Действие 3
1 картина.
Зима. Вечер. Бульвар, полузанесенная снегом скамья. Аларин сидит в расстегнутом пальто, шапка надета криво, из-под нее выбиваются пряди мокрых волос.
Аларин (встает): Как зябнут ноги! Никуда бы отсюда не пошел, так бы и остался здесь навсегда. (садится) Говорят, приятно замерзнуть! Ах, если бы и мне! Вот так сидел бы, сидел бы, потом заснул бы и ничего уже, совсем ничего не чувствовал бы… А завтра подойдет ко мне городовой, сначала он все сбоку будет посматривать, а потом тронет за плечо и… отскочит. Интересно, пожалеют ли «они», когда об этом услышат? Они увидят, как в гробу лежит молодой красивый человек. Возможно, они пожалеют, что не поняли моих страданий, не подали руку помощи. А теперь поздно, теперь он ни в чем не нуждается. Нет, нет! Я не хочу умирать…
(встает, прохаживается у скамьи, глядя под ноги): Лучше достать деньги, это ведь просто. А может быть, я найду на улице, другие находят же. Ах, если бы я нашел деньги! Я вошел бы в освещенную залу. Все зло смотрели бы на меня, но я гордо подошел бы к игорному столу и бросил им на стол пачку денег и с гордостью навсегда отказался бы от этого развратного, безобразного общества…
(снова садится на скамью): Тут уж все бросились бы ко мне, стали просить бы не покидать их, уверяли бы в дружбе. Но я был бы непреклонен.
Зинаида Павловна подходит к нему и тихонько прикасается к его плечу.
Аларин вскакивает: Что вам надо от меня? Оставьте меня в покое!
З.П.: Зачем вы гоните меня? Я знаю, что вам именно теперь нужно участие. (Она садится рядом, почти прижавшись к нему, кладет руку на его плечо.)
Аларин (грубо): Ах, не надо мне вашего участия, не нуждаюсь я в нем. Не шубу же мне шить из вашего участия. Оставьте меня!
З.П.: Александр Егорович, что с вами, скажите, ради Бога! Ведь не из любопытства же я спрашиваю. Может быть, я в силах…
Аларин (перебивая): Ха-ха-ха! Боже, как все это глупо! Ну чем вы поможете мне, если я украл казенные деньги? А? Чем, я вас спрашиваю? Или, может быть, вы пойдете и заявите в полицию, что деньги взяли вы, а не я? Так и то вам никто не поверит…
З.П.: Александр Егорович!
Аларин: О, черт побери! Да наконец это неделикатно. Наблюдаете вы за мной, что ли? Иначе я не могу объяснить, очень ли вы наивны или уж вовсе глупы до святости.
З.П.: Александр Егорович, неужели вы… украли?
Аларин: Да вы, кажется, хотите, черт вас возьми, испытывать мое терпение? Что вам до меня? Ну да, украл… проиграл одиннадцать тысяч рублей . Ну, довольны вы? Если вам так нравится языком разводы разводить, то выбирайте хоть другое время, а меня, пожалуйста, увольте. И вы суетесь с помощью! Да если бы вы даже вздумали продать себя, понимаете, продать себя, то ведь никакой идиот не дал бы вам и двадцатой части того, что я проиграл в одну ставку… Что? Поняли? В другой раз, я думаю, уж не станете великодушничать…
Аларин, быстро сорвавшись с места, пошел, почти побежал по бульвару.
