«Бывало ли такое, чтобы две молчаливые души, такие непохожие, так подошли друг другу? Конечно, мы часто чувствуем одинаково, но даже когда мы ощущаем что-то по-разному, мы все-таки понимаем друг друга, хоть у нас нет общего языка. Нам не нужны слова, произнесенные вслух. Мы для этого слишком непонятны и загадочны. Должно быть, Господь смеется, видя наше безмолвное действо»
Из письма Джека Лондона к Анне Странски:
Мне вспомнился мой давний сон, который терзал меня несколько ночей подряд после смерти Майкла: я стояла напротив окна, на улице было холодно, шел снег, но на мне был только легкий ситцевый сарафан, сквозь который было хорошо видно мое обнаженное тело. Распущенные волосы мои терзал ветер, а пальцы были настолько замерзшими, что от любого усилия ими пошевелить мое тело пронзала боль. На улице никого не было, только тусклые фонари освещали и без того тусклую, усеянную грязным снегом дорогу. Пьянящий свежий морозный воздух раскалывал мои легкие на сотни тысяч кусочков. Я практически примерзла к этому подоконники и мысленно задавала себе вопрос «Почему я не могу отойти от окна и закрыть его?» После этого я пыталась повернуться, но кто-то очень сильный хватал меня за руку и тащил через окно на улицу. Я кричала, а ветер терзал мои волосы и сарафан, оставляя меня практически обнаженной. Кто-то сильный нес меня над городом, в котором было так много света, что я закрывала глаза от боли, давящей на меня из-за ослепляющих огней, но в этом городе я не видела людей. Ни одного человека, бредущего в поисках паба.
И я начинаю задыхаться. Мою грудь словно сдавливает что-то невидимое. Я кричу, задыхаюсь, пробую набрать воздух, кричу, вырываю крик у себя из груди. Ничего не выходит. Постепенно образы перед моими глазами темнеют, превращаясь в черную крупу, и я теряю сознание…
Этот сон терзал меня ночь за ночью несколько дней, пока я оплакивала Майкла. Этот странный сон создавал мой психологический портрет в те дни моего существования: брошенное тело, пытающееся уйти к любимому человеку.
Но два вопроса волновали меня: почему в городе было так много света и не было людей, и кто и куда тащил меня той морозной ночью?
Пятнадцать минут третьего. Он опаздывал. Это была наша третья встреча. На двух первых Джон не смотрел мне в глаза, пытался откреститься ото всего, что с ним случилось, и посмеивался, когда я предлагала свою помощь: «Мисс, прошу вас, давайте оставим эту затею?»
Но чем больше он пытался избавиться от встреч со мной, тем сильнее я чувствовала привязанность к нему. Не душевную, не родственную, не любовную – только профессиональную.
Он именно тот случай, который я так долго искала. Не раскрытая книга, в которой так много тайн и поворотов, что ты быстрее дочитываешь страницу и откладываешь ее в сторону с душевным возбуждением, чтобы с трепетом и желанием оставить на завтра все действо, которое случиться на следующей странице.
- Джон, давайте договоримся так, - не выдержала я, когда он в очередной раз ухмыльнулся, - вы сегодня со мной поговорите и больше можете не приходить.
Его взгляд остановился на моих губах. Три секунды неловкости. Море ощущений.
- Это сделка? – спросил Джон и уселся удобнее
- Да, можете называть это сделкой, - ответила я и надела очки.
Он был красив: светлые волосы, глубокие карие глаза, графичное лицо с острыми скулами и длинным носом. Наверное, в фильме его сыграл бы Рэйф Файнс, если бы был блондином с карими глазами.
- А что вам с того, что я поговорю с вами сейчас? Почему вы сразу не можете отпустить меня? – снова ухмыльнулся Джон, не веря моим словам.
- Мистер Андерсон, я не держу вас. Вы видите наручники или веревки? Ваши руки скованы? Нет. Я не держу вас, вы можете уходить прямо сейчас. Вам нужно лишь встать и открыть дверь. Не сомневайтесь, я не стану кидаться к вам на грудь и умолять остаться, - я улыбнулась и положила ногу на ногу.
Джон улыбнулся и нервно кашлянул.
- Можно воды?
Я взяла стакан с журнального столика, встала и направилась к мини-бару.
- Может быть, вы хотите что-то покрепче? – спросила я.
- Если у вас виски, то можно виски.
Я налила чистый виски, бросила пару кусочков льда и, отдав бокал Джону, снова присела в кресло.
Мы несколько минут молчали. Я разглядывала его руки, он разглядывал свой бокал.
- С чего я должен начать?
Он не собирается уходить. По крайней мере, не сегодня. Это приятно. Это маленькая победа на моей зарождающейся войне.
- Расскажите мне о себе, Джон. О том, что вас отличает от меня.
- У меня есть член и виски, - он улыбнулся.
Я снисходительно кивнула головой и попросила его быть предельно откровенным:
- Вам не нужно стесняться или скрывать то, что вы хотите произнести. Только не здесь. У вас есть пенис и это действительно нас не может породнить, но, быть может, вы вспомните еще о чем-нибудь.
- Я люблю спать сидя.
- Интересный способ, Джон. Вам так удобнее?
- Я не знаю. В детстве я постоянно мотался в электричках и ночевал в подземке. И мало спал. Поэтому засыпал только там, сидя на этих неудобных местах. Может, я просто привык?
