Тройка по английскому

Игорь Корнев
В свои двенадцать лет Егор Кондратов успел уяснить, что беды приходят, когда их меньше всего ждешь. Неделю назад маму увезли в больницу с приступом вегетососудистой дистонии, а сейчас в коридоре, проходящий мимо отец, с разворота отвесил ему пинка. Егор не понял, как упал на пол, и весь мир для него сжался до  шлепанца, венчающего обтянутую спортивными штанами ногу.

– Сволочь! Поддонок! Предатель! Мразь! – Выкрикивал с каждым новым ударом отец. – Мать в больнице, а ты…

Выглянувший из старой обувной коробки котенок, с тревогой наблюдал голубыми глазами за Егором, а тот не осознавал, что происходит.

– Мараться о тебя противно! Тьфу! – Смачно плюнув, отец скрылся в комнате.

– Ну, чего лежишь, вставай! – Вздохнула подоспевшая бабушка. – Не сердись на папу! У тебя хороший папа! Прямо золотой, нет даже бриллиантовый! Он тебя так любит! Не курит, не пьет, работает, чтобы у тебя хлебушек с молочком были… Всем бы таких пап! Другие знаешь какие…

– Раз мой папа «золотой», отчего тогда бьет, и никогда не назовет по имени?!– Подумал мальчик.

Он знал, какие бывают родители. Взять рыжеволосого усача, отца его товарища, Сергея. Тот всегда хохмил, играл на гитаре, а после недавнего родительского собрания чем-то заслужил змеиное шипенье учителей.

– Пошли, пошли… – Нашептывала бабушка, увлекая Егора на кухню. – Учись хорошо! Старайся! Примерно себя веди…

– Р-р-разве я п-п-плохо у-у-учусь?! – Заговорил Егор.

Он очень сильно заикался.

– По ф-ф-физике с м-м-математикой у меня отлично… Сочинения х-х-хвалят… Д-д-даже г-г-география с ис-с-сторией… А-а-английский т-т-только …

Возле сияющей газовыми конфорками плиты бабушка загремела посудой.

– Терпение и труд все перетрут! – Назидательно проскрипела она, принимаясь мять в эмалированной кастрюле пышущую жаром картошку.

– Д-д-да т-т-тут к-к-как ни т-т-т-терпи…  – Начал, да осекся Егор.

В мутных, как у несвежей рыбы бабушкиных глазах, он не заметил и намека на мысль. К чему зря распинаться?!

А в школе дела с английским языком обстояли неважно. Прежняя учительница уволилась, а с ней со стен кабинета исчезли красочные стенгазеты и карты Великобритании, прекратились конкурсы, викторины и постановки на английском. После ее уроков даже двоечники, на которых другие учителя махнули рукой, могли  рассказать про Лондон и Кардиф, высказать мнение о погоде, пуститься в рассуждения о творчестве английских писателей и поэтов. Вместо нее предмет стала вести неряшливая медлительная дама без возраста. Ее уроки начинались с того, что дежурный раздавал книжки для чтения, и все дружно переводили указанный учительницей текст, пока та занималась своими делами. Многие, сбиваясь в кучки, действовали сообща, и успевали перевести куда больше корпевшего в одиночку Егора.
Бабушка поставила на стол тарелку пюре с четырьмя серыми сосисками, скрученными, как черви-мутанты.

– Ешь!

– Я н-н-не х-х-хочу…

– Самое главное, это хорошо кушать! – Повелительно гаркнула бабушка.– Голове питание треба, а ты воду одну хлещешь! Вот и таскаешь двойки да колы!

– Т-т-тройки т-т-только… М-м-меня в ш-ш-школе т-т-толст-т-тым д-д-дразнят…

– Дураки они! – Острый нос гордо вздернулся к потолку. – А, ты красивый стройный мальчик! Кушай! Не то папу позову!

– Раз надо мной смеются, то дураки, не они, наверное! – Берясь за вилку, вздохнул про себя Егор.

Застревая во рту густая, клейкая масса с трудом пролезала в горло. От сосисок несло прогорклым жиром.

– Только бы меня не вырвало, как вчера! – Думал мальчик. – Иначе папа меня убьет!

Бабушка взирала на внука с умилением, сложив руки у костлявого подбородка.
Появившись на кухне, котенок направился к миске с молоком. Он был немногим больше ладони Егора, не породистый и не пушистый, белый в черных кляксах пятен. Громко лакая, зверек забавно шевелил округлыми ушками.

– И на что только переводится еда! – Горестно вздохнула бабушка.

Егор молчал, считая, что за сегодня ему достаточно влетело.

– Эта тварь папочке не нравится! – В старушечьем голосе зазвенели металлические нотки.

А, кто, вообще, нравился папе?! Кроме Егора от него доставалось маминой родне, велосипедистам, грузовикам, которых он почему-то называл «горбылями», зарубежным певцам, да мало ли еще кому?! Только о еде папа говорил с лаской, непременно называя сыр – сырком, кашу – кашкой… Но высочайшей чести удостоилась колбаса, звучащая в его устах исключительно как «кальбаска».

– Папочка такой больной, я – старенькая! – Запричитала бабушка. – В лепешку расшибаемся! Все для тебя делаем, а ты неблагодарностью черной нам отплачиваешь!

От забившего рот пюре стало трудно дышать, к горлу подкатился комок, но, к счастью, в последний момент рвота отступила.

– Выкинь его! Снеси на помойку! – Продолжала бабушка.

Ожидая ответа, она склонила голову, как хищная птица. А Егор молча ел, не понимая, почему он должен расставаться с маленьким котенком, который так нравился ему и маме, да и хлопот особых не доставлял! Егор сам убирал за ним и сам кормил.

Поев, котенок начал было умываться, но тут его взгляд упал на серый бабушкин тапок с большим помпоном. Воинственно взмахнув острым хвостиком, он ринулся в атаку.

– Кыш! Кыш, глистастое отродье! – Истошно завопила бабуля.

– О-о-н н-н-нео-о-отрод-д-дье! – Не выдержал Егор. – Е-е-го м-м-мама… Е-е-го м-м-мама…
И бабушкино пюре стало соленым, от нахлынувших слез.


* * *


В каком московском дворе, нет бездомных кошек? Вот и возле дома Егора жила такая. Кошка, как кошка, ничего особенного. Впалые бока, длинные лапы, большие янтарные глаза, короткая белая шерсть в черных и рыжих пятнах. Таких кошек называют «трехцветными», и, даже, говорят, что они приносят в дом счастье. Говорят-то, говорят, да стать ее хозяином никто не торопился.

Кошку подкармливали добрые старушки, а дети из ящиков и кусков жести построили ей домик, которому она, правда, предпочитала подвал.

В начале марта, кошка, подняв хвост свечой, шагала по двору, во главе стайки  маленьких пушистых комочков. Котята лишили детвору рассудка. Маме-кошке стали носить больше еды, и дольше просиживать возле ее домика, наблюдая за играми малышей.

Егор тоже не остался в стороне. Он даже подумывал взять домой рыжего пушистика,  да боялся об этом заикнуться – слабое здоровье бабушки и папы наложило на домашнюю живность табу.

