В коридоре совхозной конторы зашумели, загомонили. Планёрка кончилась.
Я выглянул из кабинета.
- Клепиков! Зайди ко мне, будь добр.
Валера Клепиков, здоровенный парень, крепкий, мускулистый, ввалился. Пахнуло «памиром» и самогоном. Я пододвинул гостю табурет.
- Валера, ты что, специально мне гадости подстраиваешь? Я тебе, вроде, ничего плохого не сделал.
Он смотрел снизу вверх младенчески-невинными, широко распахнутыми глазами. Не понимал…
- Как квартал заканчивается и начинается отчётность, так у меня бухгалтер по зарплате лежит в больнице. С побоями от мужа. Ты умышленно время подгадываешь?
- Леонид Василич… Я не знал…
Я сел на столешницу рядом с ним. Продолжал зловеще-ласково:
- Вот скажи мне, ради бога, что тебе жена сделала? Она же безобиднейшее существо. За что ты её опять отметелил?
- Леонид Василич, понимаешь… Пьяный был… Сильно… Ничего не помню…
- А я-то почему должен твою пьянку разгребать? А? Я, когда второй квартал сдавал - ночами тут сидел. И теперь - снова? У меня что, дома дел нет?
- Василич… Я это… Больше не буду…
Ну, твою мать! Как ребёнок, честное слово. Не будет он… Ещё бы в угол попросил не ставить.
- Валера, я твою жену уволю. Зачем мне такой работник, подумай. Если я сам статистику за неё свожу. Пусть идёт на ферму – дояркой… Или в технички… А тебя тринадцатой зарплаты лишу. Понял?
- Леонид Василич… Ну ты что…
- Всё. Иди…
Боец, мать его.
На следующее утро Наташа Клепикова уже сидела в конторе за своим столом. Спиной ко мне. Такое у неё рабочее место.
- Клепикова, заскочи ко мне на секунду.
Она вошла, опустив голову, уставившись в пол.
- Здравствуй Наташа.
- Здравствуй Леонид Васильевич, - подняла лицо.
Ребята, я ужаснулся! Аж дар речи потерял… Было от чего. Губы разбиты. Переносица, видимо, сломана. Вокруг глаз страшные чёрные синяки.
Я смотрел на неё, разинув рот. Потом опомнился, - У тебя только лицо повреждено, или ещё чего?
- Он мне ещё ребро сломал.
- Так ты же должна в больнице лежать. Ты что – сбежала?
- … Ты же меня уволишь…
- Да нихрена я тебя не уволю. Подумай сама - где я ещё такого специалиста найду? Это я так сказал… Валерку припугнуть. Иди в больницу, отлежись.
Посмотрел на неё – двигается осторожно, наверно сильно что-то болит. Иногда морщится непроизвольно.
- Давай-ка я тебя отвезу... Врач, Наталья Николаевна, знает, что ты ушла?
- Наверно уже знает…
- А ребёнок где?
- У мамы.
По дороге я попросил свою пассажирку – Наташа, ты бы как-то решила свои личные проблемы. А?
- Да не знаю я, Леонид Васильевич, как их решить.
- Ну, уйди от мужа. Он же тебя инвалидом сделает.
- А куда я от него уйду?
- Ну… Куда жёны обычно уходят – к маме.
- Нет… У мамы и без меня повернуться негде. Да и потом… Сын ведь у меня. Как он без отца?
Вот это меня взбесило. – А чему такой отец ребёнка научит? Ну, скажи мне – чему? Водку жрать? Работу прогуливать? Жену лупить досмерти? Чему?..
Сидит, молчит, в глазах слёзы.
- Может отхреначить его?... Ну, так… По-родственному.
- Нет, Леонид Васильевич, не надо. Только хуже будет. После первой же пьянки он меня и вовсе прибьёт.
- Да что же это такое!? На него, что - управы нет?
Наташа Нефёдова встретила больную неласково. Отругала за побег, на чём свет стоит, и отправила в палату.
Я спросил у неё - Что там с Клепиковой? Что-то серьёзное?
- У неё тяжёлое сотрясение мозга и слева два нижних ребра сломаны. По всей видимости, внутренние кровотечения есть. Ей, как минимум, месяц надо здесь отлежать... Дура она, Лёня. Дура. И вот это - очень серьёзно.
Посидели, поговорили с Наташенькой Нефёдовой. Редко встречаемся. И поехал я в контору, сводить зарплату. Статистику готовить.
Наташа Клепикова в девичестве была Егорова. Она приходилась родной племянницей Феде. Федя, это муж моей сестрёнки.
Наталья родилась в сорок шестом году. Закончила школу. Потом институт. Та же специальность, что и у меня – экономист. Я её пристроил к себе в бухгалтерию, по родственному. И потом ни разу не пожалел. Толковая девка. Сначала сидела у меня на материалах. Смотрю – справляется. Перевёл на самый сложный участок – заработная плата. И она как-то легко его потянула. Аналитический ум у человека.
Наташа - она не выглядела как красавица. Так… Обыкновенная. А вот характер у неё – золотой. Спокойная, усидчивая, и хваткая. Вцепится в проблему и, пока не распутает клубок, не отступит. Работник золотой. Упаси господь её потерять, я зашьюсь нахрен.
Короче – нормальная женщина. Вот только с любовью у неё не того… Вышла замуж сразу после института. На следующий год родила Андрейку. Но с мужем - просто беда.
А что сделаешь? На селе четверть баб так живут. Мужьями битые да ломанные. А иные и резанные. Традиция, чтоб её…
В начале октября я что-то прихворнул. Даже удивился. Никогда меня никакая холера не брала. А тут – на тебе. Заскрипел, прости господи.
Наверно от тоски. Дети-то у меня опять уехали. Дальше учиться. Петенька в Краснодарское лётное училище. А Васенька в Омск, в медицинский институт.
И так, что-то, мне без них хреново стало, хоть волком вой. Смысл жизни ушёл. В прошлом, семидесятом году тоже потосковал. Но как-то… не так тяжело. А в семьдесят первом… просто душа изболелась.
И главное – прекрасно понимаю, что это надуманная депрессия. Блаж. Дети, уже взрослые. Мужики. Но не могу выгнать из сердца тоску, и всё. А тут ещё простыл.