- Хорошо, Джон. Привычка – это очень сильная привязанность души к чему-либо. Но, по большей части, за все наши привычки отвечает именно мозг. Вы засыпаете лежа?
Джон попросил подлить виски. Я принесла бутылку и он продолжил:
- Да, я могу уснуть, но сон не крепкий. Мне неуютно спать лежа. А как спите вы?
Интригующие вопросы, на которые можно и нельзя отвечать.
Как-то, учась в университете, я задала вопрос своему профессору, когда он объяснял правила поведения с пациентом:
- Где грань, профессор Летерман?
Этот красивый старичок закусил губу.
Ответа я так и не дождалась.
- Я засыпаю лежа на своей кровати, в основном люблю раскинуться, как морская звезда, - я улыбнулась и встретила смеющийся взгляд Джона.
- Еще я не ношу шорты. Никогда, - неожиданно громко произнес Джон.
- С чем это связано, Джон? Негативное воспоминание или вам просто в них неудобно? – я задаю вопрос и изучаю мимику Джона: он слишком часто закрывает глаза на несколько секунд. Плохой знак.
- Когда мне было десять, мальчишка в школе стянул с меня шорты вместе с трусами в школьном коридоре. Все вокруг смеялись, а мне было так стыдно. С тех пор я ношу только то, что сложно просто взять и стянуть. А что не любите надевать вы?
Я взглянула на Джона. В его глазах читалась заинтересованность в ответе.
- Джон, это игра? – спросила я.
- Возможно. Мы же все равно больше не увидимся, давайте поговорим по душам.
- Тогда я должна знать правила этой игры, Джон. Не поделитесь со мной?
- Я их не продумал. Давайте вы будете задавать вопрос мне и отвечать после моего ответа на него сами. Точно также буду делать я.
- И все? Вы не продумали главное: как определить, кто победил.
- Победит тот, кто задаст или кому зададут такой вопрос, на который тот не решится ответить.
У Джона прекрасные карие глаза. И как я не замечала раньше, что он совершенно необычный человек?
- Хорошо, я согласна. Я не ношу спортивные костюмы. Совсем и никогда. Мне не нравится мой вид в них.
- Что же вы надеваете в спортзал?
- Я хожу только в бассейн, а для домашний занятий йогой я прикупила симпатичные шорты с кроликом на заднице.
- Вы занимаетесь йогой в шортах, на которых изображен кролик из Playboy? – удивился Джон.
- Именно таким похотливым шагом я обеспечила себе постоянную нирвану, - улыбнулась я, - ну, Джон, задавайте теперь вы вопрос.
Джон сделал глоток, поморщился и через мгновение спросил:
- Вы влюблены сейчас?
Моя улыбка мгновенно покинула мое лицо. Образ Майкла воскрес перед глазами и почему-то, я вспомнила его в последний день нашей с ним встречи – на берегу океана.
- Да, я влюблена. Но человек, которого я люблю, умер семь месяцев назад.
- Вы скорбите?
- Джон, выполняйте правила игры. Это уже второй вопрос от вас.
- Нет, - категорично потряс головой Джон и опустил глаза.
- А как же Элизабет? – неосторожно выскочило у меня и Джон, посмотрев на мои губы, промолвил:
- Правила, мисс, правила…
Через полчаса нашей таинственной и очень интимой игры я узнала, что Джон любит итальянскую кухню, что он умеет шить, что он работал в юношестве в детском лагере для трудных детей и учил их рыбалке и стрельбе из лука.
К бутылке виски присоединилась и я, нарушив важное правило любого психолога – никогда и ни при каких обстоятельствах не пить с клиентом. Но я, подумав, что уже нарушила пару тройку правил, не смогу сделать хуже, употребив стаканчик виски с лимоном.
- Что вам нравится в сексе? – спросил Джон и протянул мне лимон. Я, слегка дотронувшись до его пальцев, забрала лимон из его рук и ощутила давно забытое чувство тепла внизу живота.
- Джон, не слишком ли интимный вопрос? Вы сами захотите на него отвечать? – спросила я, улыбнувшись.
- Мне нечего скрывать. Я люблю грубый секс. Пару раз я оставлял на теле Элизабет синяки и прикусывал ей язык до крови, - признался Джон и залпом осушил стакан.
Надо ли говорить, что ноги мои сжались под столом, а сама я превратилась в сплошной электрический заряд?
- Я люблю искренность в постели, откровенность, когда мужчина честно говорит мне, что он хочет и просит выполнить. Я люблю чувствовать себя немного слабой, чтобы мужчина был сильнее меня. Я должна знать, что он сможет сделать так, чтобы я не могла отдышаться и никогда его не забыла. Скучный секс – не для меня. Секс, наполненный ложью – не для меня. Слабый мужчина – не для меня, - ответила я быстро и четко, словно готовила эту речь для своей предвыборной кампании.
Джон улыбнулся, поставил стакан на стол, поднялся и подошел ко мне. Наклонившись, он тихо шепнул на ухо:
- Прощайте, Маргарет. Я был рад поговорить с вами.
Его теплое дыхание захватило меня. Я, как пленник, пытающийся вырваться из подвала всеми возможными способами.
«Гони его прочь, Маргарет!»
- Прощайте, Джон.
Через три дня он позвонил и сам назначил время сеанса. Моя война была закончена с полным разгромом противника.