ПИСЬМО ПЯТОЕ
Позволь, дорогая, поприветствовать тебя из моей Федоровской пустыньки, где отшельник, поэт и философ продолжает свои исторические изыскания, что само по себе дает тебе полное моральное право гордиться своим супругом, законспирировавшим свои печали в недосягаемые глубины души своей, а на поверхность поднявший свою интеллектуальную энергию во имя постижения исторического прошлого старинного русского села. Как видишь, дошли мы с Божьей помощью до письма пятого, коим намереваемся завершить всю предреволюционную историю Федоровского Посада.
В четвертом письме я закончил рассказ об истории Посада во времена Императрицы Марии Федоровны Романовой, но, начиная свой рассказ о последующих владельцах Федоровского, хочу вновь вернуться к имени первой основательницы Павловска, чтобы процитировать одно предложение из ее Духовного завещания.
«Передаю моему сыну, Великому Князю Михаилу, Павловский дворец с прилегающими к нему деревнями и четырьмястами пятьюдесятью крестьянами в вечное владение им и его потомками мужеского пола, и таким образом моему старшему сыну отказываю (Императору Николаю Павловичу - Г. К.), как в завещании, так и в сумме в полтора миллиона рублей, отданных навеки на содержание этого селения (Цитирую по кн. М. И. Семевского, с. 533).
28 декабря 1828 года последовал именной Императора Николая Павловича указ, данный Сенату: «Блаженныя памяти Родительница Наша Государыня Императрица Мария Федоровна VI-ю статьею духовного своего завещания предоставить изволила Павловский дворец со всеми принадлежащими к нему зданиями, садами и деревнями, в которых заключается ревизских 451 душа (а именно: в Федоровском посаде 321, Глинке - 35, Новой Веси - 27, Липице - 21, Тярлеве - 29 и Глазове 18-ть душ), с пашнями, сенокоcами, лесными дачами и всякими угодьями, с капиталом 1<|>500<|>000 руб. ассигн., назначенным на содержание Павловска и внесенным на вечное обращение, - в собственность любезнейшего брата Нашего Великого Князя Михаила Павловича»... (Там же, с. 2б0).
Так началось двадцатилетнее владение Павловском и его деревнями В. Кн. Михаилом вплоть до его смерти в 1849 году. Положение крестьян при новом хозяине не очень изменилось. Оброк в размере 10 руб. асс. с души не увеличился, но этого источника на содержание Павловска было явно недостаточно, а поскольку средства Преемника были значительно скромнее, чем его родительницы, то понадобились дополнительные источники. Так к Павловску было приписано одно из имений Гдовского уезда Петербургской губернии - Выскатская волость с ее 3461 крестьянской душой. Это давало необходимые для содержания Павловска 30 тыс. руб. ассигнациями ежегодно. Указ Сената об этом последовал 20 декабря 1829 года.
А что же с нашим Федоровским Посадом? «Сельская администрация подверглась некоторым изменениям. 11 апреля 1830 года утвержден доклад директора Павловска о том, чтобы вместо головы и двенадцати старшин, выбиравшихся миром для Федоровского посада и маймистских деревень, выбирались крестьянами двое старшин, с производством жалованья, ибо хотя такового не производилось прежним старостам, но зато, как выражено было в докладе, они и не приносили почти никакой пользы». По «совершенному отсутствию грамотных крестьян» (М. И. Семевский факт этот находит «странным», поскольку еще в 1784 году было здесь учреждено сельское училище - Г. К.), директор предполагал задержать при учреждением Сельском Приказе вольнонаемных писарей: самый Приказ, в ведение которого предоставлены были деревни и Федоровский посад, подчинен был Павловскому Городовому Правлению» (с. 270).
