Возвращаться домой было теперь трудно. Кроме моих любимых детей, меня там "ждал" Деметрио. С первых же шагов, войдя в дом, я услышал:
- Эр-р-рнесто! Как ты посмел доверить воспитание моего внука этой скверне!
- Я тоже рад тебя видеть, папа.
- Безмозглый щенок, кому ты доверил обучение ребёнка?!
Только сейчас я заметил Антонио, стоявшего в углу и дрожащего всем телом.
- Амато - один из лучших воинов, он стоит двадцати таких, как ты или я!
- Замолчи! - слюна летела мне в лицо при его крике. - Ты отдал сына в руки извращенца, чтобы он стал одним из вас, содомиты!
Я схватил его за ворот камзола и хорошенько встряхнул, что оказалось довольно-таки просто:
- Во-первых, ты перестаёшь орать! Во-вторых... - я встряхнул его ещё сильнее, - возьмёшь свои слова обратно, а в-третьих, попросишь прощения у моего друга и сына! И запомни, пока я жив, я не дам их в обиду! Твоё время кончилось, Деметрио, и если ты захотел на тот свет, я могу тебе это устроить, и поверь мне, у меня не дрогнет рука. - Я говорил это не громко, но с такой силой и уверенностью, что старик побледнел и поверил мне. Прижав его к стенке в подвешенном состоянии, я смотрел ему прямо в глаза, и это было моё последнее предупреждение.
Исчерпав запас моего гнева, я отпустил его и повернулся к сыну. Мальчик смотрел на меня расширенными от ужаса глазами, но уже не дрожал и больше не плакал.
- Пойдём, Антонио, мне нужно поговорить с тобой.
Я отпустил одноногого громовержца и отошёл от него, Деметрио не удержался и упал, но поднимать его у нас не было никакого желания. Каким жалким и безвольным показался он мне! Последовавшие за этим чертыхания тоже никого не тронули. Пусть слуги занимаются своим хозяином.
Уже позже врач объяснил, что, по-видимому, произошло небольшое кровоизлияние в мозг. Деметрио частично парализовало: вся левая сторона стала как неживая. Теперь его лицо лишь частично выражало эмоции. Но я не испытывал ничего, ни жалости, ни мук совести, ни горечи раскаяния. Было только одно желание: оградить детей и Амато от этого страшного человека.
- Папа, я ещё никогда не видел тебя таким! - взяв меня за руку, Антонио настороженно оглянулся.
- Прости, сынок, иногда нужно таких людей ставить на место, иначе они начинают ощущать себя всесильными и разрушают всё вокруг. Надеюсь, что ты не поверил ему?! - я увёл мальчика подальше от искажённого лица его деда.
- Амато, я знаю сколько себя помню и очень его люблю! Он никогда не учил меня дурному. Дед заблуждается насчёт него и тебя, мне за это обидно! Когда я попытался ему объяснить, он меня сильно ударил и орал так, что, казалось, рухнут стены и потолок.
- Прости его, мой хороший! Деметрио - кладезь заблуждений.
- С ним что-то случилось, ты видел его лицо?!
- Это маска злости застыла на нём. Не беспокойся, всё пройдёт, такие, как он, не умирают просто так... Порой мне кажется, что я умру раньше его.
- Не говори так, папа, прошу тебя! Ты не оставишь нас с ним, ведь правда?
- Конечно, сынок, я буду биться за вас до конца!
- Ты уже был у герцогини?..
Мы уже подошли к дверям его опочивальни. В комнате порядок и спартанская чистота. Антонио всегда был удивительно собранным ребёнком, увлекался историей, особенно эпохой расцвета Древней Греции. На его столе лежат книги величайших философов того времени: Платона и Аристотеля, Сократа и Пифагора. На стене коллекция оружия, которую они с Амато не только собирали, но и использовали в обучении. Это важно для выживания в нашем непростом мире, полном войн и насилия. А ещё Антонио любит лошадей и очень к ним привязан, по просьбе брата Вероника нарисовала много картин с его любимым Балеем и другими лошадьми, стены в комнате украшены её полотнами. С появлением художницы в семье я перестал покупать живопись, предпочитая украшать замок творениями нашей ненаглядной и талантливой Вероники. Среди всего этого лошадиного царства я заметил знакомый портрет, написанный ещё несколько лет назад, когда сие юное дарование ещё даже не знало о существовании Изабель.
- Ты всё-таки выпросил его у сестры?
- Вероника была вынуждена мне его уступить, - Антонио улыбнулся. - Я не мыслю, как жить без него, любуюсь просыпаясь и на ночь желаю добрых снов. Так мне кажется, что бедная девочка, вынужденная провести своё детство за унылыми стенами монастыря, чувствует нашу заботу и любовь к ней...
Мы сели на кровать, и я обнял сына. Он прижался ко мне и замер, почувствовав отцовскую защиту. Несмотря на успехи в военном искусстве, прекрасной образованности и душевной зрелости, Антонио всё ещё оставался ребёнком, которому нужна любовь и ласка. Лишённый матери с самого раннего детства, он всегда искал моей теплоты и принимал её с особенной благодарностью.
- Папа, что ответила герцогиня? - он посмотрел мне в глаза с надеждой.
Я вздохнул, так не хотелось сейчас его разочаровывать.
- Сказала, что пока будет сложно что-то изменить. Но у нас ещё есть время, - я взял в руки медальон, висящий у него на груди с изображением маленькой девочки и рассмотрел его. - Пока эта малышка подрастёт, всё может ещё сотню раз измениться. Меня больше беспокоит Вероника! Через пару лет она расцветёт, и семья жениха потребует исполнения договора...