Скоро все кроме одного котята исчезли. Родители пытались втолковать расстроенным детям, что их разобрали по домам, или взял в свой номер сам Юрий Куклачев. Но Егор вырос из возраста, когда верят басням. Наверняка бедняг убили хулиганы, утопил дворник, или они умерли от крысиного яда, которым старательные работники санэпидемстанции обработали подвал.

Оставшегося котенка видели редко, да и то издалека, настолько трехцветная кошка дорожила последним из своих детей.

Незадолго до того, как мама попала в больницу, Егор, тайком от бабушки и папы, решил отнести кошке кусочки оставшихся с обеда котлет. Не успел он закрыть за собой дверь квартиры, как сердце лизнул зловещий холодок, и ему стало страшно. Он не понял, что с ним произошло, да и, что могло случиться с ним в родном дворе?! Самое ужасное, это встреча с хулиганами! Но они редко появлялись в разгар дня.

Оказавшись на улице, Егор почувствовал себе совсем скверно, а метров за десять до кошкиного домика, раздался громкий собачий лай. Представшая взору мальчика картина заставила его оцепенеть.

Зажав последнего котенка в зубах, трехцветная кошка стремительно удирала от здоровой, мускулистой собаки с короткой шерстью, приплюснутой зверской мордой, и большими висячими ушами.

Во дворе боялись этого пса. Хозяева – алкоголики, им не занимались, а в дни особо тяжелых запоев, просто выталкивали из квартиры, не надев намордника. Еще они с гордостью заявляли, что вовсе не немецкие овчарки, а собаки их породы, охраняли заключенных в фашистских концлагерях. Проведя профилактическую беседу, участковый махнул на них рукой.
Когда кошке оставалось всего несколько прыжков до спасительного домика, черно-коричневая туча, накрыла ее, и со злобным рыком принялась рвать зубами и бить об асфальт. На чернеющий талый снег брызнула кровь. Выпавший из разжавшихся челюстей погибающей кошки, котенок метнулся прочь. Ведомая охотничьим инстинктом, собака кинулась за ним. Повалившись на спину, зверек прижал уши и, злобно шипя, замахал передними лапами с выпущенными когтями перед хищной мордой.

Не ожидавшая отпора псина, в растерянности замерла. Зато Егор удивительно быстро оправился от шока. Не осознавая, что делает, мальчик подскочил к собаке и со всей силы врезал ей ногой под дых. В другой раз, он вспомнил бы бабушку, поучавшую, что драться нехорошо и так поступают только плохие, невоспитанные ребята. А еще хозяева собаки могли пожаловаться на него папе, или того хуже – позвонить в милицию. Да и сам пес мог наделать в нем дырок своими зубами, и после наложения швов, пришлось бы делать в живот уколы от бешенства. Но рядом билась в агонии изувеченная кошка, а ее единственный оставшийся в живых котенок пытался защитить свою жизнь.

Собака обернулась к Егору. Вырвавшийся из ее мускулистой груди лай звучал как разрывы снарядов, с острых и кривых как финские ножи зубов капала кровавая пена. Мальчик и представить себе не мог, что у милых, симпатичных песиков бывает такой страшный оскал.

– Беги, пацан! – Крикнул случайный прохожий. – Это же ротвейлер! Он тебя…

Но Егор и не думал бежать. Сейчас он хотел уничтожить тупую кровожадную тварь, напавшую на маленького беззащитного котенка.  Собака продолжала лаять, но не решалась напасть, и мальчик со всей силы ударил ногой в ее слюнявую морду. Под  толстой подошвой демисезонного ботинка чавкнуло и хрумкнуло. Жалобно проскулив, ротвейлер отпрыгнул назад, и, прижавшись грудью к земле, залаял еще громче. Егор не поверил глазам – перед ним отступали, чего раньше не случалось никогда!

– Н-н-не н-н-нрав-в-вится с-с-сволочь?! Ч-ч-что т-т-тебе к-к-кошка с-с-сделала?!

Его нога пронзила воздух – пес успел отскочить. И когда мальчик замахнулся для нового удара, то увидел, трясущийся в такт лаю, обрубок хвоста, венчающий удаляющуюся мясистую задницу.

– Ч-ч-чуть не об-б-бос-с-сался… – Обратился Егор к спасенному котенку.

Вздыбленной шерстью на хребте тот напоминал динозаврика, а распушенный хвост скорее принадлежалбелке или лисице.

– А-а-а, н-н-наш фи-фи-физкульт-т-турник п-п-прав! Ес-с-сли м-м-меня раз-з-зогнать…

Подняв котенка, мальчик погладил его по голове.

– Т-т-теб-б-бе х-х-холодно н-н-нав-в-верное! – Произнес он, пряча малыша за пазуху.

Вместо трехцветной кошки на снегу лежало кровавое месиво, в котором с трудом различалась мордочка со сведенными судорогой челюстями и остекленевшими от боли глазами. Лапы дрожали как при сильном ознобе.

Не зная чем помочь, растерянный Егор наблюдал за происходящим, не в оцепенении и не в забытье, а в каком-то неизвестном ранее состоянии. Над растерзанной кошкой склонилась девочка, с банкой сметаны в руках. На ее крики прибежал крепкий, светловолосый старшеклассник. Откуда-то появились взрослые, но это только добавило шума и суеты, никто не знал, что делать с такими ужасными ранами. Правда, кто-то догадался накрыть несчастную шарфом. Когда предложили позвонить по «03» кошка в последний раз вздрогнула и затихла.

Из гаражей принесли лопату. На углу пустыря вырыли неглубокую яму, в которую положили завернутую в старую тряпицу никого не осчастливившую трехцветную кошку.

Все разошлись, а Егор продолжал стоять, глядя то на принесенные им и раздавленные в суматохе котлеты, то на свеженасыпанный холмик, то на осиротевший домик, который он помогал возводить. Опомнился он, когда почувствовал, что спасенный котенок, мурлыкая в полудреме, уминает лапами его свитер.

– И ч-ч-что м-м-мне де-де-делать с т-т-тобой?! З-з-здесь ж-ж-же н-н-не ос-с-стал-л-лять!

– Вздохнул мальчик, глядя на кошкину могилку. – И-и-и т-т-ты г-г-голодн-н-ный… Эх! Б-б-была н-н-не б-б-была!

Смахнув слезу, он ушел с пустыря.

Дома, налив котенку молоко, мама успокоила Егора.

– Он будет жить у нас!

– Н-н-но…

– Он будет жить у нас! Я обещаю!


* * *


Вернувшись вечером из больницы, Егор первым делом поставил чайник на плиту. С того дня, как маму забрала «скорая», слабые здоровьем бабушка и папа, ни разу ее не навестили. И когда одноклассники с аппетитом уплетали калорийные булки и домашние борщи, Егор толкался в троллейбусе, чтобы отвезти маме продукты, а домой забрать грязное белье.
Оседлав табуретку, мальчик растирал руки, онемевшие от тяжелых сумок. Соскучившийся котенок, мурлыкая терся о его ноги.