Чуть раньше этой даты, 4 апреля, директор Павловска предлагал Михаилу Павловичу «прекратить раздачу крестьянам наград и подарков за отличие в какой-либо отрасли сельского хозяйства» (700 р. в год), но тот, очевидно свято чтя духовное завещание своей родительницы, на докладе вежливо отказал: «Оставить до времени». Но директор на том не успокоился и 22 апреля вновь вышел с докладом по этому поводу: «опыт доказал, что такое благотворительное учреждение нисколько не способствует побуждению крестьян к соревнованию усовершенствовать себя в земледелии и прочих отраслях сельского хозяйства...» Но Великий Князь не только не отказался от заведенного матушкой поощрения крестьян, но в сентябре 1829 года по его воле крестьянам было роздано наград на сумму 461 р. только за успехи в земледелии. Но директор и на этот раз не сдался. В октябре 1832 года он вновь вышел с докладом, испрашивая разрешения выдать только часть суммы на награды «и в последний раз», доказывая, что эти награды бесполезны, ибо «ими пользуются одни только достаточные крестьяне». Но и Князь наш был не лыком шит: «Нужно мне знать: когда эти поощрения были введены, и почему доставались достаточным только крестьянам, и какая сумма на это отпускалась, и отчего ее более нет? Михаил».
В представленной справке сообщалось о введенном Марией Федоровной поощрении, о чем мы подробно рассказывали в предыдущем письме, и объяснялось, что награды достаточным крестьянам достаются потому, что они имеют больше средств для лучшей обработки земли и благоустройства домашнего хозяйства. Поскольку не все 600 руб. выделяемых ежегодно Марией Федоровной были использованы, то по кончине Государыни, награды выдавались из остатка. К 1832 году остаток наградных денег составлял 830 рублей.
На этом докладе Михаил Павлович написал: «Этот год, по примеру прежних, раздать, а впредь сообразить: не лучше ли будет, заместо раздачи - положить в ломбард для приращения процентов, из которых помогать самым неимущим крестьянам». Так и сделали, положив капитал в 1000 р. из процентов этой суммы по распоряжению Городового Правления выдавались ежегодно пособия тем крестьянам, что были не в состоянии платить оброк.
Великий Князь Михаил Павлович имел доброе сердце. Вообще, детям Марии Федоровны очевидно передалось добродетельное сердце матери по наследству, а на возражения некоторых оппонентов о смутных подозрениях в участии старшего Александра в заговоре против отца или о «жестокой» расправе Николая над декабристами и т. д., должен заметить, что в первом случае История не дала ответа на этот вопрос, а жестокость Николая, на мой взгляд, явно преувеличена. Во всяком случае она не идет ни в какое сравнение с жестокостью властителей советских времен, обвинявших Императора в этой жестокости. Во-вторых, дети Павла от отца унаследовали твердость духа, мужественность воинов, может быть даже некоторую жесткость. Все они были людьми военными и органически не принимали всякую разболтанность и разгильдяйство. Не был исключением и Михаил. Поэтому введенные при нем некие жесткие меры по отношению к нерадивым крестьянам - свидетельствуют скорее о его стремлении к порядку, но не о жестокосердии.
В феврале 1830 года директор Павловска докладывает Его Высочеству: «Дабы прекратить путь к дальнейшему опустошению лесов и воздержать крестьян от самовольных порубок и продажи леса, не благоугодно ли будет Вашему Высочеству приказать, чтобы крестьян, которые впредь в таковых поступках изобличены будут, отдавать в рекруты, в счет будущих наборов, а неспособных к военной службе отсылать на некоторое время в смирительный дом. Отдача таких людей в военную службу сделает селениям большое пособие, а особенно находившимся в них крестьянам хорошего поведения, ибо из семейств этих последних не будет надобности брать рекрутов при будущих набегах; сами же селения, мало-помалу, избавлены будут от людей худшего поведения». (с. 272). Доклад был утвержден 28 февраля 1830 года.
В 1840-х годах при новых порядках, заведенных бароном Кридинерем, преемником Е. К. Фридерицы, число ссуд, назначение новых пенсий, заимообразных пособий мастеровым, обывателям города и крестьянам сократилось. В 1840 году вознаграждение причта за обучение мальчиков в сельской школе Федоровского посада было отнесено на мирской капитал (до этого 159 р. асс. выдавалось из казны владельца Павловска), выдача наград прилежным ученикам была тоже признана бесполезной, как непроизводительная затрата» и т. д.