З.П. (глядя вслед удаляющемуся Аларину): Куда же он пойдет теперь? Что он станет делать? Некоторые предпочитают в таких случаях спасаться бегством, другие пускают себе в лоб пулю. Спасаться бегством? Но ведь он не побежит… он такой гордый, самолюбивый… Он не сможет и не сумет сделать сознательно ничего бесчестного; он не унизится до того, чтобы выпутаться при помощи унижения или подлости… Значит, значит остается второе! Господи, какую страшную муку должен он испытывать! Но чем же я могу помочь ему? Если мне даже и удастся собрать какую-нибудь тысячу рублей… то ведь это будет капля в море! Господи! Научи меня, просвети мой разум! Он для меня дороже всего в мире, и я ничем не в состоянии удержать его… Он сам рассмеялся, когда я спросила, не могу ли я помочь… О, какой это был ужасный хохот! Он не понял, и не хотел поверить тому, что я с наслаждением жизнь отдала бы за него, вот сию секунду отдала бы… А что, если и в самом деле не жизнь... а... Тот ужасный человек вчера... Нет, нет, это мерзко! Этот так гадко, что Аларин сам от меня с отвращением
отвернется, если узнает... Разве можно отдаваться человеку, которого... да, которого ненавидишь? О нет! Это -- гадость, об этом даже думать противно!.. Ну так что же? Противно, и я уж испугалась... А это - самый верный путь... Лиза говорила, что Сергей Григорьевич получил утром из банка много денег... Он не задумается; он вчера говорил, что отдаст все, и, конечно, нынче от своих слов не откажется... Значит, можно еще спасти Аларина... Страшно? Но ведь я собиралась даже жизнь отдать? А здесь... отдать свою честь на поругание, навеки потерять уважение любимого человека, но спасти его, - спасти от ужасной смерти. И разве это не все, что может сделать женщина? Значит, это можно... и даже необходимо совершить!
З.П. направилась к дому.
Занавес.
Картина 2.
Комната в доме Кашперова. Кашперов мечется по комнате.
Кашперов: Ну чем же можно остановить ее? Ведь не могу же я запереть ее? Извиниться? Невозможно! Она меня и слушать не станет; она охотнее будет объясняться с бешеным волком, чем со мною. Да и я не сдержусь, я знаю... ведь от одних ее шагов меня уже бросает в лихорадочную дрожь. Разве написать ей?...
Входит бледная и взволнованная Зинаида Павловна.
Кашперов: - Что с вами, Зинаида Павловна? Вы чем-то потрясены? Да скажите же, ради бога, Зинаида Павловна, что с вами случилось? Не мучьте меня!
З.П. (почти упала в кресло от волнения): Вот что, Сергей Григорьевич, вы вчера... предлагали мне одну вещь... Это правда... я не понимала, что значит богатство... а теперь... я согласна... Делайте со мной, что хотите. Только, ради бога, скорей... мне нужны деньги... очень, очень много денег...
Кашперов: Сколько же вам денег, собственно, нужно?
З.П: Одиннадцать тысяч…
Кашперов: Одиннадцать тысяч? У вас недурные аппетиты... Интересно, для какой цели они вам понадобились и почему вы выбрали именно эту маленькую, но определенную сумму? Я должен сказать вам только одно, что вы себя очень дешево оценили; надо было взять дороже... Говорите же, для чего вам нужны деньги?
З.П: Этого я вам никогда не скажу!
Кашперов (в злобной ревности): Хорошо, я исполню ваше желание.
Он подошел к столу, взял с него запечатанную и завернутую в бумагу колоду карт и протянул ее Зинаиде Павловне.
Кашперов: Здесь немного более, чем вам нужно. Только, пожалуйста, не благодарите...
Зинаида Павловна порывисто встала с кресла, упала на колени и стала горячо целовать правую руку Кашперова.
Кашперов, потрясенный, повалился на диван лицом, крепко обхватил руками голову и судорожно зарыдал.
Кашперов: Простите... Простите меня... дорогая моя! Я точно палач, точно убийца... Как я мог?.. Вы... святая... святая... Я вас обманул! Обманул так пошло, так бессмысленно... Простите ли вы меня?
Зинаида Павловна подошла к нему и осторожно провела рукой по его голове. Кашперов справился наконец со своими нервами, подошел к письменному столу, вынул из него деньги, отсчитал нужную сумму, завернул в чистый лист бумаги, перевязал шнурком и отдал З.П.
Кашперов: Вот, возьмите, здесь ровно одиннадцать тысяч, идите... идите скорее... скажите этому человеку: если он не сумеет оценить ваш поступок, значит... Понимаете ли вы, это -- великий подвиг, самый великий, на который когда-либо решалась женщина.