– С-с-сейчас п-п-поиграем... – Складывая из газеты бумажный бантик, улыбнулся Егор.
 
Круглое отцовское лицо появилось из черноты коридора, как полная луна в долгую зимнюю ночь. Заметив на плите, весело шипевший чайник, родитель превратился в несчастного, готового заплакать малыша.

– Мама! Дорогая моя, мама! – Жалобно запричитал он, нацеля трясущийся палец в сына. – Вот этот... Этот...Варит кипяток!

– Да, что он несет?! – Опешил Егор.

Испуганный котенок прыгнул в кресло, наивно полагая, что окажется в безопасности за его широкой спинкой.

– Каждое утро как побреюсь, на коже сыпь! Так это из-за тебя, подлюга! Напускает мне с вечера горячий пар!

Встав на четвереньки, папа забрался в нижнюю секцию кухонного пенала, и его потный, мясистый загривок дрожал в такт звону кастрюль.

– Вот! – Выкрикнул он, запустив в Егора, покрытым паутиной и толстенным слоем пыли кофейным жезлом. – В нем и грей воду, скот!

Егор смолчал, понимая, что если откроет рот, станет только хуже.

Громко крякнув, папа повалился в кресло, и соскочивший на пол котенок едва увернулся от его массивного зада.

– Молочка бы… – Мечтательно произнес родитель.

Егор метнулся к холодильнику, ведь если папе покажется, что вожделенную еду подали недостаточно быстро, хорошего не жди. Он пил прямо из треугольного пакета, громко хлюпая и чавкая. Белые струйки стекали по его пухлым щекам.

– Хорошо бы, бутербродик! – Произнес папа, вытирая рукой рот.

Егор старался, надеясь, что дальнейший вечер обойдется без криков и издевательств. Но когда блюдце с бутербродом оказалось перед папой, тот со злобой швырнул его в кафельную стену возле раковины.

– Маслица папке родному пожалел! Отломил кроху, да на хлебец шваркнул как последний жмот! В доме ни помощи от тебя, ни пользы! Стыд один! Хоть в школу на родительские собрания не ходи! Запомни, шкурник! Мы солидные люди, и я костьми лягу, а ублюдкам вроде тебя, семью позорить не дам!

– Т-т-ты п-п-про тр-тр-тройку п-п-по а-а-ан… – Егор остановился, чтобы отдышаться и перевести дух, порой длинные фразы и слова, давались ему с трудом. – Н-н-но я т-т-текст п-п-перев-в-вести н-н-не у-у-успев-в-ваю…

– Это потому, поганый неуч, что слов не учишь ни хрена! Гадаешь, небось, как бабка на кофейной гуще, а надо знать! Знать надо!

Заметив, как котенок испуганно жмется к ноге сына, папа оживился.

–Тебе слова как об стенку горох! – Гаденько улыбнулся он. – Так, заруби себе на носу, проклятый двоечник! Схватишь в четверти по английскому трояк, я твою падаль придушу в туалете! А я – коммунист, мое слово железно!

И ударив себя в грудь, отец скорчил гримасу, подсмотренную у артиста Урбанского, должно быть, представляя себя на допросе у обрызганного французским одеколоном белогвардейца, или немецкого офицера в высокой выгнутой фуражке и зажатом в глазу пенсне.

– А сейчас, оба свободны! Глаза бы мои вас не видели!

Подхватив котенка, Егор бросился прочь, едва не сбив с ног подслушивающую за дверью бабушку. Ее морщинистое как сдутый воздушный шарик лицо, от уха до уха прорезала сияющая улыбка, в глазах плясали радостные огоньки.

– Удушит! В туалете! Хи-хи! И удушит ведь! Это папа! – Гордо произнесла она.

Егор молча прошествовал в свою комнату, едва удержавшись, чтобы со всей силы не ударить по тупой, отвратительной роже.


* * *


Раз папа упомянул о  Партии, то бесполезно умолять и упрашивать его не трогать котенка. Все последующие дни, Егор представлял одетые в пленку под мрамор стенки  туалета,  перекошенное злобой папино лицо и волосатые лапы, сомкнувшиеся на тонкой шейке. Ничего не оставалось, как постараться исправить трояк, хотя до конца четверти оставался один единственный урок. Пролистав дневник, Егор прикинул, что троек у него всего на одну больше четверок, и если постараться, то все может получиться.

Этого урока мальчик ждал, как солдат решающей битвы. И вот перед ним на парте появилась ненавистная книжка в потрепанном белом переплете. Да и какой интерес читать про английскую коммунистическую партию, борьбу американских рабочих за свои права и празднование Первомая в Канаде. А небольшие отрывки художественных произведений казались Егору тошнотворными как бабушкино пюре, и он обожавший Джека Лондона и Майн Рида, не мог понять почему, пока прежняя англичанка не обмолвилась, что их специально «адаптировали» под школьную программу.

Невыразительные иллюстрации были под стать тексту, словно художник ставил перед собою цель заставить учеников возненавидеть английский язык.

Сильно шепелявя, учительница произнесла: «Page forty four».

Раскрыв книгу, Егор сник – текст занимал целый разворот, до конца урока вряд ли успеть. В заглавии стояло: «Пилот Его Величества сэр Дуглас Бадер». На иллюстрации в английский истребитель «Спитфайр» садился пилот, но, делал это странно, перекидывая обеими руками через борт выпрямленную правую ногу.

За спиной Егора раздался громкий смех, это одноклассники готовились приступить к переводу. Перед учительницей лежали несколько объявлений о предстоящем сборе макулатуры, нарисованные родителями учеников ее класса. Выбирая из них лучшее, она не обращала внимания на шум.

Уже на самой первой строчке Егору пришлось открыть словарь.

– Если послушаю папу, мне и страницы не перевести! – Взгрустнулось мальчику.

Прежняя учительница утверждала: «Всех слов не выучить! Встретив незнакомое, сначала попытайтесь понять, домыслить его значение!»

Взяв на вооружение ее совет, Егор вернулся к тексту, и впервые за этот учебный год читал его с увлечением.

В школе Дуглас Бадер слыл драчуном и задирой, обожал спорт, метко стрелял. Полюбив авиацию, выучился на военного летчика. Он прекрасно летал, но однажды его самолет разбился. Бадер выжил, но лишился ног. С трудом привыкая к гражданской жизни, он не оставлял попыток вернуться в небо. Но кто доверит самолет безногому калеке?! Только когда началась война, для решительного,  умелого пилота сделали исключение.

За годы, что Бадер провел на земле, обтянутые тканью «этажерки» оделись алюминий, стали летать дальше и быстрее. Управлять ими стало намного сложней. Но скоро, наш герой, как и прежде, «крутил бочки» и выходил из «штопора» на новых самолетах. Бадер готовился к встрече с теми, кто угрожал его стране.

Тут Егор отложил книгу в сторону. «Вот тебе и на! – Подумал он. – Я-то думал, что без ног летал только Мересьев!»

За спиной, громко обсуждали, как перевести хитрый оборот, до которого Егор еще не добрался. Он отставал…

Бадер сопровождал конвои, прикрывал эвакуацию союзников из Дюнкерка, и вскоре стал командовать эскадрильей. Прибыв на место назначения, он застал там хаос. По офицерской столовой с громкими криками бегали пилоты и персонал военной базы.