30 марта 1845 года комиссару по вотчинной части было предоставлено право наказывать виновных крестьян розгами до 10 ударов. Эта мера была признана бароном Кридинером необходимой для содержания крестьян Федоровского посада и маймистских селений «в должном повиновении». При взыскании недоимок, хотя не часто, но случалось, что ближайшее начальство прибегало «к некоторым строгостям», как выражается М. Семевский. Так, в 1847 году в дом одного крестьянина Федоровского Посада за неплатеж недоимки (40 р.) назначен был - впредь до уплаты - двойной воинский постой. В том же году крестьянин Сухов за недоимку был посажен под арест при полиции. Как видно из дел архивных, за «дурное поведение и нерадение о хозяйстве» крестьяне Павловских деревень сдавались иногда в солдаты в зачет будущих рекрутских наборов или в арестантские роты, если были негодны к строевой службе (с. 274). Но все-таки таких строгих мер было немного. Во всяком случае быт крестьян Павловского городового Правления в 1829<197>1849 гг. был неизмеримо лучше состояния помещичьих и казенных крестьян. Подтверждается это тем, что по-прежнему, как это было во времена Марии Федоровны, в Городовое Правление обращались люди с просьбами о приписке их к крестьянам Павловского имения. Удовлетворение таких ходатайств было однако 7 июля 1834 года высочайше воспрещено (с. 275).
Упоминание о том, что крестьянскую семью наказали за неуплату недоимки «двойным воинским постоем» свидетельствует о том, что во времена Михаила Павловича, в Федоровском Посаде нередко квартировались военные, бывшие здесь на учениях. Действительно, и в Павловске, и в Посаде часто происходили учения кавалеристов, окрестности оглашались ружейными и пушечными выстрелами, громовыми «ура» пехотинцев, приводя в смятение местных обывателей и крестьян, но зато возбуждая воображение хорошеньких молодиц, привлеченных обилием бравых кавалеристов.
В 1841 году по рисунку профессора А. П. Брюллова для Его Высочества был в Федоровском Посаде отстроен двухэтажный дом, утраченный, как и храм в годы последней войны.
В апреле 1849 года в Москве у Михаила Павловича открылось сильное кровотечение. После некоторого улучшения здоровья он возвратился в Петербург. «В это время гвардия и гренадерский корпус выступили в поход в Венгрию, и Великий Князь поспешил в Варшаву для осмотра собранных там войск». (Цит. по Историко-краеведческому альманаху «Павловск», вып. 1, 1994 г. с. 100). 12 августа ему стало плохо во время смотра, он потерял сознание. 26 августа его не стало. Его жена Елена Павловна, дочь принца Вюртембергского, на которой он женился в 1824 году скончалась в 1873 году. Энциклопедически образованная женщина, она принимала в своем салоне Пушкина, Тургенева, Рубинштейна. Касаясь нашей темы, нельзя не упомянуть о том, что Великая Княгиня имела значительные заслуги в осуществлении крестьянской реформы 1861 года. Свои соображения по этому вопросу она изложила в труде «Мысли об уничтожении крепостного состояния в России».
Если Венгерская кампания стала для Михаила Павловича последней, то для двадцатидвухлетнего Великого Князя Константина Николаевича с нее только все начиналось. Отправленный туда отцом, Императором Николаем I, он уже «в боевых условиях продемонстрировал, что чувство долга в его действиях всегда превосходит личную опасность, за что и был представлен к ордену Св. Георгия 4-й степени» (Там же, с. 103).
Здесь он узнает печальное известие о кончине своего дяди, а по возвращении, 10 октября 1849 года, после Высочайшего указа, вступил во владение Павловском» «со всеми принадлежащими к нему зданиями, заведениями, садами, деревнями и с капиталом в 428<|>571 р. серебром» (М. Семевский, с. 283). Новый владелец прежде всего попытался в устройстве быта крестьян вернуться к условиям, существовавший еще при его бабушке - Императрице Марии Федоровне. «Я прошу моих сыновей, - писала Императрица в духовном завещании, - обратить все их внимание на счастие и благосостояние моих крестьян и не увеличивать их повинностей» (с. 295). Согласно с этим заветом повинности 482 душ Фёдоровского Посада не только не были увеличены, но было обращено внимание на всестороннее улучшение их быта. Так в 1853 году был значительно уменьшен, а затем и вовсе отменен так называемый выводной налог, деньги взимаемые в казну за увольнение крестьянских вдов и дочерей в замужество за купцов, служащих, отставных воинских чинов, за переход крестьян в другие сословия (в купечество, в мещане), за увольнение крестьян по паспортам и пр. Введенные в 1834 году прежним владельцем, выводные деньги живо напоминали крепостное право прочих помещиков и составляли немалые суммы.
