В третий раз, спросив у доктора на кой "такой" мне нужно идти в областную поликлинику, если отец проживает в городе и числится в городской, получил ответ, что там и только там мне помогут. Здесь, к сожалению, уже не в силах. Спорить с белым халатом оказалось так же бессмысленно как с краповым беретом. Иду, куда послали.
В регистратуре меня встречают лисички-сестрички.
- К Булгакову, на прием? - смотрят в глаза, улыбаются. - Да вы что! К нему только по записи. На этот год уже все расписано. Приходите в следующем.
Ага, думаю, конечно, вот только куранты пробьют "двенадцать", так я сразу к вам.
- Еще варианты есть?
Оказалось, есть еще вариант взять номерок, но это можно сделать только в четверг и только утром.
Наступил четверг. Чую неладное, встал в 4, приехал в 5, занял очередь. О чудо - я третий! В 8 утра та же самая лисичка-сестричка мне говорит, что номерков нет, и не бывает, и вообще к Булгакову только по записи... Более того, мне номерок не положен, потому как отец проживает в городе и числится в городской поликлинике... Может быть, все так оно и есть, но отцу нужна эта операция и нужна как можно скорее. Я смотрю на нее счастливыми глазами и говорю:
- Солнышко, а ты не помнишь, как сама меня сюда послала?
Она поднимает глазки, узнает меня и быстро их опускает.
- Не помню! Вас много, я одна!
- Ах, не помнишь? Я сейчас у тебя один и на всю жизнь буду!
Лисичка снова подняла глазки, мило улыбнулась и добавила:
- Булгаков принимает во втором кабинете с 10, и вы можете сами пойти с ним договориться.
В 10 утра оборону второго кабинета держало человек двадцать. Вооруженные палками и костылями люди молча ждали своей очереди. Я подошел, вежливо поинтересовался кто последний. Толпа вопросительно посмотрела на меня и спросила, а что у меня в номерке написано. Я промолчал.
Я понял, что доктор примет всех, кто записан на сегодня, а вот примет ли он меня, я узнаю часа через четыре, когда пройдет вся очередь. А если не примет, то мы с ним увидимся когда-нибудь в следующем году. Мне опять придется приехать в Псков и вставать ночью, чтобы отстоять очередь за номерком.
Мне стыдно, но сидеть еще четыре часа в неведении только потому, что я хороший, добрый и безотказный мне надоело. Под всеобщие крики и ругательства, я быстро вошел в кабинет. За мной следом ворвался какой-то мужик и, негодуя, выкрикивал, почему я влез без очереди.
Еще с детства я усвоил, что если сильно не прав, то лучше никому ничего доказывать и ни в коем случае не пытаться оправдываться. Люди чувствуют ложь и слабость. Я был готов, что меня сейчас силой выпихнут обратно. На случай толкотни, я расставил ноги на ширине плеч и спокойным и невозмутимым тоном заговорил с доктором. Доктор что-то начал отвечать, а мужик за моей спиной, не получив ни отклика, ни поддержки, потихоньку попятился назад и вскоре видимо вышел.
Я думал, что я не прав и сгорал со стыда, пока не взвесил ситуацию. Я точно знаю, что Номерок, которого у меня не было, гарантировал прием в этот день. И пускай я отнял у двадцати человек 10 минут (полминуты на каждого), они могли отнять у моего отца несколько месяцев.
Когда наши интересы идут в разрез интересам общества, нам проще и правильнее смириться и терпеть. Ведь нас так нас учат в семье, в школе, на работе. Потому, что так правильно. А что такое "правильно"? Правильно, это так, как нужно большинству, то есть определенной группе людей, в данном случае двадцати совершенно незнакомым мне лицам, которые объединились с одной целью - не пустить меня вперед. Но то, что нужно этой группе, лишает меня моего блага. Я верю, что мне подарили жизнь для того, чтобы я выполнил определенную цель. Все люди разные и цели у всех разные. Так как моя личная цель не является служением обществу, я ставлю свои личные интересы выше. Мне не стыдно. А вам?