– Скажи, что происходит? – Обратился Бадер к молодому лейтенанту.

– Точно не знаю, сэр! – Ответил тот. – Но, кто-то сообщил о высадке немецкого десанта!

– Итак, ублюдки двинулись. Это будет славная драка! Представь, сколько отличных целей будет на плацдарме?! Тра-та-та-та!

И Бадер изобразил стреляющий истребитель. Позже, когда сообщение о вторжении не подтвердилось, он задал всем хорошую трепку, а молодой лейтенант, Джеймс Эдгар Джонсон закончил войну с тридцатью восемью победами, став лучшим асом западных союзников.
Дуглас Бадер водил в бой эскадрилью в разгар Битвы за Англию, на его счету двадцать побед, а еще он разработал и внедрял новую тактику воздушных боев, спасшую жизнь многих пилотов.

В 1941 году сбитый над Францией Бадер попал в плен. Он все время думал о побеге и не  пресмыкался перед немцами. Когда ему сделали замечание, что разговаривать с комендантом лагеря надо по стойке смирно, Бадер ответил: «Когда я решу, что мне следует поучиться хорошим манерам, я вам скажу! А пока заткнитесь!»

– И как его не расстреляли за такое?! – Удивился Егор. – А могли и в ледяную глыбу, как генерала Карбышева превратить! Хотя во Франции куда теплее!

Застряв на трудном слове, компания за его спиной забросила перевод. Они громко трепались и шутили. Оно и понятно! К чему напрягаться, раз хорошие оценки у них уже в кармане! Но Егору уже было не до них, его так увлек рассказ, что он рвался перевести его до конца.
Бадер не переставал думать о побеге, но все попытки оказались неудачными. В конце войны его освободили американцы. И первым делом, он принялся искать «Спитфайр», чтобы снова вступить в бой.

Пасмурным днем 15 сентября 1945 года в пятую годовщину Битвы за Британию и спустя две недели после окончания Второй Мировой войны лондонцы высыпали на улицу. Подняв головы, они смотрели, как в хмуром небе, над самими крышами их домов прошли триста самолетов Королевских ВВС. Их вели двенадцать героев Битвы за Британию, а командовал воздушным парадом Дуглас Бадер.

В последнем абзаце говорилось, что герой рассказа продолжает летать,   заниматься спортом, а за помощь инвалидам посвящен в рыцари.

Поставив точку, Егор бросил взгляд на иллюстрацию, и ему показалось, что  безногий ас садится в кабину истребителя вовсе не, для того, чтобы схватится с немцами, а помочь ему.
Класс умиротворенно шептался, и у мальчика создалось впечатление, что старался он один. Но никто не расходился, значит, урок не кончился. Сдать полностью переведенный текст, чего с Егором ни разу не бывало, это верная пятерка. Ведь, англичанка смотрела только на объем,  весьма поверхностно проверяя сам перевод.

Встав по звонку, Егор положил работу на учительский стол и облегченно вздохнул. Его котенок спасен, да и он тоже.


* * *


В начале итогового классного часа Егор еще волновался, но быстро успокоился. А когда классная руководительница похвалила его работы по геометрии и алгебре даже повеселел. Как в прошлом году, ни одной тройки, и после школы можно махнуть в больницу порадовать маму.

Когда перед ним положили дневник, Егор не спешил его открывать. Зачем, раз и так все известно! Только прежде чем убрать его в портфель, мальчик распахнул последнюю его страницу и замер от ужаса. В графе «Иностранный язык», словно злобно посмеиваясь над ним, синела жирная тройка. Классную руководительницу окружала шумная толпа, и для того, что бы прорваться к ее столу, пришлось энергично поработать локтями и массивным телом.

– Т-т-тут о-о-ошибка! О-о-ошибка! – Дрожащим голосом промолвил мальчик. – У м-м-меня н-н-не м-м-может б-б-быть т-т-три п-п-по а-а-английскому…

Раскрыв классный журнал, учительница поднесла ручку к каждой его отметке.

– Троек у тебя больше, все правильно! – Пожала плечами она.

– Р-р-разве п-п-послед-д-дняя о-о-о-ценка н-н-не «п-п-пять»?!

– Увы…

– Н-н-но п-п-почему…

– Чего не знаю, того не знаю! Думаю, стоит с учительницей переговорить…

Классный час у англичанки тоже подошел к концу. Она руководила четвероклассниками, которые толпились вокруг нее на каждой перемене. Но чем больше они суетились и шумели, тем унылее и скучнее становился кабинет английского. Стенгазета с опостылевшим Биг Бэном и гвардейцем в высокой медвежьей шапке болталась на стене с октября. За это время бумага пожелтела, краски потрескались, и кто-то подрисовал башне с часами два громадных шара, придав ей сходство с первичным половым признаком.

Занятая разговором со своей малышней, англичанка даже не повернулась к Егору, и на вопрос, об оценке за последний перевод, скороговоркой ответила: «Ничего не стоит! В макулатуру их сдали!»

– К-к-как?! Я ж-ж-же с-с-старался! – Опешил мальчик.

– Бечевкой обвязали, да отнесли! – Сердитым тоном учительница дала понять, что разговор окончен.

Егор не плакал когда, отняв деньги его избивали старшеклассники, или когда «наказывал» «бриллиантовый» папа, но сейчас от бессилия и обиды на его глаза навернулись слезы. Как с ним могли так поступить?! Эта работа для него так важна, и как много от нее зависело!

– Зырь! Зырь! Жирняга, вот-вот расплачется! – Показав на него пальцем, звонко рассмеялся мальчик на первой парте.

И весь класс залился смехом, должно быть Егор, и вправду, выглядел очень глупо. Даже учительница, наконец, соизволила обернуться, и на ее лице холодным металлом тоже сверкнула улыбка. Как не разделить радость детей своего класса?!


* * *


Егор смотрел в окно, облокотившись на массивный школьный подоконник. Царившее вокруг веселье из-за окончания четверти не касалось его. Он так старался, так много ждал от работы, сданной, как последний хлам во вторсырье. Теперь котенку, к которому он успел привязаться, не жить.

– Эй! Чего пригорюнился?! – Хлопнул его по плечу Сергей.

– И-и-из-з-з-за т-т-тройки п-п-по а-а-анг-г-глийском-м-му!

– Понимаю! – Вздохнул друг. – Обидно, конечно! Даже физкультурник тебе за старания поставил четыре…

– Н-н-нам вс-с-се р-р-равно з-з-за к-к-корд-д-дон-н-номн-н-не б-б-быв-в-вать! Н-н-на к-к-кой ан-н-нглийс-с-скийэт-т-тот!

– Вот! Зачем почем зря нервные клетки убивать?! Лучше на физику с математикой наляжем! В «почтовые ящики» работать пойдем! Поэтому плюнь да разотри!

– И училка дура! – Поправив растрепанные курчавые волосы, продолжил Сергей. – Отец вот рассказывал… Приходит на собрание и ему в лицо: «Ваш сын дебил!» Он ей и выдал! «Кто позволил его оскорблять?! Учить не пробовали?!»

