Желтуха

Игорь Молчанов
                Желтуха.

    Колючие январские морозы отступали. Метели ещё не успели задуть в свои рожки заунывную песню, наполняющую тоскливыми нотками низкое серое небо.
   Зима попросила передышку, отступив для того, чтобы вскоре с новой силой обрушиться на покрытую сугробами землю.
   Над городом пятый день подряд сияло солнце на безоблачном синем-пресинем небе, напоминая, что весна не за горами.
    Снег в городе оставался ещё почти везде ослепительно белым, оттого что ветер дул западный, и заводскую гарь уносило далеко за окраины.
   Солнечный свет отражался в многочисленных прихотливых изгибах снежного покрова, разбиваясь на красные, жёлтые, синие лучики, скачущие по снегу, будто резвые шаловливые зайчики.
   Сосульки истекали капельками воды днём, когда солнце было особенно тёплым. Казалось, ещё чуть-чуть, и потекут ручьи, унося вместе со снегом, старые заботы. Ещё немного и обновится жизнь, и придёт вместе с запахом прогретой земли счастье, не имеющее конца. Счастье, позволяющее душе радоваться каждому новому мгновению жизни. Той жизни, что теплилась в промёрзших за зиму стволах деревьев, в дрёме спрятавшихся глубоко под землёй букашек, в нераспустившемся бутоне первого цветка, в блеске человеческих глаз.
    Но всему своё время. За окном пока правила зима. С солнцем, оттепелью, первым щебетом птах, но … зима.
   Дети радовались такой погоде больше всех. Они выбегали после школы во дворы домов, сбивались в стайки и часами напролёт строили снежные крепости, играли в хоккей, гоняя клюшками шайбу по утрамбованному снегу, катались с многочисленных уклонов на санках, убегали с лыжами на школьные дворы, где всегда зимой накатывали лыжню.
   Город понемногу расчищался от большого снегопада, пришедшего сразу вслед за морозами. Убрать снег с проезжей части, оголив асфальт, не удавалось ещё никому за все годы существования города.
   Лет тридцать назад, когда февральские бураны сбивали прохожих с ног, когда добраться до работы можно было только пешком, держась руками за протянутые вдоль заметённых тротуаров канаты, снежные сугробы вдоль проезжей части дорог вырастали выше уровня вторых этажей стоящих поблизости домов. Старожилы вспоминали те годы со страхом. 
   Теперь, конечно, не то, что раньше. Снега меньше, бураны – не такие страшные, перемёты на дорогах не везде. Основную снежную массу счищали к обочине, а остальное утрамбовывалось машинами до прочности бетона, раскатывалось до скользкости льда. Местами дороги превращались в ледяные «стиральные доски», усиленно разбивающие ходовую часть автомобилей. Дорожные службы пытались спасти положение, обильно посыпая центральные улицы мелким гравием смешанным с песком, но это мало помогало.
   Огромные массы снега никуда не вывозились: бульдозеры повсюду  сгребали его в высоченные сугробы по краям дорог, сужая проезжую часть. Водители ругались, но ездили – куда деваться?

   Тихомиров спешил на работу. Он шёл по протоптанной среди сугробов тропинке. Снег весело поскрипывал при каждом шаге.  Время подходило к половине девятого, а ключи от склада были одни - у Алексея Тихомирова. Он торопился: мало ли что!
    Склад. Да, та ещё работа! Вроде бы по душе Лёшке, но и не совсем по душе. Странно? А чего тут странного, если разобраться.
   Есть два варианта.
   Первый: можно всё упростить. По специальности он кто? Профессиональный торговец. Значит, занимается тем, чему учился в институте. Сам процесс торговли интересен ему? Ещё как интересен! Так о чём тогда речь? Надо меньше рассюсюкивать, больше делать, и результат не преминёт появиться! А пока можно ныть, что денег не хватает, что способен, мол, на большее, что можешь и умеешь лучше других работать. Тем более лучше того огромного количества случайных людей, оказавшихся в наше смутное время у кормила коммерции. Не ной, трудись! Докажи!
   Если ты такой умный, то почему же ты не богатый? Так, кажется, говорят американцы? Чувствуешь, что не хватает средств? Работай!
   Второй вариант: можно усложнить. К чему призвание твоё, Тихомиров? Вот, вот она - заковыка! Призвание не всегда есть профессия, задумайся. Уже задумался? Превосходно, пошли дальше. Любишь торговлю? Молодец. Процесс нравится или результат? И то и другое? Отлично. Не каждому так везёт. Большинство примитивно любит результат – деньги. А что ещё тебе нравится? Любишь рассуждать о жизни за чашкой чая с друзьями. Не ты один такой. Считаешь, что ты уже давно перерос этот городок, а оторваться и уехать всё никак не можешь? Так. Что же тебя держит? Страх? Боязнь новых трудностей, трясучка перед неминуемым одиночеством, ностальгией, тоской по родному болоту? Ну, милок, так ты ничего не добьёшься. Большой город – большие трудности; большая скорость жизни – большие нагрузки; большие деньги – большой успех. А ты пока  в маленьком городке штаны просиживаешь на складе, да и то не своём. Склад товарища, который имеет собственноё дело, хорошее дело, прибыльное, оптовая торговля бакалейными товарами. Спасибо товарищу – подкинул работу. Не в убыток себе, конечно, в прибыль, хотя, может, и не очень большую.
   Вот такие мысли прыгали в голове Алексея, пока он пешочком добирался до работы, любуясь свежестью зимнего утра, яркими лучами солнца, улыбками прохожих. И на его лице играла открытая радостная улыбка, ни с того, ни с сего. Просто – день чудесный. Проблемы? Они будут всегда, разного порядка, разной сложности, а жизнь-то проходит. Не упираться же ей в эти проблемы и застопориться! Шут с ними. Будет и у него яркая, радостная полоса.
   Вороватые воробышки прыгали между торговыми рядами на рынке, выхватывая семечки и орешки прямо из открытых мешков торговок. Шустро вертели головой, улучали момент, и ловко лавируя между мешками и коробками, хватали клювом очередное зёрнышко, съедая его на безопасном расстоянии.
 - Вот я тебя. Кыш! Кыш! Разлетались тут, – ворчали торговки, помахивая длинными прутиками, отгоняя крылатых городских воришек.
   Город уже начал свой трудовой день. Для кого в шесть утра – первая смена на заводе, для кого в восемь – школы, детские сады, государственные учреждения, для кого-то, как и для Тихомирова, в девять. Раньше начинать торговлю нет смысла.
   Склад располагался в пристройке к продовольственному магазину неподалёку от рынка. Именно близость к рынку определяла работу склада: владельцы бакалейной компании предполагали увеличить сбыт своей продукции через розничных торговцев рынка и для их удобства открыли поблизости свой филиал, приблизив товар к конечному потребителю.
   Лёшка сам перевозил оборудование для склада на транспорте фирмы, сам выгружал, собирал, менял замок в прочной металлической двери, сам подтыкал ветошью щели, заклеивал бумагой швы между рамами окон, вкручивал яркие лампочки, расставлял на стеллажи коробки с продукцией.
