Обознатушки, перепрятушки!

Семён Вексельман
Знание языка –
это инструмент понимания при общении,
а знание людей –
это инструмент понимания даже их молчания.
               
                Евгений Ханкин



ОБОЗНАТУШКИ, ПЕРЕПРЯТУШКИ!

1

     Группка ребят расположилась на скамейке в тихом сквере, в стороне от дворов и проезжих улиц. Компания, подобралась вполне обычная:  пять-шесть молодых парней, недавно закончивших школу, включая моего племянника. Все - русскоязычные, но болтали всё равно на иврите. Оно и понятно. Сидели спокойно, без пива. Разговор шёл тихий, обстановка была чинной, даже скучноватой.
     По аллейке к лавочке приближалась фигура в накинутом капюшоне. Но и издали было видно, что это - паренёк примерно их возраста. Ребята, конечно, потихоньку поглядывали на него, пытаясь опознать. Но никому этот юноша знаком не был. Совсем скоро стало заметно, что и не мог бы он оказаться в числе их приятелей по причине, как бы это поделикатней выразиться, своего расового отличия.
     - Этот эфиопчик, кажись, с дороги сбился, - пошутил один из компании вполголоса, и это было сказано, разумеется, по-русски.
     - С дороги - ерунда, он бы с пути истинного не сбился, - подхватил другой.
     Несколько вялых смешков последовало в ответ на эти шуточки, и ребята примолкли, ожидая, чего же будет дальше.
     Незнакомец подошёл почти вплотную, и стало ясно, что путь держит он именно к ним, а никак не мимо. Вот темнокожий отрок  остановился, обвёл глазами всех по очереди и деликатно кашлянул для начала разговора. Переминаясь секунду-другую он не решался ничего произнести, но наконец сказал баском, со странно знакомым выговором:
     - Пацаны, вы местные?
     Сказано это было настолько обыденно, что контраст между его внешним видом и русской речью усилился в разы. Ребята от неожиданности не произнесли ни звука, поэтому новенький задал следующий вопрос:
     - Можно я с вами дружить буду, а то я никого тут не знаю.
     Его ''гхэканье" было страшно уморительным. Один из парней не выдержал и поинтересовался с усмешкой во весь рот:
     - А откуда ж ты такой взялся?
     - С Харкова. Мы тока вчера приэхали. Меня Яша зовуть...

                04.06.2012. Хайфа.

 
2

     Уже не впервые Таня была в Лондоне. Бывала она здесь и с семьёй в путешествии, и в командировках, как на этот раз.
     Хайтековская фирма, в которой она работала,  позаботилась, чтобы её  и в аэропорту встретили, и в гостиницу доставили, и о рабочем расписании оповестили.
     На сей раз встречающим оказался высокий, моложавый негр, приятной внешности, с доброй, вполне искренней улыбкой.
     По дороге из аэропорта познакомились, и он поинтересовался, почему у израильтянки - такое нетипичное имя и особенный акцент. Таня сразу  призналась, что она - не коренная израильтянка. И акцент у неё, стало быть, не ивритский, а русский. Сопровождающий ответил, что он так и подумал, поскольку сам учился в СССР на врача и русский язык знает неплохо.
     Тут уже пришла очередь удивляться Тане. Дальше беседовали по-русски, и через пару минут Таня  услыхала забавную историю, которую пересказала друзьям при ближайшей встрече. Я лишь постараюсь повторить её, причём делать это буду от первого лица, а точнее - от лица того негра.
 
     Я родился в Нигерии. Когда я вырос, родители решили отправить меня на учёбу в СССР. Так было дешевле, чем в капиталистическую страну. Я закончил там медицинский институт. Но работать и жить захотел на западе.
     Стажироваться я приехал в Англию. Но на жизнь-то надо зарабатывать. Мне повезло, я устроился курьером и сопровождающим в хайтековскую фирму. Платят неплохо, работа лёгкая, интересная, общаешься с людьми, выполняешь всякие поручения... Только режим бывает напряжённый: встречаешь-провожаешь.., всё время  на ногах, зачастую - сутками...
     Вот еду я недавно поздно ночью по городу. На улицах - почти никого. И тут вижу: вдоль ярких витрин бредёт фигура. Причём, держится эта фигура на ногах едва-едва.
     Думаю: ''Надо бы посмотреть, а вдруг человеку плохо''. Остановил машину, вышел, направился к страдальцу. Почти сразу же я услыхал жуткие, гневные выкрики. Один из туристов, вероятно, из богатых русских, скажем так,  хорошо отдохнул в каком-то пабе или ресторане. Видимо, что-то его расстроило по дороге к себе в гостиницу. Только он, утратив контроль над своим поведением, двигаясь на ощупь по центру английской столицы, позволил себе громко, нецензурно выражаться, а попросту говоря - материться на весь Лондон.
     Ну, я подошёл к нему сзади, взял за рукав и спросил: "Эй, мужик! Ты чего материшься-то?"
     Такого ужаса в глазах у людей я не видал никогда  в жизни. Этот бедолага только икнул, перестал материться и вообще говорить. Я очень надеюсь, что не навсегда!

                04.06.2012. Хайфа.


