Субботнее утро

Леонид Глаголев
 Она спала, заслонив половину лица ладонью, как будто пытаясь и во сне защититься от внешнего мира, но каждую ночь спала очень чутко; было ли это внутренней потребностью Её натуры сохранять контроль над собой и окружением, или привычкой, доставшейся Ей от беспокойного детства - кто знает! Почти любой шорох под утро с моей стороны Её будил, и тогда заснуть Ей было очень непросто; казалось, что спит; но потом будним вечером Она с какой-то обречённой усмешкой признавалась - а я два часа не могла заснуть; так, часик подремала, выключила будильник, стала готовить завтрак...   
  Этот будильник, маленький, с пронзительным комариным писком, мы приобрели давным-давно, когда переехали в отдельную служебную квартиру, и который нам на самом деле не был нужен; Она каким-то звериным чутьём угадывала утро, и за десять минут, за пять, за минуту, но всё равно раньше его просыпалась, аккуратно блокировала  запрограммированное комариное звучание, готовила завтрак на двоих, и уже потом запах чудесного, сваренного по-турецки кофе, пробуждал и меня.
  Мы вместе завтракали, вместе покидали нашу небольшую уютную квартиру, минуту спустя расходились каждый своей дорогой навстречу шумящему моторами и деловой сутолокой рабочему утру. Она обязательно оглядывалась напоследок, чуть улыбалась, и я нёс эту улыбку в памяти до самого троллейбуса. Была какая-то особая тревога в улыбке - а ты вернёшься?.. а вдруг?.. а как же я? - и мне не раз и не два за день потом вспоминалось, вспоминалось до шага, до последнего Её взгляда начало утра,  и неизъяснимой теплотой заливало всего, и так, работая от волны до волны, захлёстывающей меня несколько раз памятью об этом, проходил весь рабочий день.

  Но сегодня - суббота, Она мирно лежит рядом со мной, Её контроль над временем выключен удивительным особым женским подсознанием, мы на даче, и я стараюсь не шевелиться, чтобы лишний раз не потревожить мирный Её сон, и, лёжа, всё вспоминаю тот день, когда впервые состоялась наша встреча.

  Это случилось зимой вечером в большом провинциальном городе, я выходил за проходную и сразу увидел Её. Шёл мелкий, редкий снег, было холодно; Она несла какую-то большую коробку, перевязанную яркой алой лентой с бантом, наверное, подарочную; микроскопическая сумочка на длинном ремешке наискось болталась по шубке; в левой руке под ворохом газет угадывался огромный букет цветов. Но за десять шагов, в сумерках, под неверным светом тусклого придорожного фонаря, мне почему-то привиделась фигурка героя старого доброго мультика Винни-Пуха, а буквально через три шага я внутренне рассмеялся над собой и поразился торопливой сосредоточенности Её походки.  Мы встретились на узкой, протоптанной по снегу тропинке, тротуар не успели очистить,  мне надо было немедленно уступить и свернуть в сугроб, но я не уступил. Она недоуменно, страдальчески остановилась - я столько несу, невежа! - но я протянул руки к коробке и букету и заглянул под меховой капюшон...
  Потом впоследствии Она неоднократно вспоминала памятный вечер, опасалась, что не успеет вовремя дойти до остановки, цветы замёрзнут; с тяжёлой неудобной коробкой надо останавливаться и отдыхать, уже два автобуса Её обогнали...
  Мы немедленно перешли сугробы и зашагали по проезжей встречной. Машин было мало, мы их сторонились и пропускали; коробку несли вдвоём, и мороз как-то уже не чувствовался.
  Я потом пытался для себя решить задачу: как бы повернулась моя жизнь, если бы не этот знаменитый мультик, если бы не тротуар в сугробах, если бы не меховой капюшон и намечавшийся День рождения Её подруги... да и вообще, если бы я не задержался за своими чертежами в отделе на полчаса? Куда бы повернулась моя жизнь, нашёл бы я Её?
  Ответа я так и не получил, и всё моё материалистическое воспитание, вложенное в меня со школы, технические дисциплины, с неподдельным детским интересом изучаемые там же и несколько скептически впоследствии в институте, весь мой жизненный опыт до и после этой встречи так и не помогли - и даже не доказать, нет! - хотя бы объяснить случившееся. А ведь это много важней, важней всего, что было со мной, да и что будет, что свершится потом; по капле, с годами приобретаемое и складываемое в грандиозную гору мировоззрение со всей его доказательной базой, блистательным учёным миром и чудесными открытиями оказывается ничтожно малым перед случаем, и случай этот, когда только мгновенный взгляд в глаза определяет будущее, до сих пор смеётся надо мною...