   Правда, не один. Нанял на склад грузчика – добросовестного пенсионера Петровича. Тёща помогла - её знакомый. Тихомиров понимал тёщу: пытается помочь, чем может и там, где может.
    Вот живёт Лёша в её квартире, точнее в квартире тестя. Вместе с ними живёт. Пятеро их с дочерью – его женой, да сынишкой - тот ещё совсем маленький. Да кот Васька – шестой. Васька - уличный драчун: что не выход за порог квартиры, то ухо порвано, то клока шерсти нет, то зуб надломлен. Дома отсыпается и отъедается для новых подвигов.
    Родители жены не упрекают зятя за отсутствие собственной квартиры и толковой работы, молчат. Может, тихо надеются на лучшее?
   Не поймёт их Алексей. Всё они молчком от него делают, разговоры по душам не получаются. Что мешает? Кажется, хорошее мыслят, а понимания нет. А, может, Лёшка себя слишком вызывающе ведёт? Он – парень с амбициями, хочет обиться в жизни лучшей доли.
   Но родители вроде бы видят – мечется Лешка по этой жизни, как тигр по клетке, прыгает из угла в угол, ищет выход. Раздирает душеньку свою, что шкуру об прутья, да до крови, до крови!
   Вот прошлый год два раза мотался в Германию за небольшие совсем деньги, поездом добирался, с кучей пересадок – экономил. Знал уже, как дешевле доехать. А в Германии покупал «сэконд хенд» - одежду б/у, сам паковал её в мешки, договаривался с транспортной компанией, возвращался к себе, ожидал груз. Через полтора месяца товар добирался до их городка. Затем два-три месяца он торговал одеждой, качественными европейскими вещами, хоть и ношеными, но в прекрасном состоянии – тем и жили некоторое время. У одежды той ткани превосходные, швы ровненькие, нитки не гнилые, покрой модный, красители устойчивые. Она даже и не новая выглядела превосходно.  Но если бы груз приходил тонн по десять за раз – можно было бы жить припеваючи, по местным меркам, конечно. А пока что денег не хватало.
    Всё ж эти поездки были не то. Не было покоя в душе. Снилось Лешке почти каждую ночь, что он живёт совсем в другом городе, большом, могучем, динамичном. И город был в каждом сне один и тот же, да только без названия. Тянул он к себе Тихомирова, затягивал в свою орбиту, как громадная планета затягивает  метеорит – издалека понемногу, понемногу, по чуть-чуть, с нарастающим ускорением. Казалось, что место ему там уготовлено, что держится он в своём милом городке из последних сил.
   Знал он, что-то вскоре должно произойти. Ждал это что-то и никак не мог заставить себя полюбить ни одно дело, которым занимался последние годы. Жена его, кажется, совсем разуверилась в его талантах, нервничала, почти не надеясь на лучшую долю. Родители её не говорили с Лешкой на эту тему, и он не мог понять их: деликатничают, мол, сам разберётся или не верят в него.
   Свои родители не сомневались в сыне, да жили они уж очень далеко. Они знали его в лучшие годы, когда деньги текли Тихомирову хоть и не могучими, но хорошими потоками от того дела, которым он занимался. А теперь того дела и след простыл, накопилось огромное желание у Лешки работать, да всё было не по душе…
   Месяц назад крупной иностранной компании требовался специалист в отдел продаж. Тёща нашла объявление в местной газете, где большинство объявлений начиналось со слова: «Продам…». Казалось, что все хотят избавиться от внезапно надоевших вещей, автомобилей, квартир. Беда провинциальных городов – продавцов больше чем покупателей.
    Лешка пошёл на собеседование ради интереса. Хотелось проверить себя, утвердиться в том, что есть запал. А работать по найму не было желания. Тот, кто хоть раз имел свой бизнес, такое дело, где весь успех зависит в огромной степени от собственных знаний, умения, сообразительности, терпения – тот уже никогда не сможет полноценно трудиться «на дядю». Слишком сладок плод успеха, вкушаемый хоть раз каждым деятельным человеком. Хотя и риск огромен, но нет, кажется, пределов возможностям. Ты – капитан своего корабля, и лишь от тебя зависит на мели, на рифы выведешь свой кораблик, или в бескрайние просторы могучего океана, опережая всех соперников и конкурентов.   
   С первого же собеседования в компании он понял, что его на эту должность примут. Его выбрали из множества кандидатов. Приятно. Но всё же какая-то мелкая проблема увела Тихомирова от этой должности, и почти весь свой пыл он отдал тому крохотному складу, уставленному картонными коробками, источавшими сладковатые запахи индийского чая, цветной карамели, рассыпчатого печенья и всяких других сладостей.
   Появились постоянные заказчики, торговые агенты, покупатели. Обнаружились доброжелатели, завистники и, конечно же, конкуренты.
   Работа закипела: каждый день прибывали пузатые грузовички с продуктами. Лешка сам разгружал свои машины, помогая усердному Петровичу и торговым агентам. Тёща тоже не осталась без дела, взяла на себя функции кладовщика, заведя журналы учёта поступлений и выдачи продукции, выписывала накладные, формировала заказы, отпускала товар. Вела учёт, как положено.
   Тихомиров отвозил выручку в главный офис, планировал крупные заказы, обхаживал выгодных клиентов, работал, как всегда, со смекалкой и выдумкой. Хотя всё равно чувствовал, что и этот склад ненадолго в его жизни. Снилась, снилась ему махина огромного города, звала к себе. Но работать плохо даже на маленьком складе он не умел и не желал. Оттачивал мастерство для будущего большого дела, ожидавшего его где-то совсем неподалёку.

   Алексей привычно прогулялся по рынку, потолкался среди торговцев, смотрел динамику цен на те продукты, которыми торговал сам. Перебросился парой слов об ассортименте с некоторыми клиентами, ответил, во сколько лучше им придти за новыми товарами. Подошёл к магазину, с тыльной стороны которого и располагался его склад. Петрович уже ждал его, стоя на ступеньках.
- Петрович! Доброе утро!
- Утро доброе, Алексей Батькович, – улыбнулся грузчик, показав крупные здоровые зубы.
- Петрович, держите ключи, открывайте склад, - протянул промёрзшую на холоде связку Лёшка. Хоть и светит солнышко, на термометре в тени пока минус девять.
- А ты?
- Я постою, воздухом подышу. День чудесный, ишь, как воробьи растрещались. – И вправду, птахи, радуясь солнечной погоде, грели пёрышки на солнечной стороне крыш торговых павильонов, чирикали не умолкая, соревнуясь друг перед другом в знаниях чирик-чик-чикского языка. А может, выясняли, чья сегодня очередь дежурить возле мешков с семечками, крупой и орехами?
    Доказывая своё превосходство некоторые из них, вдруг, испуская особо воинственное чириканье, бросались друг на друга, затевая драку. Вся стая, принимая участие в событии, переживая за сородичей, усиливая шум, перелетала вслед за драчунами.
- И то, и то, - покачал головой пенсионер. - Так я пойду? – ещё раз уточнил он.
- Да-да. Конечно. – Алексей зажмурился от яркого света.
   Петрович тихо повернулся и пошёл на рабочее место.
