Глава II. Начало
"Да, дела в первую очередь, в отношении к делу я не изменюсь никогда и останусь таким, как есть: честным, добросовестным, исполнительным, благородным…"
Из личных писем Владимира Максимчука, 3 ноября 1971 г.
Понимаю, что в художественной литературе пожарные упоминаются очень редко, а уж в качестве главных героев их, можно сказать, почти нет. Разведчики, летчики, милиционеры, следователи – пожалуйста, вся героика будней зиждется на них, криминальная хроника не обходится без них, мемуары патриотов не обходят их вниманием. Их поощряют, уважают, награждают без устали. А ведь в любом городе или регионе страны, (если не в любой пожарной части!) наверняка назовут имя пожарного, в послужном списке которого имеется не один героический поступок, то есть такого человека, которого можно с уверенностью назвать героем. Таких пожарных – сотни, но, так как к подвигам пожарных общество привыкло настолько, что предпочитает (как бы) не замечать (а часто – скрывать факты пожаров и вместе с ними сами подвиги), эти сотни «растворяются» в миллионах и привычно служат своей профессии дальше, не ожидая особенного признания и наград. Вопрос: как воздать должное пожарным, людям, посвятившим себя борьбе с огненной стихией? Или: как написать портрет хотя бы одного из них, как вылепить образ человека, воплотившего в себе сотни и тысячи других людей его профессии, целиком посвятившего себя службе и ставшего настоящим героем?
Воздать должное берутся нечасто, разве к определенным датам, а писать портреты нелегко, одним махом не получится...
Газетчиков и журналистов, пишущих о людях огненной профессии с привязкой к профессиональным праздникам, я встречала немало. К праздникам – хорошо, но даже самые лучшие из корреспондентов обычно не ставят задачи «копать глубоко», строят свои статьи на вырванных из контекста эффектных словах или фразах… Я веду речь о книге. Говорят, писатель должен жить жизнью своего героя, "вжиться в образ", чтобы не покривить против правды, чтобы герой вышел настоящим, а не фальшивым. А чем конкретно располагаю я? А конкретно у меня перед глазами всегда был образ одного и того же человека-пожарного, и если берусь рассказывать о нем, то исключительно потому, что его дела и мысли были мне известны гораздо лучше, чем дела и мысли других, работавших вместе с ним.
Владимир Михайлович Максимчук…
Его личность стоит того, чтобы остаться в памяти пожарных, в памяти не имеющих к пожарам никакого отношения, в памяти людей вообще – таких-то энтузиастов немного на белом свете. Конечно, отдаю себе отчет в том, как важно, чтобы о нем все было написано правдиво, точно и интересно. Да, о Максимчуке писали в газетах и журналах, как в свое время, так пишут иногда и в нынешние дни, но это – капельки в море житейском. Как из маленьких капелек воссоздать образ моря?
При моей недостаточной компетенции в области пожарной службы, передо мной встала очень сложная задача. Прежде всего, пришлось заняться тщательным сбором и изучением тех материалов, которые "лежали на поверхности", а затем – углубиться далее. Да, случись все по-другому, мне не пришлось бы заниматься сбором и изучением материалов, испытывая ужас и огромную ответственность за свой труд! Материалы доставались нелегко, но я не бросила начатого. И если не я… Кто же будет стучаться в закрытые двери, обходить запреты, вчитываться в черновики десятилетней давности, скрупулезно работать (годами!), не ожидая похвал и гонорара, а напротив, вкладывая свои средства и здоровье, встречая сопротивление чиновников и очередные «палки в колеса»?! Моя главная цель: сделать все от меня зависящее для того, чтобы завтра не забыли, что было вчера, чтобы история жизни достойного человека была отражена как можно более достоверно. Возможно, через десяток или несколько десятков лет найдется немало желающих написать о Владимире Михайловиче, но сделать это им будет гораздо труднее, чем теперь, ибо многие факты и свидетели исчезнут из поля зрения вообще.
Да и какой тогда будет интерес к событиям прошлого?
Кто они, те люди, которые придут вслед за нами завтра?
Да и сегодня…
Сегодня надо все зафиксировать – как есть, и нельзя же отдать это на откуп уличной прессы! Почему говорю о книге, а не о фильме, например? Только потому что, на мой взгляд, книга – самый удобный и долгосрочный хранитель информации; фильм или спектакль (по всем приметам) – дело отдаленного будущего. Да и кто же денег даст на картину о подвиге, но без гарантий на коммерческий успех? Не знаю, как у меня получится, но я достаточно хорошо изучила того человека, о ком хочу рассказать; постараюсь высказываться ясно и честно – другого такого случая, чтобы уточнить или исправить заведомо заложенные ошибки, мне не представится. Поэтому выбираю «острый» угол зрения, дабы нарисовать портрет человека, жизнь которого характеризует определенный исторический период жизни нашего общества – ведь образ Владимира Михайловича смотрится, скорее, не в домашнем интерьере, а выделяется в свете тех событий, в которых он участвовал.
История человеческого общества – сумма многих слагаемых из историй и судеб народов, племен, государств, семей, их взаимоотношений. Без истории нет народа, нет человека. История личности переплетается с историей жизни стран, и одна без другой эти истории не могут существовать. Жаль, конечно, что летопись истории – не безупречная константа: это смотря, кто и когда вносит дополнения в летопись; до будущих поколений доводится лишь то, что было угодно оставить о себе управителям и распорядителям того времени. И сколько миллионов раз угодливые (или подневольные) «писарчуки» «подгоняли» историю под удобный шаблон! Подтасовка или сокрытие фактов, умаление дел и достоинств одних людей, выпячивание других, заведомый обман и подлая ложь… Но так или иначе, что-то подлинное просачивалось сквозь века и тысячелетия. Так история России в общих чертах запомнила многих людей, вписавших свои жизни в историю испытаний нашего Отечества. Не покривив душой, могу утверждать: история жизненного подвига человека из пожарной охраны последней трети двадцатого века стала лишь малой составляющей истинной истории большой России, но достаточно яркой, чтобы остаться незамеченной или незаметной.
Да, фамилию Максимчука пожарные России запомнили очень хорошо.
* * *
Мой муж, Максимчук Владимир Михайлович, генерал-майор внутренней службы МВД СССР, точнее сказать, пожарной службы, прожил недолго, с 1947 до 1994 года; последние несколько лет тяжело болел. Умер он 22 мая 1994 года, ему не было и сорока семи лет... Он прожил насыщенную, целеустремленную жизнь, как раз ту самую, которая била неиссякаемым, казалось, ключом рядом с нашей семейной жизнью. Этим ключом была его работа, и то, что он в нее вкладывал, и то, что она ему отдавала. Вкладывал, конечно, все, что имел, а если не имел, то искал, находил и отдавал, сколько мог. Не мог не отдавать, потому что она была для него главным детищем в жизни, по-другому не мыслил себя. В работе он был весь, но нельзя сказать, что таким "автоматом" он стал в результате только семейного и общественного воспитания, хотя все это имело место. Десятки и сотни тысяч молодых людей получили примерно такое же воспитание и образование, но такими, как Максимчук они не стали, да и не могли бы стать никогда. Почему? Однозначно ответить на этот вопрос нельзя, а разобраться в нем можно и нужно. Это для кого-то работа – не волк, а для Владимира Михайловича работа была…
Работа – как средство самореализации, а не цель самоутверждения.
Работа – как высокое служение, а не изнурительная служба.
Работа – как творческое искание, а не подневольное рабство.
