На следующий день…
- Юля, Юлечка! У нас в садике мор. Я не пойду в садик. У тебя в училище тоже мор? Ты не пойдешь в училище?
- Что, какой мор? – хотела привстать сонная Юлька, но сестренка лежала на ней поверх одеяла прямо в пальто и шапке, свесив ноги в ботиночках с кровати и пытаясь дотянуться до Юлькиного уха.
- Да, мор! Врачи тараканов ловят! И детей в садик не пускают.
Юлька осторожно опустила сестру на пол и сладко зевнула.
- А где мама?
- Раздевается. Мужики ушли.
- Надюха, дай-ка будильник. Что-то не звонит. – Надюха взяла будильник и приложила к шапке - не тикает.
- Да ты шапку-то сними. Дай мне. Ну, что ты меня так рано разбудила? Без двадцати восемь, а у нас «пара» в десять пятнадцать! Ладно, дел по горло, буду вставать.
Сестра уже не слушала Юльку. Она сняла шапку, положила тяжелый будильник на стол и пыталась наклонить голову так, чтобы ухо лежало на часах. Юлька засмеялась, схватила сестричку и, целуя, вынесла к маме на кухню.
- Юля, когда ты прекратишь ее таскать! Девчонке шестой год!
- Мам, что в садике случилось?
- Вечно у них что-нибудь! Опять санэпидстанция закрыла на три дня. Да хоть бы предупреждали! И сказать ничего нельзя – на ребенке отыграются. Сегодня холодно. Того и гляди, снег выпадет.
- А у меня такое чувство, что ты с папкой поругалась.
- Нет. Какое-то предчувствие странное. Волнуюсь я за тебя. Или твоя болезнь так повлияла. Вон ты у меня худенькая какая. Одни глаза остались. Была б моя воля, водила бы я тебя в одежде из бабушкиного сундука, чтоб парни шарахались. Приходишь поздно, поговорить-то по душам некогда. С Борисом еще не виделась?
- Нет! Ты не волнуйся. Кто у нас чертовски мил? – улыбнувшись, она посмотрела на себя в зеркало. - И умница, но не комсомолка. Все! Убегаю.
- Юля, все хочу спросить, почему ты в комсомол-то не вступаешь? Отнекиваешься – не достойна. Да ты у нас самая достойная.
- Отец вон комсомолец был. И что?! Я побежала, мам.
- Обедай в сельхожке. Не ешь всухомятку! – услышала Юлька собственное словечко, выбегая из дома…
Сельскохозяйственный институт – сельхожка, так его называли в училище даже педагоги, расположился через дорогу, на другой стороне улицы. Туда в день не по одному разу бегали перекусить все обитатели училища. Им нравилось, что на столах в столовой института всегда стояла большая тарелка с хлебом и чашечка горчицы – бесплатно. Иногда добавлялось блюдце с килькой. Можно было взять салатик и стакан чая - сыт на целый день. А, экономия, какая! Некоторым хватало хлеба с горчицей или хлеба с килькой и стакана чая.
Не на последнем месте стояли и сами студенты: учреждение было заполнено довольно симпатичными будущими агрономами и механизаторами. Эти бравые парни с удовольствием открывали двери перед своими музыкальными соседками.
С утра и до самого вечера Юлька пропадала в училище. Дни были расписаны по минутам: после общих занятий шли индивидуальные, потом «захват инструмента» - подготовка к уроку по фортепиано. Волей-неволей без «сельхожки» помрешь. А девчонки все не отставали – пойдем да пойдем петь в вокальный ансамбль к Владиславу Павловичу.
Приближались октябрьские праздники, а за ними, рукой подать – Новый год и студенческий конкурс вокалистов. С этими мыслями Юлька вошла в училище и лоб в лоб столкнулась с Ниной Мальцевой.
- Чуть не убила! Ты куда несешься? Нин, уходишь что ли? Скоро звонок, – окликнула она пролетевшую мимо нее высокую худую девушку, в смешной маленькой шляпке и в коротком, словно она носит его лет с десяти, плаще.
