тебе не дорог, а дорог только его карман.

Меня подобная перспектива совершенно не устраивает.
Могут расти  только чувства, которые ты растишь сам. Милосердие, сострадание, соучастие...
А что растет здесь?
Каждая строка пышет только жаждой наживы. Вроде – и ум есть, и красота, но представление о счастье  весьма и весьма убого.

Нет никаких больших  кораблей, есть только мелкие души, которые  рвутся попасть на большой корабль...
На него можно попасть – он вместит огромное количество подобных душ.

Но душа, которая жаждет счастья, не обремененного никакими  путами, - ей будет мал самый огромный корабль.
Ее мир- всё, что ее окружает. Она впитывает все краски вселенной. Она, конечно, может замкнуться в ограниченном пространстве, но никогда не будет чувствовать свою малость.

Малость, как частицу – да. В том плане, что все души – так же огромны в своих чистых помыслах. В своих прекрасных порывах.

 А человеческие страсти – они всегда останутся только страстями.
Они не дают пищу для стоящих размышлений. Их пища – достояние ворон...

Это и есть темнота, которая приходит, И в которой они уже живут, но считают, что конец света еще придет.

Какой конец?
Их конец уже пришел. Они уже обрекли себя на жалкое существование, питаясь, простите, падалью


В продолжение темы:

Я ПРИШЛА ДАТЬ ВАМ ВОЛЮ

Сидел на берегу моря старик и долго смотрел  в уплывающую даль. Там, на горизонте, едва заметно занималась заря. Она несла успокоение и надежду на новый хороший день.
Но покоя не было.
Каждый день нес новый улов, но алчущие насытить плоть, никак не могли насытиться. Они, собирая пажити, посланные Богом, каждый раз сокрушались, что улов все-таки был опять недостаточно хорош.
И вот настал день, когда в невод попалась всего одна рыбка, которая взмолилась, когда сеть вытащили на берег:
- Я пришла дать вам волю. Я сама попала в сети вашего разума – к нему и обращаюсь. Вы каждый раз недовольны уловом, и я вам предлагаю отпустить меня с миром, а вы всегда будете довольны, чтобы в очередной  раз ни принесло вам море.
Трудно было понять им, что хочет сказать золотая рыбка.
- Как это – сколько бы ни было – и быть всегда довольным?!
Не может такого быть! Разве можно доказать своему пустому желудку, что сегодня Бог послал одну маленькую рыбешку, а завтра будем сытыми – и так будет всегда, если примем любой улов с благодарностью?!
Не быть этому!
Рыбаки вытащили золотую рыбку и бросили на песке. Ее золотые краски поблекли….
Они собирали сети и даже не вспоминали о случившемся чуде.

Человек всегда ждет чуда, но, получая, выбрасывает, снова умоляя послать ему другое чудо, чуднее или чудеснее прежнего.
И, сколько бы ни получал, ему всегда оказывается мало.
Что же нужно человеку, чтобы ему всегда казалось не много, но, хотя бы, достаточно?
Признать силу, заключенную в просьбе золотой рыбки:
Отпустите меня с миром и живите в довольстве, невзирая на то, что будет послано свыше.

Сколько бы ни было – этого всегда достаточно, чтобы насытиться, чтобы – не пресыщаться, чтобы всегда помнить о том, что другой тоже нуждается в пище  и одежде, и крыше над головой.
 Если ты пресыщаешься, то другой не доедает.
Если ты имеешь больше одной крыши над головой, то другой бедствует, а ты пользуешься этим и еще пытаешься урвать себе кусок пожирнее, втюривая  ему то, что ему принадлежит по праву рождения.
Если твои шкафы ломятся от одежды, то другой в это время мерзнет от холода.
Если. Если…
А мы еще норовим запастись впрок. Но одно дело, когда ты запасаешь то, что вырастил, но совсем другое, когда ты запасаешь за счет другого.

 Когда мы  поймем, что мы – Одно.
 Одно у нас тело, и одно у нас  дело.
 Сохранить Землю – кормилицу нашу. И не просто сохранить ее богатства, но сделать ее еще прекраснее.
 Это в наших силах.

 
– Господи, неужели не ясно, как прекрасно быть довольным?!
  Как ярко светит солнце, как зеленеет трава, как хочется жить!


**

как всегда - не знала в какую рубрику отнести свой опус. Эссе - не эссе.
Главное - суть.
Ближе к обзору, хотя всего лишь одного произведения.