Не хочу создавать впечатление, что все у него было возвышенным и прекрасным. Скорее наоборот, каждодневный, тяжелый труд, работа день и ночь, и часто до изнеможения. Возвышенным и прекрасным был смысл этого труда. Такому труду нельзя дать короткое описание, выставить оценки по пятибалльной шкале, его невозможно оценивать по результатам – ведь талантливого человека творческий процесс интересует не в меньшей степени, чем ожидаемый результат. Но и результаты, если считать их главным показателем, были значительными, хотя не каждый раз соответствовали намерениям.
...Всю свою жизнь профессионального пожарного Владимир Михайлович положил на великое дело – спасение людей и материальных ценностей, созданных трудом этих людей, от огня. Тушил, выручал погибающих, обучал молодых бойцов. Все его дела мне были хорошо знакомы, все происходило у меня на глазах и за глазами – но рядышком. Для меня и нашей дочки он жил очень мало, а для себя – в общепринятом смысле этого слова – никогда, поэтому любая минута, проведенная дома, с нами, была подарком для нас троих. Стоило ему только показаться на пороге, тут же звонил телефон, его уже искали. Перерывов на личную жизнь не было. Совмещать и поначалу было трудно, а с течением времени становилось почти невозможно. Редкие часы отдыха. Гости. Театр. Отпуска, проведенные вместе. Домашние дела, семейные трения. Все это было как общий фон, нечто второстепенное. Главное же… Я знала, что он уходил или уезжал на службу, как если бы… каждое утро улетал на «неизвестную планету», и эти вылеты отменить было нельзя. Если сможет – вернется вовремя, если задержится – значит, так надо. Приучила себя сразу. Приучила правильно, иначе долго привыкала бы к тому, что мужа почти никогда дома нет, что «неизвестная планета» будет отпускать изредка. Конечно, Владимир Михайлович не был роботом или автоматом, а был точно и чутко устроен; в отношении службы – настроен на "камертон пожарной сирены", призывающий на ту самую «планету», и никогда не отзывался подголосками, а только настоящим, полным тоном. И как же можно было тот тон заглушать?
…В первые годы нашей жизни, как уже и говорила, я как-то пыталась изменить ход событий; мне хотелось, чтобы не жизнь была для работы, а работа для жизни. Искренне хотелось жить долго и счастливо, как те, про которых сказано в Писаниях, что "они жили долго и умерли в один день". Хотелось спокойного и полноценного существования. Да чего только не хотелось в двадцать с небольшим лет! Однако ничего не могло повлиять на Володин выбор. Часто ставила себя на его место, и понимала: ему совсем несладко приходится, и если еще и я начну ему докучать, то будет только хуже. Часто поступала наоборот, доказывала, и уговаривала не то, чтобы сменить работу, но хотя бы смягчить ее остроту, и примеры приводила: есть же научное направление, отделы кадров, канцелярия, бухгалтерия, например, – все в рамках той же службы. Зачем постоянно рисковать, брать на себя гору забот, когда можно жить иначе, даже имея такую специальность – подобных примеров я видела десятки! Неужели не нашлось бы другой работы? Да конечно, нашлось бы. Но не для него.… Шли годы, а опасностей меньше не становилось, хотя, казалось бы, рост в должностях и званиях предполагал некую дистанцию между конкретной опасной ситуацией и необходимостью непосредственного участия в ее ликвидации. Зачем же самому-то? Нет, такой дистанции не было, и физические опасности (не говоря обо всех остальных!) поджидали его на каждом шагу.
Неужели так будет всю жизнь?
В минуты отчаяния я призывала его пересмотреть какие-то взгляды, остепениться, не рваться на пожары по первому зову сирены, но он и слушать об этом не хотел. У него всегда был один ответ:
– Там гибнут люди, а ты...
А я... Я не хотела, чтобы люди гибли. Еще больше я не хотела, чтобы постоянно подвергал себя риску мой муж, отец моего ребенка. Если честно: чем дольше мы жили вместе, тем все более хотелось, чтобы он работал как все гражданские, как все обычные люди – отдал восемь часов службе, а все остальное – твое, для дома, для семьи. Что может быть лучше? Чаще всего мои уговоры и доказательства только усиливали негативную Володину реакцию: он и слушал-то меня, как надоевшую монотонную передачу по радио, которое выключить нельзя; говорил, что я сама себе все накручиваю, что ничего уж такого плохого, как я придумываю, с ним не случится, что нужно всегда верить в лучшее.… И что же было делать? Оставалось надеяться, что все это лучшее – впереди. К счастью или, к сожалению, заранее нельзя предполагать то, что будет в жизни через пять или десять лет. Хотя.… В нашем случае, в отношении Владимира Михайловича, такое предположить, наверное, было можно вполне.
* * *
Служба Максимчука Владимира Михайловича (согласно служебной карточке и личному делу Е–834900) складывалась так:
– С октября 1965 года по апрель 1968 года обучался в Львовском пожарно-техническом училище;
– В мае 1968 года был назначен на должность начальника караула 2–й ВПЧ (военизированной пожарной части) Управления пожарной охраны города Москвы;
– С сентября 1968 года по октябрь 1969 года – заместитель начальника (заместитель командира команды) 2–й ВПЧ;
– С 1969 года до 1974 года обучался на заочном отделении Высшей инженерной пожарно-технической школы МВД СССР (ВИПТШ) на факультете инженеров противопожарной техники и безопасности;
– С октября 1969 года по март 1973 года – начальник (командир команды) 50–й ВПЧ;
– С марта 1973 года по сентябрь 1976 года – заместитель начальника 1–го отряда (заместитель командира дивизиона), начальник штаба в/ч 5111;
– С сентября 1976 года по февраль 1978 года – заместитель начальника 12–го отряда, (заместитель командира дивизиона), начальник штаба Учебного полка, в/ч 5103;
– С февраля 1978 по август 1978 года – заместитель командира – начальник штаба Учебного полка ВПО УПО ГУВД Мосгорисполкома, в/ч 5104;
– С августа 1978 года по декабрь 1980 года – начальник отделения боевой подготовки штаба Управления пожарной охраны (УПО) Главного Управления внутренних дел Москвы, в/ч 5116;
– С декабря 1980 года – откомандирован в распоряжение ГУПО МВД СССР, где и стал служить по март 1985 года – в должности заместителя начальника оперативно–тактического отдела (начальника оперативно–тактического отдела пожаротушения и пожарной техники – при изменении штатного расписания);
– С марта 1985 года по март 1989 года – начальник оперативно–тактического отдела (начальник оперативно–тактического отдела пожаротушения и пожарной техники – при изменении штатного расписания);
– С марта 1989 года по январь 1990 года – заместитель начальника Главного управления пожарной охраны МВД СССР;
– С января 1990 года по август 1991 года – Первый заместитель начальника Главного управления пожарной охраны МВД СССР;
– С августа 1991 года по июнь 1992 года – Первый заместитель начальника Главного управления пожарной охраны и аварийно-спасательных работ МВД СССР;
– С июня 1992 по май 1994 годы возглавлял Управление пожарной охраны Москвы, которое и стало его последним местом службы.
Подвиги случайно не совершаются.
Героями и солдатами не рождаются.
В нашей жизни всегда остается место героям и подвигам.