В 1857<197>1858 годах по повелению Его Высочества исполнены землемерные работы относительно точного определения и нарезки крестьянских земель, при этом, для уравнения крестьян в пользовании землями и угодьями, к некоторым деревням, в том числе и к Федоровскому Посаду, сделаны значительные прирезки земли из принадлежащей Павловску.
Когда было обнародовано Положение 19 февраля 1861 года об отмене крепостного права в России, Его Императорское Высочество Великий Князь Константин Николаевич, первым из владельцев заповедных и майоратных земель поспешил изъявить готовность предоставить крестьянам своего имения те блага, которые получили прочие крестьяне, вышедшие из крепостной зависимости. При этом за крестьянами этих имений были сохранены все те личные права, какие им были до того дарованы. У Михаила Семевского на с. 297<197>300 подробно описано, как эта реформа проводилась при Константине Николаевиче.
15 августа 1861 года все Павловское имение введено в состав первого Мирового участка Царскосельского уезда, причем из имения образована особая волость. В Федоровском Посаде открыто волостное правление и в тот же день крестьянами избраны волостной старшина и сельские старосты, затем приступили к составлению уставных грамот, согласно которым из Федоровского и пяти маймистских деревень было образовано сельское общество. По уставной грамоте надел крестьян землею, повинности за пользование землею и условия выкупа земельных угодий определены на следующих основаниях:
<197><~>Крестьянам предоставлена в постоянный надел вся состоявшая при обнародовании Положения 19 февраля в их пользовании земля:
<197><~>На 482 души Федоровского общества - 3836 десятин, что на 1908 десятин превышало количество, установленное Положением 19 февраля;
<197><~>Оброк за пользование остался тот же, что был при Марии Федоровне - 10 р. Таким образом, никакой доб. платы за значительный излишек земли не взималось.
Лесом, находящимся в их наделе, крестьяне могли пользоваться для собственного употребления. Кроме того, сохранялось за ними право на получение ежегодно из Лисинского лесничества «1000 дерев».
Надел свой крестьяне могли выкупить сразу или постепенно в течение десяти лет. Выкупная сумма за «высший душевой надел» определена, согласно Положению 19 февраля, посредством капитализации из 6<|>% платимого крестьянами оброка.
Наконец, в распоряжение крестьян, в их мирской капитал переданы значительные суммы, дотоле находящиеся в распоряжении Павловского Городового Правления. Какова была эта сумма для федоровцев мы не знаем, но известно, например, «по одному Гдовскому имению до 40 т. руб.» (с. 299).
В ведение крестьян перешли также значительные запасы хлеба в сельских магазинах.
«Составленные на изложенных выше основаниях две уставные грамоты, определяющие поземельное устройство крестьян Павловского дворцового имения, именно сельских обществ посада Федоровского и пяти маймистских селений, удостоились высочайшего утверждения и введены в действие 15 апреля 1862 г. общим установленным порядком» (с. 299<197>300).
Книга М. И. Семевского о Павловске писалась к 100-летию дворца и города, к 1877 году с момента отмени крепостного права в России прошло уже 16 лет, более 3/4 бывших крепостных крестьян Российской Империи вышли из обязательных к помещикам отношений, но «крестьяне Павловского имения - именно Федоровского и Маймистского сельских обществ - не изъявляют желания быть крестьянами-собственниками и, несмотря на многократные по сему поводу предложения, продолжают оставаться временно-обязанными, не находя для себя выгодным переход в крестьян-собственников» (с. 300).