Сижу дома на больничном. Угнездился в «Катенькиной» комнате в её кресло, пью чай с малиной. Лечусь.
Слышу – кто-то зашел со двора в дом. Спрашиваю – Мама, ты? Молчат.
Вышел на кухню. Вот те, здрасьте – Наташа Клепикова пришла.
- Леонид Васильевич, меня директор просил зайти по дороге. Узнать – как ты.
Помогаю гостье снять пальтишко. Она отнекивается, мол, на минутку забежала. Я не отстаю. Посадил за стол. Рублю колбаски, сырку. Мечу на стол мамины пирожки с маком. Включил электрический самовар.
Честное слово – искренне обрадовался. Я ведь как-то… без друзей жил. Замкнуто. А тут – Наташа. Прямо тоска отпустила. Смотрю, как она домашнюю колбасу наминает и умиляюсь. Ощущение такое, как будто ребёнка кормишь.
Разговорились. Про дела, про бухгалтерию. Про жизнь. Вижу, она перестала чувствовать меня начальником, и так это, по-дружески заболтали.
Спрашивает – Чем ты сейчас занимался? Я тебе не помешала?
- Нет, не помешала. Я в «Катиной» комнате сидел, чай пил.
Тут она попросила – Леонид Васильевич, а покажи мне «Катину» комнату. Мне мама рассказывала про тебя и про твою жену. Прямо сказка какая-то.
Повёл я её в святая-святых. Как на экскурсию. Рассказывал про некоторые Катины вещи. Про гитару, про кресла, про кройные лекала. Про столовый сервиз. Увлёкся прямо.
Смотрю – Наташа слушает с искренним интересом. Расспрашивает.
Потом спохватилась – Ох господи. Мне же Андрейку у мамы забрать надо. Я пошла.
Я помог ей одеться, подал пальтишко. – Спасибо Наташа, что зашла. Забегай ещё.
Она протянула руку прощаться. Подержала мою лапу, посмотрела в глаза, - Завидую я, Леонид Васильевич, твоей жене.
Я удивился, - Так она же… Умерла… Чему тут завидовать?
- Если бы меня так любили… Ну ладно, я побежала.
И ушла.
Полночи ворочался. Не мог уснуть. Крутилась в голове Наталья с её бедами. Думал – чем я ей могу помочь. И стояла перед глазами её улыбка.
Потом думаю – Э-э-э, друг, ты чего это? Уж не запал ли на девицу?
Сам себя окорачиваю. - Какой там «запал». Девятнадцать лет разница. О чём разговор? Она ребёнок совсем. В дочери мне годится.
Но думать не перестал…
А на следующий вечер Наташа пришла опять. По дороге из конторы.
Посидели, попили чаю, поговорили про работу. Потом перешли на её жизнь.
И начала она мне рассказывать, как мается со своим мужем-забулдыгой. Разговорилась, такое выложила, что и маме родной не поверяла. Я сидел, и тихо охреневал от всех этих подробностей. Это-же ужас какой-то.
Наслушался всякого. Потом остановил её и попросил – Наташа, вот мы с тобой два взрослых человека. Я наделён кое-какой властью. Давай, чисто по-бухгалтерски, попробуем решить эту проблему. Тебе надо от него уйти. Нельзя так жить. Я очень хочу тебе помочь.
Знаете, мне просто плохо стало, от её историй.
Она мне спокойно и горько отвечала - Леонид Васильевич, я ведь не глупая. Я понимаю, что так жить нельзя. А что сделать, не пойму. Я как представлю себе, что вот так пройдёт вся жизнь… Жить-то не хочется.
И вдруг заплакала.
Обнял я её, прижал, гладил по голове.
- Не плачь, Наташенька, мы что-нибудь решим.
Поцеловал в макушку, как ребёнка. Она обняла меня за шею, подняла мокрое от слёз лицо. И тут я сорвался – поцеловал её в губы. Она замерла, закрыла глаза и через секунду прошептала – Ещё.
Я повторил. Потом взял на руки и понёс в спальню…
Что со мной случилось, не знаю. Нужна мне стала эта несчастная девушка. Поворотный момент судьбы.
Понимаете, друзья мои… Почувствовал я её…
Также, как когда-то чувствовал Катеньку. Почувствовал её безысходную тоску. Её какое-то детское удивление, от беспричинной жестокости этой жизни. И страстное желание быть женщиной, которую любят и защищают.
Души объединились. Вот ведь какая штука.
Валерка – дурак. У Наташи – великолепное тело. Без изъяна. Круглое, гладкое, упругое, безупречное. Она была прекрасна каким-то женским естеством, которое хочется присвоить и обладать. Обладать бесконечно.
А как она оказалась горяча. А как её кожа восхитительно, божественно пахла. А как чудесно красиво её личико, когда оно не омрачено безысходностью жизни.
В кульминационный момент она затянула тоненько - Ой-ой-ой. Выгнулась, напряглась, как задеревенела, потом резко расслабилась и рухнула на постель. Лежала, тяжело дышала, приоткрыв ротик, и смотрела в потолок туманно и слепо.
Когда Наташа пришла в себя, - вскочила, засуетилась по комнате, собирая одежду. Я приподнялся на постели, она заверещала – Не смотри! Леонид Васильевич, не смотри!
- Наташа, не паникуй. – Я встал, достал из шкафа большое банное полотенце и поймал в него мечущуюся женщину. Поднял на руки, понёс на кухню. Она дрыгала ногами.
- Не надо, Лёня! Не надо!
Я поставил её перед дверью в кладовку.
- Зайдёшь - сразу направо дверь. За ней туалет и ванная. В кране - тёплая вода. Приступай.
Пошёл в спальню, собрал бельё и одежду, разложил на лавочке в кладовой.
Минут через пять Наташа вышла уже экипированная. Взглянула на меня, полыхнула кумачом, потянулась к вешалке за пальтишком.
- Погоди, золотце. Сядь, попей чайку, успокойся.
Она смотрела в угол, как слепая. – Нет, Леонид Васильевич, я пойду.
Отпускать её в таком состоянии было нельзя.