* * *
Личная жизнь и личное счастье всегда зависят от того, что происходит вокруг в настоящее время. Что-то я не припомню времен, просторных для счастья… Найти свой путь, обрести себя – проблема каждого человека в нашем мире. Володя с юношеских лет искал свой путь – это точно. Он родился 8 июня 1947 года в селе Добриводы Збаражского района Тернопольской области в трудовой семье. Детство и юность прошли на Житомирщине, в селе Демковцы Любарского района, неподалеку от села Гизовщина, (которое я успевала обегать вдоль и поперек, от хаты одних родственников до хаты других, когда приезжала туда в мою раннюю пору: то пирогами угостят, то меду гречишного свежего нальют, то на лошадях прокатиться дадут, пусть не верхом, так хоть на телеге – весело!), так что мне легко представить Володино детство. Мы с ним часто вспоминали свои детские годы, и Демковцы, и Ленинку (это окраина Демковцев), Гизовщину, детские игры и забавы; иногда наши воспоминания перекликались, что не удивительно, иногда – были разительно противоположны. В моей памяти остались обрывки его рассказов о детстве, о семье, о младших, рассказы об отце, о своем доме – вспоминал не часто, но очень тепло, иногда с грустью. Вспоминала и я, переносясь в те годы.
Да... Весело-то мне было в Гизовшине потому, что все оказывалось в новинку по сравнению с городской жизнью, а если посмотреть серьезно… Тяжелая нам досталась пора, и уж если в Великом Новгороде с таким трудом поднималось первое послевоенное поколение, то что же говорить об украинском селе?! Время было нелегким, но раннее детство не делало акцент на некоторых временных трудностях. Большая семья всегда – большое, родное гнездо. Володина мама, Евгения Ивановна, работала в колхозе, воспитывала детей; отец, Михаил Игнатович, – по отзывам сельчан и теперешних районных администраторов, серьезный и умелый руководитель, председатель колхоза, большой человек в районе. Понятно, что с ранних лет Володю воспитывали в духе понимания и уважения интересов коллектива, и это было заметно каждому, кто его узнавал впервые – и тогда, и в последующие годы. С детства отличался любознательностью и исполнительностью; очень любил читать. Читал до полуночи, а если уже выключили свет, то включал карманный фонарик и читал, укрывшись одеялом с головой, чтоб никто не заметил – сам рассказывал мне об этом! Книги попадались очень интересные, и что может быть увлекательнее книги? Кино в селе – редкость, а телевизоров не было.
В школе учился на "хорошо" и "отлично", старался соблюдать дисциплину, стремился выглядеть опрятно и подтянуто; учителя могли ему доверять. Летом, как и другие одноклассники, работал в колхозе, подсоблял отцу, помогал матери, понимал, что иначе в деревне жизни не бывает. Общественные интересы всегда ставил выше личного, старался сам решать все вопросы и помогать другим, а помощь искал в крайнем случае. Свои личные переживания и раны не выставлял напоказ – не выплескивал на других боль и эмоции. В старших классах был старостой класса, комсомольским вожаком, редактором стенной газеты, членом "Комсомольского прожектора", заведовал культурно–массовой работой, возглавлял клуб старшеклассников "Юность". Всегда принимал участие в спортивных состязаниях, которые очень любил. Любил также устраивать вечера, остроумные диспуты, вечера КВН, что было очень важно: ведь жили не в городе, а в селе!
Мой двоюродный брат Володя Заремба и Володя Максимчук в школьные годы считались лучшими друзьями; друзьями оставались и в дальнейшем, да жизнь разбрасывала их друг от друга на дальние расстояния… Володя Заремба мне рассказывал потом, сколько серьезных и смешных случаев бывало у Володи Максимчука за время учебы в школе, когда приходилось отвечать за себя и за своих товарищей. Ну, и как было дело? А так: что бы ни происходило, Максимчук всегда отвечал честно – за себя, по крайней мере – не увиливал, если был виноват, не прятался за чужие спины.
Дома всегда был помощником, старшим сыном, опорой матери. В юные годы, когда зарождаются первые мечты, обдумываются и строятся первые планы, пришлось взглянуть в суровое лицо жизни: отец умер скоропостижно, когда Володе исполнилось шестнадцать лет. Рядом – мама и пятеро братьев и сестер, все младше его… Володя остался "за старшего" в семье, что налагало особую ответственность на все его дела и поступки. Наверное, это понимание своей роли и закрепилось в сознании навсегда. Рано понял, что нужно выбиваться в люди, учиться с толком, что знания – залог будущего. Учиться ему нравилось, учеба увлекала. Быть в коллективе, учиться, работать, созидать – это ему было интересно. Интересно и другое: Володя Максимчук изначально не собирался стать пожарным. А жизнь требовала; нужно быстрее получать профессию, "вставать на ноги" и помогать семье, где мал мала меньше. После окончания средней школы летом 1965 года, посоветовавшись с родными, поехал поступать в Львовский политехнический институт. Начал сдавать экзамены – неудачно: не очень был в себе уверен, не был готов отстаивать свои знания в солидном учебном заведении, терялся в большом городе... Да и кто он такой, парень из села, чтобы учиться в таком престижном вузе? Но парень из села не хотел сдаваться: по совету дяди Саши, Александра Ивановича Дриги, маминого брата, Володя Максимчук подал заявление в Львовское пожарно-техническое училище, куда его и приняли с экзаменационными оценками Политехнического института, только пришлось сдать дополнительно два экзамена.
Годы учебы в училище очень много дали Владимиру не только в плане профессионального образования, но не менее – в плане общего развития взглядов и мировоззрения. Конечно, паренек из глубинки не так много знал и видел тогда, а хотелось простора мысли, настоящих дел. Ему повезло: в училище он встретился с новыми людьми, обрел товарищей, наставников, замечательных учителей. Сумел быстро войти в новый коллектив, подружиться с однокашниками, привыкнуть к новому распорядку, к новому ритму жизни. Он любил точные науки, технику, спорт – здесь это пригодилось. Учился с удовольствием, от обязанностей не отлынивал, все делал, как полагалось. Также занимался общественной и комсомольской работой, выполнял сложные поручения. Как и в школе, случались, конечно, происшествия, и подвохи со стороны товарищей – проявлял характер и волю, умел достойно выходить из конфликтных ситуаций. Нет, друзей не подводил, себя напоказ не выставлял, друзей–курсантов из беды выручал, почти как герои произведений, которых полюбил с детства. Рассказывал мне случаи, доходящие до смешного, правда, смешного было мало: с разным багажом выходили в жизнь его товарищи. Домой приезжал на каникулы, привозил детям подарки и гостинцы, купленные на сэкономленную курсантскую стипендию…
Окончил училище с отличием весной 1968 года, был занесен в Книгу почета данного учебного заведения. Красный диплом давал право выбора, и, понимая уровень и круг интересов курсанта, наставники посоветовали ему – Москву. Правда, сам думал тогда, что, наверное, сподручнее было бы жить и работать в Киеве, где много родных и близких, но… Москва – так Москва! Так молодой человек с погонами лейтенанта внутренних войск стал жить и работать в столице, которая стала для него домом, местом службы, тревог и забот. Сначала сам долго не мог привыкнуть: из далекого украинского села – и попасть прямо в Москву!
