3.051. Эмиль Золя, «Жерминаль»
Эмиль Золя
(1840—1902)
На похоронах писателя, вождя и теоретика т.н. «натуралистической школы», главной фигуры в политической либерализации Франции последней трети XIX в. Эмиля Золя (1840—1902) 50-тысячная толпа скандировала: «Жерминаль! Жерминаль! Жерминаль!».
«Germinal» — «Жерминаль» (1885) — роман писателя, название которого ассоциировалось у граждан с названием седьмого месяца (21/22 марта — 19/20 апреля) французского республиканского календаря (1793—1805), символа весны и возрождения, и с борьбой народа за социальную справедливость. Жерминаль — так называлось восстание в Париже 1—2 апреля 1795 г. (12—13 жерминаля III года Республики), когда голодный люд хлынул в термидорианский Конвент с криком «Хлеба и конституцию 93-го года!».
Этот роман, один из 20 томов грандиозной социальной эпопеи писателя — «Les Rougon-Macquarts, histoire naturelle et sociale d’une famille sous le second Empire» — «Ругон-Маккары. Биологическая и общественная история одной семьи в эпоху Второй империи» (1871—93) — стал первым в мировой литературе произведением о рабочем классе и предметом национальной гордости всех французов.
«Жерминаль»
(1885)
Перенося в литературу приемы научного исследования физиологов, Золя предпочитал называть свои произведения «экспериментальными романами».
В 1867 г. писатель провозгласил, что отныне для него главной задачей является изображение «не характеров, но темпераментов» и погрузился в толщу человеческих пороков и общественных болезней, «как медик… в изучение трупа».
На следующий год у Золя возник замысел серии из 10 романов, посвященных одной семье на протяжении четырех-пяти поколений, судьба которой определялась бы главным образом законами наследственности (через пару лет он добавил к ним и социальные законы).
Тщательно разработав план, где были намечены основные персонажи эпопеи, и сформулировав задачу «изучить всю Вторую империю (1871—1893), от государственного переворота до наших дней; воплотить в типах современное общество, злодеев и героев», «заклеймить каленым железом» мир стяжателей и рассказать правду о положении рабочих, Золя четверть века работал над созданием «Ругон-Маккаров».
Франко-прусская война и Парижская коммуна побудили его раздвинуть рамки цикла и создать еще 10 «документов эпохи».
Начав с физиологии, писатель неизбежно пришел к показу социальных причин распада семьи, одни представители которой — потомки предприимчивого Ругона — стали коммерсантами, финансистами, политическими деятелями, а другие — потомки алкоголика Маккара — рабочими, крестьянами, наемными служащими.
В седьмом романе цикла «Западня», с которого собственно и пришла к нему слава, Золя впервые обратился к изображению жизни простого люда, показав обездоленность низших классов — не «отверженных» В. Гюго, а ремесленников Парижа.
Картина физической и духовной деградации рабочих, написанная писателем, была ужасна, но вскоре он стал «переписывать» ее, мысля народ как олицетворение вечно возрождающейся жизни.
В «Жерминале» — тринадцатом романе цикла писатель, выйдя за рамки исторического повествования, придал ему небывалую политическую злободневность и поднял до уровня трагедии.
Действие происходит в шахтерском поселке на севере Франции, где потомственная шахтерская семья старого забойщика Маэ влачит жалкое, почти животное существование. Нищета, каторжный труд и отупение — вечные ее спутники. Точно такие же, как у сотен других углекопов и членов их семей, забывших вкус хлеба. Общая тяжкая доля сблизила несчастных, заставила во главу поставить общие задачи шахтерского коллектива, выше даже собственной жизни.
Главный герой романа механик Этьен Лантье попал на шахту в пору всемирного экономического кризиса, когда жизнь и условия труда шахтеров стали и вовсе невыносимы. Хозяева угольных копей сворачивали производство, увольняли рабочих; свалив ответственность за безопасность труда на самих шахтеров, штрафами урезали им зарплату, снижали расценки. При этом шахтовладельцы устраивали углекопам разносы, ханжески вещая об их черной неблагодарности за то, что им предоставлено дешевое жилье, уголь и, наконец, сама работа. Парижане, изредка наведывавшиеся в эти края, умилялись щедрости хозяев.