- Сначала сядь и послушай меня. Сядь, Наташа, – усадил почти насильно, - и не бойся ничего. Всё будет так, как ты хочешь. Если хочешь всё оставить в тайне – никто ничего не узнает. Если захочешь прийти ко мне, я с радостью… Только ничего не бойся. Ничего не бойся.
- Господи! Как я Валерке в глаза посмотрю!?
- Он сам виноват в том, что произошло. Сегодня припрётся пьяный, сегодня дают аванс. Тебе не придётся ему в глаза смотреть.
Я видел, что от страха она не понимает моих слов.
- Наташа, посмотри на меня. Ты поняла, что я тебе сказал? Если ты, придёшь ко мне… Придёшь насовсем… Жить. Понимаешь?... Я замуж тебя зову.
Вбивал в её мечущиеся, полыхающие стыдом и страхом мозги ключевую фразу.
- Я зову тебя замуж. Слышишь меня? Запомни это… Можешь прийти прямо сейчас. Ребёнка только забери… Посиди пока.
Пошёл, достал валерианы, накапал ей в стакан с водой, - Выпей золотце.
Выпила. Посидела немного, успокоилась. Но на меня по-прежнему не глядит. Смотрит в сторону.
Я опять зашаманил. – Наташа, ты только ничего не бойся, не мечись и не делай глупости. И обдумай моё предложение.
- Хорошо… Я пойду, ладно?
Утром, управляясь по хозяйству, размышлял. Удивлялся. Думал, я совсем в бухгалтера превратился. Оказывается, нет. Ещё мужик.
Весь день, как на иголках. Прекрасно понимал, что торопить события нельзя, но душа металась.
А вечером, после работы, Наташа пришла опять.
Мама в это время всегда уходила к подружке, вдовой женщине. Как она говорила: «На бабёшник». Дед, традиционно ужинал у Анечки. Я сидел дома один.
Наташа, с подведёнными глазами и подкрашенными губами сидела за столом, попивала чай с печеньем. Разговаривала, как будто ничего и не было. Она никогда не красилась, а тут…
Ребята, я же не мальчик. Всё прекрасно понимаю, всё вижу. Взял её за руку, - Как ты, солнышко моё?
- Да как - как... Плохо, Леонид Васильевич... Ты ко мне во сне приходишь.
- И что я там, во сне, делаю?
Она взяла меня за руку - Пойдём. Повела в спальню. Опрокинула на кровать.
Я хотел ещё что-то сказать. Она с какой-то злостью затыкала пальцем мне в грудь. - Лежи! И молчи! Понял!?
- Понял… Лежу и молчу.
Глаза у неё вдруг налились слезами. Она требовательно у меня спросила - Что ты со мной сделал? А? Как я теперь жить буду?
- Наташа, я же тебе предложил - как.
Начал целовать её лицо. Она зажмурила глаза, всхлипнула, выдохнула горько - Раздевай меня, Лёня.
Через час домой пришёл дед Петя. Наташа нырнула под одеяло и притихла.
Дед ввалился в мою комнату – Лёнь. Ты шпагат у меня в мастерской не брал?
Я приложил палец к губам и показал на одеяло рядом с собой.
У деда глаза округлились. Он перекрестился – Ну, слава богу! Наконец-то! – Повернулся и ушёл на улицу, демонстративно хлопнув дверью. Чтобы, значит, женщина знала, что дома опять никого.
Наталья высунула голову из своего укрытия. Спросила – Он что, всё понял?
- Конечно, понял.
Она встала. Кожа блестит от пота, волосы колтуном, щеки розовые. Богиня!
– Дай полотенце.
Пошла мыться.
Короче, я всё решил и всё просчитал.
Из партии, конечно, попрут. Но потом восстановят. Не первый раз.
Валеру я приструню, поставлю на место. Развод он даст. А куда он денется. Ну, не даст - то через суд. В крайнем случае – ликвидирую.
Ну а разница в возрасте… Знаете… Старый конь, он ведь того… Может, глубоко и не вспашет, но и не испортит…
Наташа вышла из ванной розовая. Я специально подтопил. Как знал.
Села за стол. Посмотрела строго – Лёня, ты серьёзно говорил?
- Насчёт замужества? Да. Конечно, серьёзно. Такими вещами не шутят.
- А Андрейка, как-же.
- Ты имеешь в виду – как я к нему буду относиться?
- Я за сына боюсь.
Я посмеялся, - Наташа, это тебе сейчас, когда ты с Валерой, надо за ребёнка бояться. А уж мы с тобой, два умных человека, как-нибудь на ноги его поставим.
- А разница? Считай, в двадцать лет.
- Я что, золотце, выгляжу стариком?
- Нет, нет, Лёня! Ты что! Нет, конечно!
Я взял её за руку, повёл в кладовку, отдёрнул занавесочку. Открылся стеллаж от потолка до пола, сплошь заставленный, заваленный игрушками, которые я хранил. Потом вывел на свою огромную, по деревенским меркам, кухню, мамино хозяйство, повёл рукой вокруг, спросил, - Ты хочешь так жить? Ты хочешь жить нормально?
Она твёрдо ответила – Хочу.
- Со мной, ты не будешь считать каждую копейку. Я, конечно, не механизатор, зарплата скромная, но живу в достатке. И разумно.
- Леонид Васильевич, ты прости за прямоту… Но я сама не знаю - люблю тебя, или нет.
- Минут десять назад, ты другое говорила.
Она усмехнулась, - Ну, знаешь… Под тебя попадёшь, и не такое скажешь.
Села, вытирая волосы полотенцем. Подумала, зарассуждала, заводила рукой - Хочется, конечно, Лёня… Хочется по-человечески… Даже вот так - под мужиком, женщиной себя ощутить… Мой-то, завалится в кровать, – она передразнила басом, - «А ну, поворачивайся». Вот и вся ласка… А ты… Я ведь вчера, первый раз за всю жизнь…
- Наташа, золотце моё, вот тебе три дня на раздумье. Решай. Либо ты с Валерой, либо со мной.
- А не мало ты мне дал?
- Нет, не мало. Не забывай – я тоже человек, и делить тебя с Клепиковым не собираюсь. Ну, всё, иди. Ребёнок уже, поди, заждался.