  И вдруг вспомнилось, что сегодня - суббота, что Её особое чувство контроля сна выключено, что будильник остался в Москве. И всё же очень осторожно, с опаской поднимаюсь, ухожу на веранду и тихонько закрываю двери, продолжаю вспоминать и вспоминать Её взгляд, Её тревогу перед нашими временными расставаниями в будни. Память услужливо возвращает меня в год рождения ребёнка, мы вместе возимся с ним... и вдруг меня как током пронзают Её слова - ну разве ты сможешь бросить это чудо?
  Я оторопело спрашиваю - а почему ты думаешь, что именно я на такое способен? Как бы внутренне сдерживаясь, получаю обескураживающий ответ: многие мужчины после рождения ребёнка уходят, семьи распадаются... Она старается не смотреть мне в глаза, но по ноткам Её голоса я догадываюсь, что по этому поводу было передумано немало.
  Но тут я как-то сразу пересаживаю ребёнка с Её колен на свои, шутливо, вслух делю уже наметившиеся черты детского личика на нас двоих... а носик всё же твой, да и глазки твои, а вот молчаливостью и сосредоточенностью он в меня, да и в целом лицо моё. Она успокаивается, подсаживается к нам, тянет руки к нашему общему сокровищу. А сокровище решает непосильную задачу: на ком лучше восседать, и так и не решив, хлопает доверчивыми, широко открытыми глазёнками то на меня, то на Неё, улыбается и заставляет нас улыбнуться тоже...

  Утро набирает силу, я открываю окошко веранды, и меня как-то сразу пленяют звуки и запахи нашего сада. Влажная, какая-то упругая свежесть как будто касается моего лица, и вместе с нею в комнату входит тончайший аромат плетистых роз, высаженных мною прямо перед полосой оконного остекления веранды. Всего три куста, но они разрослись, им уже лет двадцать. И я начинаю вспоминать ту дождливую осень, когда покупал на выставке неказистые прутики, и Она тогда поинтересовалась: что за грязное недоразумение в пакете?
  Это были первые розы, которые я высадил на даче для Неё; потом приобретались саженцы яблонь и ягодных кустарников, роз всевозможных сортов и расцветок, декоративных растений, высевался газон, и уже с трудом помнилось, по какому случаю и чем мне удавалось радовать Её на нашем клочке земли; даты забывались, года летели, но отдельные моменты запомнились совершенно ясно, как будто это было вчера. И мне до сих пор чудится, как раскрывался первый розовый бутон... как на следующий год было уже больше десятка цветков... потом больше и больше, и в какой-то из июлей я дошёл в счёте до тысячи и сбился.

  ...как же: в том огромном букете зимой, когда я впервые встретил Её, были тоже розы, и неосознанно пришло решение однажды положить к Её ногам столько роз, чтобы можно было сбиться со счёта, и чтобы с каждым годом это повторялось...
  Теперь это случилось: в целом облаке роз с конца июня утопает наша веранда и, если открыть окна, то некоторые плети, упирающиеся в стёкла, окажутся в комнате, и тогда возможно наслаждаться божественным нектаром королевских цветов, сидя за столом, и отцветшие лепестки будут падать на субботний завтрак. И я начинаю открывать окна на веранде - все до одного! - и плети роз уже касаются моего лица, и я тороплюсь, плети царапают мне руки, но я могу не успеть, нужны розовые лепестки на столе, и как можно больше, нужны бутоны роз над Её стулом.
  Я знаю, Она проснётся вот-вот; за прожившие почти тридцать лет с Нею, я научился почти до минуты чувствовать Её пробуждение; мне захотелось вспомнить выражение Её лица, какое я видел тогда... да, что-то мелькнуло на Её лице, что-то неуловимо-восхищённое, похожее на краткое, восторженное удивление из-под смешного мехового капюшона в тот морозный зимний день, когда я протянул свои руки к Её занятым рукам.

  Пока мне не удалось этого достичь; иногда всё же кажется, что решение задачи нашей первой встречи стало целью моей жизни, и само решение где-то рядом, очень близко; я ищу и ищу возможности, которые заставят Её обронить на меня такой же взгляд, и вот сегодня, может быть, через минуту, Она войдёт, посмотрит на наши розы над столом, окинет тем взглядом меня, и я, наконец, вспомню, вспомню именно то выражение Её лица, именно тот вопрос Её глаз, когда падал мелкий, редкий снег, и было очень холодно...
 

                21. 08. 2013.