- Да… - вспомнил Алексей. - Там, на столе вчерашние заказы лежат, те, что не успели собрать, так вы, пожалуйста, начните их готовить. Только в коробки не укладывайте.
- Обязательно, обязательно, - ответил усердный Петрович.
   Лёшка знал, что и без этого напоминания грузчик сам начнёт всё делать, сидеть без работы он не мог, но всё же Тихомиров старался облегчить задачу деликатному Петровичу. Получив задание, пенсионер иногда ошибался с товарами – этикетки уж очень схожи, путал, поэтому и попросил его Алексей лишь отобрать в сторону заказанный товар. А в остальном - надёжный мужичок, исполнительный и не вороватый, хотя и не мастер на все руки.
   В первые же дни обнаружилось, что он не умеет ни слесарничать, ни плотничать. Когда Тихомиров чинил и устанавливал замки, столы, полки, стеллажи, витрины, Петрович только путался под ногами. Даже его советы никуда не годились, он понимал это и пытался поддерживать свой авторитет добросовестной работой, отлично выполняя то, что умел. Его честность и усердие перекрывали любые промахи.
   Лёшка стоял и разглядывал прохожих. Будний день. Дети находились в школах, взрослые мужчины, в основном, трудились на заводах и фабриках. Большую часть прохожих составляли домохозяйки, спешащие на рынок за продуктами.
    В воздухе поплыл запах свежего хлеба, это на рынке начали печь лаваш. Аромат щекотал ноздри. Захотелось отломить кусочек румяной лепёшки и долго жевать его, не проглатывая, наслаждаясь особым вкусом горячего хлеба. 
   Неожиданно, из-за дальнего угла магазина показался старый знакомый - Серёжка Туманов. Он направился прямо к Алексею. Или не он? Показалось? Нет, не ошибся, это – Серёга.
   Сергей ещё не разглядел, что перед ним стоит его приятель детства – Тихомиров. Просто шёл по своим делам, глядя по сторонам.
   Намётанным глазом Алексей определил, что в жизни Серёжки не всё в порядке. Вот у милиционеров, например, глаз на всякого рода непорядок настолько намётан, что зачастую сам сотрудник милиции ещё и не поймёт сразу: в чём же непорядок состоит? Не понимает, но видит его, чувствует, определяет на расстоянии, а потом уже начинает мыслить и соображать, выискивая то, что потревожило подсознание. Так и Лешка, обладал тем же чутьём. Не надо быть для этого милиционером, просто нужно хоть чуточку разбираться в людях.
   Смотрел Алексей на Туманова и понимал, что тот у него «на крючке», словно поступил сигнал: «Осторожно. Будь внимателен.. Стоит избежать общения»  И пока Серёга ещё не узнал Тихомирова, много мыслей возникло в голове Алексея.
   Он пытался определить, что же не в порядке в облике бредущего к нему человека? Ботинки – очень уж стоптаны и разношены, крема не видели давненько. Староваты ботиночки. Брюки из грубой ткани, давно потеряли форму; расцветка бурая, та, которую предпочитают замарашки – грязь не видно. Куртка блёклая, выгоревшая от солнца, бесформенная. Мешок, а не куртка. Неприметная вязаная шапочка. Перчаток нет. В руках полиэтиленовый пакет, судя по всему, долгожитель – измятый, затёртый. В пакете что-то лежит. Не удивился бы Лешка, если бы там звенели пустые пивные бутылки.
     Но всё это ерунда, потому как не делил людей на богатых и бедных Тихомиров, не принимал он их по этому признаку. Больше смотрел он на чистоту и опрятность. Серёга выглядел неопрятно, не свежо, помято. Да и это ещё полдела: бывают у каждого временные моменты, когда, кажется, нет никакой возможности привести себя в порядок. И сама одежда, в конце концов, может быть рабочей… Хотя это, сдаётся, не тот случай. Не одежда, не обувь смущали Тихомирова. Лицо Серёжки, его манера двигаться, водить глазами, вертеть головой, вжимая её в плечи – вот, что бросалось в глаза.
   Лицо его даже издали выглядело землисто-серым, нездоровым при таком ярком свете. Странный пергаментный цвет кожи. А ведь, помнится, раньше на его щеках всегда играл румянец.
   Головой Серёжка крутил, как бы озираясь. Одновременно высматривая, где и что плохо лежит, в то же время, оглядывая людей на предмет опасности.
    Ой, плохо с ним дело! Плохо! Он вёл себя, как человек, который боится, хотя ничего предосудительного не делает в этот момент. Он боится всех, потому как знает о себе, что порочен. Знает, делает своё дело и боится.
   Такой человек продаст себя любому, кто надавит на него больно. Задёшево продаст. Сломанный, исковерканный мужичок. Мужчиной его трудно было бы назвать из-за отсутствия той самой мужественности во взгляде бегающих глазок. Лёшка помнил ещё с детства, что они у Серёжки бездонно голубые, как июньское небо в ясный день.
    Походка у приятеля стала вялая, стариковская. Спина не держалась ровнёхонько, слегка пригибалась от приобретённой привычки казаться незаметным. Подбородок он не держал вверх, как делал это раньше, в юности. Походил на опустившегося на одну из самых низших социальных ступенек человека. При том опустившегося добровольно. От слабости, неумения заставить себя переломить ход событий. От неумения терпеть боль душевную и физическую. От того, что жизнь столь многообразная своими чудными формами, не открывалась ему далее грядущего дня, и то лишь при мысли, что завтра где-то следует ночевать и что-то есть.
   Боже мой! Серёжка, Серёжка. В кого ты превратился? Тихомирову стало не по себе.
   Или я рано паникую? Может, в этот раз моё чутьё меня подвело? Может, он серьёзно болен и ему требуется помощь? А я уже осудил его.
   Наконец, Туманов разглядел Тихомирова. Сергей улыбнулся, но как-то неискренне, мимолётно, будто осёкся. На мгновение поддался воспоминаниям детства, а затем сообразил, что они уже давно не дети, присмотрелся, чтобы понять, что за гусь теперь его старый дружок. И что следует ожидать от Лёшки?
   Алексей потерял Туманова из поля зрения лет шесть назад. Долетали неведомыми ветрами до него редкие слухи, что пьёт Туманов, что деньги занимал у многих, что с долгами не рассчитался. Дурные вести.
   Можно верить им, можно и не принимать на веру, сомневаться до последнего. Кто знает: как правильно? Верить и быть жёстким реалистом, разочарованным в людях? Или думать о том, что всё это – брехня собачья, не таков мой дружок.
   Правда, сейчас он похож почти что на бродяжку. А как не плохо всё начиналось.

   Серёжка Туманов жил в соседнем доме и учился в одном классе с другом Алексея – Санькой Кирш, который, собственно, и познакомил Туманова со своими друзьями. Всей большой компанией они летом гоняли по городу на велосипедах, купались, загорали, играли во дворе дома, строили шалашы в зарослях акации, ходили в кино. Зимой вместе катались на лыжах, играли в хоккей, посещали спортивные секции, читали книги, мечтая уплыть в тропические моря на собственном паруснике. Кто-то хотел стать капитаном, кто-то – археологом, кто-то военным, все о чём-то мечтали.