Зинаида Павловна протянула ему руку, и они оба в первый раз дружелюбно взглянули друг другу в глаза.
Занавес.
Картина 3
Комната Аларина. Аларин входит в комнату, не снимая пальто и фуражки, зажигает лампу, и снимает с гвоздя большой, вороненой стали, револьвер.
Аларин: Разве это так трудно? Боль мгновенная, зуб вырвать, пожалуй, больнее, потому что если человек живет, то еще долго чувствует нервное отражение боли. Вот те, которых на войне ранили, говорят, как будто сильный толчок, а потом горячо сделается, как если бы облили рану кипятком. Значит, нужно только усилие -- надавить на собачку: удар, блеск -- и кончено. А потом? Потом ничего, совсем как есть ничего! Ведь приятно после долгой, трудной дороги лечь на кровать и вытянуть ноги... Нет в мире лучшего ощущения! А здесь покой еще глубже, еще блаженнее... Чего же метаться и отчаиваться? Кому меня будет жаль? Без матери, без отца, один... Кому же до меня есть дело? Разве только эта малокровная барышня? Да что она мне? Если бы эта девчонка умерла, я и ухом не повел бы. Мало ли народу каждый день умирает?
Аларин взводит курок и приставляет дуло пистолета к правому виску.
Аларин: Неужели всегда будет так же холодно? Холодно... темно... словно в закрытом погребе... брр... жутко! Не лучше ли в сердце? Говорят, бывали случаи, что выстрел происходил как раз в то время, когда сердце сжималось. Пуля только на волос пролетит, не тронув... жив останешься... Да, в сердце лучше. Или, может быть, взять немного выше? Не такая верная смерть. Эх ты, шарлатан, в эту минуту без хвастовства и ломания не обойдешься! Куда тебе стреляться, трусишка? Да ведь ты согласился бы влачить жизнь цепной собаки, только бы жить... Нет, так нельзя! Неужели у меня не хватит духа? Ведь только одно незначительное усилие, а там уже все равно, что будут петь, что будут говорить... Надо только поймать в себе момент решимости... и баста! Ну, раз, два...
З.П. с отчаянным криком вбегает в комнату и выхватывает у него пистолет.
Аларин, увидев З.П.: Чего вы хотите от меня дождаться?
З.П., кладя на стол бумажную пачку: Вот…
Аларин: Что же это такое? (быстро стал развязывать шнурок, потом лихорадочно считать деньги, радостно хохотать, потом опять перебирать деньги, совершенно забыв о присутствии З.П.)
Аларин (опомнившись): Зинаида Павловна, эти деньги, откуда вы достали их?
З.П.: Возьмите их себе. И прошу вас об одном - никогда о них не вспоминайте!
Аларин: Как мне благодарить вас? Знаете ли вы, что вы для меня сделали? Вы спасли меня от суда, от вечного позора. Значит, я недаром в вас чувствовал с первого же знакомства что-то родственное. Господи! Вы мне жизнь возвратили, жизнь! Поймите, что я снова стану в глазах общества порядочным человеком, а не вором...
З.П. неожиданно вырвала у него свои руки и поднялась с дивана:
Я вас просила не говорить об этом больше…
Аларин: Ах, нет, нет! Дорогая моя, вы должны выслушать меня, я не могу не говорить. Мне кажется, я готов кричать на весь мир от радости. Если только найдется хоть что-нибудь, чем бы я мог...
З.П.: Позвольте, я предложу вам один вопрос.
Аларин: Говорите, говорите, ради Бога! (он лицом и всей своей фигурой изобразил неестественное, подобострастное внимание, которое показалось Зинаиде Павловне чрезвычайно гадким.)
З.П.: Вы, конечно, возвратите эти деньги, но, я думаю, вы также признаетесь во всем, расскажете о своем проигрыше?
Аларин: Зачем? Деньги я, конечно, возвращу, но ведь никто не знает, что я вчера проиграл казенные деньги. Для чего же мне портить свою репутацию?
З.П.: Репутацию? (усмехнувшись, она пошла к дверям).