Зашёл в Катенькину комнату, встал посредине, - Прости Катюня. Прости меня, ради бога. Я тебя по-прежнему сильно люблю. Но, видишь, как получается?... Не выдержал я испытания верностью. Прости, не обижайся, голубка моя.
Она смотрела на меня с портретов, иронично улыбаясь.
Дурачок, мол, ты, Лёня, разве же я не понимаю.
Всё-то она у меня понимала, ангел мой.
Следующим вечером Наташа пришла.
Мама зашла в мою спальню, глаза круглые – Лёнечка, там к тебе…
Выхожу. Стоит, радость моя, у порога. У ног кирзовая сумка и авоська с вещами, на руках сын, год и три месяца. Решилась, значит.
Я подошёл, - Давай мне ребёнка. Раздевайся.
Мама забрала у меня Андрейку, - Дай я подержу, помоги гостье.
Потом исправилась, - Впрочем, как я поняла, уже не гостье…
Дед, сидя за столом, усмехнулся, покивал одобрительно - Вооо! Нормально!
Наташа стояла у порога совершенно растерянная. Я наклонился, обул её в тапочки, - Проходи, не стой. Сейчас ужинать будем.
Она, не двигаясь с места, зашептала, - Тётя Таня, простите… Тетя Таня, если вы скажете, я тут же уйду.
Мама усмехнулась, - Ага. И куда же ты пойдёшь? И кто же тебя отпустит? – Подтутушкала мальчонку, - Ну. Андрейка. Мы же никуда твою мамку не отпустим? Правильно?
Мальчик молчал растерянно. Потом потянулся к Наташе.
Ужинали в неловком молчании.
После ужина я притащил к себе в спальню Петину кроватку, в которой он спал лет до двенадцати, поставил напротив моей. Для Андрейки. Я же все перинки, простынки, одеяльца храню. Вот и пригодились.
К нам в спальню зашла мама, следом дед.
Я показал на табуретки - Ну что, садитесь. Поговорим.
Расселись. Мама начала - Лёня, скандал будет.
- Я знаю. Я уже всё продумал-передумал.
Мама повернулась к Наташе - Трудно, деточка, придётся. Выдержишь?
- Тетя Таня, я решила…
Она закрыла глаза, замотала головой, - Я не буду жить с Клепиковым. Я с Леонидом Васильевичем… С Лёней хочу.
- Ну и ладно, живите счастливо…
Дед поглядывал на всех с иронией.
Я попросил, - Дед. Ну, скажи что-нибудь.
Он дёрнул бровью, - А что говорить? Девка молодая, ладная, красивая. Она из правильных. Из Егоровых. Чего говорить-то... Начинай стряпать детей.
Потом спросил - Распишитесь?
- Ну, конечно.
- Свадьбу играть будете?
Наташа замотала головой. - Нет-нет. Ни надо никакой свадьбы.
Мама усмехнулась, - А почему это "нет-нет"? Вечеринку-то всё равно надо устроить. Чтобы все поняли, что это серьёзно. Не шаляй-валяй… Ну ладно, отдыхайте... Завтра у вас денёк несладкий.
Наташа легла спать с Андрейкой на маленькой кровати, свернувшись калачиком и обняв сына.
Минут через десять я позвал, - Наташа, иди ко мне.
Она полежала, молча, некоторое время, потом встала осторожно и перебралась ко мне под одеяло.
- Лень, может не надо сейчас?...
- Снимай рубашку, ложись на меня.
Она тяжело вздохнула, покорно разоблачилась и легла сверху. Я начал массажировать ей спинку, разминать, разглаживать, растирать. Потискал на пояснице, Наташа тихонько, тоненько застонала. Подставила правый бочок, и опять тоненько - Да, да... Ой... И тут ещё…
Потом прошептала, - Ох, хорошо… Засыпаю… Давай я с краю лягу. Мне Андрейку надо ночью поднимать…
Утром управился по хозяйству, зашел в дом, Наташа уже встала. Собирает сына.
- Ты куда его?
- К маме.
- Наташа, надо, чтобы он несколько дней побыл здесь.
- Чтобы привык?
- Нет. От твоей матери Валера его может забрать. От нас забрать, у него не получится. Вон - ребёнку куча игрушек. Не заскучает... Моя мама с ним посидит. Он же у тебя, вроде, спокойный мужичок?
- А можно моя мама к вам придёт? Андрейка к ней привычный.
- Господи, да конечно, пусть приходит.
Пешком на работу не пошли, поехали в машине. Но сначала заехали за "тёщей" и привезли её к нам. По дороге я выдавал "ЦеУ".
- Наташа, сейчас явится твой муж. Только он зайдёт в бухгалтерию - ты сразу ко мне. Сама с ним не разговаривай, только при мне. И вообще, привыкай, что ты моя женщина. Никакой самодеятельности в серьёзных ситуациях. Никогда не пытайся разгрести конфликт сама. Только со мной. Поняла?
Поглядела косо, покивала растерянно. Пискнула - Я боюсь.
Я продолжал - Ничего не бойся. Вот тебе основной принцип в жизни: - чуть что, сразу за мою спину. Согласна?
Вздохнула тяжело, прошептала - Попробую…
Я усмехнулся - Попробуй-попробуй. Тебе должно понравиться.
Всё произошло так, как я сказал. Валера зашел в бухгалтерию и по-хозяйски скомандовал, - Ну-ка пошли, поговорим.
Наташа вышла за дверь и мышкой юркнула ко мне в кабинет. Двери напротив. Следом ввалился муж.
И прямо с порога заорал, - Ты где всю ночь шлялась!?
Наташа бочком-бочком и за мой стул стала. Господи - какая послушная и исполнительная девочка. Вот бы так всегда.
Я встал и спокойно - Она у меня, Валера, ночевала.
У него кровь прилила к лицу, - Я не понял! У тебя, сука, что, своего дома нет!?
Я устало ему объяснил, - Валера, она от тебя, ко мне ушла. И я попрошу не оскорблять её. Теперь это моя жена.
- Как это - твоя!? Ишь ты! А ну быстро сучка, пошла домой!