    Туманов то вливался в их компанию, то неожиданно пропадал, не разделяя до конца с друзьями всех задумок, проблем, не всегда участвовал в их делах и мероприятиях. Он подшучивал над  ребятами, когда те пытались построить что-то собственными руками, сам ничего не придумывал, любил комфорт и домашний уют. Серёжка был беззлобным, не увлекался алкоголем, не курил и тем уже устраивал новых друзей. Правда, был не деятельным, в отличие от них. Скорее всего, это и являлось основным отличием его от других мальчишек их компании.
    Кроме Туманова все были из малообеспеченных семей, поэтому мастерили всё своими руками - ломали головы над задачами со многими неизвестными. Туманов же, был избалован деньгами и предпочитал купить готовую игрушку, а не сделать её самому.
   Когда ребята подросли и начали разъезжаться, Туманов, Кирш и Тихомиров сблизились. Они подолгу слушали музыку на новом  дорогом проигрывателе дома у Серёжки, желая стать такими же знаменитыми, как те, кто был изображён на конвертах модных пластинок. Вместе пытались определить своё место в жизни после школы. Туманов в те годы был таким же, как все. Ничто не выделяло его в лучшую или в худшую сторону. Парень, как парень.  Может, маленько хвастоват? Да, именно хвастоват, это было уже тогда - выдавать желаемое за действительное.
   Последний год перед армией они виделись реже. Алексей учился в одном институте, Кирш в другом, Серёга в профессиональном училище. Правда, тогда Лешка подрабатывал сторожем в детском саду – стипендии не хватало, и друзья часто засиживались за полночь в опустевшем от весёлого детского гомона помещении. Туманов помогал Лёшке охранять садик уже тем, что приходил на дежурство к другу вместе со своей овчаркой Ветой. Умная собака грозно порыкивала на чужих подростков, облюбовавших по вечерам укромные беседки на территории садика. Тихомиров был доволен: пусть все знают, что сторож не один, у него верный и грозный помощник.
   Сашка и Тихомиров в одно время призывались, в одно время и вернулись из армии. Серёжка попал в армию позже и в то время, когда его друзья, восстановившись в институтах, вновь слушали лекции, он продолжал службу.
   Как-то раз зимой его мать сказала Алексею, встретив того на улице, что её сын Серёжа, отслужив половину срока, надумал остаться  в рядах вооружённых сил. И теперь он учится в Севастополе в мичманской школе.
   Неоднозначно отнёсся к этой информации Алексей. Засомневался в искренности решения Серёги, только говорить об этом не захотел. Знал он ребят из своей части, которые переносили службу очень тяжело и, как выход, а думали, что это хороший выход – шли в школы прапорщиков в армии или мичманов на флоте, после года службы. Окончив такую школу, получали погоны с двумя звёздочками и направлялись в войска или на флот. Да вот контракт подписывался с ними на пять лет.
    Вроде бы ты уже и не солдат, и солдатами командуешь, но пять лет службы?! Ещё пять - в сапогах?! Нет, это не выход. Хотя… если он и взаправду полюбил службу, то, конечно.  Так рассудил Тихомиров, и о своих сомнениях говорить никому не стал. К чему?
   Дни текли, как им и положено. Алексей продолжал учёбу, мечтая как можно скорее окончить институт и открыть собственное дело: в стране началась перестройка, меняющая в первую очередь взгляды и мысли людей, а уж потом устройство государства.
   И вот однажды ему позвонил Туманов и сказал, что он в городе и приглашает друзей завтра к себе на день рождения.
   Тихомиров пришёл на день рождения приятеля вместе с Киршем. Именинник встретил их при параде. Чёрная форма сидела на нём так, будто он в ней родился, подчёркивая всю его природную красоту. Он был похож на морского офицера царского флота – волосы светлые, глаза голубые, китель без единой складочки, рубашка сверкала белизной. Что за прелесть! Не то, что оливковые мундиры пехоты!
   Только одно сразу же смутило рассудительного Алексея: на левой стороне кителя у Туманова бросались в глаза два (два!!!) ордена Боевого Красного Знамени. Что за шутка?! Или Тихомиров что-то не понимает в жизни, или Серёга умудрился за два с половиной года, которые они не виделись совершить два подвига?! Ведь орден этот не даром называется орденом Боевого Красного Знамени. Потому и вручается за подвиг в прямом бою. Что же это? Наши войска, правда, пока ещё в Афганистане, но ведь Туманов призывался в ленинградский военный округ, оттуда попал в школу мичманов в Севастополе, далее распределился снова куда-то под Ленинград. Это всё верно знал Лёшка. Какие бои?
   Туманов радостно улыбался друзьям, правда, немного важничал. Ну да ладно, сегодня ему это прощается. Всё-таки хочется ему побыть в свой день значимым, имеет право. Лишь бы не перегибал.
    Кирш, в глазах которого промелькнуло изумление при виде орденов, быстро справился с собой и искренне радовался другу. Добрый он – Сашка. Заранее простил другу грешок.
   Тихомиров же сначала немного напрягся – что его Серёга за дурачка держит? Потом расслабился, решил не обижать Туманова своим неверием. Был уверен, что тот сам всё откроет. Если в пьесе у режиссёра на стене висит ружьё, оно обязательно выстрелит.
   Среди гостей были какие-то дальние родственники Туманова. Они-то весь вечер и задавали вопросы Серёжке о его службе, а тот вдохновенно рассказывал. И когда назрел вопрос об орденах, откуда, мол, и за что, Туманов, скромно потупив глаза, изрёк: «Было дело».
   С этого мгновения Алексей окончательно уверился в том, что ордена на груди Туманова настоящие, только принадлежат не ему. Чужие, чужие ордена! Ай, Серёжка, зачем? Приди ты просто так, как есть, всё было бы превосходно, лучше и придумать нельзя. Зачем ему это? Не избавился он за эти годы от хвастливой привычки выдавать желаемое за действительное. Жаль, испортил о себе мнение в глазах старых друзей. Тихомиров покидал день рождения со стойкой уверенностью, что не сможет Серёжка прослужить долго, скорее всего, даже и одного контракта не выдержит. 
   Туманов погостил дома десять дней и вернулся в часть. И снова лишь изредка вспоминал о нём Алексей, поглощённый своими заботами.
   Ещё через полгода Серёжка снова появился в городе.
- Как служба? Чего в гражданке? – спросил его Тихомиров, удивляясь тому, что любивший выглядеть превосходно, Туманов разгуливает в обычной, как у всех одежде.
- А-а-а. Передумал я служить. Всю жизнь в форме ходить, по тревоге вскакивать – это не для меня, – весело отвечал дружок.
- Передумал?
- Ага. Я, конечно, люблю чёрный цвет, но не до такой степени.
   Ничуть не удивился Лёшка его ответу. Лишь подумал, что слишком весело как-то всё сообщает Сергей. Тихомиров, случись с ним такое, прятал бы глаза, мучался, переживал. А Серёге, как с гуся вода.
    Лёшка-то недавно только начал понимать, что страдания очищают душу, что переживания, связанные с неправильными поступками, должны быть естественным делом. Всё это приходило от собственных промахов, вылезавших, обычно, боком.