– И о-о-он т-т-так о-о-отв-в-ветил?! П-п-пон-н-нят-т-тно п-п-почем-м-му н-н-на н-н-нег-г-го в-в-взъел-л-лись! Ба-ба-бабуш-ш-шка г-г-говор-р-рит, ч-ч-что п-п-плох-х-хо ко-ко-конфликто-то-товать!

– Будешь молчать, на кладбище отнесут и не спросят! А англичанка чуть не в слезы: «Меня понимать надо! В классе ученик, который еле-еле разговаривает! Отдали бы его в интернат…» На тебя намекает! Ну, мой отец за словом в карман не полез: «Прежний педагог ни на кого не жаловался, и успеваемость была высокая у всех! Не лучше ли вам другую профессию подыскать, чтобы детям жизни не калечить?!»

Егора снова едва удержался, чтобы не зареветь. В мире нашелся человек, вставший на его защиту!

– Знаешь, что удивило отца?! – Нахмурился Сергей. – Твой то на собрании сидел, и смолчал…

– Зато позже, дома, он слов не пожалел! А заодно и ног! – Подумалось Егору. – Кстати, мне вовремя напомнили про папу…

– С-с-слуш-ш-шай, а т-т-тебе не н-н-нужен… 

Попробовал обратиться он к Сергею и осёкся. У его друга была большая рыжая собака колли, с которой они часто вместе гуляли после уроков.

– Ты чего? – Насторожился друг.

– Н-н-не з-з-знаешь к-к-кот-т-тенок н-н-нужен к-к-кому?

– Про своего не иначе?! Но ты так ему радовался?

– Д-д-да! П-п-пол-л-лучается т-т-так…

– В тапки гадит?

– Н-н-наоборот! К л-л-лотку п-п-почти с-с-сразу п-п-приуч-ч-чился!

– Странные вы какие-то… – Покачал головой Сергей.

– А у меня скоро тоже будет котенок! – Произнес не понятно, откуда появившийся мальчик в очках.

– Ч-ч-что?! – Встрепенулся Егор.

– Мама сказала, что если я хорошо закончу четверть, то мы поедем на Птичий рынок за котом!

Еще утром от этих слов Егором овладела бы гордость! Парень только собирался ехать на Птичку, а у него уже есть свой котенок! Но сейчас у Егора все сжалось внутри.

– У м-м-меня в-в-возьми! О-о-он х-х-хор-р-роший! С-с-скажи м-м-маме…

– В командировке она! В Красноярске! В четверг только вернется!

– С-с-сейчас в-в-возьми! О-о-о-н ей п-п-понрав-в-вится!

– Не-а! Без мамы не могу! Моя бабуля…

В отчаянии Егор махнул рукой. Что такое бабушка, ему ли не знать?!

– Постой! – Толкнул его в бок Сергей.  – Кто-то из наших говорил… Ну-ка пойдем!

Ухватив Егора за рукав, он увлек его к шумной компании девчонок.

– Кто из вас мечтал обзавестись дивным животным – котом?!

– Ну, я, допустим… – Ответила веснушчатая, рыжеволосая Настя.

– Есть у нас такой! – Произнес Сергей, подталкивая вперед Егора. – И при желании, может твоим стать…

– Д-д-да! О-о-он к-к-к…

– Ладно! Приноси! – Нетерпеливо перебила Настя.

От брошенных одноклассницей слов, у Егора защемило в груди, зато его друг будет жив.


* * *


Домой он проник, стараясь тише ступать и не греметь ключами, как вор. Котенок встречал его в прихожей, зевая и щурясь заспанными глазенками. Бросив в угол портфель, Егор взял питомца на руки. Он хотел прихватить с собой блюдечко и пластмассовый лоток, но сейчас это не представлялось возможным.

– Кто там пришел?! – Донесся из кухни голос бдительной бабушки.

– П-п-пошли! – Произнес мальчик, пряча котенка за пазуху.

Заикание помешало добавить: «У тебя будет новый дом!» Вспомнился Дуглас Бадер. Он любил летать, но стал инвалидом, и Егор терял не просто котенка, а часть себя.

Мальчик захлопнул за собой дверь под истошные старушечьи вопли: «Кто это?! Кто?!»


* * *


Дверь настиной квартиры обтягивал светлый дерматин, а звонок заливался птичьей трелью. Одноклассница появилась в облаке аромата горячего обеда, импортной мебели из натурального дерева и чего-то сладкого, наверное духов. Мальчик вздохнул с облегчением, здесь его котенку будет хорошо, и у Насти можно всегда спросить, как у него дела.

– Ну, давай! Показывай! – Произнесла девочка, растягивая слова.

– В-в-вот! – Вынимая котенка из-за пазухи, ответил Егор.

Настино лицо исказила брезгливая гримаска.

– Фи! Ты кого мне приволок? Я то думала – породистый! Сиамский или ангорский! А тут белый в черных пятнах! Тьфу! Корова, иначе не скажешь!

Дверь захлопнулась, прежде чем Егор успел открыть рот. Сначала он хотел вновь позвонить, объясниться, но не стал. Эта квартира казалась слишком сытой, чтобы снизойти до его бед. Куда идти или, что делать? Домой путь заказан. В больницу к маме с котенком не пройти. Да и к чему лишний раз ее нервировать? Это его проблема и решать ее придется только ему.
В спускающемся лифте вспомнился разговор у школьного окна. Тот паренек собирался ехать за котом на Птичий рынок, отчего не отправиться туда?! Благо, в застегнутом на молнию кармане куртки лежал «Единый» проездной. Но идти торговать на рынок?! Такое не приснилось бы Егору в самом кошмарном сне. Папа всегда кричал, что там одни спекулянты и торгаши, но ел на завтрак исключительно творог со сметаной, купленный на рынке вставшей ни свет, ни заря бабушкой. При этом, слово «творог» произносилось  торжественно, с ударением на букву «г».

Егора успокаивало, что он не собирался заработать деньги, а просто хотел найти нового хозяина своему другу.

Как доехать до Птичьего рынка, ему объяснили на трамвайной остановке возле метро.


* * *


На Птичьем рынке у Егора захватило дух от ярких рыб, причудливых водорослей, и крикливых попугаев. На радость зевакам прыгали по жердочкам канарейки и щеглы, крутили колеса хомяки и белки. А еще возле входа продавали кораллы, высушенных морских звезд и покрытых темным лаком ракушки. Свободного прилавка не оказалось, и Егор, выйдя за ворота, присоединился к пришедшим отдать зверей «в добрые руки».

Конец марта выдался теплым и сухим. Лучшего начала каникул не придумать, но  казалось, что сама природа смеялась над Егором и его бедой. Он встал между седобородым старичком с выводком щенят и мужчиной в модном вельветовом пиджаке, держащем на поводке понурого бульдога. По началу, Егора настораживала близость собак, но смелый котенок с интересом обозревал окрестности из отворота его куртки, а склонившему голову бульдогу было не до него. Щенки же беззаботно резвились в  картонной коробке, а на глазах старичка блестели слезы.

