-Что же делать, что делать?
Анна Григорьевна в истерике металась по комнате, пытаясь придумать, как объяснить не вовремя вернувшемуся мужу факт присутствия в их спальне обнажённого Николая Гавриловича, да и свой топлес тоже. Одежда обоих осталась в прихожей, где сейчас снимал с себя галоши Фёдор Михайлович.
Неожиданно нахлынувшая страсть, будь она не ладна... Оставшиеся на ней панталончики в данной ситуации были слабым подтверждением того, что супружескую верность она добросовестно блюдёт. Её взгляд упал на старую шкуру медведя, которая лежала на полу возле брачного ложа.
-Вылезай оттуда и поживее, - рявкнула она пытавшемуся забраться под кровать и не помещавшемуся туда Николаю Гавриловичу.
Любовник вытащил пыльную, всю в перьях голову и недоуменно посмотрел на свою сердечную подругу.
-Одевай! - указала она на шкуру.
-Дорогая, я только что вернулся от братьев Карамазовых. Ты представляешь, - произнёс входящий в спальню Фёдор Михайлович и осёкся. Картина, представшая его взору, ввела писателя в состояние стопора. Любимая жена в одних панталонах разъезжала по комнате верхом на облезлом медведе, у которого почему-то, ко всему прочему, были ещё и белые волосатые ноги.
-Что уставился? - спросила она у мужа, - Опять в карты играл и нюхал этот белый порошок? А ну-ка, признавайся!
-Аннушка, любовь моя! Вот те крест, не нюхал я сегодня его проклятого. Ликёрчика вот только отведал у братьев. Но чтобы такой эффект! Кому скажу - не поверят! Может, они его на каких грибочках настаивают? Аннушка, зайчик мой. Я побежал в свой кабинет. Буду работать пока не отпустило. Организуй мне, пожалуйста, большую чашку горячего чая. Если Чернышевский зайдёт, скажи, что я ещё не пришёл.
-Вот идиот, - одними губами пробормотала Анна Григорьевна, когда Фёдор Михайлович закрыл за собой дверь.
-Как, как ты сказала? - Идиот? Отличное, отличное названьице! Огромнейшее спасибо, голубушка моя. Не забудь про чаёк, хорошо? - донеслось из глубины кабинета и в доме воцарилась звенящая в ушах тишина, которую изредка разрезал скрип пера гения.
--