Он резко шагнул вперёд и протянул лапищу. Хотел схватить Наташу. Я не дал. Перехватил руку, долбанул в локоть, загнул парня буквой "зю" и толкнул вперёд. Пока он, согнувшись, пытался не упасть, я двинул его каблуком по копчику, Валера грохнулся на пол.
Я ему опять, спокойно, объяснил. - Валера. Не смей её трогать. Убью.
Тот добрался до стула, приволакивая ногу, сел.
- Ну, Василич… Ну, смотри у меня сука…
- Валера, ты хотел с Наташей поговорить? Говори сейчас, потому, что это последний ваш разговор.
- Наталья! Марш домой!
Тьфу ты господи! Что за народ такой - тупорылый. Нихрена не хочет понимать.
- Это всё, что ты хотел сказать? - Я пошел к нему. Он поднял руки:
- Погоди. Погоди Василич. Погоди… Дай нам с глазу на глаз потолковать.
- Нет, Валера, только при мне.
- Я её не трону…
- Только. При мне.
Ситуацию надо было разгрести сразу. И сразу, всё расставить по своим местам. Кроме того, по Валеркиному поведению, я надеялся понять - чего от него можно ждать.
Я сел на стул между супругами. - Ну, давайте.
- Наташа, что я тебе сделал? Зачем ты со мной вот так... - Он стучал себя в грудь.
Наташа, по бухгалтерски начала подбивать пассив.
- Ты мне переносицу сломал, два нижних ребра, сотрясение мозга сделал, руку вывихнул, пнул меня в живот, ребёнка перепугал досмерти. Дальше перечислять?...
- Наташа, я же пьяный был… Наташа, прости! Я же тебя люблю!
Я вопросительно посмотрел на Наталью.
- Ага! - Покивала та горько, - Сначала рожу набьёшь, а потом сидишь, пьяные слёзы проливаешь - "Я же тебя, суку, люблю". Устала я, Валера, от такой любви. Я просто боюсь, что ты меня, в один прекрасный момент, убьёшь.
- Наташенька (о как заговорил), о ребёнке подумай. Как он без отца?
- А если ты меня убьёшь - как он без матери? А?
Наталья, чувствуя защиту, разошлась. Нормально. Пусть выскажет всё, что наболело.
- Наташенька, я больше не буду.
- Уже слышала. Уже обещал. - Наталья сложила руки на груди, смотрела, поджав губы, в окно. Потом резко повернулась к мужу - Сколько раз ты мне обещал!? Ну, скажи - сколько!?
- Наташа, я брошу пить. Честное слово - брошу.
Наташа тяжело вздохнула, покачала горько головой, - Нет, Валера, не бросишь.
- Я сказал - брошу! Значит брошу!
Ты смотри! А! Он, ради неверной и недостойной жены, ради этой "сучки", бросит такое важное, полезное и любимое занятие. Какая жертвенность! Какой героизм! Хоть к ордену представляй.
Типичное поведение алкоголика. Угрожать. Потом давить на жалость. Потом на совесть. Умолять. Потом давать пустые обещания... Всё это я видел сотни раз. И Валерка не исключение.
Надо было его поймать на этом обещании. И продемонстрировать Наташе пустоту всех его слов.
- Хорошо, - сказал я, - месяц выдержишь?
Он возмутился - Да запросто! Я что, алкаш какой?
Тяжёлый случай. Если алкоголик осознаёт свой алкоголизм, там ещё есть надежда. Но чаще всего получается наоборот. И это плохой симптом. Безнадёга.
Я продолжил, - Тогда давай так - месяц Наташа поживёт у меня, а ты воздержишься от спиртного. Вот, такой тебе испытательный срок.
Он опять взвился, - Ага! Вы там, значит, ебстись будете как тузики! А я, значит, один дома мучиться! Да ещё на трезвую голову! А вот хрен вам! - Он сунул мне фигу.
- Ну, хрен, так хрен, - констатировал я и встал, - значит, разговор окончен.
Он опомнился - Погоди, Василич! Я же, что!? Я же, ничего! - Руки и губы у него тряслись.
Я налил ему из графина стаканчик водички.
Он немного успокоился, спросил - Давно это у вас?
Наташа сказала - Нет, недавно.
Я пояснил - Первые сутки пошли.
- Чем он тебя притянул-то? А?... Он же в отцы тебе годится. Постеснялась бы! - Трагически затряс над головой руками.
- Валера, - я притормозил его обличения, - давай про твой испытательный срок. У меня работы много. Некогда сопли жевать.
Он сразу же - Я согласен.
И опять - типичное поведение алкоголика. Он даже на секундочку не задумался. Даже не попытался оценить свои силы. Сможет он, не сможет... "Согласен" и всё.
- Василич, а ты её не тронешь?
- Если мы с тобой договорились об испытании, обещаю - не трону.
Он взглянул на Наташу, - У тебя с ним это… Уже было?...
Она вздохнула - Было, Валера.
- Ну и как он тебе?
Я разозлился, - Она тебе отчёт в письменном виде представит!... Всё! Иди на работу!
Он ушёл, прихрамывая, дверь бросил открытой.
Перед тем, как её закрыть, я выглянул в коридор. Толпа народу, планёрка только кончилась, Все стоят, замерев. И, разинув рты, смотрят на меня. Немая сцена. Ох, деревня-матушка…
Когда остались одни, Наташа спросила - Думаешь - бросит пить?
Я усмехнулся - Сегодня вечером, после работы, он нажрётся и притащится ко мне домой. Разборки устраивать. Опять попытается в драку кинуться. Материть тебя будет на всю улицу. Оскорблять и проклинать. Потом пьяные слёзы распустит… Наташа, я всё это видел не раз. Картина постоянно повторяется.
- Мне его жалко…
- Да-да. Он, сейчас, всё сделал, для того чтобы ты его пожалела.
- Его прямо трясло.
Тут я ей закатил лекцию.
- Ты думаешь, он боится потерять тебя? Ничего подобного. Он боится, что теперь дома ему никто не постирает, не погладит, не сварит ему пожрать, не вытрет за ним блевотину. И ещё боится, что его собутыльники посмеются над его "рогами". А ещё, он прекрасно понимает, что без тебя скатится окончательно. Поняла?... Это вовсе не любовь... Любовь, это когда человек делает всё, чтобы его любимой было хорошо. Даже если её надо отдать другому... А у Валеры нет любви. Только эгоизм. И ущемлённое самолюбие... Он не о тебе думает и не о ребёнке. Только о себе.