- В «сельхожку» командировали, за пончиками.
- Подожди, я тебе денег дам. Мне тоже купишь. Три!
- Сходишь, пообедаешь. Тебе нельзя без горячего. Сщас, приду…
Сидя на занятии, Юлька никак не могла сосредоточиться. Гармонию теперь вел Олег Павлович и хор тоже. Надо сказать, что и в этих предметах у него была своя методика. Решение гармонических задач во многих пробудило стремление к сочинительству, поиску новых неожиданных звучаний аккордов. Юлька как-то заметила, что гармония сродни математике, только задачи здесь на построение аккордов и мелодий.
В хоровых произведениях разбираемых педагогом появилась особая глубина, изящество. Руки дирижера, каждый его жест говорили лучше всяких слов. Яркий художественный образ произведения, подчиняясь его рукам, становился живым. Его можно было увидеть и почувствовать. Курс влюбился в занятия хора и впитывал в себя все замечания преподавателя. Хор звучал так, что у исполнителей и слушателей бежали мурашки по коже.
Девчонки были в своем репертуаре и, наглея на глазах, строили педагогу глазки – в перерывах, конечно. Юлька смеялась над подругами, но сознавалась, что ей тоже нравятся его предметы.
- Здорово он играет на фортепиано. Мне бы, так! - она посмотрела на Валечку и удивленно заметила, что раньше такого платья на ней не видела:
- Валь, ты после занятий идешь куда-то?
- Нет.
- А что ты такое платье надела и ремень лаковый?
- Да хватит мне прибедняться! Смотри, как Римка Торопова одета, а наша Анечка, - прошептала Валя, - я что, хуже? Всегда теперь буду так одеваться!
- Ну и одевайся. А почему ты покраснела?
Дверь приоткрылась. В кабинет тихонько, с огромным бумажным кульком пончиков, вошла Нина. Она прошла боком к своему столу и спрятала кулек внутрь. Сразу запахло пончиками и сахарной пудрой. Олег Павлович отвернулся от доски, на которой писал, и улыбнулся.
- Вкусный запах. У нас буфет открыли в училище? По-моему, где-то пекут пирожки. Не отвлекайтесь. Все понятно? - не заметив появления Нины, он продолжал объяснять и строить аккорды под мелодию. Затем сел за инструмент и проиграл то, что получилось.
Когда прозвенел звонок, все бросились разбирать пончики. Юлька вышла в коридор.
- Обжоры!
- Ты про нас? – догнала ее Валюшка, – говорят, утром «князь Мышкин» пришел с молодой училкой из музыкального училища в Мотовилихе. Целый день они вместе куда-то уходили, приходили и снова уходили. Петрова вся извелась. Весь курс сегодня и даже наши «мушкетеры» только об этом и говорили.
Мушкетерами девушки прозвали четырех парней, своих однокурсников, которые были их защитой, опорой и гордостью. Учились ребята хорошо, играли – трое на баяне, один на фортепиано - еще лучше. Собираясь вместе, они часто спорили по любому поводу, выкрикивая и жестикулируя, как итальянцы. Шпаг только не хватало! Вот и получили прозвище.
- Да ради Бога! Валечка, оставьте его в покое. Я на обед и на занятия. После «сельхожки» у меня по расписанию дирижирование и вокал.
Игорь Матвеевич – педагог по дирижированию, еще на вступительных экзаменах выделил Никитину и был к ней благосклонен. Хотя в покровительстве Юля не нуждалась. Она все схватывала на лету. А педагог был настолько убедителен, эмоционален и внутренне силен, что девушка не успевала заметить, как пролетал урок. Учиться у него Юльке было легко. Так что, на вокал к Армяночке девушка приходила в приподнятом настроении.
