Цех мебельной фабрики, в котором Отто Квангель был мастером, насчитывал около 80-ти работников. До начала войны он производил мебель по индивидуальным заказам, тогда как вся фабрика изготоволяла мебель для массового потребителя. С началом войны всё предприятие перешло на работу по заказу государства, а цех Квангеля начал производить большие тяжёлые ящики, о которых поговаривали, что они предназначались для транспортировки бомб.
Что касается Квангеля, ему было всё равно, для чего служили эти ящики. Он находил эту работу скучной, неинтересной, ниже своего уровня. Он любил работу с деревом, изготовление красивых вещей доставляло ему радость. Теперь же он превратился в простого надсмотрщика и погонялу, которому нужно было обеспечить план или , ещё лучше, перевыполнение плана. Согласно своему характеру Квангель не обранил ни слова о своих чувствах, а его лицо не выдавало презрения к такой работе.
Если бы кто-нибудь повнимательнее за ним понаблюдал, заметил бы, что Квангель вообще перестал говорить. Но кто должен был обращать внимание на этого сухого, неприклонного человека? Казалось, он всю свою жизнь был рабочей лошадкой, без каких-либо других интересов. У него не было друзей, только работа.
При этом нельзя сказать, чтобы его не уважали. Квангель никогда не ругался и никогда не ябедничал руководству. Если он замечал, что работа где-то застопорилась, он шёл туда и молча своими умелыми руками устранял затор. Или он останавливался у болтунов и молча стоял до тех пор, пока им становилось неловко.
И фабричное руководство было им довольно. Квангель давно бы продвинулся по служебной лестнице, если бы вступил в партию. Но он постоянно отклонял предложения:»Для этого у меня нет денег, у меня каждая марка на учёте, мне нужно кормить семью.»
Над этим подсмеивались, ведь вступив в партию, он получил бы всякие добавки, полностью компенсирующие взносы. Но этот усердный мастер был политически безнадёжным, поэтому ему всё же, не задумываясь, дали маленькую должность в РФ*, которую обычно давали только членам партии.
На самом деле не жадность в первую очередь удерживала Отто от вступления в партию. Он любил точность, был точным сам и ожидал этого от других, а в этой партиии, при выполнении их положений, поступали в высшей степени неточно. Всё что он узнал от сына, как обстояли дела в школе и в гитлерюгенде, то что рассказывала жена, и на работе, где все хорошо оплачиваемые должности были заняты членами партии, а способным беспартийным приходилось с этим смиряться — всё это убеждало его, что партия поступает несправедливо, а в таком деле он не хотел участвовать.
Поэтому сегодня утром его так задели слова Анны «ты и твой фюрер». Правда, он ещё верил словам фюрера. Квангель считал, что нужно только убрать всех подхалимов, его окружающих, которые думают только, как загрести денег и устроить себе шикарную жизнь, и всё улучшится. Но до тех пор пока этого не произойдёт, в партии его не будет, и это Анна знала. Анна была единственным человеком, с которым он был откровенным.
И вот в то время, как он стоит и наблюдает за работой, Квангель замечает, что смерть сына, и особенно слова Анны и поведение Трудель продолжают на него дальше воздействовать.
Одновременно он замечает, и что лодырь столяр Долфус уже как 7 минут вышел из мастерской, и поэтому работа в его ряду застопорилась. Наверое, опять курит в туалете, думает Квангель, или толкает речи. Он даёт ему ещё 3 минуты, а потом собирается лично вернуть лодыря на место.
Взгляд Квангеля падает на заводские часы. Они показывают 16.54. В кармане куртки у него лежит письмо, которое вручил сегодня в проходной ему вахтёр. В письме он приглашается в 17 часов явиться в столовую для администрации. У Квангеля остаётся только 6 минут в запасе, поэтому он спешит в туалет. Но ни в туалете, ни в коридоре лодыря нет. Время уходит. Квангель стряхивает с куртки пыль опилок и спешит в столовую.
В ней уже всё готово для собрания. Устроена трибуна с длинным столом для президиума, стоят ряды стульев для слушателей.