   А здесь дело очень серьёзное – отказ от контракта подразумевал плохую запись в военном билете. Хотя запись записью, бумажка, а вот чувство невыполненности взятых на себя обязательств! Оно должно донимать, давить на психику, заставляя переживать и страдать.
    Туманов не выглядел страдальцем. Скорее наоборот, радость переполняла его, заставляя губы растягиваться в улыбке. 
    Или что-то всё же Алексей не понимал? Может, так и надо? Легче относиться к тому, что не удалось. Плюнуть и начать всё с чистого листа! Забыть всё плохое, думать только о хорошем и вперёд!?
   Что ж, - подумал он в тот раз, - имеет право каждый на ошибку, и каждому дан шанс, осознав ошибочность поступка, исправить ход событий.
   Серёжка занялся обустройством своей жизни. И новая встреча произошла с ним уже по поводу его помолвки. Притом слишком уж скорой, на взгляд Тихомирова. Не минуло и трёх месяцев, как Сергей пригласил друзей для официального знакомства со своей невестой. Хорошенькая миловидная девчонка сияла от счастья. Видно, долго ждать подходящих мужчин ей не хотелось – вдруг вариантов больше не будет? А этот парень открыто предложил руку и сердце.
   Будущий жених выглядел великолепно. Он балагурил, немного выпивал, строил планы совместной жизни с той, что сияла от счастья. Короля делает свита, это всем известно. Показав будущей жене своих друзей, Туманов не ошибся, ребята были серьёзными, целеустремлёнными. К тому же первый финансовый успех Тихомирова как бы подчёркивал направленность целей и самого Сергея, его друга. Лёшка к тому времени уже имел своё дело и неплохо зарабатывал.
   Мать Туманова тоже была серьёзной женщиной, она работала на промышленных складах, имела хорошую репутацию. Брат жениха, старше на четыре года, внешне очень похожий на Серёгу, только более крепкий, атлетического сложения молодой человек, уже был женат, и его семейная жизнь складывалась вполне благополучно. Чем не положительный пример младшему брату?   
   Алексею тогда от чего-то стало грустно. Он, вдруг,  пожалел эту дурёху, радующуюся подвалившему счастью, да не знавшую, что слова не всегда подкрепляются делом. Ему хотелось сказать Туманову: «Брось, дружище, остановись. Отложи свадьбу на год, ради неё, ради себя. Ты должен за этот год доказать себе, что чего-то стоишь. Пропусти трудности сквозь сердце, пусть они укрепят твой дух».
   Но, конечно же, ничего такого не сказал. А вдруг Сергей всё это продумал сотни раз? Может, он давно уже изменился, смог заставить себя побороть страх перед трудностями? Может, он научился не искать лёгких путей? И тогда он обидится на слова приятеля. Зачем обижать его в такой прекрасный день?
    Да и какое ему дело до Серёги? Тут своих забот не в проворо. Открыв собственное предприятие, Тихомиров пожинал первые плоды от недавно разрешённого в стране капитализма. Он, неожиданно почувствовал себя богачом – деньги потекли к нему сладким потоком, мёд в кисельных берегах.  Мысли его постоянно сбивались на то, как ещё лучше обустроить собственное дело, как заработать ещё больше. Чего ему грустить из-за того, что двое приняли решение начать совместную жизнь? Радоваться надо.
   Чем дальше, тем реже встречались старые приятели. Время, стремящееся сквозь них бурной рекой, разносило их дальше и дальше друг от друга, раскидывало к разным берегам.
   Вот Кирш собрался  навсегда в Германию,  его семья уже получила документы на въезд. Многие немцы в те годы, приняли решение уехать в незнакомую им страну, поняв, что собственное государство бросило своих граждан в трудное время.
    Германия с радостью принимала этнических немцев. Только и слышно было каждый день об отъезде то одних, то других знакомых. Срывались огромными семьями: четыре поколения - старики, их дети, внуки и даже правнуки, ещё толком не выучившие русского языка
    Старики, оставлявшие здесь могилы близких, открыто плакали: «Едем умирать на фатерлянд». Им было тяжело покидать землю своей юности. Плакали их дети - пятидесятилетние мужчины и женщины, не верившие в то, что родное государство поможет им  в той трудной экономической ситуации, в которой оказалась страна после реформ. Они боялись погибнуть здесь с голода. Внуки не плакали, надеясь на молодость, которая сможет привести их к успеху в чужой, пока ещё, стране. Правнуки и вовсе ничего не понимали. Они улыбались, радуясь жизни.
   Кирш упорхнул, как птичка. Самолёт унёс его в западном направлении, и он обещал писать друзьям. Этот писарь в итоге прислал парочку писем, исчерпав весь свой заряд усидчивости. На большее сил у него не хватило.
   Алексей несколько лет был увлечён развитием собственного бизнеса. Потом долго решал семейные проблемы, и все эти годы Туманов не появлялся на горизонте.
   Их следующая встреча длилась не более двух минут. Но нехороший осадок от неё остался на несколько лет.
   Алексей в тот год работал в крупном универмаге, заместителем директора. Директор – женщина старой закалки, не глупая, понявшая, что не будет возврата к прошлому – приняла к себе Алексея заместителем, чтобы вытащить магазин из кризиса. Тихомиров принёс в универмаг новые методы работы: он организовал поставку и распределение продукции так, что за короткое время убыточное предприятие стало давать хорошую прибыль.
   В один из обычных рабочих дней он находился в кабинете директора, где обсуждал текущие проблемы. В какой-то момент дверь раскрылась, и в кабинет вошёл улыбающийся Туманов. В длинном чёрном кашемировом пальто и какой-то необыкновенной шляпе. Со стороны его можно было принять за франтоватого молодца, имеющего шальные деньги в тугом кошельке. Да вот, уловил Лёшка с первого мгновения, что Серёга находился «под шафе». Пальтишко было ему великовато, с чужого плеча – себе обычно покупают по размеру. Шляпу с большой натяжкой можно было принять за арт-шедевр оригинального владельца. Хотя Тихомирову она показалась просто безвкусной. Но может кому-то она, действительно, казалась необыкновенной.
   Туманов не ожидал увидеть в кабинете своего старого дружка.
- Нина Васильевна! Не заняты? Здравствуйте, здравствуйте! – расплылся в улыбке он, решительно зашагав к столу директора. Тихомиров понял, что директор и Серёжка знакомы, при том давно.
   Тут Серёга на секунду замешкался, увидев Алексея.
- О! Привет! – обрадовался Тихомиров, встав, протягивая руку приятелю. – Ты по какому делу?
- А ты?
- Я работаю здесь. Замом у Нины Васильевны.
- А я вот как раз к ней.
- Здравствуй, Серёжа, - ответила директор. – Как мама?
- Очень рад вас видеть Нина Васильевна. Спасибо с мамой всё нормально. А я чего зашёл-то. Тут рядом на рынке, один знакомый хороший бизнес предлагает. Есть у него товар, исключительный! – Серёга покачал головой и прицокнул языком. Он говорил без остановки, может, не хотел, чтобы Алексей вставил слово? – Заработок процентов двести! Притом очень быстро. Верняк. Я ему говорю, подожди, мол, у меня всех денег с собой нет, давай завтра выкуплю. А он не хочет. На лету, говорит, выхватят. Только свистни. Дал ему большую часть, уговорил подождать пять минут и бегом к вам. Перехватить недостающую сумму.