Как раз в эти годы Москва испытывала определенные сложности во многих отраслевых вопросах своего существования и развития, в том числе – возросли проблемы, связанные с пожарной безопасностью города. В послевоенный период с конца 1940–х столица стала быстро восстанавливаться, в 1950–1960–е годы ее границы значительно расширялись, население росло, и пожарные все труднее справлялись с поставленными перед ними задачами. Москва страдала от некомплекта личного состава в пожарных частях, что неблагоприятно сказывалось на состоянии с пожарами. Ввиду сложной обстановки с набором пожарных и сержантов в столице 15 мая 1965 года было подписано постановление Совета Министров СССР № 388–146 "Об усилении пожарной охраны в городе Москве", согласно которому комплектование частей и подразделений военизированной пожарной охраны столицы должно осуществляться за счет лиц, призванных на действительную военную службу. Таким образом, Москве нужны были свежие кадры офицеров-пожарных – и лейтенант Максимчук оказался в начале того большого дела, которое становилось с годами его кровным, родным делом.
"За период пребывания в училище зарекомендовал себя с положительной стороны. Лично дисциплинирован и исполнителен. Программу обучения усвоил с общей оценкой "отлично". В работе над повышением своих теоретических знаний проявлял настойчивость и трудолюбие. Боевое оружие изучал тщательно, и владеть им умеет. К уходу и сбережению оружия и специальной техники относился добросовестно. За примерность в учебе, дисциплине и отличное несение службы, во всех видах нарядов, неоднократно поощрялся командованием дивизиона и училища. Принимал активное участие в общественной работе, на втором и третьем курсах являлся группкомсоргом учебной группы, к выполнению данного поручения относился добросовестно, проявлял инициативу в работе. Волевые качества развиты хорошо, может самостоятельно принимать решения и проводить их в жизнь. Характер спокоен, уравновешен. Во взаимоотношениях с товарищами и старшими тактичен, выдержан. Организаторскими способностями и методическими навыками владеет хорошо. Как отличник учебы постоянно оказывал помощь курсантам при подготовке к занятиям. Среди личного состава дивизиона пользовался заслуженным уважением и авторитетом. Всегда внешне опрятен, подтянут, предупредителен. Вывод: товарищ Максимчук Владимир Михайлович достоин присвоения специального звания "техник–лейтенант" На практической работе целесообразно использовать в должности начальника караула СВПЧ".
Из выпускной аттестации, подписанной командиром дивизиона Львовского пожарно-технического училища подполковником Чижовым, 5 марта 1968г.
…Подполковник Чижов как в воду смотрел. По прибытии в распоряжение УПО УООП Мосгорисполкома, техник–лейтенант Максимчук был назначен именно начальником караула – начальником караула 2–й ВПЧ. В Москве начинал, в Москве и завершится его путь. С мая 1968 до декабря 1980 года Владимир Михайлович прослужил в Московском гарнизоне. Если писать подробно об этих двенадцати с половиной годах, то это значит – написать отдельную книгу о людях и судьбах, не забывая и не обходя ни одно памятное имя или судьбу, честно и прямо излагая материал без ссылок на сложности того времени, и это еще предстоит, уж не знаю, кому... Годы с 1970 до 1980 мне хорошо запомнились. В жизни Максимчука Владимира Михайловича эти десять лет были годами становления и расцвета личности, обретения своего лица. За это время он сумел завоевать определенные высоты, которые впоследствии, занимая следующие должности и попадая в разные ситуации, уже не оставлял никогда. Утвердил свой подход, выработал профессиональный почерк, обрел практический опыт тушения пожаров, как я это понимаю…
Вторая ВПЧ была стартом в служебной биографии – старт был удачным. Уже в первые месяцы после училища, в первые месяцы службы понял, что работать придется много, и работать продуктивно, уделять массу времени подчиненным, и не только служебного, но и личного. Дежурил через сутки – чаще всего – несколько лет подряд, дежурил, подменяя сослуживцев и непосредственных начальников – не все фамилии мне запомнились. Почему? Молодому человеку пришлось столкнуться именно с той реальностью, которой была служба, чему ни в каком училище не научишься: так было надо. Володя часто писал мне в письмах, что сам себе уже не принадлежит. Это в двадцать-то лет! Писал, что дела – всегда в первую очередь, что в отношении к делу не изменится никогда. И мне было ясно, что его рассуждения о чести, добросовестности, благородстве и долге были не прочтенные где-то слова, а смыслом и образом существования. Вот ведь как! Так – начинал, от этого – оттолкнулся, и ниже не давал себе опускаться ни за что.
В должности начальника караула лейтенант Максимчук оставался не так долго: в середине сентября 1968 года командование ходатайствовал о назначении Владимира Михайловича на должность заместителя начальника команды ввиду имеющегося некомплекта. К этому времени Владимир Михайлович уже успел освоиться на работе, привык к коллективу, изучил все руководящие документы и практическую сторону профессии, приобрел первые навыки. (
"Внешне опрятен, морально устойчив, Уставы Вооруженных сил и Уставы пожарной охраны знает и правильно ими руководствуется в своей практической работе. Правильно организует службу по боевой подготовке личного состава подразделений в казарме и дежурных караулах. Своевременно и грамотно составляет расписания занятий с личным составом части… Занятия проводит грамотно, методически правильно и доходчиво излагает материал. Имеет хорошую специальную подготовку и практический опыт, умело передает их молодым пожарным, прививая им любовь к пожарному делу. Пользуется заслуженным уважением личного состава, инициативен, обладает организаторскими способностями и волевыми качествами командира. Добросовестно, со знанием дела, относится к исполнению служебного долга, активно участвует в спортивной жизни гарнизона. Уделяет большое внимание воспитанию личного состава подразделения в духе советского патриотизма, честного выполнения служебного долга, прививая любовь к нашей Родине. На пожарах работает хорошо, энергично, быстро ориентируется в сложной обстановке, проявляя при этом настойчивость и разумную инициативу. Хорошо изучил район выезда части, водоистоки, особо важные и пожароопасные объекты народного хозяйства. При тушении сложных пожаров принимает правильные решения по расстановке сил и средств, по использованию личного состава дежурного караула на решающих направлениях и вызову дополнительных сил на крупные пожары".
Из служебной характеристики и аттестации на занимаемую должность, подписано командиром в/ч 5111 инженер–подполковником Воеводиным, март 1969г.
Да, было очень важно изучить район выезда, без этого не может быть быстрого реагирования на пожары. Помню такие случаи, когда Владимир Михайлович не допускал вновь прибывших из училищ молодых офицеров до выездов на пожары до тех пор, пока те не изучат обстановку в районе выезда. Все то время, которое они тратили на это изучение, дежурил за них сам, хотя… так, наверное, не полагалось.
И много чего не полагалось, но… Так было надо. Кроме того, Володя поступил на первый курс заочного отделения Высшей инженерной пожарно-технической школы МВД СССР (ВИПТШ) на факультет инженеров противопожарной техники и безопасности; поступил в 1969 году, закончил – в 1974 году. Тогда учиться очно не отпускали, не полагалось, одно слово – "некомплект". Но стремление к учебе, жажда знаний, в общем, приветствовалось, если это оказывалось не в ущерб службе…
Писал мне тогда: "Учиться приходится после работы, это очень и очень трудно, порой хочется все бросить и заняться потом только одним, разумеется – учебой, но это невозможно. Устал немилосердно, дежурства замучили... И все равно, несмотря на то, что работа моя в достаточной степени тяжелая и ответственная, мне она очень нравится. Я работаю с людьми, с солдатами, молодыми пареньками, которые только после прохождения срока службы становятся по-настоящему готовыми к взрослой жизни людьми... Именно в работе я и нахожу удовлетворение, радость и спокойствие, именно в работе с солдатами, с моими "детьми", так я их мысленно называю. Мне кажется, что если бы мне и предложили другую работу, может быть лучшую, но не связанную с воспитанием молодых людей, я бы отказался. Только позавчера мы проводили домой семнадцать наших воспитанников, то есть демобилизовали, а третьего декабря принимаем молодых, как говорят, еще "не обстрелянных" или "салаг". Эта демобилизация запомнится мне на всю жизнь потому, что она была в моей жизни первая".