Интерес к котенку Егора проявили не многие. Две беззаботные девчушки, погладили его и почесали за ушком, но исчезли внезапно, как и появились. Маленький мальчик в буденовке протягивал ручонки, но был одернут и затащен на Птичий рынок строгой мамашей.
Весенний вечер перекрасил стены окружавших рынок башен из нежного розового цвета в грязно-серый. В безоблачном небе повис синий лунный диск.

– Сколько? – Прозвучало неожиданно.

Возле Егора остановились папа с сыном.

– Ч-ч-что? – Пребывая в задумчивости, не сразу понял тот.

– Почем кот твой? – Нетерпеливо произнес отец.

Вопрос застал врасплох. Отправляясь на рынок, Егор и не думал о деньгах. Да и откуда ему знать, почем продают котят?!

– Я-я-я п-п-просто…

– Почему мальчик заикается? – Дернул отца за рукав малыш.

– Напугали, вот и заикается! – Махнул рукой папаша. – А ты у меня смелый, не трус, как он! Пошли отсюда!

Отвернувшись, он показал широкую, обтянутую коричневой болоньей, спину.

 – Зачем спрашивал?! – Подумалось Егору.

Пришло время уходить. Ожидание возле пустеющего Птичьего рынка потеряло смысл. А дома, разволновавшаяся бабушка, пьет корвалол, рисует йодом сетку на груди, а после, примется обзванивать больницы. За поздний приход, от папы пощады не жди. Но если Егор и мог вернуться домой, то, как поступить с котенком?!

Тяжело вздохнув, мальчик побрел в сторону трамвайной остановки. Устав сидеть  за пазухой, его питомец заерзал, и Егор пожалел, что не покормил его, перед тем как унести из дома.

Трамвай не торопился приезжать. Ничего не оставалось, как идти вдоль путей. Когда впереди, за павильоном третьей остановки, Егор увидел сияющей мозаикой горящих окон многоэтажку, к нему пришла идея. Плохой она казалась, или хорошей уже не имело значения, других все равно не было.

Войдя в подъезд, он посадил своего питомца в выемку для батареи. Не понимая, что происходит, котенок насторожено замотал головой.

– П-п-посиди з-з-здесь, х-х-хорошо! – Стараясь не заплакать, зашептал ему Егор. – Т-т-так н-н-надо!

Спрыгнув на пол, зверек начал тереться о его ноги. Он не собирался расставаться с Хозяином.

– Подумай, ч-ч-что э-э-т-т-то б-б-будет з-з-за ж-ж-житье?! – Смахнул слезу мальчик. – П-п-папа с-с-станет б-б-бить, а п-п-пока я в ш-ш-школе, б-б-бабушка т-т-тебя в-в-выгонит!
Замяукав, котенок запросился на руки, и у Егора не нашлось сил отказать.

– Т-т-ты т-т-такой у-у-умный и к-к-красивый! – Шептал он, уже не борясь с плачем. – О-о-обещаю, т-т-тебя о-о-обяз-з-зательно в-в-возьмут! Э-э-этот х-х-хозяин б-б-будет л-л-лучше ч-ч-чем я-я-я!

Воображение Егора нарисовало добрую девочку с большими бантами и скрипичным футляром в руке. А после секретного физика. Долговязого, добродушного чудака в очках с сильными линзами и толстой оправой. Обманув вахтера, он мог пронести котенка в свою лабораторию, где веселые коллеги назовут его Мезоном или Квантом.

Нет! Егор не верил в эти сказки, но сейчас они были для него обезболивающим, вроде того, что вкалывает в десну и щеку стоматолог.

– П-п-пож-ж-жалуйста! О-о-очень т-т-тебя п-п-прошу!

Поднявшись на лестничный пролет, Егор поднес котенка к окну.

– В-в-взг-г-гляни! – Произнес он, кивая на вечерний город.

Котенок шагнул на подоконник. Заинтересовавшись чем-то на стекле, он коснулся его лапой.

– Х-х-хорошо! У-у-умница! – Отступая к лестнице, прошептал Егор.

Не чувствуя подвоха, котенок продолжал играть.

– П-п-прости! – Произнес мальчик, бросая прощальный взгляд на своего любимца.

Он старался бежать быстрее и тише, чтобы спохватившийся котенок не бросился следом.
Покидая подъезд, мальчик на мгновение задержался. Котенок не побежал за ним, лишь сверху донеслось печальное: «Мяу!». Чувствуя себя последним предателем, Егор поспешил захлопнуть за собой дверь.


* * *


– Скорей бы пришел трамвай! Скорей бы пришел трамвай! – Повторял про себя Егор.

Ему казалось, что еще немного, и он вернется за котенком. Только сейчас, стоя на остановке, мальчик понял, что по-настоящему любил свою кроху. Пусть он был не пушист и не породист, а окраской походил на корову. Стоило спасать его от озверевшего пса, чтобы воровато подбросить в чужой, незнакомый подъезд?! И как после этого жить, то и дело, думая, жив ли его любимец, не голоден ли, не мокнет под дождем или мерзнет на обледеневшем асфальте?!

Успело окончательно стемнеть, и в этом малолюдном районе Егору стало не по себе. Если не висевший надо головой лунный диск похожий на головку голландского сыра, он бы спятил со страха.

Застывший на остановке трамвай приветливо распахнул двери. Оставалось сделать шаг, и скоро Егор оказался бы дома с бабушкой и папой. Но странное дело, если они желают ему исключительно добра, то почему ему так плохо. Кто, да и по какому праву может за него решать, что «хорошо», а, что «нет»?! В голову старой карги взбрело, что самое лучшее для внука вонючие, уродливые сосиски. А попробуй возрази, так сразу появится «добрый папа», отважный только в стенах своей квартиры. Если ему так дорога Партия, то пусть борется не с котятами, а с алкоголиками, бюрократами, империалистами... У одноклассницы в далеком Афганистане погиб старший брат. Чем не место, где можно вступиться за дело лысого, картавого вождя?!

Ладно! Егор отвернулся от ожидавшего его ярко освещённого салона, и зря прождавший трамвай поспешил отправиться по маршруту.

Возле распахнутой настежь подъездной двери маячили мутные тени.

– Кис, кис, кис! – Донеслось до Егора.

И от этого скользкого гадкого голоса ему стало не по себе.

Если Егор чего-то по-настоящему боялся, так это уличной шпаны. Его повергали в ужас холодные нагловатые взгляды, громкие развязанные голоса и оттянутые карманы, в которых кроме измятых сигаретных пачек могли прятаться свинчатки или ножи. Сейчас, возле заветного подъезда матюгаясь и плюясь, околачивались четверо представителей этого племени. Кроме маленького вертлявого пацана, они выглядели старше Егора, а самый высокий с грязными волосами до плеч держал в руках его котенка. Что он собирался напоить его теплым молоком, верилось с трудом. Подойти к ним мог только самоубийца. Еще оставалась возможность незаметно  скрыться в темноте, но поборов страх, Егор направился к  маленькой шайке.