Нет, Алла Даниловна не была армянкой, но внешнее сходство с армянской женщиной и любовь к армянской музыке, непроизвольно сорвали с Юлькиных губ это прозвище. Ей всегда хотелось прижаться к ней или обнять – столько тепла и любви было в ее глазах. Армяночка непременно хотела вылепить из Юлии Никитиной оперную примадонну. К конкурсу вокалистов на «Студенческую весну» она подобрала для девушки прекрасный репертуар и уже видела свою ученицу, утопающую в цветах. Откровенно говоря, Юля спала и видела себя солисткой большого эстрадного оркестра. Арии она любила, чувствовала их глубоко и пела проникновенно, удивляя красотой голоса, чистотой интонаций, приводя в восторг слушателе. Но, совсем не собиралась отказываться от своей заветной мечты.
- Опять приду домой поздно, - пронеслось в голове, - а Надюшка будет ждать. Взяла моду, не спит и все, пока не приду! С этим надо что-то делать, а то никакой личной жизни!
Допев романс Чайковского, она посмотрела на свои часики.
- Седьмой час, Алла Даниловна! Можно, я пойду?
- Молодец, Юлия! С чувством выполненного долга, я отпускаю тебя, - улыбнулась педагог, - до свидания!
«От звезды, звезды мерцающей…»
Из кабинета Юлька быстро направилась к раздевалке, но услышала голоса: «От звезды, звезды мерцающей…» Она вспомнила, что сегодня занятие женского вокального ансамбля. Ей страшно захотелось заглянуть в дверную щелочку, но она решительно повернула к выходу. У самой двери она остановилась. Ее неудержимо влекло назад, к звучащим голосам. – Ладно, послушаю.
Пробежав коридор обратно, она перешагнула порог класса.
- Юля! Какая ты молодец, что пришла, - Аня потянула ее к инструменту.
- Да я на минутку. Можно послушать? – обратилась она к «Мышкину».
- Можно. А сможете помочь нам и спеть запев? – вопросом на вопрос ответил Олег Павлович. - Вот послушайте.
Олег Павлович склонился над инструментом и запел. Девушки слушали, затаив дыхание, очарованные и голосом, и игрой. Никогда еще Юлька не видела музыканта, способного одной ногой нажимать на педаль, а другой всей ступней отстукивать ритм. Его руки то взлетали вверх, отправляя в пространство шквал восторга и радости, то нежно, едва касаясь клавиш, прислушивались к мелодии, затаившей в своей глубине хрустальные слезы разлуки. Сердце Юльки сжалось, и ее мысли унеслись к Борису. Прошлогодний Первомай, Валюхина бабушка, у которой жила Валечка поехала к подруге в район и разрешила молодежи собраться у нее…
Скромное застолье на выделенные от стипендий деньги казалось пиршеством. Анекдоты, шутки, песни под гитару, искрометные взгляды будили воображение.
За столом Борис сидел напротив Юли и почти ничего не ел. Он смотрел на Юльку своими прекрасными глазами так, что у нее перехватывало дыхание. При первых звуках любимой мелодии, Борис быстро обошел стол и пригласил Юлечку танцевать. Кто-то выключил свет. Его мягкая полоска проникала из кухни в комнату из полуоткрытой двери, как тоненький лучик солнца. Никогда раньше, никому Юлька не позволяла так близко прижиматься к ней, так крепко обнимать ее за талию. Она слышала стук сердца Бориса, ощущала его пылающие губы - ее неудержимо влекло к нему.
- Почему выключили свет? – чуть повернув голову, прошептала она. Борис приподнял ее лицо за подбородок и коснулся губами щеки. До мельчайших подробностей она помнила их первый поцелуй, когда скользнув по щеке, губы юноши обожгли ее пламенем страсти, а потом напоили лесной прохладой ручейка, словно утоляя жажду. Юлька прятала от стыда лицо в плечо Бориса, но не отталкивала его. Ей казалось, что не только ребята, а весь белый свет видит это и осуждает ее. Борис снова нежно поднимал ее лицо за подбородок и целовал, целовал, не замечая, что мелодии сменяют одна другую.
– Юлечка, ты… Ты, чудо! – шептал он…
«Здравствуй, ах, здравствуй! И больше нет слов», - взволнованно и страстно пел Олег Павлович, вовлекая слушателей в свою историю, а каждая девушка думала, что эти слова о ней, о томительном ожидании встречи на перроне вокзала.