Особое в жизни время – время молодости. Это время строго спрашивает с человека: а как он этим временем распорядился? Ведь то, что упустишь в юные годы, потом будет трудно наверстать, тем более, если избрал военную службу. Владимиру, с юности воспитанному в традициях уважения общественных интересов, было понятны те требования, которые служба предъявляла к нему. Да и другим молодым офицерам, так же, как и он приехавшим в не знакомую дотоле Москву, приходилось привыкать к работе, о которой у каждого в годы учебы складывалось свое представление, может вовсе и не то, что оказалось на деле. Так что же? Жизнь вносила свои поправки, иногда и с примесью горечи и разочарования. Но с жизнью не поспоришь, зато опыт приобретешь. Было здоровье, запас сил, подъем энергии, когда не так скоро, но осуществлялось задуманное, когда легко можно было найти общий язык с коллегами, поделиться с ними своими сомнениями, разделить их настроение и заботы.
2–ая ВПЧ и общежитие на Сретенке так и остались в моем представлении началом пути того поколения офицеров-пожарных Москвы, которые будут сберегать столицу от огня в течение всего срока службы. Эти люди вписали свои страницы в историю пожарной охраны нашей страны последней трети двадцатого века (можно считать, целый том!). Максимчук Владимир Михайлович – один из них. Ему выпало, в свою очередь, стать свидетелем, участником и зачинателем многих дел и традиций той начальной поры. Из разных училищ, дальних и ближних областей Советского Союза, приезжали в Москву те ребята, которые стали служить там, где коренные москвичи не хотели или не могли, словом, не были готовы переносить определенные тяжести и лишения. В основном офицеров поселяли в общежитии 2–ой ВПЧ и на улице Расплетина, а потом устраивались – как судьба складывалась… Многие из молодых офицеров, кто жили под крылом, вернее, над крышей 2–ой ВПЧ, тут же и работали. Многие офицеры, соседи по общежитию, были и коллегами по работе и сокурсниками по учебе. Все оказывались, как на ладошке: вместе служили, учились друг у друга, "стреляли" друг у друга пятерку до получки, переписывали контрольные перед сессией, советовались по личным вопросам, подменивались на дежурствах.
Какие они все были хорошие, молодые, ладные!!!
Когда я приезжала из Новгорода навестить Володю, погостить на пару дней, они старались под любым предлогом заглянуть к нему в комнату (к счастью, ко времени нашей свадьбы ему выделили маленькую десятиметровую комнатку) или подкараулить нас в коридоре, чтобы посмотреть: какая жена – у Максимчука?! Ну и как? Ничего себе! Он и сам говорил, что ребята шутят, мол, такому "сухарю" и «буквоеду», как он, еще и повезло, что недурная жена досталась…
Классные были ребята, офицеры пожарной охраны!
Классными бойцами станут со временем те ребята!
Классными специалистами станут те бойцы, а другие... уже скоро не будут живы.
А кто-то уйдет на гражданку, не выдержав такой накаленной работы, тяжелой, как в кузнечном или сталеплавильном цеху. И этих помню – некоторых…
Многие имена и лица мне запомнились именно с той поры. Многие и Максимчука запомнили именно с той поры – пришел молодой инициативный руководитель, подготовленный и знающий, а опыт – дело наживное. Главная сложность была в том, что солдатами по существу, никто до того не занимался, так с первых дней службы и выходило, что Максимчуку нужно больше всех. Поддерживать боеспособное подразделение – задача непростая. И до начала утренней службы – подъем в 5 утра – и с солдатами в полной экипировке – километров 10 по Бульварному кольцу, затем личному составу следовало помыться, отдышаться – и в казармы, в караулы. Сам – туда же. Словом, сумел так разобраться в службе и поставить дело, что за несколько месяцев подразделение стало самым лучшим. Приходящие вновь молодые офицеры проникались уважением к коллеге, советовались как со старшим.
…В конце октября 1969 года Володю назначают на должность начальника 50–й военизированной пожарной части, что для него было важным испытанием. Было ему тогда только 22 года, а нагрузки все увеличивались, и его молодость стала быстро обрастать мудростью – для подкрепления позиций. Писал мне в письме в начале ноября 1969 года: "Сегодня очень поздно вернулся с работы, так как завтра будет торжественное собрание, к нему пришлось долго готовиться. Пишу не для хвастовства, а для информативного осведомления: с двадцать третьего октября работаю на должности командира роты. Пять месяцев назад – я тебе писал – я принял роту в качестве заместителя командира роты. Кто-то поверил в мои знания и способности, несмотря на мои двадцать два года (а кто-то считает, что рановато мне занимать такие должности). Но, так или иначе, я работаю с ротой, работой доволен. Рота считалась отстающей, всегда была "в хвосте", особенно хромает дисциплина. Надеюсь подтянуть все показатели, как говорится. Подчиненные меня уважают, и, думаю, не подведут. Праздничные дни проведу вместе с солдатами, чему очень рад. Друзья мои подшучивают надо мной, что они будут отдыхать, а я трудиться, поддевают меня за мой рабочий азарт".
Пятидесятая ВПЧ – начало командирской работы, командирской ответственности – широкое поле деятельности для молодых и сильных. Запущенность – еще больше, чем во 2–ой ВПЧ. Пятидесятая ВПЧ находится в районе Курского вокзала, а там – другие районы выезда, новый коллектив, личный состав. Почти все – сначала. Но опыт уже был. В первую очередь – внимание личному составу, и… 10 километров вместе с подчиненными (уже вдоль по Яузе) каждое утро – иначе никак! То есть, примерно то же, что и раньше, но с усилением ответственности по всем параметрам. Добавилось также забот и по хозяйственной части (разруха во всем!!!), необходимо было проделать большие ремонтные работы по улучшения состояния зданий и всех подсобных помещений, а их было немало. Ремонта не было давно, и проведение его было остро необходимо – и из требований реальности, и для улучшения воспитательной составляющей в отношении молодых солдат. Все было сделано, как надо, несмотря на трудности. Также был оборудован и оснащен инвентарем спортивный городок; без занятий спортом – никуда. Проводилась постоянная работа по оформлению стендов ленинской комнаты, обеспечению классов наглядными пособиями. Сам командир все свои начинания и мероприятия пропускал через свое восприятие, и я это очень хорошо запомнила. Не было покоя ни на минуту: строительно–хозяйственные дела – это проблемы с материалами, обеспечением работ, привлечением к работам личного состава (очень и очень "стремные" были при этом моменты!); политико–воспитательная работа – проведение групповых и индивидуальных бесед, политинформаций, посещение театров, музеев, выставок, организация художественной самодеятельности. Очень долго дружили с театром "На Таганке" – подсобляли администрации и дирекции театра по хозяйству, помогали с ремонтом, строительными работами (что в то время открыто делать было нельзя!) а взамен – ходили на спектакли, концерты: как бы иначе солдаты сумели побывать там, когда билетов не достать? На какие только ухищрения не пускался, чтобы расширить кругозор курсантов, повысить уровень образования! Хочу отметить: Владимир Михайлович особенно старался, как и впоследствии, где бы ни работал, продолжать преемственность поколений – связь с ветеранами труда, проводить встречи и беседы с участниками Гражданской и Великой Отечественной войн.