Аларин: Куда вы, Зинаида Павловна? Что с вами? Позвольте, я вам хоть извозчика отыщу!
З.П.: Оставьте меня! Вы такой же, как и все... Вы гадки мне... Оставьте меня!
З.П. уходит. Аларин стоит в оцепенении.
Занавес.
Картина 4
Комната в доме Кашперова. Кашперов взволнованно ходит взад-вперед в ожидании Зинаиды Павловны.
Кашперов: Как долго нет ее! Я знаю, знаю, куда она пошла. Аларин… Он вчера проиграл одиннадцать тысяч. Негодяй, мерзавец, как он сумел покорить ее сердце… Он для нее святой… Неужели она не распознает его, ведь она не нужна ему, он не способен любить так, как я… О, Боже! Да где же она? Что с ней?
Звонок в дверь. Кашперов бросается к двери, открывает ее, на пороге стоит бледная, дрожащая Зинаида Павловна, она со стоном падает Кашперову на грудь, он несет ее до дивана, бережно сажает на диван, снимает пальто. Сбегаются слуги.
Кашперов: Быстро доктора! Одеяло, подушку. Дорогая моя, что с вами? Что случилось? Скажите мне, скажите мне. Боже мой, да она вся в жару. Скорее, где же доктор?
Появляется доктор, начинает осматривать и выслушивать З.П.
Кашперов: Доктор, скажите, будет она жива? Скажите правду, я должен предупредить вас, что не переживу ее, понимаете?
Доктор: Зачем же отчаиваться? Даже и в самом худшем случае не надо терять голову...
Кашперов: Я вас не об этом спрашиваю! Будет ли она жива, черт побери?
Доктор: Я могу определить болезнь, могу принять кое-какие меры, но предрекать не берусь... особенно в такой болезни, как нервная горячка. Имею честь кланяться. Рецепт я вам оставил.
Кашперов: Господи! Помоги же ей, прошу, не дай ей умереть. Она дороже мне моей жизни, даже дороже любимой дочери! Господи, прошу, не отнимай ее у меня. Я все готов отдать, только пусть она выживет.
З.П. (застонала): Пить…
Кашперов: Дорогая, дорогая, вот вода…
З.П.: Кто здесь? Мама, это ты?
Кашперов: Это я, я, дорогая моя, Зинаида Павловна, вы узнаете меня?
З.П.: А, это Аларин. Нет… нет… не хочу вас видеть, вы низкий, гадкий человек…
Кашперов: Это я, Зинаида Павловна, я…
З.П. (придя в себя) : А… Это вы, Сергей Григорьевич, вы так добры ко мне. Вы, вы… благородный человек, а я… так ошиблась в нем. Простите меня, что я не понимала вас… Вы милый, добрый, заботливый, как моя мама. Тот человек – он так ничтожен, а был моим кумиром, я виновата перед вами, простите ли вы меня? Мне так плохо… я умираю…
Кашперов: Нет, нет, вы не умрете, я все сделаю, чтобы вы были живы. Дорогая вы моя, любимая. Если вы умрете, я не переживу этого… Прошу вас, не умирайте…
З.П.: Бедная моя мама, она не вынесет этого… Я ничего не вижу… Пить…
Кашперов дает ей пить, наклоняется над лицом, целует в лоб, губы:
Дорогая, любимая, девочка моя, не умирай, не умирай…
З.П.: Простите меня, Сергей Григорьевич, простите.
(умирает)
Кашперов падает на колени перед диваном, положив голову на грудь Зинаиды Павловны.
Звучит печальная мелодия.
Кашперов (встает): Что я теперь без нее, зачем мне жить? Я не смог уберечь ее, свою любовь… Не смог оградить от беды, а все моя самоуверенность, властолюбие, слишком поздно я понял, какое сокровище она. Бедная, бедная Зинаида Павловна… Я не хочу жить, не хочу.
Кашперов вынимает из письменного стола револьвер и стреляет в висок: Дорогая моя, я иду за тобой…
Сбегаются слуги, Лиза, видят, он мертв.
Занавес