   Алексея покоробили его слова. Стреляного воробья на мякине не проведёшь.
Встречал Лешка бизнесменов-неудачников, хватающихся  за сомнительные виды сделок, как за соломинку. Такие горе-коммерсанты видели и слышали лишь то, что было приятно их ушам: баснословные прибыли от быстрых сделок. И часто становились жертвами аферистов.
   Но сейчас был даже не тот случай! Всем своим видом Туманов хотел показаться  обеспеченным человеком, не будучи таковым. Что уж говорить, и выглядел он вовсе не как деловой человек. Пускал пыль в глаза! Не поверил Тихомиров ни единому его слову! Врёт всё. Нет никакой сделки, нет вложений, нет прибыли, нет ничего. Просто, ему позарез нужны деньги, притом, скорее всего, на гулянку. Вон, ещё не просох с прошлой. Время сейчас рабочее, а он выпивший.
    Словно бы угадав мысли Алексея, Сергей сказал:
- У приятеля был час назад, уезжает навсегда в Неметчину, провожали, выпили немного.
   Он говорил и, улыбаясь, смотрел в глаза собеседнице, подталкивая её к какому-нибудь ответу, скорому решению.
- Ага, ага, - кивала головой директор, так и не уяснив с первого раза суть его проблемы.
- Вы мне займите, пожалуйста, Нина Васильевна, - Туманов назвал сумму вроде бы и не маленькую, но в то же время, нельзя сказать, что большую. Такую, которую человек с деньгами всегда сможет безболезненно отдать.
   Лёшка, догадываясь, что возврата этим деньгам в лучшем случае не будет очень долго, а вернее сказать – никогда, делал большие глаза Нине Васильевне. Та на мгновение задержала взгляд на своём заме. Лешка отрицательно покачал головой.
   Она взглянула на Туманова, колеблясь. Туманов мило улыбался, вертя шляпу в руках. Просто рубаха-парень.
- Нина Васильевна, вы мне не верите?
- Верю, верю, отчего же… - она нехотя потянулась за кошельком. Кредит доверия к его матери сработал.
   Алексей вышел в коридор, оставив их вдвоём. Он намеревался поговорить с Сергеем хоть пару минут, расспросить, как складывается его жизнь, чем он сейчас занимается. Что ему чужие деньги? Если они знакомы, пусть сами разбираются.
   Туманов в скором времени вышел из кабинета.
- Ну, как жизнь? – начал разговор Лёшка. Несмотря на то, что он не поверил ни одному слову друга, всё же не хотел считать его законченным обманщиком и подлецом. Запутавшимся в делах, может быть.
- Всё нормально, - на ходу отвечал дружок, оставляя за собой шлейф запахов недорогого одеколона. – Тороплюсь, извини. Работа отличная, сейчас такие дела пойдут! Ого-го!
- Как жена? – спросил вслед Тихомиров.
- Какая жена? Развелись давно. Ну её, всё ей не так. Успела второй раз замуж выскочить.
- Вот как? Кирш звонил…
   Но Серёга уже не слышал Тихомирова. Алексей постоял некоторое время у большого окна магазина, наблюдая, как Сергей, путаясь в длинных полах пальто, весело бежал по улице. Обидно сделалось Лёшке, что вот так задёшево распродаёт себя старый приятель. От чужих денег, даже если разбогатеешь, счастлив не будешь. Как от дешёвого одеколона долго ещё будет тянуться за тобой шлейф горечи чужих денег.
    Неприятно было на душе и оттого, что видел Тихомиров – схема у Сереги отработанная. Гладко завирает, уловки  изучил, знает на что слушателя взять.
-Э-э-эх! – вздохнул Алексей.
   Денег, конечно же, своих Нина Васильевна больше не увидела. Серёга тогда пропал надолго.

   И вот сейчас, спустя шесть лет, Тихомиров увидел его – жалкого, опустившегося человека. Боже мой! Что с нами происходит?
   Туманов подошёл к Алексею.
- Привет, Серёга!
   Серёжка, не протянул первым руку, боясь поступить не правильно. Теперь же, поняв, что старый дружок, обращается с ним на равных, улыбнулся и, протягивая руку в приветствии, заговорил:
- Привет! Ага. А я иду, не пойму: ты, не ты? Поправился, округлился. Ага. – Он завистливо осмотрел Лешку с головы до ног.
   Хотя чему завидовать-то? Тихомиров был одет просто. Не богач он уже, каким помнил его Сергей. Да и богачом-то не был никогда: так, водились некоторые деньжата. Эти первые деньги просто казались громадными в момент начала перестройки, когда миллионеров ещё не было, а большинство граждан продолжало трудиться на государство, хотя цены становились всё недосягаемее с каждым месяцем.
- Да, есть маленько, набрал парочку килограммов, но слежу, слежу, - засмущался Тихомиров.
- А я с дачи еду, - выдал неожиданно Сергей.
   Лёшка сделал удивлённые глаза: какая дача зимой, метели, морозы?
- Это. Я с такой женщиной живу, закачаешься! – продолжал Туманов. – Дача её, оборудована для зимнего проживания. Ага.
   Врёт! Чтобы его внешний вид не смутил, придумал какую-то дачу. Ну, положим, про женщину правду сказал, живет, скорее всего, с кем-то. Но насчёт её достоинств очень сомневаюсь… Эх, Серёга, опять врёшь? Скажи правду, как есть. Пусть будет от правды горько, но враньё всегда всё портит, - думал Лёшка.
- Это. Ем, что хочу. Как сыр в масле катаюсь. Она, как его, утром мне кофе в постель приносит, - Серёжка улыбнулся, подмигнул. – Ага, выпить всегда ставит. Делаю, что хочу! – Он вошёл в раж, продолжая хвастаться так, как будто перед ним кто-то из таких же бедолаг, как он сам.
- Ага. А сама-то! – он покачал головой, изображая радость от её внешних достоинств. – Подходящая! Для жизни, это, подходящая уж очень. Ко мне так нежненько подходит, Серёженька, говорит, котик мой. Ха-ха-ха, - засмеялся Туманов.
   Лешка не проявил эмоций от рассказа Туманова, и тот понял, что хвастался не о том.
- Это. Я сейчас устраиваюсь на очень хорошую работу.- Он подмигнул, как будто они были соучастники. - Ага. Мне сказали, чтобы через неделю выходил. Вот, это, погуляю недельку, отдохну, как следует, и пойду, подыхать. Ага. От работы ведь кони дохнут? Ха-ха-ха, - засмеялся он собственной шутке, широко раскрыв рот. – Ха-ха-ха!
   Туманов засмеялся и Лешка. Невольно взглянув на его язык, ужаснулся. Он ни разу в жизни не видел, чтобы у человека был язык такого странного цвета: неестественно жёлтушный, в серых разводах, покрытый слоем какой-то коросты. Словно хозяин его был страшно болен неизвестной Тихомирову болезнью.