- Лёня, у него детство было тяжёлое… Отец-то пьёт без просыху.
Я опять разозлился - Наташа! О чём ты говоришь!? Я часть своего детства провёл в окопах! Я два года детства под смертью, по колено в крови ходил! А ты говоришь - у него тяжёлое!
Немного успокоился, сказал про Валеру - Если у тебя тяжёлое детство - сделай выводы. Не повторяй ошибок своего отца…
Выдохнул, потом уже совсем спокойно - Прости, Наташенька. Накричал на тебя. Прости… Но три дня, что я тебе дал, ещё не прошли… Думай.
Она тоже вспылила. - А чего тут думать! Не хочу я назад, в этот дурдом!... - Подсела рядом, прислонилась грудью к руке, обхватила, заглянула в глаза и сказала плаксиво - Я с тобой хочу, Лёнь... Лёня, ты же меня не выгонишь?
Обнял я её, поцеловал в губки нежно, посмотрел ласково, - Нет, солнышко моё, я тебя теперь никому не отдам.
Вечером всё произошло, как по писаному.
Валера припёрся, нажравшись до поросячьего визга. Долбился в ворота. Я вышел, послушал его пьяный бред. Он замахал руками, пытаясь меня ударить. Естественно, промахнулся, потерял равновесие, упал спиной в коровью лепёшку. Извазгался как свинья.
Я зашел домой, позвонил участковому и попросил Володю что-то предпринять. Этот дурень долбит в ворота, а ребёнок трясётся от страха.
Да и спать пора.
Как только Валера увидел канареечный мотоцикл "Урал", сразу рванул вдоль по улице. Зигзагами, но с приличной скоростью. Потом приустал. Но Володя, стоя около меня, крутанул ручку газа, мотоцикл взревел. Валера опять припустил во всю прыть. Участковый посмотрел ему вслед, - Василич, мне что-то не хочется его ловить по всей деревне.
- Да и не надо. Он сейчас где-нибудь упадёт и уснёт. Вызови его завтра, потолкуй, припугни. Спасибо, что приехал.
- Да ладно, - говорит, - служба такая. Мать её. Я же только за стол сел, целый день нежравши. Поеду.
На том дело и кончилось.
Назавтра мы отпросились на работе и поехали с Наташей в райцентр. Там она подала заявление в суд о расторжении брака. А потом зашли в сберкассу, я снял с книжки денег, и поехали мы в город, пошариться по магазинам. Набрали Наташе и Андрейке одежды, обуви. Одел полностью. Она, когда пришла ко мне, её гардероб-то в авоське уместился.
Набрали игрушек. Приехали домой и стали жить.
Парторг, Иван Григорьевич, вкатил мне выговор, с занесением. Исключать из партии не стал. Рисковал заработать себе неприятности, но не исключил. И, как-то знаете, пронесло. Ну и ладно.
В декабре, Валера, само-собой, в суд не пришёл. Наташу развели. Мы, сразу, этим же днём, подали заявление в загс. Через месяц нас расписали. И с седьмого января девятьсот семьдесят второго года стали мы законными мужем и женой.
На следующий день, в субботу, отгрохали вечеринку. Отпраздновали в совхозной столовой. Народу куча, в дом не поместились бы. Славно посидели.
Мои дети меня поняли. Когда мы с Наташей зарегистрировались, они приехали на каникулы. И не осудили. Мачеху называли просто "Наташей". Разница-то у них в годах небольшая.
Когда, после каникул, вёз их на машине в город, обстоятельно поговорили на эту тему.
Вася сразу сказал, - Пап, ты не переживай. Всё нормально. Ты - живой человек. Я, лично, не против. Я только "за".
А Петя спросил - А мама как?
- Мама, деточки, для меня - ангел. Я её всю жизнь любить буду.
Петя продолжил, - А Наташу, ты, значит, не любишь?
- Э-э, сынки. Вот поживёте ещё немного и поймёте. Мужик, он может любить несколько женщин одновременно. Такая у нас уж природа. И в этом - трагедия.
Петенька переспросил, - Трагедия?
Да, деточки, да. Сердце болит за двух, трёх… Или больше... А жить можно только с одной. Только одну можно беречь, защищать, кормить-поить, поддерживать. Любить и холить. А остальных надо бросить на произвол судьбы. Вот в этом и трагедия.
- И у тебя - так же?
- Нет, Петенька. Мне повезло. У меня до сих пор была одна любовь. Ваша мама. Другие женщины для меня не существовали.
- А у женщин? - Спросил Петя.
- Что у женщин?
- У них, какая трагедия?
Вот такой он и есть, Петюньчик мой. Всё он хочет узнать до конца, до точки.
- А у женщин другая трагедия. Похуже... Они любят достойного. А достойных, сам видишь, не густо. Вот и выходит - любит одного, а живёт с другим…
А Катенькины портреты, в спальне и в зале, я снял. Оставил только по одному, большому. Тяжело молодой жене было бы так жить. Как в музее. Хоть она и говорила, что зря.
Хотел Андрея усыновить, но Валера не дал согласия. Ну и ладно. Не в бумажке счастье.
Андрейка, из бледного, затюканного существа, за три месяца превратился в хорошенького румяного малыша. А то, первый раз, спрашиваю его - Сынок, что ты хочешь покушать?
- Суп.
Я удивился. А Наташа объяснила, что не до разносолов было. Принесёт от матери кусочек мяса, ну там ещё чего, на том и жили. Иногда было, что и хлеба не на что купить.
Скотину пробовала держать. Прокорячилась всё лето. А осенью муженёк всё продал живым весом и пропил. Господи, картошку из погреба пропивал, на самогон обменивал.
Ребёнок, постепенно, стал называть меня "папой". И к весне, мы уже с ним вдвоём возились, будь здоров. Вот с ребёнком, я моментально нашёл общий язык. С Натальей у меня иногда возникали разногласия, а с Андрейкой - никогда.