– О-о-отдай, п-п-пож-ж-жалуйста, э-э-этот к-к-кот-т-тенок м-м-мой! – Обратился он главарю.

На хмуром лице не дрогнул ни один мускул, а к Егору подскочил парень с сивыми короткострижеными волосами и мясистым, словно сделанным из резины, лицом. В лунном свете его глаза казались белыми.

– Чем докажешь? – Мерзко улыбаясь, поинтересовался он.

– Гриня, остынь! – Тронув его за плечо хмурый вожак.

Наверное, он подал какой-то знак, потому что ватага двинулась по улице, как по команде, подальше от высокого дома и трамвайных путей.
 
– П-п-пост-т-тойте! В-в-вы к-к-куда? – Направился следом мальчик.

Но те лишь подленько хихикали, да воровато озирались. Страх все больше и больше овладевал Егором. Как назло ни прохожий, ни милиционер не встретился им на темной улице.
Компания скрылась в зияющем проломе бетонного забора, нырнув за ними, Егор увидел ржавеющий остов убегающего в темноту здания. То здесь, то там валялся грудами битый кирпич, над аккуратно сложенными бетонными блоками, ветер покачивал молоденькое деревце. Заброшенная стройка, худшего места не придумать! В районе, где жил Егор имелся свой долгострой, и поговаривали, что ночью там случаются вещи, о которых и думать страшно.
Прибавив шагу, и громче смеясь, хулиганы привели Егора на заваленный мусором и спрятанный от постороннего глаза циклопическими конструкциями пустырь. На смену смеху пришли частые громкие плевки. Решая, как поступить с беззащитным мальчиком четверка напрягла всю свою ущербную фантазию. Упиваясь безнаказанностью и превосходством, как дешевым портвейном, они менялись в лицах буквально на глазах.

– О-о-отд-д-дайте к-к-котенка! – Нарушил тишину Егор.

– Ха! Да ты еще и заика! Работай «Косой»!

Маленький и вертлявый направился было к добыче, но его придержал высокий парень, единственный из всех, носящий школьную форму. Пиджак старшеклассника безвольно болтался на его узких плечах, а фалды расходились на массивном, обтянутом брюками заду. Огромная голова напоминала перевернутую грушу, глазах казались тупее, чем у бабушки.

– Гони двадцать копеек, пацан! – Пробубнил он, двигая тяжелой нижней челюстью  как деревянная кукла.

Не успел Егор оттолкнуть надвигающуюся на него тушу, как подскочивший Косой приняв эффектную боксерскую позу, ударил его в глаз.

– За, Валька! – Грозно, словно подбитому фашистскому танку выкрикнул он.

– Лихо ты ему! Лихо! – Обрадовался Гриня. – Дай «петушок»!

Но только Косой протянул ему руку, как разъяренный Егор схватил его за щуплые плечи, швырнул на землю. «Резиновое» лицо хулигана растянулось в удивлении.
 
– Сволочь! – Только и смог крикнуть он.

В Егора словно вселился бес. Каким-то чудом, он уворачивался от летящих на него кулаков, а пару раз хоть и несильно смог ударить в ответ. Благо махавший руками как ветряная мельница Валек, больше мешал своему товарищу. «Хмурый» взирал на поединок с ледяным спокойствием, механически поглаживая жалобно мяукающего котенка.

Вовремя вспомнив о «Косом», Егор увидел, что тот бросается ему под ноги. Тогда, мальчик, подпрыгнув, приземлился на спину шестерки, всей своей массой припечатывая его к земле. Зацепившись за, что-то острое, ткань куртки Егора затрещала. С победным кличем Гриня и Валек обрушились на Косого, пока их противник, перекатившись на другой бок, уже вскочил на ноги.

На грязной, заплеванной земле копошилось нечто бесформенное с множеством рук и ног. Взгляды «Хмурого» и Егора пересеклись. Но все мысли и эмоции врага словно прятались от Егора за черной пеленой. Наконец, повернувшись к живой куче-мале, вожак громко рассмеялся.

– Гавнодавы, подъем! – Скомандовал он, поторапливая ботинком своих товарищей.

– Здоровый кабан! – Прошипел отряхающийся Гриня.

– Мы убьем! Убьем тебя, сволочь! – Вопил помятый «Косой».

Один Валя многозначительно мычал, воинственно потрясая головой.

– Варежки закрыли! – Лениво процедил сквозь зубы «Хмурый».

– Ты – молоток! – Обратился он к Егору. – Позабавил меня! Давно так не радовался! Ступай! Мы тебя не тронем!

Ошарашенный Егор не знал, что ответить. Правда, до него доходили разговоры о законах таких шаек, и благородстве их главарей. В них верилось с трудом. Тем более, что по угрюмому лицу было не понять, шутит его обладатель, говорит всерьез, или  просто играет с жертвой.

Подойдя к «Хмурому», Егор потянулся к котенку. 

– О-о-отдай!

Тот не торопливо протянул руку, но в последний момент отдернул.

– Он оцарапал меня! Видишь кровь? – «Хмурый» показал Егору грязный палец.

Есть или нет на нем рана, в темноте не разобрать.

– Никому! Никому нельзя это делать! – Важно произнес главарь. – Его оставишь нам! А сам вали пока я не передумал!

– Я-я-я б-б-без н-н-него н-н-не п-п-пойду … – Попятился Егор.

– Тебя отпускают, жирдяй! А кошек в первой подворотне наловишь!

– Н-н-нет! – Уперевшись спиной в стену, произнес мальчик.

Очертания недостроенного здания высились как храм кровожадного языческого божества или брошенный космодром злобных пришельцев. В лунном свете, четверка пленившая котенка Егора выглядела похожей на кого угодно, но только не на людей.

– Мы тебя, толстый, порежем на ремни! – Подал голос «Косой». – Так ведь?

Обернулся он словно за поддержкой к «Хмурому».

– Порежем! – Неторопливо произнес тот. – И жирок весь вытопим по капельке! Но для начала…
Запустив руку в карман, он извлек оттуда продолговатый предмет. Щелчок пружины, и выкидное лезвие засияло мертвенным светом.

– Тише, киса, тише! – Произнес «Хмурый», подбросив мяукающего котенка другой рукой.

В отчаянии, Егор принялся шарить вокруг, и в его ладонь лег крупный, с заостренным краем осколок кирпича.

От вида такого оружия, хулиганы залились чистым звонким смехом. Откуда стоял  Егор днем в железную бочку не попасть, стоит ли говорить про ночь и человека?!

– Сначала снимем шкурку с твоей кошечки! – Улыбнулся «Хмурый», поднимая нож. – Будешь держать ее за лапы, Косой! А ты смотри внимательно, жирняга!

В этот миг перед Егором пронеслась его жизнь, только будущая, а не прошлая. Жизнь, где бабушка будет до рвоты закармливать его сосисками с пюре, «бриллиантовый» папа бить и унижать, а хихикающие училки сдавать в макулатуру  работы, на которые он потратил столько сил. Но в этой жизни не будет маленького, пусть и неказистого котенка. Котенка, который выбегал встречать его к двери, к ужасу бабушки, мурлыкая прыгал на кровать, и был очень счастлив, что  у него есть Хозяин. Так будет ли жизнью такая жизнь?!