    Может, какая инфекция?  Или его внутренние органы, уже разлагающиеся, посылали сигнал бедствия, покрывая язык слоями мертвенной слизи. Отвратительное зрелище.
   Лешка отшатнулся, но тут же взял себя в руки, не желая обижать старого дружка. Он сделал вид, что согревается, помялся, похлопал себя руками.
- Это. Что, холодно? Вроде сегодня денёк – хоть куда!
- Так-то так, только давно стою.
- А чего стоишь тут?
   Тихомирову не хотелось говорить Серёге о том, что он здесь работает, но и врать не желал.
- Работаю неподалёку.
- В магазине? – оживился Туманов.
- Нет, на складе, здесь в пристройке. Склад не мой, - поспешил добавить он, - я всего-лишь кладовщик.
- А-а. Понятно. – Потерял интерес Туманов. - Это, так вот, баба моя… - продолжил он.
- А я у Кирша был недавно в Германии, - намеренно перебил его Алексей, пытаясь всколыхнуть в старом приятеле память детства и всей той чистоты, присущей этому возрасту.
- Ну, и как он там? – отвлёкся Сергей.
   На мгновение взгляд его стал вполне нормальным. Тихомирову показалось, что ещё парочку усилий и Серёжка сбросит с себя, как старую одежду, неискренность. Очухается. Расплачется и вновь обретёт самого себя и целый мир в придачу. Лешка обрадовался и продолжил:
- Да как? Знаешь, как в Германии? Пашут целый день за ту зарплату, что им платят. Немцы зря денег не дают, строго спрашивают. Он – кровельщик, окончил профессиональное училище. Работа летом есть, зимой нет. Отец и сестра с ним живут. Отцу признали его инженерный диплом, иногда городские власти привлекают его на работу. Сестра работает воспитателем.
- Ирка?
- Да, Ирка. Фрау Кирш. Зарабатывает больше чем брат или отец.
- Это. А мать его?
- А мама  летом умерла. Там и похоронили, кладбище от них в ста шагах. Красивое, ухоженное.
- Жалко. А мне много раз здесь предлагали, давай женись на немочке, хоть завтра в Германию, - опять начал хвастаться Серёга. – Ага. Я сейчас если нужно, эту бабочку брошу. Найду немку и в любой момент махну в Германию. Там, таких как я ценят. Ха-ха-ха!
   Его взгляд опять помутнел, глаза забегали. Привычка оказалась сильнее натуры.
- Ну, ладно, Сергей, пока. Я на работу опаздываю. Кланяйся от меня своей матери.
  Лёшка, помахал ему рукой. Он побрезговал во второй раз подать руку, боясь той странной болезни (или состояния), в которой пребывал его старый приятель.
   Желтуха? Или нет? Цвет лица не здоровый, но белки глаз вроде бы светлые, – рассуждал про себя он. Может цирроз печени? Тьфу. Да, что я рассуждаю, будто доктор какой? Я ведь ничего в болезнях не понимаю. А вдруг, он лечится, и пьёт какие-нибудь таблетки, и вид у языка такой ужасный от этого?
   Серёга перехватил в другую руку пакет, в котором зазвенели пустые бутылки.
   Хотя, скорее всего, нет. Не лечится он. Бутылки собирает по подворотням. Пьёт. По чёрному пьёт, всякую гадость, от того и язык его такой страшный.
   Никакого лаваша Алексею уже не хотелось. Теперь аромат свежего хлеба стал ему даже неприятен. Мысль о еде вызывала тошноту от воспоминаний омертвевшего желтушного языка..
   Лешка уже через двадцать секунд был на складе. Выглянув в окно и, прищурившись от блестевшего снега, разглядел Туманова. Тот шёл, озираясь по сторонам, втянув голову в плечи. Вот остановился возле урны и привычным движением быстро достал оттуда бутылку. Вытряхнул из неё остатки жидкости, засунул в пакет и деловито зашагал дальше. По сноровке, видно было, что эту процедуру он проделывает не первый раз.
    Алексей расстроился, и целый день его мысли возвращались к Туманову, каким Сергей предстал перед ним сегодня. Да разве могли они, двадцать пять лет назад, даже предположить, какое будущее предначертано каждому из них?
    Белокурыый, голубоглазый, послушный матери Сергей, похожий на ангела – в кого он превратился? Что за несправедливость? И ведь хотел помочь, пытался оживить его ум. Всё бесполезно. Серёжке нет дела ни до чего.
   Алексей разволновался. Вспомнилось детство. Стало грустно.
   Но жизнь брала своё. Работа, семья, ребёнок всё это закружило его в хороводе забот, обязанностей, ответственности. Постепенно он забыл о Туманове. Будни стёрли из памяти неприятную встречу. Лишь изредка, увидев чей-нибудь язык, Лешка вспоминал желтушно-бледные пятна на языке Туманова.
   У него даже появилась навязчивая идея: он старался обратить внимание на язык любого собеседника, для того, чтобы увидеть ещё хоть у кого-нибудь желтушные коросты. Но ни разу ничего подобного так и не приметил. Навязчивая идея незаметно исчезла. Серёжка вновь стал забываться.
   Город продолжал жить своей напряжённой жизнью. Пыхтели заводы, коптя небо клубами серого дыма; школы, больницы, магазины, кафе, открывали по утрам свои двери. Люди рождались и умирали, женились, разводились, возвращались и отправлялись в путь. Одни работали с утра до вечера, другие бездельничали, третьи промышляли воровством.
   Преступность достигла небывалых масштабов. Наркоманы совершали дерзкие преступления ради денег, на которые могли купить очередную дозу. Квартирные воры, уличные грабители, аферисты разных мастей держали простых горожан в постоянном страхе. Люди боялись людей. Не иноземных захватчиков, не оккупантов, а своих граждан, обычных на вид горожан, прячущих до момента злые намерения под маской добропорядочности.
   Случались и убийства. Зимой неизвестными была убита в своей квартире целая семья, четыре человека. Муж и жена занимались предпринимательством. Ясно, что убийцы искали деньги. Газетные статьи часто напоминали сводки боёв: погибшие, раненые, вид оружия. Насилие захлёстывало общество.
   Лешка очень переживал за свой склад. Он тщательно запирал замки, проверял крепость металлической двери. Иногда, когда склад уже был закрыт, он проходил мимо его окон, прислушиваясь к звукам изнутри.
    Но Бог миловал, и пока ничего плохого не происходило. Каждый день разгружались машины с товаром, каждый день торговые агенты забирали свои заказы, обновляя товарные остатки. Лешкина тёща изо дня в день заполняла пачки накладных. Петрович трудился аки пчела. Всё, как положено.
   Пришёл март. Яркий, смешливый, искрящийся.
   Днём снег подтаивал, становилось жарко в зимних одеждах. Заканчивались катания на санках и лыжах, все торопили весну. Хотелось видеть первую траву, маленькие нежные листочки тополя, как бы покрытые восковым налётом, вдыхать сладкие запахи тёплых ветров, прилетающих в город издалека месте с перелётными птицами. Ночью зима иногда ещё продолжала швырять снег на улицы, кусала морозцем прохожих, сменивших шубы на пальто, леденила дороги. Но она окончательно уступила дорогу мартовским ветрам.