Объяснение этому Семевский видит «как в высоком благодушии первой Помещицы Павловских деревень, которая из века в век, завещала своим преемникам по отношению к крестьянам ее имения самые возвышенные чувства, так и в условиях быта сельского населения Павловского имения, которые в настоящее время так хороши, что с переходом из обязанных крестьян-собственников население это ничего нового не выигрывает» (с. 300).
Таково было положение крестьян Федоровского посада при Великом Князе Константине Николаевиче. Надо еще сказать, что будучи тоже человеком военным, как и его предшественник, Константин Николаевич, служивший в военно-морском ведомстве, не случайно озаботился крестьянским вопросом. В 1858 году генерал-адмирал представил на утверждение императору первую в истории отечественного флота программу парового кораблестроения. Качественно новому флоту требовались грамотные моряки. При крепостном праве эта задача была неосуществимой. «Основная часть рекрутов во флот шла из деревень, и были они почти поголовно неграмотными. Став в 1857 году членом секретного Комитета по крестьянскому делу и не дожидаясь окончательного решения вопроса о крепостном праве в верхах, генерал-адмирал своим приказом отпускает на свободу кантонистов (матросских детей), в 1859 году - охтенских крестьян, находившихся под опекой Петербургского адмиралтейства, на следующий год - крестьян, приписанных к черноморским адмиралтействам» («Павловск», альманах № 1, с. 105-106).
Тогда же Константин Николаевич назначается председателем Главного комитета по крестьянскому делу. Как ни парадоксально, но именно Великий Князь выступал решительным защитником интересов крестьян, резко критикуя крепостническую партию. Не случайно Константин Николаевич стал одним из основных авторов манифеста 19 февраля 1861 года.
Двадцать лет спустя, 1 марта 1881 года убийство Александра II стало жизненной трагедией Великого Князя. Покойный Император высоко ценил военные и деловые качества Константина Николаевича, доверял ему, был духовно близок с ним. Увы, отношения с его преемником, Александром III у Константина Николаевича не сложилось. 13 июля он получил отставку со всех постов, сохранив лишь звание генерал-адмирала. Личная жизнь также не была суетливой. С 1848 года Великий князь был женат на Александре Фредерике, принцессе Саксен-Альтенбургской (в студенческие годы в этом маленьком старинном саксонском городке Альтенбуге мне довелось бывать), в православии нареченной Александрой Иосифовной (1830<197>1911 гг.). Имел от нее четырех сыновей и двоих дочерей. Но взаимоотношения их были не простыми. Отсюда у него и поздняя любовь, и вторая семья, не освященная церковью.
Переход от полной напряжения сил деятельности к праздной жизни принес душевные страдания и горечь. Оказавшись не у дел, часто уезжал в свое Федоровское имение, чтоб никого не видеть и не слышать. Но это касалось не всех. Известно, что в Павловске и его окрестностях еще в активной поре деятельности Великого Князя, его коллеги, советники, друзья и единомышленники - морские офицеры получали от своего начальника, владельца имения, разрешения на постройку своих дач и загородных домов. Очевидно и в отставке связь со своими товарищами по службе Константин Николаевич не прерывал, охотно встречаясь со своими бывшими сослуживцами, совершая совместные прогулки, о чем есть собственноручные записи генерал-адмирала в его дневнике («Павловск», альманах № 2, 1996, с. 60).
Другим утешением отставного генерал-адмирала были дела крестьянские. Ко времени тому, согласно данным «Географически-статистического словаря Российской империи П. Семенова (1885 г.), Фёдоровский посад был большим селом, числом жителей в 1057 человек, живших в 170 дворах. Посад был предметом постоянных забот Константина Николаевича, особенно в последние годы жизни. Есть свидетельства крестьян, правда более поздних, о том, что князь любил звать к себе молодежь, с удовольствием слушая их песни и наслаждаясь их хороводами да танцами. Около дворца было очень красиво, аллеи благоухали от кустов сирени и жасмина.
«Праздная жизнь привела к преждевременному дряхлению организма, появились болезни, и на 65-м году жизни в ночь с 12 на 13 января 1892 года опальный генерал-адмирал, один из выдающихся сынов России, окончательно погрузился во мрак небытия и был похоронен в Петропавловском соборе» (Альманах «Павловск», № 1, с. 108.)