Из кинофильмов мальчик знал, что в таких ситуациях всегда появляется Герой. Тот, кто защитит добро и накажет злодея. Жаль, посреди брошенной стройки ему неоткуда взяться.
Вдруг рядом с собой Егор увидел крепкого темноволосого мужчину в лихо заломленной на бок пилотке и синем военном кителе с золотыми крыльями. Засунув руки в карманы, он стоял на неестественно прямых ногах, и на его широком, дерзком лице сияла улыбка, а глаза выжидательно смотрели на Егора.

«Тра-та-та-та!» – Прокричал он, выхватывая руки из карманов.

В глубине души мальчика проснулось нечто древнее и могучее, рванувшее наружу, как магма из спящего вулкана, и он со всей силы кинул зажатый в руке кирпич.

Кто или что направлял в тот миг его рукою?! Подсознание, дальний предок – охотник, или дух самого Дугласа Бадера, но пущенный им снаряд угодил «Хмурому» точно в середину лба. Колени хулигана подкосились, и он, выронив нож и котенка, рухнул на заплеванную им землю пустыря.

– Сейчас его шестерки порвут меня на британский флаг! – Хватая гладкий булыжник, подумал Егор.

Только нового броска не потребовалось. Увидев поверженного вожака, Валек с Косым рванули прочь как спринтеры по выстрелу стартового пистолета, а изменившийся в лице, Гриня схватился за живот. Его кишечник избавился от содержимого с задорным треском.

–  Ой! – Только и смог промолвить хулиган.

Лунный свет ярко освещал дорогу, по которой удирали Валек с Косым. Втянувший голову в плечи и размахивающий длинными ручищами дебил смахивал на орангутанга, а прыткий шестерка на резвую макаку. Вдруг, без всякой причины Косой поставил подножку своему товарищу, и тот полетел на гору строительного мусора, как брошенная пьяным грузчиком доска.

«Хмурый» походил на спрута, вытащенного на палубу суровыми бородатыми моряками. Его ноги скребли землю, а вокруг растекалась черная мерзость. Обхватив голову руками, он беззвучно раскрывал рот. Судя по всему, сейчас ему было не до стона и криков.
Не выпуская булыжник, Егор бросился вперед.

– Кис! Кис! Кис! – Тревожно позвал он.

Испуганный котенок, наверняка забился в какую-нибудь щель. Как теперь его найти? И не пострадал ли он при падении.

– Кис! Кис! Кис! – Повторил мальчик.

Заметив его приближение, Гриня испугано застыл, только его кишечник исправно продолжал работу.

– Мама! Мама! – Истошно выл на куче мусора Валек.

Два маленьких горящих глаза вспыхнули за балкой.

Егор ступал медленно, стараясь не спугнуть любимца. И пока тот решал бежать или нет, мальчик успел подхватить его на руки.

Когда котенок замурлыкал, Егор выбросил булыжник, но не торопился уходить. Высоко подняв голову, он окинул взглядом свое поле боя, грязный, заплеванный пятачок на заброшенной строительной площадке. Так смотрит летчик на догорающие останки вражеского самолета, или полководец на порубленные тела врагов. «Хмурый» продолжал истекать кровью. Выкидной нож впился в бок своего хозяина. Испуганный Гриня смердел, а сидевший на мусорной куче Валек, что есть сил, звал маму.

Добравшись до забора, Егор шагнул в дыру и возвратился на улицу.


* * *


В трамвае измученный Егор плюхнулся на ближайшее свободное сиденье. Ему пришлось долго гладить и чесать за ушком нервно вздрагивающего котенка, пока тот не уснул, уткнувшись розовым носом в связанный мамой свитер.

Тогда подняв голову, Егор увидел большую латунную звезду между двумя лазурно-синими полосами. Рядом с ним сидел майор ВВС. Поджарый и загорелый, с тронутыми сединой короткими жесткими волосами, он с легким прищуром, смотрел в окно. Егора немало удивил Орден Красной Звезды, на правом борту его кителя, ведь таким награждались только отличившиеся в бою. Военный обернулся. Его взгляд  задержался на рваной куртке, потом, на наливающимся под глазом синяке, и на котенке.

– Он все понял и сейчас позовет милиционера! – Подумал мальчик.

– Зверь знатный! Погладить разреши… – Обратился к нему майор.

– Пожалуйста!

Крепкий палец коснулся подбородка котенка и тот замурлыкал сквозь сон. Из-под левого рукава кителя показалась розовая, не успевшая загореть после сильного ожога, кожа.

– Как звать?

– Никак... Я не знаю, кошка это или кот…

– Экий ты, брат, смешной! Твое животное и без имени! Куда это годится?! – Назидательно поднял палец попутчик.

Его правая рука тоже оказалась изувеченной.

– Это – кот! Котяра! Ты на его башку и лапы только взгляни! Такой, живет у нас в ТЭЧ!

– Я дам ему имя! – Ответил Егор. – Как только приеду домой!

Майор удовлетворенно кивнул.

Его хотелось расспросить его о ТЭЧ, полетах и боях, но вопросов оказалось так много, что Егор не знал с какого начать. И, казалось, от военного летчика, веет холодными пронизывающими ветрами, раскаленным металлом, жаром сгорающего топлива и пороховой гарью. Он, улыбаясь, смотрел на Егора, и тому казалось, что внимательный взгляд проникает в самую душу.

– Мне пора! Удачи, парень!– Направляясь к выходу, майор дружески похлопал его по плечу.

Только когда за ним закрылись двери, до Егора дошло, что он не заикался, когда разговаривал.

– Прости, что так себя повел! Я тебя никому не отдам и не позволю обидеть! – Обратился мальчик к своему котенку.

На его слова, обернулась улыбающаяся молодая женщина с огромным букетом цветов, а трамвай, весело прозвенев, продолжил путь.


* * *


Учительницу, сдавшую в макулатуру его перевод, Егор встретил на улице спустя много лет, возвращаясь из дальнего рейса.

Она почти не изменилась, тоже несуразное платье, утиная походка, только волосы от новой краски приобрели иной цвет. Заметив бывшего ученика, она часто заморгала,  вспоминая что-то. Но в высоком и плечистом, пилоте могучего лайнера, едва угадывался робкий, заикающийся толстяк.

Какой-то чертик внутри Егора подбивал его подойти и сказать учительнице что-нибудь на  английском. На языке, который из его уст слышали торопливые арабы, вежливые японцы, внимательные немцы, да и сами англичане. Однажды Егору довелось спасти заблудившийся над горами самолет, передавая его сообщения диспетчеру, а назад команды земли. Как бы все удивились, расскажи он давнюю историю о тройке по английскому.
Ничего не сказав учительнице, Егор прошел мимо. Зачем тратить время, когда его мама с невестой накрыли стол. Они встретят и обнимут его у порога. Но всех опередит кот Дуглас. Невзирая на почтенный возраст, он запрыгнет к нему на руки, и громко мурлыкая станет тереться о синий форменный китель с золотыми крылышками.

Хорошо возвращаться, когда тебя ждут!