Наташа похорошела. Выпрямилась, а то ходила, ссутулившись, голову вниз. Начала улыбаться. Совершенно другой человек. У неё даже походка изменилась. Так стала шевелиться при ходьбе, что только "ой"... Короче - расцвела.
Разговорилась. Начала по-женски трещать с мамой о пустяках, нашли общий язык.
Так бы жить, да жить.
Но в конце мая этого же года, к Валерику приехал младший брат из города. В это время начали появляться какие-то секции каратистов. Потом-то их запретили, а тогда занимались ребята. Валерин брат, Серёга, тоже тренировался. Ну и решили они меня наказать.
В субботу, двадцать седьмого, мы с Наташей шли из кино, они вдвоём нас у калитки поджидают.
Валера опять стал канючить. Вернись, мол, Наташа, я всё прощу… Ага. Какое великодушие… Он, к тому времени, уже сильно опустился. В совхозе стоял вопрос - не доверять ему технику.
Потом начал угрожать. Убью, мол.
Я на него цыкнул, - Уйди с дороги, чучело.
И тут он выхватил ножик и саданул мне в бок. А я в сумерках вижу плохо, не успел среагировать. Хорошо - нож маленький, лезвие короткое. Был бы столовый - пришил бы он меня нахрен. Но селезёнку проткнул, зараза.
Тут я разозлился. Пнул его в пах, а когда он склонился, пальцами засадил в кадык. Гортань хрустнула. Я повернулся к Серёге.
Он вдруг подпрыгнул, крутанулся вокруг себя и лупанул мне ногой. Целил в голову. Если бы попал, убил бы к такой-то матери. У меня же контузия. Но я среагировал, подставил руку. Предплечье он мне таки сломал.
Я отступил к дровам и нащупал себе полешку. И когда Сергей подпрыгнул второй раз, я уже знал чего ожидать. Пригнулся под ногу и сзади, со спины, треснул его в висок чуркой. Тут парень и спекся. Сразу насмерть. Жалко. Совсем молодой, только из армии.
Потом чувствую, и я поплыл. Сознание начал терять.
Вот, два придурка. Один в реанимации, один на кладбище, и мне жизнь испортили. Не думают люди нихрена, не шевелят мозгами.
Да и я придурок, не лучше их. Ведь хотел с Валериком сразу разобраться. Прибрать его к едрени-фене, чтобы не болтался под ногами. Нет. Всё оттягивал. Надеялся - обойдётся. Вот и донадеялся.
Слишком долго спокойно жил. Нюх потерял, расслабился. А в жизни расслабляться нельзя. Уж слишком дорого потом платить приходится.
Меня заштопали, руку в гипс, и, когда более-менее очухался, - под следствие.
Я поначалу спокойно к этому отнёсся. Защищался всё-таки. И дырка в боку. И рука сломана. И один против двоих.
Оказалось - нет. Оказалось - я совершил преступление.
То ли в прокуратуре план был не выполнен. То ли дело слишком громкое. И вся следственно-судебная бригада решила на этом погреться. Короче сунули мне три года общего режима. Это ещё скидку сделали. На самозащиту, на участие в войне и на отличную характеристику с места работы. А так бы не знаю сколько дали…
Наташу это просто убило. Она за пару дней постарела. Мама плакала. Я успокаивал всех, настраивал на том, чтобы держались вместе, пока меня нет. Чтобы слушались деда.
Подал апелляцию. Уже из зоны. Пермская область, Губахский район, поселок "Десятый километр". Полгода мне скостили. Ну, и начал я того... сидеть.
Наташе, маме, детям написал, чтобы не ездили, не тратили время и деньги. И нервы не трепали.
Отсидел нормально. Грех жаловаться.
Зэки меня не трогали. У других у всех вымогали - в общак. У меня, даже не пытались. Не знаю, почему. Я так и отбыл два года - колония отдельно, а я отдельно. В чужие дела не лез и в мои никто не совался. Начальство ко мне относилось нормально. Не напрягали.
Работал я на лесоповале. И, за "примерное поведение", мне ещё полгода скинули. Выпустили досрочно.
Приехал домой без предупреждения. Неожиданная радость, она слаще.
Перешагнул порог - сначала немая сцена. Мама с Наташей вареники лепят. Так и замерли, по варенику в руках. Потом обе кинулись на меня, чуть с ног не сбили. Ревут. Потом Наташа спрашивает, - Тебя что, на побывку отпустили?
Смешная, ей богу!
Андрейка сильно вырос, вылитый отец. Маму "бабулей" зовёт. Меня забыл, смотрит насторожено. Ну, ничего. Потом опять сдружились.
Мама побежала, позвала деда, Аню. Дед примчался, обнимает меня, тоже слёзы смахивает. Анечка с Фёдором следом. Затискали, честное слово.
Вечером ещё народ подтянулся, загуляли, засиделись за столом за полночь.
Я-то, за два года, денег много заработал. Почти четыре тысячи. Заменил свой четырёхсотый москвич на четыреста двенадцатый. Доплатил.
Работать опять пошёл в бухгалтерию, но уже в подчинение к Наташе. Она к тому времени стала главбухом.
Директор совхоза обрадовался, мы же с ним приятели. Оба фронтовики, оба за родной совхоз душу выкладывали.
Через два года судимость с меня сняли, в партии восстановили. Старший экономист вышла замуж и уехала в другой совхоз. Наташу перевели на её место. А меня опять поставили над бухгалтерией. Всё вернулось "на круги своя".
Ну и стали дальше жить. Как люди.
В первую ночь Наташа шептала мне - Лёня, если бы ты только знал - как я тебя ждала. Дни считала… Сегодня осталось сто сорок два дня... А ты уже тут. Я так рада. - Опять плачет.
Удивлялась, - Ты такой мясистый стал. Там что, хорошо кормят?
- Да, - врал я, - конечно хорошо. И работа, заешь ли, физическая, на свежем воздухе. Это очень полезно. Очень.
В ту первую ночь, я её целовал, ласкал и любил до утра. Без перерыва.
Утром Наташа сбегала на работу, отпросилась. Мама тактично ушла к Анечке и забрала Андрейку с собой. И мы продолжили наши ласки до обеда. Только к полудню выдохлись. Сил не осталось.
