«…Прощайте, красотки, прощай небосвод,
Подводная лодка уходит в поход…»
Была такая песня про подводников.
Подводная лодка, сокращённо ПЛ, как любой военный корабль, населён молодыми офицерами и матросами, женщин на них нет. Хотя, в свете новых веяний, вполне допускаю, что на камбузе кашеварит какая-нибудь дива в матросском одеянии. Может оказаться и в радиорубке. В моё время женщин можно было увидеть только на берегу.
Хочется рассказать, как мы служили, как дружили, как проводили время.
Старпом.
Поскольку память – дама капризная, воспоминания получаются фрагментарные. Вот, например, случай. Стоим на мостике, наслаждаемся погодой, покуриваем лениво… Вдруг – команда: «Срочное погружение!» Часто закрякал тифон, все ломанулись к люку, на трап вниз. Трап в рубке вертикальный, сначала летишь, не касаясь ногами перекладин, только скользя руками по отполированным матросскими ладонями поручням. Спустившись в рубке, чуть разворачиваешься, падаешь на следующий трап; секунда – и ты на палубе Центрального поста, в самом сердце лодки.
Я прыгаю в рубочный люк, передо мной скользнул кто-то из офицеров. приостанавливаюсь в рубке, лечу дальше… и приземляюсь аккурат в центре офицерской фуражки-аэродрома. В последний момент успеваю притормозить руками, но удар флотских ботинок изрядно припечатал офицера! Автоматически отскакиваю из-под рубочного люка и вижу красное, перекошенное лицо старпома.
И тут началось!.. По части отборного мата не только на лодке, но, пожалуй, на всём флоте не отыскалось бы такого виртуоза, каким был наш капитан третьего ранга.
Показалось, что срочное погружение прервалось на две-три минуты, пока старпом объяснял, кто я есть на самом деле, какие мои родственники, как он к ним относится; витиевато высказался о первичных половых признаках мужчин и женщин, помянул домашних животных в разных ипостасях, что-то о боге, о душе и опять о какой-то матери. Горячий монолог рассыпался по отсеку фонтаном ярких разноцветных брызг!
Когда-то я читал у классика-мариниста о боцмане, который мог очень долго ругаться, не повторяясь. Так вот, этот спич был не хуже, я полагаю, чем у литературного героя.
Выплеснув из себя частичный запас «великого и могучего», офицер успокоился, обвёл грозным взглядом хихикающих в кулаки обитателей ЦП (центрального поста). Те быстро и преувеличенно рьяно вернулись к своим служебным обязанностям, при этом у некоторых предательски вздрагивали плечи. А старпом извинился передо мной: мол, сам виноват, замешкался под люком, а ты ни при чём, лети, голубь, в свой отсек. Что я и поспешил осуществить.
Старпом пришёл к нам, как мы считали, с надводного корабля. Экипаж поначалу относился к нему прохладно-снисходительно. Но офицер честно относился к своим обязанностям, заслуженно распекал моряков за всевозможные матросские грехи и грешки, никогда не подличал, в меру пил и общался с другими офицерами. Конечно, после предыдущего старпома всё было несколько не так. С прежним сближали совместные выходы в море, выполнение различных заданий.
Но в итоге кто-то высказал здравую мысль:
- Конечно, из надводников, но мужик вполне нормальный.
Особенно сблизился капитан третьего ранга с механиком, командиром БЧ-5, назову его Васильичем. А старпом пусть будет Михалычем. Когда лодка на базе, то после окончания службы часто можно увидеть эту пару то с кружечкой пива, а то и покрепче. Михалыч, перед службой у нас, исходил все моря и океаны на торговых судах каким-то помощником капитана. Это проделывалось министерством обороны для изучения военными моряками подходов к портам разных стран под прикрытием якобы гражданского специалиста.
Не знаю, какие специальные знания вынес Михалыч за полтора-два года беспрерывного плавания. По его словам, когда он приходил во Владивосток, там на него уже был заказан билет на самолёт до Мурманска. В порту его ожидал уже другой пароход, на котором он отправлялся, к примеру, в Канаду. Потом летел в Одессу, новый корабль шёл в Аргентину. Не успел прибыть в Ленинград, поцеловаться с женой, а к вечеру – новый пароход в Египет. Так и мотало его по всему свету.