В зале уже собралось порядочно народу. Преобладает коричневая униформа. Все собравшиеся носят крест со свастикой. Кажется, Квангель единственный без партийного значка (кроме военных,у которых вместо значка погоны). То, что они его пригласили сюда, кажется ошибкой. Квангель занял стул близко к выходу и вертит головой в поисках знакомых. Вот бледный толстяк, уже сидящий в президиуме, это генеральный директор Шрёдер. Рядом с ним маленький человечек с острым носиком - это кассир, от которого Квангель каждую субботу получает конверт с зарплатой. Но большинство людей ему не знакомы, это всё господа из бюро. Вдруг он замечает того, кого безуспешно искал. В группе людей стоит столяр Долфус. Но на нём сейчас не рабочая одежда, а выходной костюм. Он разговоривает с коричнево-униформированными так, как-будто они его друзья. И у Долфуса сейчас на пиджаке крест со свастикой. Ах, вот оно что! - думает Квангель. Это значит шпик. Он м.б. и не столяр вовсе, и зовут его на самом деле не Долфус. А я то ничего не заметил!
И он пытается вспомнить, был ли Долфус в мастерской, когда двух рабочих отправили в конц. лагерь.
Внимание! - сказал ему его внутренний голос. Я здесь сижу как среди убийц!
Но я им не поддамся. Я - старый тёмный заводской мастер, я ничего не понимаю во всём этом. Они меня должны освободить от своих дел...
Так он думает, а в то время зал уже заполнился до последнего места. В президиуме сидят коричневые и чёрные, а у пульта стоит майор или что-то в этом роде (Квангель так и не научился различать военные звания) и рассказывает о положении на фронте.
Естественно, оно замечательное, отмечается победа над Францией, и вопрос немногих недель, до того как Англия окажется побеждённой. Постепенно оратор подходит к важному пункту: если на фронте достигнуты такие успехи, то ожидается, что и в тылу задачи будут выполнены с блеском. Они на фабрике должны обязательно повысить производительность труда. Фюрер ожидает, что за три месяца фабрика увеличит свою мощность на 50%, а за пол-года — на 100%. От собравшихся ожидаются предложения, как этого достичь. Кто не подчинится, тот саботёр, который будет соответственно наказан.
В то время как оратор с «зигхайлем» заканчивает, Отто думает: через пару недель Англия будет повергнута, война закончена, а нам за пол-года нужно вдвое увеличить производство военной продукции! Кто этому поверит?
Следущий оратор в коричневой униформе, его грудь украшена медалями и орденами. Его речь отличается от речи военного. С самого начала он говорит о плохой атмосфере, которая ещё царит на предприятиях, не смотря на успехи фюрера и военных. Вернее он не говорит, он орёт, не особо выбирая выражения. Все у него вредители и нытики. Теперь настала пора надавать им по морде, повыбивать зубы и т.п. Для таких типов создан конц. лагерь, где их научат уму разуму, и тот, кто их выдаст, тот человек фюрера.
«Всех вас, кто здесь сидит, я делаю лично ответственными за чистоту предприятия! Чистота — в этом суть национал-социализма! Только в этом! Кто мягкотелен и не доложит и самую мелочь, тот сам полетит в конц. лагерь. За это я лично отвечаю, будь то директор или заводской мастер, я вас всех научу, и если мне для этого потребуется выбить из вас дурь сапогами!»
Оратор стоит ещё момент на трибуне с поднятыми кулаками и покрасневшим от напряжения лицом. В зале после такого излияния воцарилась мёртвая тишина, после того как он всех открыто призвал стать доносчиками на товарищей, у людей смущённые лица. Оратор, тяжело ступая, спускается с трибуны, только медали позвякивают. Поднимается бледный генеральный директор Шрёдер и спрашивает своим тихим мягким голосом, не хочет ли кто выступить.