На следующий день собрались с утра в контору. Наташенька вытащила из шкафа и из комода все свои вещи, разложила на столе на кроватях, на комоде.
Объяснила, - Носить начну. Раньше-то мне не для кого наряжаться было. Одела чёрный строгий костюм - юбка-жакет. И белую рубашку с жабо. Волосы подобрала валиком на затылке, встала передо мной - Ну, как?
- С ума сойти! Наталья, ты у меня принцесса!
Смеётся. Нацеловывает.
А в сентябре семьдесят пятого, Наташа родила мне девочку. Марину.
Так и прожили двадцать лет. Душа в душу. До девяносто четвёртого года.
В девяносто четвёртом Наташа уехала в Америку. К Андрею.
Андрейка у меня молодец. Да что там говорить, все дети у меня - молодцы. А Андрей, так тот вообще - гений. Он учился в седьмом классе и уже начал собирать простенькие радиоприёмники и приборчики какие-то. Я вижу такое дело - давай ему детали подтаскивать, да книжки покупать. У него комната, как радиомастерская. В десятом классе парень учился, а всему селу телевизоры ремонтировал. И всё читает-читает-читает.
Поступил в политехнический институт и в девяносто третьем окончил его с красным дипломом. Профессия - инженер проектировщик интегральных схем. Вроде бы так называется. Я-то в этом деле ни-бум-бум. Он мне пытался что-то объяснить, я вообще не могу понять, о чём он говорит. Смотрю на него, дурак-дураком.
В этом же году я купил ему компьютер, и он в него как упёрся, так целыми днями и просиживал. Что-то пишет, по клавишам тарабанит. Потом поехал в город, к какому-то преподавателю в институте. Вернулся задумчивый.
А через неделю позвонили, пригласили приехать, поговорить. Я думал - ну всё, Андрей на работу на хорошую устроится, будет заниматься любимым делом. Повёз его в город.
Нет, ребята. Вызвали в серый дом, взяли подписку о неразглашении. Что он там изобрёл, не знаю. Он говорил, какой-то принцип открыл.
А насчёт работы, помыкался-помыкался, так ничего подходящего и не нашёл. Так… В банке, охранную сигнализацию поддерживал, в милиции охранную систему контролировал, иногда на пульте дежурил. Ещё пожарную сигнализацию устанавливал. И всё что-то продолжал писать. Но только, я же вижу - не по нраву ему такая жизнь. Деньги, конечно, получал хорошие. Да только ему большего хотелось. Для души. А развернуться негде.
Тут "мозги" начали за бугор утекать. Сын одного моего знакомого, Антон, тоже компьютерщик, уехал в Штаты и хорошо устроился. Получал большую зарплату, ценился, как работник. Ну, мы с Андрейкой решили тоже попробовать. А у него "стоп". Подписка.
Ну, в те времена, помните наверно, какой бардак был. Вот под этот шумок, я его по туристической путёвке в Израиль и отправил. А уже оттуда, знакомые моих знакомых переправили его в США. Денег в это мероприятие я влупил немало.
Да разве дело в деньгах. Сейчас ребёнок живёт там, как сыр в масле. И достаток, и семья, и почёт, и уважение.
Мы часто перезванивались. Первое время он каждый год приезжал. Последний раз приехал в две тысячи седьмом, в декабре. Перед моей операцией. А теперь по интернету переписываемся. Я, естественно, расспрашивал его о работе.
Работает он в небольшой компьютерной компании. Какая-то частная лавочка, которая выполняет государственные заказы. Вот и вся информация. Больше говорить не может - секрет.
А через два года после его выезда, Наташа уехала к сыну. Помогать. Как, мол, мальчик там один? Ага… пропадёт, мол. Для матери сын всегда - маленький ребёнок.
Прожила там два года, встретила мужичка, своего возраста. Брайн зовут. Вдовец. Трое детей. Двое взрослые и один школьник.
Мне-то тогда было уже шестьдесят девять, а ей только пятьдесят. Женщина в самом соку. Попросила меня о разводе. Я согласился.
Не буду врать - больно. Сильно больно. Но, на то мы и мужики, чтобы боль терпеть.
Главное, чтобы ей было хорошо. Она вышла там замуж, получила гражданство и села дома, хозяйство вести. Хоромы здоровенные. Спортзал в доме, представляете.
И Андрей, поначалу, к ним перебрался со съёмной квартиры. Андрею-то, кстати, гражданство сразу дали. Буквально через месяц, как он там оказался.
Сейчас женат. Не нашел он себе американку. Жену взял отсюда, из России. Зоей зовут. А там, в Америках, её кличут "Зои". С ударением на "и". Неруси, прости господи.
Зоя очень красивая и добрая женщина. Живут, слава богу, хорошо. Как в раю.
Дочка у него, уже большая. Назвали не по нашему - Джулия. Я её видел только на фотографиях, да по веб-камере. Не хочет ехать в Россию, деда попроведать. - Дедушка, - говорит с акцентом, - давайте лучше вы к нам…
Наташа звала дочку, к себе. Сильно уговаривала. Только Мариша со мной осталась.
- Чего, - говорит, - я туда попрусь. Тут у меня папа. Тут я юрист, у меня машина, работа, уважение, друзья. А там я кто буду? Содержанка? Неее, не хочу.
Повезло Наташиному Брайну, ему там все друзья завидуют. Такую женщину отхватил. Не то, что американские разжиревшие коровы. Так и живёт она там.
Уже четыре раза приезжала ко мне с мужем. Гостили. Мужик у неё здоровенный, высокий, красивый, богатый. Сама Наталья уже по ихнему как сорока трещит.
А когда меня в седьмом году на операцию положили, Андрей сам за всё заплатил. Никому не позволил. Приезжал сюда, всё проверил, всё организовал. Чтобы, значит, по высшему разряду.
Тогда все мои послетелись, квохтали вокруг меня. Вроде и неприятность - операция тяжёлая, а у меня праздник. Во как.
Наташа всё в гости зовёт. Мол, приезжай, поживи, посмотри - как тут всё. Брайн, мол, тебе дорогу оплатит, не волнуйся. Да куда я, под старость лет. Не забывают,- ну и хорошо.