Так вот, про подходы к портам он нам не рассказывал. А вот в каких странах сколько стоит выпивка и где в портовом городе можно её купить дешевле, это он знал досконально! Мог рассказать, в каких аптеках Рио-де-Жанейро продадут русским пол литра спирта за их копейки (сентаво, крузейро или реалы), а где не допросишься. Почему в Нагасаки сакэ дешевле, чем в Токио и какая это гадость; как лучше и с чем пить текилу или ром. В этом старпом был уникумом. Да ещё ругаться мог не как сапожник, а как сапожник-виртуоз, маэстро мата.
С Васильичем старпома связывало помимо взаимной приязни ещё и то, что у механика был запас корабельного шила, то есть, спирта, говоря гражданским языком. И как строго ни учитывай, а в остатке у механика всегда несколько литров было. Но недаром история учит, что настоящий военный моряк должен быть гладко выбрит и в меру пьян! Насчёт бритья ничего не скажу, а вторая часть постулата нашим героям нравилась; они в меру сил старались ей соответствовать.
По нашим понятиям оба офицера были немолоды (нам-то 19-20). Старпому было чуть меньше тридцати, а механику 34года, в подплаве уже далеко не ребёнок. Командиру лодки было тридцать два года. Вот и судите, какой возраст у подводников.
Шаман
Самым старым на ПЛ у нас был шаман, т. е. шифровальщик. Крепкий кряжистый мужичок – мичман Крупов. Годков ему тогда было, если правильно помню, уж за 40. Он в Великую Отечественную был подростком. Видимо, голодное военное детство наложило на него отпечаток. Поесть он любил, любил рассказать старые матросские байки. В отличие от других сверхсрочников, шаман не был обременён работой. Подчинённых (основная головная боль любого мичмана) у него не было. Его задача – расшифровать радиограмму, отдать командиру. И наоборот.
Для этой процедуры командир отдавал мичману в пользование свою каюту. На ПЛ каждый метр на счету! Доставалась печатная машинка, на которой двумя пальцами шаман колдовал над полученной шифровкой. Пальцы у сверхсрочника были, как баварские сардельки, толстые и грубые на вид, печатал он ими неторопливо. Взмах правой руки – прицел пальцем – шлепок по клавише; взмах левой – хищный взгляд на клавишу – удар! Это вам не воздушная девушка-секретарша стрекочет на машинке. Это Мужик заколачивает буквы в слова!
Всё колдовство можно было наблюдать, проходя мимо распахнутой настежь двери командирской каюты. Вдобавок, приостановившись, моряк тут же получал от него очередную короткую байку-притчу. Это был самый богатый человек на корабле. Поговаривали, что он получал зарплату больше! самого командира. Я склонен этому верить, потому что военные получали в то время хорошие деньги. А выслуга лет добавляла изрядный кус. Всякие там морские, подводные, ( называемые гробовыми), за пересечение нулевого меридиана... Даже матрос за месяц автономки мог получить до 60 рублей. А если учесть, что уборщица на гражданке получала 70, научный сотрудник 120 рублей, то 600-800 рублей казались неслыханной суммой.
Большинство баек у шамана были расхожие, известные, но рассказывал он их колоритно и со вкусом. Вот одна короткая, известная любому моряку:
Севастополь. В бухте стоит корабль. Боцман ловит молодого матроса:
- Моряк! Собери шланги в бухту.
На палубе лежат развёрнутые пожарные шланги. Через 20 минут боцман возвращается, на палубе нет ни одного шланга.
- Где шланги? – спрашивает у матроса.
- …Вы же сказали – в бухту!...
Кроме таких, были байки и не вполне приличного содержания. Для молодых людей тема женщин и всевозможных отношений с ними была темой повышенного внимания. Опытный сверхсрочник это знал и пытался таким образом расположить к себе матроса.
В экипаже шаман обладал информацией, недоступной для большинства . Он дозированно делился этой информацией, в пределах дозволенного. Но мичмана опасались за его принадлежность к известной могущественной организации. Вслух об этом никто не говорил, но, поскольку его несколько сторонились даже офицеры, старослужащие намекали молодым на осторожность в разговоре с шаманом. Стукачей в коллективе не любят.