Бывало, что дневал и ночевал со своими солдатами, особенно при подготовке каких-то важных мероприятий и событий. Писал мне в письме в декабре 1969 года: "Я же встречаю Новый год со своими воспитанниками, которые тоже хотят порадоваться празднику. Сейчас их у меня прибавилось, стало больше на двадцать человек, а всего – семьдесят. Вот только вчера они приняли присягу, и на всю жизнь запомнят те торжественные минуты, волнующие слова. Сегодня они уже правомочные солдаты–воины. Это замечательно! Кто из молодых парней этого не прошел, тот имеет мало шансов считать себя смелым и мужественным человеком – в прямом смысле этих слов. Армия – трудная школа, но необходимая для мужчины..."
Да, армия – это время серьезных испытаний для молодых людей, время, чреватое опасностями. Это тебе – не дома! Важно, чтобы молодые люди вынесли из этой «трудной школы» полезные знания, закалку личности и сохранили душевное равновесие. Владимира беспокоил быт подчиненных, соблюдение правил личной гигиены, состояние их здоровья. Владимир Михайлович работал очень много; меня посвящал в свои дела – слегка, неприятностей касался изредка. Меньше всего рассказывал о пожарах, о травмах, о потерях, а все это было, конечно… Пожары были и оставались большие, "выше крыши", и жертвы были, и серьезные дознания, и усталость, граничащая подчас с отчаянием. Люди травмировались (часто!), болели, погибали. Так было и… никуда не денется – потом. Но это и была его работа. Володя все так же много времени и сил посвящал заочной учебе, что создавало ему определенные трудности по службе и не оставляло ни одной лишней минуты для отдыха.
В январе 1970 года писал мне: "Сейчас у меня тоже зимняя сессия, нужно сдать еще три экзамена и зачет по химии, включительно лабораторные работы. Не знаю, как успею все это, потому что двадцать четвертого числа уже заканчиваются зимние сборы, а учебный отпуск я не брал, по работе не получается. Приходится сдавать и работать. Тяжело, но другого выхода нет. Пишу тебе, а сам туго соображаю. Уже полночь, глаза прямо закрываются, но по распорядку у меня еще час работы, а потом пять часов сна – пока мне этого хватает для отдыха".
В феврале того же года: "Каждый день с утра до вечера провожу в казарме. Сейчас много организационной работы в связи с предстоящими праздниками. Иногда тревожу и ночью своих "гвардейцев". За прошлый год нарушений набралось немного, а вчера на ночной проверке не было одного моего подопечного; вот сегодня посадил его под арест. Да, много всего бывает…"
В начале мая того же года, незадолго до празднования Дня Победы: "Пишу тебе все это в казарме. Уже двенадцать часов ночи, уложил своих "детей" спать и взялся за перо. Недавно третий взвод вернулся с концерта, концерт понравился, подробности расскажут завтра. До одиннадцатого мая несем службу по усиленному варианту, а все остальное без изменений".
И следом, тут же, в мае: "Я уже давно привык много работать, не зная усталости, вернее, старался ее преодолеть, да и учеба отнимала много сил. А недавно на диспансеризации… мне запретили сверх нагрузки и сверх усилия, рекомендовали покой и отдых. Я и сам стал замечать в последнее время, что быстро устаю, плохо сплю, много нервничаю… Если честно признаться, нужно в корне изменить отношение к жизни, к своему в ней участию. Например, быть не активным, а пассивным, поменьше брать на себя ответственности, как и делают другие на моих глазах… Относиться к работе и к людям менее ответственно я уже вряд ли смогу, но что-то делать надо... Не хочу, чтобы ты страдала из-за меня… Впредь буду стараться не допускать нервных перегрузок".
В июне 1970 года писал с улыбкой: «Учеба моя что-то вроде подъема на отвесную скалу: то поднимаюсь, то падаю, снова поднимаюсь, медленно, но все же вверх... Сдал зачет по химии, осталось еще два экзамена. Сдаю с трудом, нервничаю, но надежды не теряю. Если выйду победителем из этого боя, будет здорово!»
В ноябре 1970 года были строчки: «Завтра демобилизация, из роты уходят тринадцать человек, это маленький праздник для них и для нас. Солдатская-то служба нелегка! Работы у меня много, не знаю, когда ее будет мало... Да к этому я привык. Что еще? Пишу контрольные по физике, однокашники помогают – иногда обмениваемся информацией».
В декабре, перед новым 1971 годом: "…Новогоднюю ночь проведу со своими "детьми". Пишу тебе на дежурстве, уже довольно поздно, три минуты первого ночи, почти все угомонилась. После дежурства буду звонить тебе, как и договорились".
В феврале–марте 1971 года: "Работаю сейчас очень много, каждый день полно неотложных дел, не всегда успеваю укладываться вовремя, кое-что беру домой. Вот завтра у меня занятия с сержантами, а сегодня не успел даже составить план–конспект, да еще контрольные не двигаются… А уже половина двенадцатого. И так примерно каждый день. Я не жалуюсь, работать я привык много и люблю работать продуктивно. Работы много... На работе ждет уйма дел, многие офицеры болеют гриппом. Придется вертеться одному, а завтра строевой смотр, да и текущих мероприятий хватает… Еще окончательно не поправился от болезни, но уже работаю. Ты же знаешь, мне болеть некогда, меня ждут люди, и я знаю, как я им нужен. Есть такие дела, которые я должен делать сам".
В апреле 1971 года, накануне сессии: "Особенно волнует меня учеба, скоро сессия, боюсь не успеть. Сегодня после дежурства сменился и поехал на факультет, сдал две работы по математике, одну по спецхимии и одну по теоретической механике. Осталось две работы по иностранному языку, и надо доделать черчение. Взял направление на сдачу начертательной геометрии, сдать ее нужно срочно, тянуть дальше некуда, ты же знаешь. Очень благодарен тебе за чертежи, да и за все остальное, моя дорогая. На работе все без изменений, дежурю через сутки, времени свободного нет, дни бегут быстро... Очень устал и хочу спать, я сегодня совсем не отдыхал (забыл написать, что после факультета пришлось поехать на совещание – проводил его Другов). Вот допишу контрольную по механике и лягу спать, а завтра снова дежурство... Заочная учеба выматывает немилосердно, хоть ее бросай – шучу так".
В августе 1971 года, после отпуска: "Пришел с дежурства, после броска на тринадцать километров, после ночной тревоги… Уже почти наступила ночь, я страшно устал… Я с головой ушел в работу, работаю с утра и до вечера. За месяц моего отсутствия все запущено до крайности, ничего не сделано из того, что я наметил, а четырнадцать человек допустили всевозможные нарушения. Солдаты понимают меня, "хлопают ушами и глазами", знают, чем я недоволен. По вечерам (два вечера подряд) пишу контрольные, пока успеваю в срок".
В октябре 1971 года: "Уже вечер, я успел немного отдохнуть после дежурства, после занятий на факультете… И как успевать везде и всюду, не знаю... Я уже привык к однообразным будням... С понедельника до числа десятого ноября я через сутки буду дежурить в казарме, это называется усиленным вариантом службы. После всего этого начнется сессия. Вот такая жизнь… Очень устал сегодня, а еще нужно дописывать контрольную по сопромату (спасибо тебе за две предыдущих). Я уже отправил три контрольных по физике, получил зачет по политэкономии, водоснабжению и стройматериалам. Поверь, забот у меня хватает по всем позициям... Время поджимает меня, нужно спешить с контрольными, а на работе все проверки да проверки, полно неприятностей, много замечаний. Работа стала адской, все нервы вымотала. Отдыхать некогда, а на занятия остается только ночь. Думаю, что после праздников будет полегче. Дежурю и пятого, и седьмого".