Дело своего отца продолжил определенный им на морскую службу Великий Князь Константин Константинович Романов (1858<197>1915). Начал он ее в 12 лет гардемарином. А за год до смерти отца тридцатитрехлетнему морскому офицеру присваивается звание полковника и он получает под свое командование лейб-гвардии Преображенский полк. Через четыре года он уже генерал-майор, спустя еще шесть лет - генерал-адъютант, а с 1907 года - генерал от инфантерии. Как и отец, Константин Константинович женился на Саксен-Альтенбургской принцессе, Августе Марии Агнессе, в православии - Ёлизавете Маврикиевне (1865<197>1927). Брак был тем не менее, вполне счастливым: выйдя замуж в 1884 году, кузина великого князя пережила его на 12 лет, оставив после себя 9 детей.
Удачливой у Великого Князя, предпоследнего наследника Павловска, была не только военная карьера и семейная жизнь, но и уникальная для августейшего рода литературная стезя, где он оказался столь же блистательно талантлив, как и в своих ратных делах. Впрочем о поэте К. Р. так много написано теперь, что вряд ли я смог сказать что-либо новое, тем более что нас Константин Константинович интересует прежде всего как предпоследний владелец Федоровского посада. К сожалению, об этой стороне жизни Великого Князя нам мало что известно, ведь М. И. Семевский завершил историю Павловского имения в 1877 году. Все, чем мы располагаем, это тремя выписками из его дневника, сделанными Константином Константиновичем в августе 1888 года. И хотя имение фамильное принадлежало его отцу, «папа», как выражался Великий Князь, но они прямо касаются Федоровского Посада, а потому приведу их полностью.
Десятого октября он записывает: «В среду мне минуло тридцать лет». В понедельник, пятнадцатого он работал над стихотворением «Утомленный дневной суетою безумной...». Вспоминал своего любимого Фета: «Не впадаю ли я в невольное подражание?» А на следующий день с маленьким своим сыном, будущим наследником Павловского уезжает в Федоровское, о чем на следующий день, в среду, 17 октября в дневнике появляется запись:
«Вчера было у меня много отрадных впечатлений. Вздумал вдвоем с Иоанчиком съездить в Федоровское. Эта мысль пришла мне раньше, я лелеял ее как заветную мечту и сообщил жене. Показать роте своего первенца одного, без няни, казалось мне чем-то таким радостным. В 10 ч. мы сели на тройку и покатили. Иоанчику не хотелось на сиденье подле меня, он просился ко мне, и я должен был взять его к себе на колени. Он пока еще говорил только: Папа, Мама, Вава и изредка дядя, когда видит Митю. На все же остальное у него всего одно слово, что-то среднее меду Гага и Кеке; этим обозначается все, что угодно. Удовольствие он выражает как-то цокая языком - ц - и при этом так прелестно лукаво улыбается, что нельзя его не расцеловать.
Итак, мы едем. Вот и Федоровское. Я здороваюсь направо и налево со встречными людьми, а маленький вместо наклона приподнимает ручку к шляпе... Идем на правый флаг (в сторону Аннолово. - Г. К.) в конец деревни. Там перед своей избой стоит Рябинин; я заговариваю с ним о вольных работах и забываю Иоанчика. Вдруг маленький протягивает ручку и что-то старается сказать Рябинину. Это значило: <170>Подойди сюда и поцелуй мне ручку<169>. Тот подошел к коляске, скинул фуражку, взял маленького за руку и поцеловал ее. Я глубоко умилялся. Надо же было ему потянуться именно к любимому моему солдату. Пока я заходил в некоторые избы, чтобы взглянуть, как расположились люди, маленький оставался на руках то у Цыца, то Рихтера, то у фельдфебеля, и все удивлялись тему, что он такой смирный, приветливый и не плачет» (Здесь и далее цитирую по «Роман-газете», № 19,1994. «К. P. (Великий Князь Константин Романов), с. 30<197>31).