- Но мы же сможем что-то предпринять, чтобы её защитить?!
- Конечно, сынок, мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты не знаешь, где сейчас Амато?
- Он ушёл из дома, чтобы не сорваться. Дед довёл его до белого каления. Не думаю, что он сегодня вернётся.
- Может быть, он у Валентино?
- Наверное, где же ему ещё быть...
- Знаешь что, пока этот деспот притих, я поеду, поищу его. Хорошо? А ты присмотри за сестрой, побудь с ней, и постарайтесь не выходить лишний раз из комнат.
- Хорошо, папа, я сделаю, как ты сказал.
Я поцеловал его в лоб, ощутив такой знакомый запах мяты, которой сын любит омывать голову.
- Храни Вас Бог, дети, я очень Вас люблю!..
- И мы тебя тоже!
Амато у Валентино не оказалось. И я поехал его искать по ночному городу, посещая все злачные места. В одном из таких ночных заведений я и встретился лицом к лицу с пьяным другом, на коленях у которого сидела девица древнейшей профессии с обнажённой грудью и всё ещё подливала ему крепкое пойло, видимо, с целью напоить до смерти, а потом обобрать.
Я достал пару монет и отправил её восвояси. На что она отреагировала с лёгким разочарованием, ибо карманы Амато хранили в себе более весомые запасы.
- Пойдём домой!
Он посмотрел на меня мутными глазами, словно решая, примерещился я ему или нет. В таком состоянии я его ещё не видел.
- А, это ты... Выпей со мной, Эрнесто! - он опять потянулся за графином.
- Прекрати! Хватит уже! - чуть строже сказал я.
- Тебе не хочется со мною пить, потому что ты знаешь, кто я... - пробормотал мой друг, расплёскивая пойло по столу. Вином это было трудно назвать, скорее это был напиток для бедняков, крепкий и противный на вкус и запах, но помогавший быстро опьянеть.
- Мне известно, кто ты! - я схватил его за руку. - Амато - мой лучший друг, защитник и опора!
В ответ он то ли хмыкнул, то ли икнул, мотая головой:
- Я хотел быть таким для тебя!
- Ты и есть такой.
- В начале я хотел войти в твоё доверие, а потом в тебя... - пьяный бред продолжался и становился опасным. В каждой такой забегаловке обязательно сидел какой-нибудь трезвый доносчик и подслушивал, притворяясь пьяным.
- Глупости не говори! - я с усилием поднял его и, заплатив хозяину, сколько он сказал, потащил к выходу.
- Оставь меня, Эрнесто! Я хочу сегодня быть самим собой! Я - подлая шлюха и извращенец, зачем тебе таскаться со мной? Вам, Ваша Светлость, негоже порочить своё честное имя!
- Как же ты меня достал! - прикрикнул я, выпихивая его во двор под смех проституток и гомон питейного заведения.
На улице было свежо. Осенний туман стелился по влажной земле, нагретой недавним солнцем, а теперь готовящейся ко сну. Мне подвели коня.
- Эй, парень, не поможешь?!
Парнишка лет четырнадцати, крепкий и хорошо сложенный, был рад услужить, мы с трудом взвалили Амато на спину Тезоро. Конь недовольно заржал, животные не любят пьяных.
- Потерпи, родной! - погладив скакуна, я сам взобрался в седло, придерживая друга, бросил пару монет за помощь мальчишке и поехал в сторону дома.
Амато что-то бубнил себе под нос, единственное, что я мог разобрать, это имя "Эделина", проскакивающее между нечленораздельной речью.
Луна одиноким бледным ликом проглядывала сквозь пелену тумана, всё более плотно окутывавшего мир вокруг. Цокот копыт дробью ударялся о стены домов и потухал во влаге ночи.
Держать крупную мужскую спину перед собой было не очень удобно, к тому же Амато всё время норовил съехать то вправо, то влево. В конце концов мне удалось завалить его на шею коня и, с горем пополам, добраться до дома. Конюх встретил нас и помог стащить его вниз.
- Спасибо, Арчи, посадим его здесь, - я указал на сено в углу конюшни.
- Сомневаюсь, мой господин, что в таком состоянии можно сидеть, - помогая мне единственной рукой удерживать Амато, воскликнул он.
- Перевернём его на бок, вот так, хорошо. Проследи, чтобы не захлебнулся. После того, что пил бедняга, это неизбежно случится!
- Хорошо, мой господин, сделаю, как велено, не беспокойтесь. Врач, прибывший к синьору Деметрио, ещё ждёт Вас.
- Накрой Амато чем-нибудь, чтоб не замёрз.
- Не беспокойтесь, пригляжу как за сыном.
- Спасибо, Арчи! - я похлопал его по плечу. - Ты - золотой человек!
- Тоже мне скажете! Да кто б меня, однорукого, держал, если бы не Вы, мой добрый хозяин?! - он улыбнулся почти беззубым ртом, но такой доброй улыбкой, что на сердце стало светлее.
- Жену предупреди, чтобы не волновалась. И вот ещё... - я достал золотую монету.
- Что Вы, не надо, я ж от души!
- Знаю, Арчи, знаю, это - твоим детишкам, деньги лишними не бывают. Купишь им обновы.
- Благодарю, мой господин!..
На душе было тяжело. Я нуждался в Эделине больше, чем умирающий от жажды в пустыне.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/09/10/1031