В ноябре 1971 года: "Работы чрезвычайно много, а еще больше нервотрепки. Сегодня буду спать буквально пару часов, подъем в четыре утра – проверяю ночью службу, поднимаю по тревоге своих подопечных. За последнее время появилось много замечаний и нареканий по существу, нужно положение исправлять. На работу сегодня пришел в парадной форме, настроение хорошее, мои "дети" приветствовали меня радостно. В ответ на мое поздравление получил троекратное "Ура!!!" Это были приятные минуты, забылись все неприятности, почувствовалась слаженность коллектива и гордость за него. Хорошо хоть иногда устроить праздник по-настоящему! У меня так часто бывают срывы на работе, на каждом шагу встречаю равнодушие, попустительство, укрывательство и обывальщину. Не знаю, известны ли тебе такие слова, но обозначают они только то, что порой одному мне бывает нужно добиваться выполнения необходимых требований, одному мне приходится "болеть душой" за дело, так мне же больше всех за это и достается. Все это ужасно, а мне, получается, нужно больше всех. Все вижу, все понимаю, но иначе не могу…"
В феврале 1972 года: "Ты знаешь, вторую неделю дежурю через сутки – у меня болеют два офицера. Боюсь не успеть к сессии с контрольными работами…"
Дежурить через сутки – значит работать без отдыха и почти без сна. Но, как объяснял всегда, «так было надо!» Теперь уже можно с уверенностью полагать, что в письмах отразились главные черты характера и отношения к людям, делам, к самому себе. То, что сформировалось в молодости, то и осталось навсегда. Конечно, в письмах присутствовало и многое такое, чему я в те годы особенного значения не придавала: и перегрузки оставались немыслимые, и состояние усталости превращалось в норму, и жизненные неувязки замучили, однако, они никогда не пересиливали стойкости характера Владимира Михайловича… На расстоянии от него мне было не с руки разбираться, да что можно было изменить? Иногда я (в своем любимом Новгороде), писала ему контрольные по математике, физике, делала чертежи, а на старших курсах – даже работы по спецпредметам, ведь у себя в институте я проходила те же общие дисциплины, только на два года раньше, и кое-что уже подзабыла. Многие контрольные и чертежи высылала именно из Новгорода; контрольные – почтой, а чертежи на ватмане формата А–1 (было и такое!) умудрялась передавать с проводниками поезда, тогда это было просто... Заочная учеба тем хороша, что главное в ней – успеть представить на факультет все контрольные и чертежи вовремя, пусть они и с ошибками. Только при своевременном поступлении контрольных работ заочникам приходил вызов на сессию. Если контрольные не успел прислать в срок – пиши "пропало". Получил вызов – остался учиться, а нет – так нет. Но уж если на сессии ты не мог подтвердить свои знания, какой же ты специалист?!
Да, то ли еще было!
Весной 1972 года я приехала к нему насовсем – все его дела на работе и в учебе были в самом разгаре. А лето… Помню то лето 1972 года, наверное, самое засушливое и душное за несколько десятков лет, когда от чрезмерной, небывалой жары в Подмосковье горели леса торфяники леса, а потом болота; долго не было дождей. Помню, как волна дыма и гари проникала на городские улицы. Все лето тушили эти пожары, и по Володиным рассказам, да и по одному только виду его, когда приезжал оттуда, было все ясно... Неужели так будет всегда – в Москве и вокруг Москвы? После таких вот «летних каникул» осенью занятия на факультете возобновились. Ведь не бросать же! Хотя иногда Володя признавался, что устал, в самом деле, что учебу нужно бросать – ведь учиться приходилось, чаще всего, по ночам. Я категорически возражала: мужчина, тем более мужчина–руководитель, уже занимающий серьезную должность, не имеет права оставаться без высшего образования! Пусть твои начальники работают, как положено, а не ты будешь стараться за них, тогда и у тебя времени хватит на все! Он и сам все отлично понимал, разумеется; и дальше доставалось здорово, да делать нечего, приходилось адаптироваться.
Все так же и работал, и дежурил, и учился, и обустраивал часть, и радел о подчиненных. Дежурств и пожаров меньше не становилось… Прошло четыре года работы на этой должности, и опыт руководителя был приобретен большой, что признавало большое начальство. В то же время… Принципиальность и неподкупность оставались главными качествами его характера, и это только звучит красиво, а на самом-то деле осложняет жизнь. Но зато с тех пор, как мне запомнилось, поговаривали, что куда Максимчук ни пришел бы, тотчас начинал вскрывать недостатки и искоренять их, а лоботрясов заставлял работать, как следует. Всякому ли начальству это понравится? А ведь служба вся еще впереди!
По хронологии событий: на этой должности Володя и получил очередное звание – старший техник–лейтенант. Работать, несмотря ни на что, ему было интересно. И не удивительно, что в марте 1973 года Владимира Михайловича, учитывая его деловые качества и авторитет, назначают заместителем начальника первого отряда – начальника штаба в/ч 5111. К этому времени он уже был принят в члены партии, без чего никакие продвижения не были бы возможны при самых лучших профессиональных качествах.
«Личный состав 50–й пожарной части, соревнуясь в честь 50–летия образования СССР, добился высоких показателей. В подразделениях имеется 30 отличников службы, боевой и политической подготовки, 5 отличных отделений, 2 отличных караула и 1 караул признан хорошим. При подведении итогов по гарнизону 50–й ВПЧ присвоено звание «отличная команда»… Учитывая деловые и политические качества, опыт работы и подготовку, считаем возможным старшего лейтенанта технической службы Максимчука Владимира Михайловича назначить заместителем начальника первого отряда – начальником штаба в/ч 5111».
Из заключения о назначении на должность, подписано тремя должностными лицами, в том числе, зам. начальника ГУВД Мосгорисполкома комиссаром милиции 3–го ранга Киселевым 13 марта 1973г.
Район действия первого отряда – весь центр Москвы, а штаб размещался в Собиновском переулке, рядом с театром Маяковского. Сложная обстановка с пожарами всегда была характерна для центра Москвы, и забот у Максимчука прибавилось. Организация службы, работа с личным составом, тушение пожаров – все то же, но масштабы увеличились. Приобретался опыт по руководству подразделениями, все больше проявлялась личная инициатива. Возрастала ответственность, расширялись знания пожарного и специфики военного дела. Осуществлялся повседневный контроль за наличием людей, состоянием боевой техники, вооружения, транспорта, их учетом в рамках отряда. Технику изучил досконально. Также систематически осуществлял контроль за несением службы дежурных караулов и внутренних нарядов, за содержанием техники и пожарно-технического вооружения. Профессиональный почерк Максимчука становился все тверже, глаз – все зорче. Ему трудно было подсунуть какую-нибудь "липу" и выдать желаемое за действительное при внезапной проверке – он учуял бы его за версту. Во всем этом – прежде всего его личный опыт и личный пример, и если Максимчук к чему-то особенно придирался или завышал какие-то требования, то знали: требует не зря. Все, про что спрашивает, хорошо знает и умеет сам, хочет, чтобы и другие соответствовали – для их же блага…. Его личная дисциплина дисциплинировала многих, а личные знания не раз выручали других из беды – уже и в те годы. Он всегда глубоко вникал в вопросы жизни, быта и боевой деятельности учебных и городских частей, решал оперативно, со знанием дела, что отмечалось не раз высоким начальством.