Юлька подхватила слова песни: «Значит, спешил, и не позабыл. Значит, меня не разлюбил ты». Девчонки, как ангелы, слетевшие с небес, взяли легкий вдох и запели каждый свою партию, обрамляя мелодию в аккорды.
- Браво! Браво, девочки! Юля, вы потрясающе чувствуете, о чем поете. Настоящая артистка! Сколько в вас всего! У меня нет слов! - восхищенно произнес педагог.
Юлька не слушала его. Допев песню, она уселась на стул с чувством полной опустошенности. В ее голове все еще жили воспоминания, навеянные удивительным исполнением и мелодией.
- Олег Павлович, замечательная песня, но мне надо домой. Меня, наверное, уже потеряли.
- Юля, мы занимаемся два раза в неделю. Вы не хотите стать солисткой нашего ансамбля? У ансамбля много перспектив.
- Я не знаю. Подумаю. До свидания! – быстрым шагом девушка направилась к выходу, уловив отчетливо прозвучавшие слова педагога:
- Девушки, все свободны!
Едва Юлька перешла дорогу, как к остановке подошла «двойка», ее трамвай. Она вбежала по ступенькам и встала на свое любимое место в конце вагона. Становилось совсем темно – глубокая осень все-таки. В домах, как по мановению волшебной палочки, одно за другим зажигались окна.
– Если на первом этаже в этом доме их будет нечетное количество, мы с Борисом увидимся на танцах в субботу, - подумала Юлька и стала быстро-быстро считать.
- Юля, вы поздно возвращаетесь, - услышала она за спиной голос «князя Мышкина» и сбилась со счета. – Почему вы не проходите вперед? Ведь вам еще далеко ехать.
Обернувшись, она встретилась глазами с глазами своего педагога. Он стоял за ее спиной, взявшись за металлические поручни руками, тем самым отодвигая от нее людей.
- Это мое любимое место - сказала девушка, убирая со лба челку. – Мне нравится видеть из заднего окна всю улицу. Напрасно вы меня отгородили. Я стою удобно и не боюсь никого. А вы тоже живете в нашем районе, раз сели на этот маршрут? – обратилась она к нему. Откуда он знает, где я выхожу?
- Нет. Я живу дальше, у ипподрома. Там построили новый дом для молодоженов и мне в нем дали комнату. Кстати, у меня в соседях еще два наших преподавателя живут.
Слегка покусывая губы, учитель внимательно разглядывал девушку, но это ее не смущало. Сейчас, как ни странно, она отметила, что он нормальный в общении, простой. Вот, отталкивает от нее людей!
– Вас встречает кто-нибудь?
- Слава богу, я взрослая! Иногда встречает брат.
- Он тоже взрослый? – улыбнулся «Мышкин».
- Младше на два года. Он не один встречает, с друзьями.
Сама не зная почему, Юлька врала.
- Это хорошо. Он учится в школе?
- Не в институте же!
- У вас все в семье поют?
- Когда лепим пельмени, все поем, а одна пою только я, а Сашка страшно любит собак – занимается в клубе собаководства. Одну собаку - овчарку воспитал для армии, но Рекса мы не отдадим. Мы все его любим, даже отец. – Юлька замолчала и отвернулась к окну.
- Ой! Через одну - моя остановка.
Олег Павлович задумчиво и печально смотрел на девушку. Ну, прямо как Рекс! – подумала Юлька и рассмеялась. Вот что у нее за натура! Человеку грустно, а ей смешно!
- До свиданья! – крикнула она, соскочив с подножки. По дороге к дому она думала о новой песне и о том впечатлении, которое песня произвела на девчонок. Слетавшая с деревьев листва падала под ноги и снова взлетала. Резко похолодало. С противным скрежетом, как по ржавому железу, раскачивались и скрипели старые фонари. Юлька прибавила шаг и подняла воротник пальто. – Скоро зима, а у меня пальто старое, холодное. Подходя к дому, Юлька увидела возле калитки Сашку и его друзей.
- Ты что так поздно? Предупредить-то нельзя? – сердито сказал брат.