Страшно это читать теперь... Счастливый отец, беззаботный младенец... Не ведают, что ждет их впереди. Счастье отца в том, что сойдет он в могилу в пятнадцатом и не дано ему будет узнать о мученической смерти своего первенца в Алапаевских рудниках...
«Четверг, 18.
Стоят чудные жаркие дни - август вознаградил нас за неприветливое лето. Мне все жалко, что времени так мало и 24-х часов не довольно для суток, чтобы успеть исполнить все, что хотелось бы.
В Федоровском я побывал вчерашним утром. Как я туда приеду, сейчас соберутся и окружат меня живущие там офицеры; это весьма приятно: им скучно и кто бы ни появился, они всякому рады. Но мне было бы гораздо приятнее, если бы меня оставили в покое и дали бы говорить с солдатами. Один Бажерянчик понимает это; с ним мы одни можем беседовать с людьми и они не стесняются нас, как других офицеров. Но Божерянчик теперь в отпуску и еще несколько дней проживет у своих в деревне».
«Павловск.
Вторник, 23.
...В 5-м часу распростился со своими и на весь вечер и всю ночь уехал в Фёдоровское. Конечно, мне не удалось остаться без посторонних со своею ротою: прибежали офицеры - Рихтер и Фуфаевский. Ушел с ними гулять на кладбище; потом сели обедать во <170>дворце<169>. Пришли мои песенники. Мы слушали их до 9 ч. На песни собрались крестьяне и бабы, была и пляска. Сыграли зарю, прочитали молитву. К этому времени уже совсем стемнело и небо загорелось звездами. Я простился с офицерами под предлогом что надо лечь спать пораньше и побрел вдаль темной улицы ко дворцу. У крайней хаты стоял подворот Рябинин и я с ним заговорил. Может быть, в последний раз беседовали мы с ним так свободно, я (?) ротным командиром, а он моим взводным. Говорили мы про звезды; я объяснял ему многое, чего он не знал. Потом разговаривал и с Шапошниковым...»
Вот и все известные мне записи Великого Князя. К этому еще можно добавить, что, возвращаясь на следующее утро из Федоровского в Павловск, Константин Романов начал сочинять стихи «Уволен» - грустный рассказ о солдате, сыне крестьянском,
Имея столь мало данных, мы все же можем с уверенностью сказать, что Великий Князь Константин Константинович, как ротный командир часто бывал в Федоровском, где в летнее время квартировало его подразделение, знал в селе многих лично, бывал в крестьянских избах, любил слушать по вечерам старинные русские песни, любил простое русское веселье с плясками и все эти картины крестьянского и солдатского быта преломлялись затем в его поэзии.
Поверь, мой друг, не страшно умирать,
Когда средь огорченья и страданья.
Средь испытаний и труда
Ни разу грешные уста
Не изрекали слов роптанья,
Когда умели нежною душой
Мы разделить чужое счастье.
Когда в печали, полные участья.
Мы жили радостью чужой.
Мы плакали чистосердечно
О горемычной участи людей.
И относилися беспечно
К печали собственной своей.
Об Иоанне Константиновиче, несчастном последнем владельце Павловска, относительно его связи с Федоровским не знаю ничего. Известно лишь, что после Октябрьского переворота 1917 года, 4 ноября Великий Князь навсегда покидает дворец, а менее чем через год, 17 июля 1918 года в числе других восьми узников, кончает свей земной путь в штольнях заброшенной шахты под Алапаевском.
Так печально кончается моя история, мой друг. И этот скромный труд. Понимаю, что какой-либо эвристической ценности он не несет, меня лишь утешает то, что все имеющиеся у нас скудные сведения о предреволюционной истории Федоровского Посада удалось собрать в единый более или менее связный рассказ. По крайней мере, надеюсь, это не пропадет теперь. Тешу себя также мыслью, что когда-нибудь, кто-то из молодых патриотично предрасположены к своей малой родине, прочтет эти письма и решит продолжить поиски.
А посылать, ангел мой, мне это последнее пятое письмо к тебе не нужно. Потому что только что был от тебя долгожданный звонок. Завтра в 7-30 утра твой поезд прибывает на Московский вокзал. Наконец-то!