Зал облегчённо вздыхает. Кажется, никого нет, кто бы хотел выступить, все желают поскорее покинуть этот зал, и генеральный директор уже хочет «хайль Гитлером» закрыть собрание, как вдруг встаёт один человек в рабочем костюме и говорит, что повысить производство в его цеху можно очень просто. Нужно только установить те и те машины, он объясняет какие. И ещё нужно 6 — 8 человек из его цеха убрать, которые ничего не умеют и не хотят работать. Тогда он и за четверть года удвоит произвдство продукции.
Квангель стоит спокойно, он принял вызов. Он чувствует, как все эти бюрократы на него, рабочего человека, чуждого их среде, уставились. Но ему это всё равно. Теперь и люди из президиума им заинтересовались. Последний оратор хочет знать, кто этот человек в синем пиджаке. Встаёт майор, или как его там, и отвечает Квангелю, что техническое руководство обсудит с ним вопрос о машинах, но что это значит с 6-8 людьми, которых надо выгнать из цеха?
Квангель отвечает:» Так ведь некоторые не могут так работать, а некоторые не хотят. Там сидит один из них!» И он указывает свои большим указательным альцем на столяра Долфуса, сидящего на пару рядов впереди.
Зал взрывается смехом, с ним смеётся и столяр Долфус, повернувший к нему голову.
Но Квангель, не смущаясь, продолжает:»Да, говорить и сигареты курить в туалете, и отлынивать от работы, это ты, Долфус, можешь!»
В президиуме опять коротко совещаются, теперь вскакивает коричневый оратор и орёт:»Ты не в партии — почему ты не в партии?»
И Квангель, как обычно, спокойно отвечает:» Потому что мне каждый грош дорог, потому что у меня семья, поэтому я не могу себе этого позволить!»
Коричневый орёт: »Потому что ты жадина! Потому что тебе ни фюрер, ни народ не дороги! Какова твоя семья?»
Квангель хладнокровно отвечает: »Не говорите мне сегодня о моей семье , дорогой человек! Как раз сегодня я получил известие, что мой сын погиб!»
Один момент в зале мёртвая тишина, все уставились на старого мастера. Потом Квангель садится, мол всё сказано, немного позже садится и коричневый. Генеральный директор поднимается и закрывает собрание.
Пять минут спустя Квангель в своём цеху и опять наблюдает за работой...
Но это больше не тот Квангель, что раньше. Он это чувствует, он это знает. Нет! - говорит он самому себе почти вслух. Нет, Квангель ты теперь не тот. Интересно, что на это всё скажет Анна. А Долфус что ли не вернётся на своё рабочее место? Тогда мне сегодня же надо запросить другого. Мы отстали...
Но Долфус появляется. Он приходит в сопровождении начальника отдела, и заводскому мастеру Отто Евангелю сообщают, что хотя он остаётся техническим руководителем цеха, но должность в РФ* передаётся господину Долфусу. «Понятно?»
«Конечно, я это понял! Я рад, что ты освободил меня от этой должности, Долфус! Я всё хуже и хуже слышу и подслушивать, как приказал нам оратор, я здесь при шуме машин вообще не могу.» - думает старый мастер.
Долфус коротко кивает и говорит: »А о том, что вы там видели и слышали, об этом никому ни слова, а то...»
Квангель отвечает почти обиженно:»Кому я должен что-то рассказать, Долфус? Ты меня когда видел с кем-нибудь говорящим? Меня это не интересует, меня интересует только работа и я знаю, что сегодня мы отстали. Пора тебе становиться к машине!»
И бросая взгляд на часы: »Час и 37 минут ты уже пропустил!»
Моментом позже столяр Долфус стоит у своей пилорамы, а каким-то непонятным путём всем в цеху становится известно, что ему за болтовню и курение в туалете порядочно влетело.
Заводской мастер Отто Квангель переходит от машины к машине, вмешивается, стращает болтунов, а про себя думает: ты от них избавился навсегда! И они тебя не заподозрили, ты для них старый дурак! То, что я коричневого назвал «добрым человеком» , это их окончательно убедило. Самому интересно, чем я теперь займусь. Потому что я знаю, что что-то начну. Не только не знаю, что...
*РФ — Рабочий Фронт — профсоюзная организация при национал-социализме
на фото Отто Хампель - прототип главного героя