3

     На правах бывалого работника я ничего не делал, а просто поджидал в тенёчке, когда наш начальник вернётся из конторы. ''Конторой'' Лёва называл офисы руководства, бухгалтерию, отдел кадров нашего завода.
     Теперь-то уже я мог считать его ''нашим заводом'', хотя попал я сюда совсем случайно, на временную подработку. В бюро по трудоустройству мне тогда  сказали: на месяц-полтора, территорию привести в порядок, подкрасить, подлатать к прибытию комиссии из Америки.
     Предприятием владели американцы, а они любят когда во всём - красота и порядок. Ну, а кто ж не любит? Поэтому к каждому посещению дядюшек Сэмов на заводе наводили марафет. Посещений обычно бывало два в году. Это - запланированных, но случались и экстренные. Потому сюда постоянно набирались временные рабочие для грязеуборочных и краскомалёвачных операций. Кто-то, исчезал через неделю, кто-то, через обещанные месяц-другой, а кое-кто задерживался подольше. Мы с Вадиком пришли почти-что год назад, но увольнять нас Лёва пока не собирался и мне, по крайней мере, вполне доверительно об этом сообщал.
     За год в цеху перебывало человек пятнадцать-двадцать разного люда. Все без исключения были русскоговорящими. Тут соблюдался неписанный закон, и в нём был абсолютный смысл. Ведь, как правило, ''русские'' были толковыми и рукастыми. Но многие, недавно приехавшие в страну, ивритом не владели, пока только осматривались. Так вот на этом месте они вполне могли принести пользу, а проблем в общении с начальником и между собой не возникало. Мудрое руководство завода это понимало и экспериментов по разбавлению состава не устраивало.
     Как раз сегодня должны были заступить двое новеньких. Это стало уже некоторой забавой: встречать, знакомиться, вводить в курс дела и перекладывать на них всю самую неприятную работу.  Сам я уже числился, негласно конечно, Лёвиным заместителем по отдельным ''особо ответственным'' участкам работы. Так складывалось в последнее время, что он, занимаясь более важными  делами, руководство новенькими поручал чаще всего мне. Вот, я и сидел в ожидании своего контингента, всматриваясь в недалёкую даль аллейки, по которой они должны были идти к цеху.
     Наконец ожидание моё вознаградилось. Группа из трёх человек, во главе с Львом-начальником, показалась из-за поворота. Скользнув взглядам по новым фигурам и лицам, я сразу понял, кто есть кто. В смысле национальной принадлежности, а не в смысле глубины характеров.
     Одна из фигур выделялась не только ростом, но и цветом кожи, выражением лица и прочими неуловимыми параметрами. Здоровенный, смуглее смуглого детина, с чёрными растрёпанными волосами, явный араб!
     Удивлению моему не было предела. Забыв обо всяком этикете, я громко обратился к Лёве, уже подошедшему совсем близко:
     - А зачем ты этого-го привёл? Чего я с ним делать буду?
     - Знакомься, - сказал Лёва, не скрывая улыбки, -  Ян Горбенко из Питера.
     Ян улыбнулся, протянул мне здоровенную ладонь и сказал приятным голосом:
     - Да здесь в Израиле меня все за араба принимают.
     Он оказался отличным парнем, а с его наружностью  мы скоро разобрались. Будучи евреем по матери, он внешностью пошёл полностью в своего отца-цыгана. Арабы на заводе ещё долго принимали его за своего и удивлялись, что по-русски он говорит свободно и много, а по-арабски плохо, односложно и редко.
     Кроме родного русского, Ян владел ивритом, капельку арабским и очень хорошо английским. Ведь он был женат на американке, имел гражданство США и жил там довольно долго. Почему он переехал в Израиль, оставив в Америке жену и дочку, мы не докапывались.

                06.06.2012. Хайфа.


4

     На площадке была только одна бабушка с малышом. Пацан был чёрненький, но не от грязи, а по природе. Позже я убедился, что и от грязи - тоже. Я помню, что удивился. Никогда не знал, что эфиопы нанимают метапелет (нянечек), да ещё русских. Бабушка сомнений не вызывала. Она кивнула нам с Йонькой и поздоровалась. А её подопечный забрался на самую высокую горку, ухватился за столб ограждения, выпрямился в довольно опасном положении и вполне музыкально заорал на всю Хайфу: ''Да-авай поженимся, давай поженимся-а-а!''
     Пацана звали Бореликом, по крайней мере, его бабушка к нему так обращалась. Он знал  иврит, но в последнее время его перевели в русский садик, поскольку в ириёвском (муниципальном) детском  саду воспитательницы с ним не справлялись, и русский у него сразу улучшился.
     Его папа оказался совсем даже не эфиопом, а бразильским негром, не имеющим с иудаизмом ничего общего. Зато - отличным футболистом, что, кстати, передалось сыну.
     Соскочив с горки, Борелик не искал вариантов, а сходу обратился ко мне по-русски: ''Дай машинку покатать.'' Я, соблюдая педагогические устои, предложил ему поговорить с Йонькой, разумеется, добавив вежливое слово. Борелик не упирался, а совершенно искренне попросил машинку у хозяина игрушки, сказав ''пожалуйста''. Именно в этот момент я понял, что мы подружимся.

                23.06.2012.Хайфа.