   Однажды Лёшка, как обычно, разгружал машину с товаром вместе со своими помощниками. Работа спорилась. Бойко таскали коробки, ящики с водой и соками, упаковки с йогуртами. Всё, как всегда.
   Алексей носил ящики наравне со своим грузчиком, два торговых агента, оказавшихся на складе, помогали. Они уже отпустили грузовичок, выставив товар на пандусе. Попеременно сменялись, чтобы кто-то один наблюдал за коробками, а остальные заносили продукты в хранилище, петляя по узкому коридору.
- Так. Это что? – спрашивала тёща.
- Ассам, 125 граммовая пачка.
- Неси туда. – Показывала она рукой.
- Это? – спрашивала она следующего.
- Цейлонский. 250.
- Ставь здесь. На вторую полку. -  Она заносила приход в свои тетради, сравнивая записи с накладными.
   Когда Лёшка, водрузив на плечо очередную коробку, отходил от пандуса, он неожиданно заметил Туманова.
    Два здоровенных детины с угрюмыми лицами сопровождали его. Тот, что справа, жёстко держал Сергея за руку, выше локтя. Так, чтобы Туманов не убежал. Он и не думал бежать. В его взгляде читалась полная покорность судьбе. Но не тихая чистая покорность праведника, ожидавшего радости от страданий, а плаксивая  слабость сдавшегося человека, трясущегося от взгляда волкодава. Покорность жулика, не первый раз пойманного за руку и оттого знающего заранее, что его будут бить. Многие люди вообще любят бить тех, кто уверенно не даст им сдачи.
   Было понятно без всяких объяснений, что эти двое явно выжимают из Туманова деньги.
   Бандиты, – подумал Лешка. – Зачем Серёга привёл их ко мне? – Он не сомневался, что приятель неспроста пришёл сюда. Эти двое с угрюмыми лицами похожи на грабителей, на уголовников, открыто высматривающих чем бы поживиться.
- Этот? Ну? – жёстко встряхнув Серегу за руку, спросил один из волкодавов, кивнув в сторону Алексея.
- А-а-а, - Сергей плаксиво сморщился, втягивая голову от удара. Его глаза блестели от страха.
- Лёха-а-а, - обратился он к Тихомирову, обнажив жёлто-серый налёт языка.
   Ой, ну зачем он привёл их сюда? Будет деньги просить. Станет плакать. Дам деньги – наведу на склад этих молодчиков, да и Туманова приважу. Ещё раз обязательно придёт, и может быть снова не один, – рассудил Тихомиров, замешкавшийся на мгновение с коробкой на плече.
- Деньги? – нарочито жёстким голосом спросил его Лешка. – Нет, Сергей, денег нет, и не проси.
   Серёга совсем сник. Алексей удобнее перехватил коробку и зашагал под крышу магазина.
   Нет, ну надо же! Привёл сюда молодчиков! Чего доброго обчистят ночью склад – у меня и сигнализации-то никакой нет, - думал Алексей.
   Когда он входил в двери склада, ему послышался звук, похожий на оплеуху и затем вскрик. Тихомиров напрягся.
- Так, у тебя что?  - спросила его тёща.
- А? – встрепенулся задумавшийся Лешка.
   Тёща приподнялась из-за стола, читая надпись на коробке.
- Вижу, вижу. Зелёный чай.
- А-а. Да, зелёный, - ответил Алексей, пытавшийся понять, что значат те звуки, которые он только что слышал.
- Клади зелёный подальше. Его меньше берут, - распорядилась тёща.
   Алексей понёс коробку в дальний угол, поставил её на полку. Что-то подсказывало ему, что он слышал именно звук удара, и вскрик был, как от боли. Серёжка?
- Алексей, это твой знакомый, что ли? – спросил его один из агентов, шедший вслед за ним.
- Знакомый. Да только не виделись давно. Изменился очень.
- Эти двое его сейчас очень сильно били. Да всё в голову.
- Били?
- Ещё как били. Видно украл что-то, вот и пришёл к тебе денег просить, чтобы им вернуть.
- Украл, думаешь? Не навёл сюда их?
- Нет. Не похоже. Скорее всего, украл. Или занял у кого-то и не вернул, а тут попался, вот и водят по знакомым, чтобы рассчитался.
- Так он просто денег перехватить хотел! А я-то думал бандиты… - Лешка быстро вышел на улицу. Яркий снег и солнце ослепили глаза после долгих тёмных коридоров. Тихомиров остановился, привыкая к дневному свету.
- Петрович, – обратился он к грузчику, стоявшему возле ящиков и коробок, – тут двое парня под руки повели. Куда? В какую сторону?
- Это те, что били, которые?
- Ага.
- Так вон туда и направились, Алексей Батькович, - Петрович показал в сторону рынка.
   Тихомиров пошёл в направлении, указанном грузчиком. Алексею стало нестерпимо стыдно, что он не помог своему старому приятелю.
    Да плевать на эти деньги треклятые! Никогда их не хватает, всё думаешь, на то надо и на другое, на третье. И всё работаешь, а их нет и нет. Да и пусть! А Серёжка пришёл сюда, потому что нет у него больше никого. Ведь на меня понадеялся. Никто ему уже не занимает, зная наперёд, что возврата больше никогда не будет. Ну и пусть не будет возврата, не думаю, что сумма уж слишком велика. Надо выручить его. Надо.
   Тихомиров вышел на то место, где последний раз разговаривал с Тумановым. Отсюда был прекрасный обзор. Улица, пешеходные дорожки, рынок – всё хорошо просматривалось. Алексей всматривался, но никак не мог найти среди толпы три фигуры, идущие рядом. Он вертел головой из стороны в сторону, не веря глазам. Вроде бы и времени немного прошло… Но, увы. Туманова он так и не увидел.
   Алексей вернулся к складу и продолжил разгрузку. 
   Через некоторое время он ещё раз вышел на улицу и простоял, в надежде увидеть Туманова. Внутри заныла тонкая, не дающая покоя боль.
   Да что же я? Как же так? Почему я сразу не помог Серёжке? – терзали его мысли. – Как я мог отказать ему в помощи? Ведь они били его. Судя по выражениям их лиц, таким наносить увечья людям причиняет нисколь не страдания, а напротив – радость. Ещё и идеологию подведут под свои действия, мол, от мусора очищают общество. Для них Туманов – букашка. Таракан. Именно таракан, такой же противный и бесполезный.
   Прошло немало времени. Яркость момента погасла.
   Тихомиров перелистывал страницы дней. Менялись краски, персонажи, декорации. Вот и большой город уже втянул его в своё нутро, прорезанное артериями улиц.
   Нет уже маленького рынка в провинциальном городке, есть только память. И каждый раз, когда она возвращает его мысли к маленькому бакалейному складу полному сладковатых запахов индийского чая, он вспоминает жёлтые коросты на языке старого приятеля и его жалобный голос:  Лёха-а-а…  Лёха-а-а…  Лёха-а-а…  Лёха-а-а…    

Желающие почитать книгу, пишите на эл. почту sa8486собакаmail.ru