Разные, конечно, встречались начальники, а высокое начальство у Владимира Михайловича было серьезное. В эти же годы состоялось мое сначала косвенное, а потом более короткое знакомство с руководителями подразделений и управления пожарной охраны столицы, насколько вообще можно было с моей стороны приблизиться к ним (это на кухне можно выражаться смело!). Известные люди, титаны того времени, корифеи профессии во многом определяли судьбу Владимира и стали ориентиром в профессии. Были, однако, и такие руководители, которые сыграли роковую роль в его биографии – впоследствии, когда у них будут более высокие должности, да останутся все те же, достаточно приземленные интересы и устремления… Не однажды у них с Максимчуком пересекутся пути, не однажды возникнут сложные профессиональные и человеческие ситуации. Да я потому и запомнила многих из них, что вот эти люди не отступили, не предали – в малом; эти – поддержали в большом; а эти – так легко, ни за грош, потеряли свою совесть, споткнувшись на пустяках. Сначала, вроде бы, казалось, невзначай, не так заметно, а потом – все обнаруживалось как под лупой: не перенесли испытаний, и даже не "огнем и мечом", а "медными трубами"! А ведь могли бы… Или не могли?
Можно долго рассуждать о душе, о подвиге, о морали – отвлеченно, но жизнь заставляет иногда принимать решение быстро, иногда задержаться с этим самым решением, и вот по этим-то принятым или не принятым решениям проверяется человек, человек–руководитель. Не хочу называть большинство фамилий, запятнавших себя неприглядными поступками не только в отношении к Владимиру Михайловичу, а непорядочных людей вообще, но без примеров и аналогий не обойтись. Некоторых и вспоминать неохота, а называть по имени-отчеству – много чести будет!!! Взять хотя бы того самого человека, популярного руководителя, который в 1991–ом году приложит все усилия, чтобы на гребне политической ситуации максимально взлететь вверх – туда, куда стремился давным-давно (далее в романе я буду иносказательно называть его "Главным распорядителем канцелярии перемещений"). Он жил и руководил, постоянно попирая всякую мораль, в том числе, и мораль Максимчука, всегда символизировавшую высоту и правду, – все эти годы они работали рядом… Известная, скажу вам, у этого человека фамилия, сам ее же и очернил. Забегая вперед, замечу, что 1993 год обнаружит в нем того же самого "скакуна" и "распорядителя".
Что же – жизнь есть жизнь, и никого нельзя заставить думать и поступать так-то и так-то, если он привык думать и поступать по-другому. Как замечали мудрые: то, что является безнравственным при таких-то обстоятельствах, никогда ни при каких других обстоятельства не сделается нравственным. Никогда! А люди меняются по жизни редко. И каждый отвечает, прежде всего за себя, потом – за других, а другие… Как написано в Писании, каждому – «то, что он приобрел, и вам – то, что вы приобрели; и вас никто не спросит о том, что делали они!»
Да, в итоге каждый ответит за себя, но как скоро?
Возвращаюсь к биографическому описанию.
1 марта 1974 года на старшего лейтенанта Владимира Максимчука была составлена аттестация на соответствие занимаемой должности, подписанной 1 марта 1974 года, написано: «При подведении итогов за 1973 год в Первом отряде выращено 242 отличника боевой и политической подготовки, 28 отличных отделений, 7 отличных караулов и одна отличная ВПЧ. В этом немалая заслуга принадлежит заместителю начальника отряда ст. лейтенанту Максимчуку В.М.» Владимира Михайловича представили к присвоению очередного воинского звания – капитан–инженер. Представление было утверждено – за подписью начальника управления частей ВПО УПО ГУВД исполкома Мосгорсовета полковника Хохлова. Звание присвоили, что было для Владимира Михайловича очень важно, да и меня порадовала его радость, хотя я в званиях и должностях разбиралась не очень-то хорошо, а в звездочках на погонах – еще меньше. И это – несмотря на то, что мой отец всю жизнь носил погоны! Просто я не особенно интересовалась этими делами, ибо "чины людьми даются"… Зато мой папа был очень рад и гордился своим зятем! Для меня же тогда было гораздо важнее, чтобы Володя доучился, и он наконец-то (!) закончил весной 1974 году Высшую пожарно-техническую школу МВД СССР и защитил диплом. Он стал относительно свободнее, но свободным от работы он не бывал никогда; даже напротив – работа поглотила его целиком!
Когда он уже работал заместителем начальника отряда, то мы виделись так редко, как будто это он приходил ко мне в гости, совсем так же, как я еще совсем недавно еще приезжала к нему из другого города… Романтики во всем этом было, конечно, мало, а тревоги мои все росли. Жили мы тогда на Большой Бронной, в коммуналке, в двухкомнатной квартире, занимали одну комнату. Оказались здесь после двух переездов и обмена с 4–ой Магистральной, немилосердно "придавленной" тюрьмами, железнодорожными путями, окруженной заводами и другими производствами. А Большая Бронная – исторические места, сердце столицы, красота; дух старой Москвы отсюда не выветривается. Жить здесь – значит ощущать полноту жизни, некую связь с прошлым! Нам просто повезло. Володя очень любил старинный центр, ему нравился наш уютный район. Приходил с работы поздно, иногда рассказывал:
– Иду домой с удовольствием, на нашей улице замедляю шаг, вдыхаю неповторимые запахи тополей, заворачиваю во двор, открываю двери подъезда, поднимаюсь в лифте, считаю этажи… Знаешь, если бы я жил и работал в другом городе, я бы много потерял.
Жили мы с хорошими, мирными соседями, большую часть времени проводившими дома. Они долго привыкали к нам, опасаясь, что мы будем конфликтовать с ними, как те, кто жили прежде в нашей комнате и с которыми мы обменялись. Но оказалось, мы ссориться ни с кем не собирались, и они успокоились. Зато – с другой стороны – покоя в квартире стало меньше. Привыкшие к тишине и распорядку, соседи первое время даже побаивались ночных звонков по телефону и Володиных поздних возвращений со службы, беспокоили их и его слишком ранние подъемы по утрам. А то еще и в самое неурочное время к нам заходили (или влетали) без предупреждения гости в военной форме, а у подъезда стояла машина, а где-то неподалеку уже был в разгаре пожар! Это соседи… А я? Мое мирное существование было условным… Чтобы я ничего не знала и (якобы) не догадывалась о пожарах, Володя старался не приносить домой испорченную одежду и обувь; если что-то не подлежало реставрации – выкидывал тотчас же, кое-что сразу же потихоньку отчищал, другое – замачивал отдельно в тазике, не велел мне стирать (?), и... никогда ничего не рассказывал.
– Ясно, что-то случилось! Говори!
– Нет, ничего, все в порядке. Лучше не допытывайся…
Все трагедии переживал внутри, позже, через время, что-то расскажет, но далеко не все, эпизодично. Но переживал здорово! Дома обычно никогда не вел никаких записей или дневников, не оставлял доказательств опасной работы. Однако, отличаясь дотошной привычкой все делать точно и правильно, вел систематизированные записи в больших толстых тетрадях. Знаю, что прорабатывал очень тщательно все происшествия, все пожары, анализировал критические случаи. Да и многое другое…
Записывал – точно, но дома записи не держал, все оставлял на работе.
Май 2001 г.