Молчаливое рабство шахтеров поразило Этьена и подтолкнуло его к мысли организовать забастовку. После того как в обвале сломал обе ноги младший сын Маэ — Жанлен, возник повод. В дни забастовки Этьен возглавил делегацию, потребовавшую от владельцев шахты ничтожной прибавки платы за каждую вагонетку угля, но хозяева на это не пошли.
Вскоре у шахтеров кончились деньги, в поселок стал наведываться комиссар полиции с жандармами, а правление компании задумало уволить наиболее упорных забастовщиков и подстрекателей. Это окончательно ожесточило шахтеров. На компанию продолжала работать только одна шахта. Штрейкбрехеров решили проучить — завязалась драка. Тут же прибыла полиция и армия.
В ответ рабочие стали разрушать шахты. Восстание разрослось. С пением «Марсельезы» толпа направилась к правлению, сметая все на своем пути. Начались репрессии, Этьену удалось скрыться. На всех шахтах расставили полицию и солдат, но работа нигде не возобновилась.
После того, как искалеченный Жанлен убил солдата, столкновение шахтеров с солдатами стало неизбежным. Углекопы, схватив кирпичи, пошли на штыки. Раздались выстрелы. Погибли взрослые, дети, старик Маэ.
Бунт подавили, в поселок пожаловали представители власти из Парижа. Замиренных рабочих уговорили выйти на работу. Однако русский анархист машинист Суварин, уповающий только на террор и диверсии, ночью подпилил одну из скреп обшивки, защищавшей шахту от подземных вод, и на следующий день поток прорвал обшивку и затопил шахту.
На дне шахты остались несколько человек, среди них Этьен и Катрина Маэ. Едва успев спастись от потока в лабиринте подземелья, Этьен и Катрина, которых уже давно связывало глубокое чувство, три дня провели в ожидании смерти. Спасение пришло, но запоздало — девушка умерла. Этьен покинул поселок. Вдова Маэ, потерявшая мужа и дочь, также как и сотни других шахтеров вышла на работу.
Панорама жизни и бунта углекопов, показанная Золя, явилась шоком для общественности Франции, вообще-то привыкшей к баррикадам и революциям.
«Полные жизненной правды и исторического прозрения картины жизни рабочего люда, и прежде всего — изображение забастовки в романе об углекопах, были великим новаторством Золя», — отметили позднее критики.
А философы в грандиозной картине «обезумевшей шахты» и «черной армии мстителей», выходящей из недр земли для «жатвы будущего» прозрели грядущие социальные потрясения XX в.
Эти потрясения ушли вместе с веком, но, увы, сегодня мало кто задумывается над тем, что события 150-летней давности повторяются вновь и вновь и не только на шахтах, а во всех областях человеческого труда — во Франции, США, Украине, Китае, России... И с каждым годом, с каждым поколением между «Ругонами» и «Маккарами» растет социальная бездна, которая ждет не дождется как тех, так и других.
Золя стал первым романистом, создавшим серию книг о членах одной семьи. Его примеру последовали многие писатели, самым известным из которых стал Д. Голсуорси («Сага о Форсайтах»). Воздействие Золя как автора «Западни» и «Жерминаля» на мировую литературу конца XIX — начала XX в. было огромным. Под впечатлением «Жерминаля» были созданы многие произведения писателей разных стран — Г. Гауптмана, Б. Ибаньеса, Э. Синклера, Т. Драйзера и др. «Мать» М. Горького и «Как закалялась сталь» Н. Островского стали русским вариантом романа великого француза.
Золя благодаря поддержке И.С. Тургенева был чрезвычайно популярен в России — больше чем во Франции. Его произведения не только читали, но и использовали в качестве агитационного материала. Так, по «Жерминалю» была создана и опубликована в 1908 г. повесть «В копях».
На русский язык «Жерминаль» переводили Н. Немчинова, А. Дмитриевский, Д. Глезер.
Кинематографисты Франции дважды экранизировали роман Золя в 1963 и в 1993 гг. (совместно с Бельгией; режиссер К. Берри).